Вопрос о коляске едва ли не разбил Саше сердце, лишний раз напоминая ему, что он недееспособный инвалид, который никому нахуй не нужен, и он опять погрузился в мысли, что разрушает жизнь Маркуса. Он молодой, красивый, перспективный... Сколько перед ним возможностей, сколько за ним бегает девчонок, и сколько он тратит времени с ним, жалким калекой, бесполезным куском дерьма, который только жалуется и курит, курит и жалуется.

–Пешком, – коротко отвечает длинноногий брюнет, не поворачиваясь к Марку, чем, конечно, того сразу же тоже расстраивает.

Но юноша держится молодцом, поднимая на него взгляд, будто бы полный слез, от чего у Журавлева сердце пропускает удар, от его собственного мудачества, а Марк говорит так, будто бы не расстроился:

–Хорошо, пешком так пешком.

Он быстро складывает свою сумку, закидывает ее на плечо и ведет Сашу за собой, стараясь не сильно обгонять. Когда они вышли из больницы, их глазам сразу предстали светленькие дома, чистые улицы, а уже минут через двадцать неспешной прогулки и какого-то бессмысленного щебетания Маркуса, которое Саша, честно говоря, не слушал. Ему казалось, что все вокруг на него смотрят и, будь все как раньше, Москва, сигарета, две ноги, ему было бы плевать. А сейчас, ковыляя на костылях, ему хотелось провалиться прямиком в ад и не существовать. Жалкий, мерзкий, уродливый... Таким он всегда себя считал, а теперь еще и сраный инвалид, с которым вынужден возиться красивый, перспективный и умный Марик. Которого он безумно любит и которым, к сожалению, любим. Так, через двадцать минут, они выходят к морю, и Журавлев слегка забывается, впервые видя такой гладкий и синий горизонт.

–Я ведь никогда не был на море... – Говорит он, почти шепотом, перебивая Марка, а тот, будто бы и вовсе не заметил величественную гладь. И добавил, поспешно: – Крым не считается.

–А? А, точно. – Юноша притормаживает, и ловит вдруг потерявшего равновесие Сашу. Немного постояв, он добавляет: – если перейдем дорогу, то будет лучше видно.

И, воспользовавшись заминкой, тащит Сашу за собой, осторожно переходя дорогу и сажая того на лавку.

–А ты ведь... Много путешествовал. Да? – Задумчиво спрашивает брюнет, неловко ставя рядом с собой протезы, которые услужливо ловит Марик.

–Ну... Да, достаточно много. Подожди, я куплю воды...

И юноша ненадолго уходит, оставляя Сашу опять наедине со своими мыслями. Черт, а море-то огромное. Огромное и сейчас спокойное. Синее и очень красивое. Лишний раз напоминающее ему о том, какой он мелкий и незначительный в этом мире, и как же ему повезло, что такое милое солнышко, как Марк, все еще его любит.

Маркус, ушедший за водой, с улыбкой осматривал улицы. Все казалось ему знакомым, а звучащие языки едва ли не родными. Подойдя к небольшому ларьку, он купил два литра воды и, не удержавшись, два рожка с мороженым, что стало практически сразу таять, под палящим солнцем.

Ему показалось что он вернулся довольно быстро, но судя по загруженному лицу Саши — слишком долго. Брюнет смотрел на горизонт Средиземного моря и неосознанно нервно ковырял пальцы.

Собрав себя с силами, Марк невольно вспомнил свой первый день в Москве, повторив мысленно фразу «ничто не испортит мне настроение» и улыбнулся. Он должен быть сильным. Сильным за двоих, если потребуется. Он вытащит любимого придурка из этого дерьма и все будет отлично, Марик в это искренне верит.

–Я купил мороженое, поэтому тебе придется его съесть! – Уже через секунду юноша ярко и искренне улыбается, подскакивая к шугнувшемуся Журавлеву и тыкая его в щеку растаявшим мороженым и падая на скамейку рядом.

–Ты чего творишь? – Саша сначала пытается возмущаться, а потом получает добрую порцию мороженого в лицо, и, самое главное, радостно и заливисто смеющегося юношу рядом. И от этого его душа теплеет, а тяжелые мысли откладываются на потом, когда Марк не будет видеть его унылого ебала.

Поэтому, поддаваясь правилам игры, Журавлев начинает сильно измазывать лицо визжащего и шутливо отбивающегося Марка, ведь он смог его скрутить, и останавливается лишь тогда, когда приближается к своему, буквально сладкому, парню, и целует его. Марк обвивает его шею руками, углубляет поцелуй, пачкая мороженым уже и их одежду, и так тихо, абсолютно крышесносно, постанывает в поцелуй, переводя руку Журавлева на свой пах, сразу же очертившийся от возбуждения юноши.

–Ах ты маленькая шлюшка, – улыбается Журавлев в губы Марка, а потом опускается на его шею, помня, как тот любит засосы и укусы, остающиеся на его коже яркими пятнами.

–Не шлюшка! Развратник! Я же только для тебя такой! – Марк шутливо возмущается, подставляя себя для поцелуев, а потом мягко, но твердо, отстраняя Сашу, помня, что тут так не принято, пусть они и туристы.

Посидев еще немного, Марик потащил брюнета дальше вдоль берега, начав вдруг рассказывать о своем прошлом:

–А знаешь, мы однажды отдыхали на Виргинских островах. Это личные острова одного миллиардера, тридцать тысяч бакинских за ночь. Маме очень понравилось, мне пятнадцать было, как сейчас помню, коктейли, другие, такие же богатые женщины как она с выводком детей... И я, следящий за Давидом и Робертом, чтобы эти малолетние придурки ничего не сломали, потому что отец сказал, что могло бы быть и лучше, за такие деньги. – Марк рассмеялся, вспоминая об этом. – А мне самому не понравилось, слишком скучно, слишком для взрослых. Зато, мне понравилось в Дубаях. Мне было семнадцать, клубы, алкоголь, дорогие автомобили. Эх, я тогда думал, что наконец-то пересплю с парнем, чтобы поставить все точки над i, но не срослось.

Марк пожал плечами, поймав на себе хитрый вопросительный взгляд Саши.

–Я не такой уж и невинный, как ты думаешь.

Саша хмыкает, услышав историю Маркуса. Конечно, несмотря на их отношения, Журавлев будет иногда смотреть на юношу сверху вниз. Что бы Марик не рассказал ему из своей «бурной юности», все казалось какими-то детскими пакостями. Саня тоже бывал в богатых кругах. В черном смокинге и затуманенным взглядом он лавировал между богачами всех мастей, собирая на себе хрустящие купюры и сальные прикосновения, особенно усердствуя, если рядом находился Артем. В школе отсасывал прямо в туалете за пачку сигарет, а иногда и просто на спор, сможет ли он "завалить" капитана школьной команды по футболу. Саша улыбнулся и привычным жестом потер собственную щеку, которая опять начала ныть, вспоминая лучшие времена.

–Ну как тебе сказать, вел ты себя как последний девственник, когда я в первый раз тебе отсосал. – Саша оскалился и щелкнул своего парня по носу, – и во второй. И в третий.

Журавлев беззлобно засмеялся, с удовольствием наблюдая за тем, как нежно краснеют кончики ушей юноши, а потом вновь поцеловал его, почти целомудренно, лишь в конце закусив его нижнюю губу, чуть оттягивая.

–А этиловый спирт с апельсиновым соком мешал? И пьяным в дрова от полиции по крышам бегал? Или, может быть, отсасывал у сыночка одного из богатейших предпринимателей страны прямо в поместье двух наркобаронов? – Саня не удержался и опять щелкнул юношу по носу, господи, какую же удивленно-ревнующую мордашку он состроил на последнем предложении, – да не кипятись, кипятильник, это ты был.

Саша немного раскрепостился и хотел было в привычной манере закинуть ногу на ногу, но лишь неловко дернул культей и чуть не потерял равновесие, мгновенно вцепляясь в скамейку. Маркус сразу же дернулся, обнимая мужа за талию, но Саша сразу же скинул с себя его руки, обиженно нахохлившись. Тоже мне, всего лишь немного закачался, что сразу панику разводить?

–Я тут вспомнил одну историю. Мне и Ленке лет десять, сколько Арти было вспоминать не буду. Купались мы втроем на речке, в чем мать родила. Лето, жара, с собой корзинка клубники и никакой совести. Мы даже тарзанку смолотить смогли и мерялись, кто дальше улетит. В общем, улетел я далеко-далеко, приземлился на самое дно. Чувствую — что-то странное. Сомы так близко не водятся, водоросли мы все повытаскивали, никаких идей, в какой это хуете я путался нет. Спойлерну — я выжил, не поверишь. Короче говоря, это история про то, как я в одиннадцать лет из речки труп вытащил. Еще не разбухший, зато с раскроенным черепом и вспоротым животом. Девушка, кажись твоего возраста. С очень красивыми... – Саша хохотнул от шокировано-осуждающего взгляда мужа и хлопнул его по плечу, – кольцами красивыми, балбес, ты че там подумал? Короче да, у девки были серьги золотые, с рубинами. Ленка уже тогда оккультизмом занималась, я тоже чувства самосохранения не имею, так что мы сняли с нее все украшения и закопали. Конец. Серьги, кажется, все еще у Ленки где-то валяются в квартире.

Слушая приключения из жизни мужа, Маркус невольно закусывает щеку изнутри, думая, о каких же разных мирах они говорят. Он рассказывал ему о дорогущем курорте, со скучными пляжами, а Саша рассказывает о том, как бегал от полиции... Тогда еще милиции.

Но последняя история повергла юношу в шок, он сначала скривился, подумав о том, как же они испугались, выловив труп, а потом пришел в благоговейный ужас. Снять с трупа серьги?! Снять серьги??? С ТРУПА!?!?!?!?

У Марка перед глазами все потемнело, и он отстранился, наклоняясь и вдыхая, чтобы вновь почувствовать землю под ногами, а когда отпустило, он не удержался и хлопнул своего парня по плечу, тут же за него ловя, чтобы не грохнулся.

–Идиот! Это же... Ну! Фу! – Он не мог подобрать нормальных слов, поэтому вышли какие-то невнятные ругания.

В общем и целом, посидев еще немного, Марк потащил Сашу дальше, помня, что тому полезны прогулки. И, что закономерно, несчастный Журавлев к вечеру натер руки костылями.

Реакция Маркуса, как и ожидалось, была невероятно забавной, и Саша вновь рассмеялся, уже планируя вновь подшутить над мужем. Марик был таким правильным и невинным, что Журавлев просто не мог отказать себе в удовольствии и не уточнить наинтереснейшую деталь, которую приберег на сладкое. Когда парни уже вдоволь нагулялись, и Марик перестал морщиться от картин в своей голове, Саша навалился на его плечо и промурлыкал на ухо юноши.

–Серьгу из ее пупка мы продали и купили себе сухариков.

До больницы он не позволил себя нести, но вот в больнице Маркус его уже не спрашивал, подхватив еще на первом этаже, как принцессу.

–Скорее бы уже протез поставили... – Тихо выдыхает юноша, ставя мужа на пол перед койкой и бросая свою сумку в угол палаты. Он и сам сегодня довольно сильно устал, а поэтому едва ли не рухнул на кушетку, прикрывая глаза. – В душ пойдешь?

Спросил, чувствуя, как в местном климате его собственное тело накалилось и было неприятно влажным и липким, от пота. Хотя, возможно, его мужу и нормально, ведь тот вечно мерз в Москве. Ну, или отговаривался так, чтобы подольше пообнимать Маркуса... Как давно это было.

Воспоминания накатили неприятно быстро, и юноша закрыл глаза ладонями, стараясь заставить себя перестать думать о том, что он вытворял до чертового взрыва, до этой чертовой трагедии. А не получалось. Внутри тяжелым, свинцовым варевом, разливалась вина. Он лишь надеялся, что Саша об этом либо забыл, либо просто предпочитает не вспоминать.

Недолго отдохнув, он все же собирается в душ и помогает туда же собраться Журавлеву, прихватив его банные принадлежности. Он и ума не мог приложить как эта двухметровая палка держится там без костылей, но мыть себя он гордо не позволял. Впрочем, в этом был весь Саша.

Вернувшись в палату, он быстро посушился и, попрощавшись, ушел на свои тренинги, на которых опять досадно разрыдался. Он старался держаться, как и всегда, но ему было тяжело смотреть на Журавлева, пока тот так жалко ковыляет на этих палках. Он достоин большего.

Журавлев просто купался в заботе и постоянно одергивал себя, когда считал, что начинал наглеть, ибо, по его мнению, он вообще не заслужил ничего из той заботы, которой его осыпал юноша. Наверное, поэтому он и не утянул Марика с собой в душ, а, уже умело балансируя на одной ноге, помылся сам. Марик опять ушел на терапию, где, как доложили Журавлеву уже приобретённые информаторы, опять разрыдался, как ребенок. Саша очень надеялся, что в палату юноша вернется не улыбающимся, а таким, каким был на самом деле. Саша успокоил бы его, он бы отдал хоть крупицу той заботы, он все бы сделал ради того, чтобы хоть как-то вернуть юноше все то, что тот с таким удовольствием отдавал. Если честно, информатором его была та самая безрукая скрипачка, которая оказалась милейшей девушкой и такой же королевой драмы, как сам Саня, а королевы драмы всегда помогают друг другу.

–Я узнал у доктора. Завтра тебя будут пытаться ставить на пробный протез. – Марк вернулся в палату посвежевшим и веселым, и следов от слез вообще не осталось, а потому он счастливо улыбался, узнав такие радостные новости.

–Это круто, – кисло улыбается Журавлев, – правда круто, я сам не знаю, почему я раскис.

Саша говорит почти правду. Даже как-то непривычно. Парень открывает руки для объятий и Маркус с удовольствием устраивается там, позволяя утянуть себя в постель и закинуть на себя ногу привычным собственническим движением.

–Мне холодно, и я буду греться, – строго промурлыкал Журавлев на ухо юноше и, показывая свою власть, цапнул того за мочку уха, – лежи смирно и грей.

В комнате был на полную включен кондиционер. Конечно же это Сашина проделка, но не зря же их палата имеет статус «все включено». Журавлеву страшно надоело жариться в одиночестве, поэтому он предпочел этому жариться от горяченного тела Маркуса.

–Эй. – Тихо сказал он через несколько минут, – не вини себя, солнце, пожалуйста. Я должен тебе, бесконечно должен, позволь хоть как-то ответить на твою заботу. Я понимаю, что тебе тяжело, я хочу поддержать тебя, не прячь от меня свои эмоции, что бы там не говорила твоя глупая терапия или что там у тебя.

Желание Саши обниматься Марку понравилось, и он с удовольствием влез в постель. Но без удовольствия слушал, что тайна тренинга, оказывается, нихрена не тайна.

–Я не хочу об этом разговаривать, Саш. – Маркус вспоминает запрещенный прием, которым иногда пользовался и сам Журавлев, и, совершенно не мастерски, уходит от разговора. – Я устал просто.

Он тепло обнимает любимого и закрывает глаза, наслаждаясь его близостью, дыханием, запахом, и прикрыл глаза, чувствуя, что постепенно засыпает.

Спать вместе в койке это прикольно, но неудобно. Каждое утро у Маркуса затекала либо спина, либо шея, либо Саша отлеживал ему руку так, что ею можно было болтать как не живой.

Сегодня у них был важный день. К сожалению, Марк в этом дне участвовал лишь посредственно. Они вместе позавтракали и... Все. Журавлева забрали ставить протез и учить на нем ходить, а Марик, сходив на тренинг, и больше особо там ничего не рассказывая, ушел прогуляться.

Прогулка эта несла теперь в себе большую терапию, чем... Терапия. Маркус посидел на набережной, погулял по жилым районам города, пообщался с официантом в маленьком кафе, где присел выпить чего-нибудь холодненького, чтобы остыть. Как-то после того, как он ревел на занятиях, становилось проще, а теперь и там не прорваться, чтобы не огорчить Сашу, у которого и без него проблем хватает.

Уходя, Марк узнал, когда его мужа отпустят, и поэтому не торопился быть в больнице скорее-скорее, он знал, что может гулять практически до вечера. Вернулся он за пол часа до прихода Саши, чтобы встретить его при полном параде.

Марик запарился и купил большой букет цветов и конфет, за отсутствием того, что алкоголь в больнице нельзя.