Марк просыпается довольно рано, еще до утреннего обхода, и, вынужденно, перекладывается на кушетку, чтобы их не ругали. Утренний обход, завтрак, который пришлось едва ли не насильно впихивать в Журавлева, который на вкусной еде отказывался от безвкусной разваренной каши. Ну, а потом его просить кушать не пришлось, когда приехала Леди Волк, со своими угощениями.

–Все диетическое, тебе такое можно, я спросила. – Мило улыбнулась женщина, машинально поправив волосы Саши и погладив его по щеке. А потом обратилась к ним обоим:

–Роберт просил передать, чтобы вы делали загран паспорт Саше, доктора этого привезти очень дорого. Но он смог добиться для вас медицинской путевки в Израиль, вылет через неделю. Там неделя, потом обратно в Россию.

Женщина нежно улыбнулась, глядя как сын сначала напрягается, а потом с облегчением выдыхает, а потом повернулась к Журавлеву, что с аппетитом уминал свой вкусный и полезный завтрак.

–Так что все не так уж и плохо, милый. Немного упорства и хорошего настроения. – Женщина наклонилась к нему, нежно целуя в лоб, оставив на коже едва заметный след от красной помады, сделала так точно также с родным сыном и, попрощавшись, ушла, вновь оставляя их наедине.

–Бывал в Израиле? – Марк подошел к мужу, с улыбкой стирая с его лба следы поцелуя, и, получив отрицательный ответ, улыбнулся еще сильнее: – тебе понравится.

Закончив с завтраком, юноша извинился перед Сашей, и, поцеловав, ушел на пол часа, оставив того с телевизором наедине. Чтобы сделать загран паспорт так быстро, пришлось подергать за ниточки, но у него, на пару с братом, получилось даже фотографа заказать в больницу, хотя простым смертным надо фотографироваться в специальной будке.

Оставшись в палате один, Саша сразу же выключает телевизор, желая побыть в тишине. После операции он чувствовал себя странно. Журавлев всегда был достаточно отстранен от собственного тела, однако сейчас это ощущалось отчетливее. Парень откинул голову на подушку и закусил губу, опять погружаясь в омут мыслей. Маркус столько для него сделал. Никогда Саша не чувствовал такой любви, исходящей от человека, такой заботы, такого участия. Юноша был просто удивительным. Журавлев во многом не понимал его, осуждал большую часть его взглядов на жизнь, однако почему-то именно Марику удалось попасть в самое сердце парня.

–Основная головная боль решена. – Улыбнулся он, возвращаясь в палату. – А, и мы как бы случайно, – его глаза описали круг по палате, – потеряли записи о твоей наркозависимости. Так что теперь ты чист.

–…Спасибо, – парень понуро опускает голову и слабо сжимает руки в кулаки, – правда спасибо.

День длится вполне размеренно. В какой-то момент в палату заходит фотограф, отвлекая супругов от бессмысленной шуточной перепалки, потом медсестры, чтобы сменить капельницы и убрать большую часть, а перед отбоем Леди Волк, чтобы пожелать мальчикам доброй ночи, прежде чем уехать. А потом они остаются вдвоем, на долгую дождливую ночь. Саша просит юношу открыть окно, чтобы послушать ливень и вдохнуть свежего воздуха, а потом тихо желает Маркусу доброй ночи, наблюдая за тем, как юноша устраивается на своей кушетке поудобнее. Все это у него вызывает болезненные воспоминания, как он сам лежал на похожей кушетке, а юноша же был при смерти. Им нужно поговорить. Возможно, другого момента у них не будет.

–Эй, – тихо шепчет Саша в темноту, – ты спишь?

Со стороны кушетки слышится тихое сонное ворчание, и парень не может сдержать улыбку, вспоминая заспанное лицо юноши. Черт возьми, как же он хочет назад в свою квартиру. Где они могут спать вместе, целоваться до утра, смотреть глупые фильмы или забираться на крышу и любоваться звездами. Как жаль, что это случится так нескоро.

–Переберись ко мне на койку, пожалуйста, я хочу обнимать тебя. – Журавлев отлично знает, что в палате стоит звукоизоляция и он никого не разбудит, однако все равно он говорит шепотом, – давай, ты даже сможешь удобно устроиться.

Саша со слабой улыбкой наблюдает, как Маркус, не переставая ворчать и зевать, поднимается со своей кушетки, а когда подходит ближе, то Журавлев отодвигается к краю и раскрывает руки для объятий, сразу же прижимая улегшегося рядом юношу к груди, крепко-крепко. Марк уже не спит, в темноте Саша отлично видит, как юноша наблюдает за ним из-под опущенных ресниц.

–Мне очень нужно поговорить с тобой, – после пары минут молчания, когда Марик опять начал потихоньку засыпать на груди возлюбленного, произносит Саша, – насчет Артема.

Журавлев готов поклясться, что юноша чуть хмурится и отводит от него взгляд, чуть елозя на койке, устраиваясь удобнее. Но он уверен, что они, наконец-то, должны заметить слона в комнате.

–Я сравниваю тебя с ним, – тихо начинает он, смотря в потолок, – черт, возьми, постоянно. Ты ничуть не напоминаешь мне его. Скорее, знаешь, ты его противоположность. Ты любишь меня, – вздох, – я не уверен, любил ли я его. Знаешь, я был очень привязан. Все-таки, мы с ним вместе учились, трахались на заброшках, пили до потери пульса, но не любили друг друга. Мы часто дрались. Из-за всего. Точнее, я его провоцировал, а он бесился и бил. А я продолжал провоцировать, потому что та горючая смесь эмоций и казалась мне любовью. Артем бил очень сильно. Он был слабее тебя, однако, знаешь, гораздо вспыльчивее. Почти перед самой смертью он сломал мне руку, – говоря, он водил ладонью по спине возлюбленного, но не опускал голову, продолжая смотреть в потолок, - потому что мне показалось, что он уделяет мне недостаточно внимания и я изменил ему. Просто чтобы получить новую порцию острых ощущений.

Саша замолкает на некоторое время, собираясь с мыслями, а потом опять вздохнул, перенося руку уже на голову юноши и перебирая его волосы.

–А потом случился ты. И я влюбился в тебя, не на шутку. Я полез в ту самую драку в баре только из-за того, что мне опять захотелось тех острых эмоций, потому что мне они казались способом выражения любви. Потому что мне всегда казалось, что любовь и является этой остротой. А ты… А ты такой нежный, такой чувственный, такой эмоциональный, ты любишь совсем по-другому, как я не умею. Я знаю, что я люблю тебя, я уверен в этом, но я не могу правильно выразить это чувство, оно абсолютно отличается от того, как я ее себе представлял, понимаешь?

Маркус слушал Сашу с замиранием сердца. Это именно то, что он хотел услышать уже почти год. Именно то, что он любим, что он не замена Артему, что чертов Журавлев не считает его временной пассией, для развлечения. Что у них все серьезно и, самое главное, что Саша чувствует и помнит каждую его заботу.

Он говорит о том, о чем раньше не говорил. Марк в ужасе, как можно позволять своему возлюбленному себя бить? Тем более до сломанных рук? Что за нездоровые привязанности?

–Не знаю, понимаю ли я, – тихо начал Марк, сжимая Сашу в объятиях так сильно, будто хотел впитаться в него, – но я понимаю, что это было самое искреннее и самое трогательное признание в любви на свете. И оно мне было очень нужно. Прости меня за все, родной.

Юноша потирается щекой об грудь любимого, чтобы попытаться остановить слезы, но те все равно капают, скупыми парами капель, но все же. Марк обещал себе не плакать при Саше, но заплакал, правда, от счастья. И даже почти не жалел об этом.

–И я хочу, чтобы ты знал и понимал. Я остаюсь не потому, что нужен тебе, и не потому, что мне тебя жалко. Я с тобой потому, что я тебя люблю, и мы все пройдем вместе. В конце концов, ты же меня не бросил, когда я лежал в больнице угрожая умереть. – Маркус тихонько усмехается, не специально напоминая Журавлеву что у них по пуганию друг друга счет 1:1.

На койке вместе было удобно. Он помнил, как они с Сашей спали и тогда, а теперь понимал, почему тот редко ложился в кушетку. Потому что так намного теплее и удобнее. Они еще долго говорят о своих чувствах друг другу, и Марк то и дело начинает плакать, будто пьяный, растрогавшись окончательно. И как он мог подумать, что Саша его не любит? Что Саша витает в мечтах о том, что он мог бы быть с Артемом? Глупый влюбленный мальчишка.

Маркус плачет, а Саша нежно сцеловывает его слезы, как в лучшие времена. Юноша, казалось бы, плакал за них обоих. Журавлев пролил слишком много слез на своем веку, поэтому на сейчас у него не осталось. Он еще долго гладит возлюбленного по голове, перебирая волосы и слушая размеренное дыхание. Марк приятно давил на него всем своим весом, и Саша никак не мог сдержать улыбки: он просто обожал это ощущение. Когда юноша крепко обнимал его, когда вжимался всем телом, особенно если кожа к коже, Журавлев был готов умереть ради тесного физического контакта с Маркусом. Хоть просто лежать вот так, переплетя пальцы рук.

Они засыпают под утро, а через пару часов их будит Роберт, едва успевший до утреннего обхода.

–Так и знал, что вы тут сексом трахаетесь. – Ворчит парень, помогая ворчащему брату слезать с больничной койки. – Как дела, Сань?

Но все хорошее в какой-то момент заканчивается. После пары часов спокойного сна Саша вновь разбужен бесстыжим замечанием Роберта. Журавлеву хочется попросить Маркуса трахнуть его здесь и сейчас, лишь бы его младший братец завалил ебало. Саша помнил абсолютно все, каждое слово, небрежно кинутое мальчишкой, каждую пощечину, каждый грязный поцелуй. Парень не смотрит на Роберта и лишь заламывает себе пальцы, отвлекаясь от воспоминаний. Конечно, при Марке он держал себя в руках, а без него… Роб был достаточно умен, чтобы не оставаться с Журавлевым наедине.

–Нога еще не отросла, – сухо ответил он, смотря на свои пальцы.

Он даже не исправляет мальчишку, когда тот фамильярно называет его «Саней», потому что никто больше его так не называл и у парня не было еще каких-либо ассоциаций с Робертом. Все-таки, большая часть их вынужденного общения состояла из грубого секса, поэтому Журавлев старался не вспоминать об этом казусе. 

Роб думает, что их конфликт с Журавлев решен его помощью, даже не зная, а сообщил ли Марк, что тот помогает. Он надеялся, что сообщил, но помогал совершенно не ради оваций.

–Подготовительный курс начнут с сегодня, я заказал лекарства для заживления, аж из самой Индии, тоже сегодня должны приехать. В общем, парни, терпения. И... – Он виновато посмотрел на Сашу, немного отрешенного. Кажется, тот так и не простит его никогда. – Мне сказали, что курс тяжелый, сложный и... болезненный. Но итог того стоит.

Марк закусил губу, надеясь, что Саша не соскочит. Он-то был готов к трудностям, но боль придется терпеть не ему. Юноша лишь надеялся, что Саше с ним будет легче через все это проходить.

–Спасибо, братик. Увидимся еще?

–Думаю, да.

Оставив посылку от мамы, с едой, парень удалился, вновь оставив их вдвоем.

Марк, сидящий рядом с Сашей, вновь поник головой на его груди, и тихонько спросил:

–Ты же готов? Я готов, я буду рядом всегда, когда понадобится.

Мальчишка оставляет его наедине с Маркусом, а Саша упрямо не обращает внимание на оставленную им посылку. Маркус опять кладет голову на грудь Саши, очаровывая своей идеальностью, и Журавлев просто не может сдержаться перед этими чарами.

–Готов, – парень слабо улыбается и подтягивает юношу ближе к себе, требовательно целуя и обвивая руками шею Марка. – Куда же ты от меня денешься?

Постепенно к Журавлеву возвращаются все ощущения и тому просто сносит голову. Парень требовательно прикусывает губу возлюбленного и ненадолго отстраняется, смотря юноше в глаза и ехидно ухмыляясь.

–Когда починим ногу, кто из нас будет сверху? – Саша мягко смеется, смазано целуя юношу в уголок губ, пока тот размышляет над вопросом мужа, который, впрочем, продолжал издеваться, – что, встанет у тебя на инвалида?

Журавлев целует его еще раз, а потом укладывается головой на подушку, позволяя юноше взять все в свои руки. До дежурного утреннего обхода осталось от силы минут десять, однако Саша не может и не хочет контролировать ситуацию, ведь ему так, черт возьми, хорошо.

Марк опускается чуть ниже, целуя и покусывая кожу на подбородке и шее возлюбленного, юркнув свободной рукой уже под одеяло, наглаживая встающий член возлюбленного.

–Все будет как раньше, принцесса. – Ехидничает в ответ, опускаясь еще ниже, куда более смело кусаясь, и сминая кожу под пальцами. Слушая тихие вздыхающие постанывания, Марк опускается еще ниже, бесстыже отбрасывая одеяло в сторону.

Он позволяет Саше спустить себе в рот и после, проглотив, целует того, укрывая обратно. И вовремя, как только юноша слезает с кушетки и лезет в посылку, что принес брат, в палату заходит врач, со стайкой студентов, для утреннего обхода.

Он мнет, трогает, заглядывает под повязку, пока Саша жмурится и старательно сдерживает себя от болезненных звуков, чтобы на расстраивать Марка еще сильнее, который едва ли сознание не терял, все это видя. Проведя короткий осмотр и, назначив в карточке еще обезболивающих, он уходит, уводя строчащую свиту за собой.

–Мама передала супчик. – Сразу же говорит Марк, отвлекая Журавлева от того, что ему только что делали больно, и достает контейнеры. – О, тут еще и на обед хватит. Какая-то каша... А, киноа! Что будешь?

Юноша смотрит за сложным мыслительным процессом любимого, а потом кивает на его «лучше суп, может до обеда не дожить», и идет разогревать. К сожалению, в больнице только микроволновки, но и то неплохо. Вернувшись с ароматным, довольно густым, супом, Марк садится рядом с Сашей на койку и не дает ему приборы, издевательски по-доброму посмеиваясь.

–Эта ложечка пошла гулять без ботиночек, – сюсюкаясь, сложно с маленьким, Марк набрал ложку супа и, подув, начал попытки накормить Журавлева, который, видимо подумав, что это шутка, охотно посмеивался. – И наступила в лу-у-у-ужу!

Ложка отправилась в рот, и Саша попытался взять тарелку себе, но Марк опять не дал.

–А эта ложечка пошла гулять без шапки, – перед лицом Журавлева вновь замаячила ложка полная еды, а вот он уже был не так вдохновлен, думая, наверное, что Марк ахренел. Но вновь поддаваясь.

–А эта ложечка представила, что она самолет! – Маркус уже едва-едва сдерживал смех, отправляя в любимого еще одну ложку, и, когда та была съедена, поцеловал Журавлева во вкусные, от еды, губы. – Все-все, прости, я больше не буду.

Юноша примирительно отдает тарелку и ложку, слезая с койки и отправляясь ухаживать за растениями, которыми они заставили палату. Даже этот чертов цветок в колбе, месяц угрожавший загнуться, начал подниматься, и обещал пустить стрелу, чего еще не случалось.