Свиваясь в кольца, как напоказ,

Блистает туловище дракона!

Но этот блеск не для третьих глаз.

(М. Щербаков, «Стихи о прекрасной даме»)

Начало дня ознаменовалась прохладой, проникшей сквозь окно напополам с шумом проезжающих карет и уже давно кипящего рынка на площади. Долго лежать под тёплым одеялом Селина не смогла, и дело было даже не в привычке рано вставать. День обещал быть настолько интересным, что просто лежать и смотреть в потолок было выше её сил. Холодная вода из таза в ванной комнате помогла резко взбодриться и обратно в спальню девушка вернулась уже относительно проснувшейся, хотя её движения всё ещё были заторможенными и сонными.

Платье в Лувр Селина пыталась представить себе очень давно, ещё в Гаскони. Снова и снова она вертела придуманную модель в голове и так, и эдак, но всё равно возвращалась к изначальной  задумке. В голове всё мерещился туманной завесой белоснежный шёлк, из которого были сделаны две нижние юбки и передняя часть лифа. Будто играя на музыкальном инструменте, брюнетка шевелила пальцами, переплетая между собой замысловатые невидимые нити. Эта замысловатая паутинка превратилась в тонкое кружево, окутывающее её тонкие локти и плечи, края между шёлком и тёмно-красным бархатом покрылись изысканной серебристой вышивкой.

Подойдя к зеркалу, девушка оглядела себя, любуясь результатом. Платье получилось одновременно и роскошным, и строгим за счёт подобранных оттенков. Лёгкий бархатный плащ, который был призван защитить подол юбки от лишней пыли, укрыл приятной прохладой её плечи. Кинжалы удобно примостились на бедре и сквозь тонкую щель в юбке, не заметную для третьих глаз, могли быть пущены в ход в любой момент. Тонкая нить жемчуга, только начавшего недавно входить в моду, расположилась на ключицах, однако время уже поджимало. Решив не особо заморачиваться с причёской, девушка сделала небольшой начёс и верхние пряди забрала в плоский пучок.

Оствинд ещё крепко спал и после такого длительного переезда брюнетка решила его не трогать и отправиться в Лувр пешком. Её синие глаза с огромным энтузиазмом осматривали каждый уголок улиц и мостовых, по которым она проходила, но особенно девушке нравились не какие-то отдельные детали, а вся атмосфера города в целом. Задорная, игривая, кокетливая, вечно находящаяся в движении, она так и манила утянуть в свой повседневный водоворот событий каждого, кто хотел этого. А тех, кто не хотел, затягивала в свои сети с ещё большей силой.

Двор большого особняка на Старой Голубятне был заполнен до отказа мушкетёрами личной гвардии короля, у которых после «Сосновой шишки» он являлся второй штаб-квартирой. Людей в голубых плащах Селина встречала всё время по дороге сюда, но не удивлялась, помня о тех историях, которые рассказывали в академии. Негласное разделение парижан на сторонников короля и кардинала существовало вместе с таким же негласным разделением территории самого Парижа.

Мушкетёры занимали неровный квадрат на юге города от Лувра до Люксембургского сада, от Тюильри до церкви Валь-де-Грас. Гвардейцы же, численность которых была немного побольше, занимали весь город севернее Сены и оставшиеся южные части, свободные от «голубых плащей». Особенно много их кишело возле Пале-Рояля, а также ворот Сен-Дени, Марсова поля и кладбища Пер Лашез.

— Пора бы уже привыкнуть, — сказала Селина себе под нос и, вскинув голову, откинула лезущие в лицо волосы за спину. Через весь двор она прошла с полуулыбкой, провожаемая множеством взглядов. И только Вар, умеющий залезать в чужие мысли, мог бы сказать, насколько тяжело ей далась эта беззаботность и уверенность на лице.

Приёмная поражала наличием такого большого количества народа. Почти все, стоявшие здесь были членами личной королевской гвардии, о чём свидетельствовали серебряные окантовки рукавов плащей. Одни перебрасывались шутками, другие играли в кости на единственной стоящей в коридоре лавке, третьи же хвастались… чем-то, она не услышала из-за гула вокруг.

Пробравшись кое-как к дверям в этой толкотне, сказала стражнику, чтобы пропустил её, на что тот лишь отрицательно повёл головой. Господин заместитель капитана никого не принимает, пускать не велено. Уже порядком разозлённая шумными криками, балаганом и гамом вокруг, брюнетка подошла к стражнику и положила ему в ладонь золотой, попросив назвать Тревилю только одно-единственное имя. Удивлённый, тот поспешно вошёл в кабинет и вылетел оттуда уже через пару секунд, с глубоким поклоном пропуская графиню вперёд.

От кабинета Селина ожидала чего-то большего. Диван, пара мягких кресел, золотые часы, широкий рабочий стол, заваленный всякими бумагами, письмами, печатями, неиспользованным и порядком подпалённым сургучом, и белые стены, на которых висело внушительное количество оружия. Не густо для кабинета капитана.

— Впускать графиню в любое время дня и ночи, — приказал поднявшийся из-за стола Тревиль, на что сопровождающий девушку привратник коротко кивнул и вышел. — Не думал, что Вы сможете приехать так быстро, сударыня, но откровенно на это надеялся. Без Вашего остроумия и шпаги возле моей шеи мне безмерно скучно.

Селина фыркнула и усмехнулась, а заместитель капитана бесшумно рассмеялся, закидывая голову и оглядывая белый потолок.

— Смею предположить, что Вас не всё устроило в моём предложении.

— Поначалу да, но стоит отметить, что служба у королевы действительно не так уж плоха, — брюнетка передёрнула плечами и подошла чуть ближе к окну. В помещении было душно. — Меня больше волнует, как долго удастся скрывать, что Лин и Селина л’Амори — одно лицо.

— Первое время Вам действительно придётся очень постараться не выдать себя, — Жан-Арман обвёл взглядом пространство. — Пока что этот кабинет принадлежит капитану мушкетёров Фено, однако он стар. Будем надеяться, что скоро он подаст в отставку. Вот тогда Вам будет чуток легче, ведь прикрывать Вас уже буду я.

— Можно подумать, что у Вас найдётся на меня время после назначения, — хмыкнула графиня и слегка прищурилась, следя за подошедшим к столу де Тревилю.

— Возможно и нет, но мушкетёром Вам точно уже быть, Ваш брат Лин л’Амори зачислен в королевскую роту, — покопавшись в ящиках, Жан вытащил оттуда голубой плащ и протянул его Селине, которая с широкой улыбкой взяла шёлковую ткань в руки, любовно проводя пальцами по вышитому золотыми, серебряными и красными нитками кресту с лилиями. — Надеюсь, хоть эта малость Вас утешит.

— Всенепременно, — коротко отозвалась она, оставляя претензии при себе. Ради исполнившейся детской мечты стать мушкетёром можно было не кипятиться. — К слову, если Вам интересно, я купила дом на площади Сен-Сюльпис.

— Учту, — будущий капитан внимательно оглядел девушку, будто впервые видя её видел. Дорогое строгое платье, гордо вздёрнутый подбородок, аккуратно уложенные волосы. Кроме как принцессой описать её было просто невозможно. — Вы при оружии, смею надеяться?

— Даже не сомневайтесь, — сверкнула она насмешливо глазами и чуток приподняла рукоять кинжала из-под юбки, давая де Тревилю убедиться в собственных словах. Невольно она улыбалась, кто бы мог подумать, что она станет настоящим мушкетёром?! — Мне пора, её Величество ждёт. Если понадоблюсь, то Вы знаете, где меня найти.

Спрятав мушкетёрский плащ под юбку, графиня слегка склонила голову и вышла из кабинета, не дожидаясь позволения. В этом доме она наравне со всеми членами королевской гвардии могла делать всё, что ей заблагорассудится. Теперь она тоже член их небесно-голубой семьи.

Охранников нигде не было видно, скорее всего сейчас была очередь смены караула. Спросить дорогу до покоев королевы было не у кого. Коридор, ещё коридор, широкая лестница, прихожая перед огромной бальной залой со множеством зеркал, снова череда коридоров и галерей с окнами, выходящими на красивый цветущий сад. Завернув за угол, Селина в кого-то врезалась. Подняв голову, она улыбнулась, готовая про себя прыгать от радости и хлопать в ладоши. Перед ней стоял мушкетёр.

— Заблудились, мадемуазель? — учтиво спросил он, слегка придерживая её за локоть, а затем отступил чуть в сторону, как того требовал этикет.

— Немного, — она растерянно оглянулась. И позади неё, и перед ней были две абсолютно идентичные галереи. Как жаль, что академия не организовывала экскурсии в подобных местах, сейчас это было бы очень кстати. — Мне нужно к её Величеству, но в этих коридорах я окончательно запуталась.

Мушкетёр усмехнулся и отвёл глаза в сторону окна. Селина раздосадовано закусила губу, вызывая у него ещё большую улыбку, которую он также не смог скрыть. Будто что-то обдумав и повернувшись к ней, мушкетёр подал будущей фрейлине королевы локоть.

— Тогда позвольте мне Вас спасти?

Всего пара поворотов, и перед молодыми людьми показались высокие позолоченные двери. Не проронив ни слова, темноволосый сопровождающий низко поклонился графине и ушёл в сторону караульных, с которыми тут же начал обмениваться шутками. Тоже мушкетёры. Проводив его взглядом, брюнетка слегка склонила голову на бок, как будто рассматривала что-то очень для неё интересное. Тонкие пальцы сжали красную бархатную юбку. Вдох-выдох. Это всего лишь королева. Кивнув караульному, чтобы он открыл двери, девушка приподняла голову и вошла внутрь.

Плащ она сняла ещё в коридоре и теперь держала его в руках, её глаза скользили с места на место, привычно отмечая детали. Золото, белый мрамор, дорогой деревянный пол из берёзы. Анна Австрийская сидела на небольшом диванчике, опираясь спиной на подушку. Подперев миниатюрным кулачком голову, она, казалось, даже не обращала на сидящих и тараторящих у её ног фрейлин. Переведя скучающий взгляд на вошедшую девушку, она вдруг встрепенулась и сбросила с себя ореол беззаботности.

Кивнув Селине, она поднялась, отчего все женщины в комнате тут же замолчали, встали и склонились перед ней в лёгком книксене с такой синхронностью, что учитель фехтования в академии позавидовал бы. Брюнетка во всю осматривала королеву Франции, выискивая то самое очарование, которое воспевал Дюма. Красива однозначно. Яркие глаза, тёмный водопад струящихся волос и тонкая талия наверняка не оставляли равнодушными многие мужские сердца. Не удивительно, что Бэкингем попадёт в плен её любовных чар. Но по сравнению с той же Светланой Ходченковой или Анной Снаткиной в двадцать первом веке… Нет, особого очарования и божественной прелести в королеве явно не было.

— Выйдите, — приказала она всем присутствующим и, дождавшись, пока за последней из девушек закроется дверь, поманила вошедшую к себе пальчиком. —Графиня л'Амори, надо полагать.

— Да, всё верно, — отозвалась она и подошла к окну, который располагался дальше всего от дверей в покои. Сбросив бархатный плащ на ближайшее кресло, Селина выдохнула. Суета и множество незнакомых людей вокруг нервировали, было тяжело сосредоточиться.

— Господин де Труавиль, мой верный друг, поручился за Вас, а также рассказал мне про Вашу просьбу о некоем алиби, — королева повела бровями, явно борясь с сомнением в мотивах девушки, и села за свой письменный стол. Селина села на стул рядом с ней, обе чувствовали себя совершенно раскованно вдали от посторонних глаз и ушей. — Я не ошиблась?

— Вы прекрасно осведомлены, — отозвалась синеглазая, позволяя себе слегка улыбнуться. — И, предупреждая Ваш следующий вопрос, отвечаю нет. Зачем мне понадобился весь этот маскарад я сказать не могу.

— Пусть так, но с этого дня, Вы — моя фрейлина. Насильно заставить служить невозможно, я прекрасно это осознаю, однако положительно я хотела бы видеть Вас в числе своих друзей.

— Можете мной полностью располагать, — Селина небрежным жестом откинула пару тёмный прядей за плечо, — против Вас мне идти нет смысла, я не настолько двулична и лицемерна.

— Зато на столько же умны, на сколько и прямолинейны, — отметила Анна, задумчиво оглядывая комнату, в которой они сидели. По её губам гуляла довольная улыбка. Непокорная, свободолюбивая, л’Амори была именно такой, какой её описывал Жан. И такой, какой она была нужна ей, а потому злиться за столь резкие высказывания не имело смысла. — Редкие качества для женщины, и я ценю это. В этом дворце есть всего пара человек, которые готовы говорить со мной откровенно.

— Рада, что они у Вас есть, — фыркнула брюнетка, ненадолго задерживая взгляд на окне. Голубое небо, небольшие облака, похожие на белую вату и солнце. Оно отразилось в её глазах, которые та намеренно не закрыла, превращая синие сапфиры в раскалённое золото. — Смею предположить, что та пара человек, о которых Вы мне говорили — герцогиня и кастелянша?

— Да, — скорбно поджала губы женщина, окончательно разрушая свой образ королевы Франции. Обычный человек, обычная мимика, простота, которой ей так не хватало со дня приезда в дом Людовика. Пожалуй, Селине она такой понравилась гораздо больше, хоть она и не подала виду. — Знаете, зачем Вы так срочно мне понадобились?

— Нет, — девушка расслабленно откинулась на спинку стула и из-под опущенных ресниц заинтересованно взглянула на говорящую. — Расскажете?

— Моя просьба… должна остаться между нами, — размеренно и медленно произнесла Анна, дожидаясь утвердительного кивка со стороны новоиспечённой фрейлины. — Вы должны стать мной.

— Что, простите? — Селина резко села по стойке смирно, выпрямляя спину. Её синие глаза тут же начали вглядываться в лицо испанки, выискивая в нём признаки лишения рассудка.

— Не смотрите так, — сразу же недовольно отозвалась та и глубоко вздохнула, собираясь вкратце изложить сложившуюся ситуацию. — В качестве королевы Франции Вы должны поехать в Испанию и отказать моему кузену Фердинанду, которого мне прочили в мужья. Я стала женой Людовика относительно недавно, весть об этом ещё не распространилась по всей Европе.

— И как Вы себе это представляете? — чуть более резко, чем нужно задала вопрос брюнетка, разглаживая и без того гладкую шёлковую ткань своей нижней юбки. Её Величество лишь склонила голову на бок и встала, подходя к большому заключённому в золотую раму зеркалу над камином.

— Подойдите, — приказала она и поманила к себе фрейлину пальцем, а затем по-дружески приобняла её за плечи, становясь чуть за спиной и кивая ей в отражении. — Что Вы видите, Селина?

— Теперь можно кутить, — знакомый звонкий голос раздался в её темноволосой голове так громко, будто она стояла рядом, прямо за спиной и шептала ей прямо в ухо. Монфорова сжалась и с невыразимой горечью и болью всмотрелась в зеркало. Горло сдавило, на её глазах всего на секунду выступили слёзы. Она увидела за своим плечом отнюдь не королеву Франции.

— Тогда скажу, что вижу я, — Анна истолковала молчание брюнетки по-своему. — Из отражения на меня смотрят две очень похожие внешне женщины с тёмными волосами и синими глазами.

— Но у меня и волосы, и глаза темнее, Ваше Величество, — взяв себя в руки, Селина критически оглядела себя и передёрнула открытыми плечами, выражая недоверие к сказанным словам.

— Поверьте, в полумраке бальной залы никто не обратит на это внимания, — рассмеялась Анна и развернула девушку к себе лицом, с какой-то материнской нежностью проводя рукой по её вьющимся волосам. — Ваше решение.

— Когда я отправляюсь? — твёрдо спросила фрейлина, выражая готовность к действиям. Да, это опасная затея и да, она может таким образом привлечь к себе ещё большее внимание, чего в крайней степени делать не хочется. Но с другой стороны стояло доверие ей Анны Австрийской, без которого спасти Бэкингема не получится в принципе. Придётся рискнуть, Монфорова.

— Сегодня, как только выйдете отсюда, — отозвалась королева и вновь надела на себя маску холодности и отстранённости. За её спиной скрипнула маленькая дверца, из который быстрым шагом вышла девушка примерно одного с Селиной возраста, явно делающая вид, что не слышала приватный разговор. — Моя кастелянша Вас проводит.

Теперь на юную особу л’Амори взглянула с большим вниманием. Тёмные каштановые волосы, сложная причёска, в которую были вплетены живые цветы, делающие Бонасье настолько милой, что не улыбаться было невозможно. Зеленовато-серые глаза, большие, как у оленёнка, придавали её лицу ещё большее очарование.

— Проводите гостью и передайте мадам де Труасси, чтобы зашла ко мне, — королева на девушку даже не взглянула и подошла к дверям, чтобы легонько в неё постучать и впустить всех желающих обратно. — До вечера вы мне не понадобитесь, Констанция.

Держа в руках письмо от капитана, Селина скинула плащ и платье, оставшись лишь в длинной шёлковой сорочке. Теплый ветер заканчивающегося лета качал заросли жасмина на соседском дворе, головки роз в доме напротив и тонкие ветки орешника, что рос под её окнами. На мгновение позабылись все тревоги. Тревоги о тех, кого надо спасти, тревоги о том, как быть не узнанной и не попасться, тревоги за предстоящее путешествие — всё отступило на второй план. Осталось лишь спокойствие, воздух, который был намного чище московского, и тишина, которую изредка разбавляли стук копыт по дороге или голоса проходящих мимо дома людей.

Бонасье проводила её до ворот и с поклоном поспешила по своим делам. Разговор не особо заладился с самого начала, но дело было не столько в девушках, сколько в сложившейся ситуации. Каждая из них думала о своих делах и проблемах, решив не донимать своими тревогами другую. И обоих такое молчание вполне устроило. А минут десять назад, когда она только пришла из «Сосновой шишки», которую так хотела посетить, ей под дверь какой-то мальчуган подбросил письмо. Судя по голубой нашивке с лилией на плече, он был кадетом мушкетёрского корпуса.

«Дорогая госпожа-мушкетёр,

Капитан Фено отправляет меня с несколькими людьми сегодня ночью в Испанию для охраны кареты Её Величества. Если Вы пока не обзавелись срочными делами, в чём я сильно сомневаюсь, то приходите к полуночи к Люксембургским конюшням.

Ваш друг, граф де Труавиль»

Постояв ещё немного возле окна, девушка снова взглянула на письмо, написанное знакомым почерком. Синие глаза пробежались по строчкам уже более осознанно, их хозяйка думала, что делать дальше. В Испанию ей ехать по любому, это уже было решено в покоях Анны Австрийской. Вопрос теперь стоял в том, как путешествовать быстрее и безопаснее. Понятно, что быстрее она доберётся верхом в одиночку, не дожидаясь, пока отдохнут лошади и сопровождающая охрана. Но вот безопаснее… К Франции семнадцатого века с нестабильной политической обстановкой такой термин нельзя было применить в принципе.

Ладно ещё просто разбойники попадутся на пути, да даже если они будут вооружены, Селина сможет ответить. Но вот ночью в лесу помимо людей есть ещё и животные. К дороге они могут и не приблизиться, но полакомиться человечиной или кониной для них будет за радость. А потому вывод напрашивался один — путешествовать лучше с отрядом де Тревиля.

Боже, она ехала в Испанию! В, мать её, Испанию, в которой мечтала побывать с самого рождения. Почему теперь упоминание об этой стране не приносило никакого даже малюсенького облегчения? Глубокий вдох, выдох, графиня попыталась взять себя в руки. Сколько бы ни напоминала себе, что внутри принцессы живёт взрослая девушка из двадцать первого века, гормоны подросткового возраста всё играли с ней и её нервной системой.

На зеркало смотреть после всех произошедших перемен не хотелось особенно. Но все попытки пройти мимо и отвернуться потерпели крах. Селина остановилась, как вкопанная. Подняв глаза в зеркальную поверхность, отражающую её светло-голубую комнату, она прикрыла ладонью рот. За её плечом всё стояла Морозова, наблюдая за ней с лёгкой улыбкой, будто ожидая, что же подруга будет делать дальше.

— Кристин, как мне тебя не хватает, ты бы знала, — прошептала брюнетка, глаза которой наполнились слезами. Девушка в отражении за её плечом лишь ещё раз мягко растянула губы улыбке. Той самой улыбке, которую Селина запомнила перед переносом.

— Я всегда рядом, я всегда помогу… — губы отражения не шевельнулись ни на дюйм, но знакомый голос синеглазая услышала ещё отчетливее, нежели в Лувре. Настолько понимающий, спокойный. Родной. Он резанул по барабанным перепонкам так сильно, словно стремился вырвать острыми когтями душу и оставить сердце биться без цели. — Ты ведь знаешь?

— Знаю, — ответила Селина в пустоту и закрыла руками глаза, больше не в силах сдерживаться. Горло сдавило, в носу защипало. Горько. Тяжело. Настолько отвратительно беспомощной она себя давно не чувствовала, а слёзы всё оседали солью на её губах. — Я всё знаю, но мне от этого не легче!

Конечно девушка, живущая за много километров и столетий от Парижа, едва ли могла услышать полный отчаяния крик своей подруги. Но та Кристина, которую синеглазая видела в отражении, которая была нарисована её истосковавшимся воспалённым воображением, всё также мягко улыбалась, словно ничего не замечала. И от этого счастливого равнодушия становилось только больнее. Стоило Морозовой сделать шаг и положить ладонь на плечо девушки, как её серые глаза неестественно засветились. Селина моментально вскинула ладонь в надежде коснуться её руки, но наткнулась лишь на холодную ткань своей сорочки. Её тут не было. И никогда не будет.

Поборов внутреннюю дрожь, л’Амори снова подняла взгляд на зеркало и криво улыбнулась, скрывая боль и горечь, запирая их внутри себя так, чтобы никто никогда даже не смог подумать, что ей бывает больно. Образ подруги сразу же исчез, просто испарился, как и несуществующая рука с её плеча, оставляя после себя только пустую комнату. И одно опустевшее сердце.

Взвалив седельную сумку на плечо, Селина л’Амори, ныне играющая роль королевы Франции, ещё раз окинула спальню взглядом. Брать с собой больше нечего. Спустилась вниз, вышла из дома, закрыла дверь на ключ. Не глядя махнула рукой коню, со стороны которого послышалось тихое заинтересованное ржание. Куда ж она без него отправится? Пока конь ел, она его быстро чистила. Руки, натренированные в академии, делали свою работу машинально, но от этого не менее технично и точно. Скребком по шерсти, сразу за ним щёткой, снова скребком, стряхнуть шерсть. Теперь с левой стороны.

Пока пристраивала чёрное седло и надевала уздечку, Селина вспомнила Рошфора. И вот о ком она думала, собираясь на задание королевы? О правой руке Ришелье она думала, собираясь на задание её Величества. Прекрасно! Просто шикарно! А ведь всего каких-то пять с половиной часов назад девушка рыдала навзрыд от сковавшего душу одиночества.

— Сентиментальная я у тебя, да, заяц? — потрепала она Оствинда по шее, на что тот успокаивающе прошёлся губами по её лбу. Он её и такой любил, а на остальных фризскому коню было чихать с высокой колокольни.

 Возле конюшен было тихо, Люксембург спал, как и весь город в целом. Большая площадь, по которой во время своей излюбленной охоты так любил гарцевать Людовик, была непривычна пуста и холодна. Одинокий ветерок, казалось, забыл сюда дорогу, позволяя немногочисленным обитателям дворца отдохнуть. И тем удивительнее было встретить в этом месте в полночь отряд вооруженной до зубов охраны, тихо переговаривающейся между собой.

Осёдланные кони, свежие, выспавшиеся и готовые нести на край света стояли чуть поодаль на манеже, ожидая своих хозяев, чьё число приравнивалось к десятку. Факел на ближайшей стене освещал лица лишь некоторых из них, оставляя других участников беседы в темноте, однако мужчинам это никак не мешало, все они знали друг друга в лицо.

Выезжать в путешествие столь невыгодное кардиналу Ришелье оттуда, где может показаться гвардейский патруль, было чрезвычайно опасно, но мушкетёры, а это были именно они, с риском и судьбой частенько любили устраивать рандеву. Вот и сегодня самых надёжных и храбрых из них выбрали для сопровождения подставной Анны Австрийской. Тихий смех над очередной шуткой в попытке скрасить ожидание резко оборвался, когда на другом конце площади послышалось одинокое цоканье копыт. Для верности положив руки на эфесы шпаг, члены небольшого отряда королевской гвардии выстроились шеренгой, подпуская чёрного коня с худым всадником ближе.

— Л’Амори, — удивлённо протянул де Тревиль, подавая своим людям знак расслабиться, что те и сделали, с любопытством поглядывая на примкнувшего к отряду человека.

Сняв широкополую шляпу, брюнетка изящно склонила голову в знак приветствия и довольно сверкнула синими глазами, которые в темноте казались такими тёмными, как бездна. Грациозно спешившись, она положила руку на эфес шпаги, который будто вибрировал в нетерпеливом ожидании драки и приключений.

— Королева Вам всё объяснила, надеюсь, — она подошла ближе к факелу, давая лучше себя оглядеть. За её спиной послышался одобрительный свист, заставивший графиню смущённо улыбнуться. Мужские костюмы ей шли, и мушкетёры это явно оценили.

— Да, но… Мне думалось, что Вы будете участвовать в охране.

— А кто сказал, что я не могу играть две роли сразу? Чем меньше человек, тем лучше, отряд будет быстрее и незаметнее, — улыбнулась графиня и подхватила Оствинда под уздцы, когда тот повернул голову в сторону кобыл, высунувших любопытные морды из окон конюшни. — К тому же, давайте начистоту, неужели Вы так удивлены?

— Зная Ваш непокорный нрав, нисколько, — ухмыльнулся под раскатистый смех мушкетёров де Тревиль, кивая кому-то за её спиной и обводя пространство взглядом.

— Всё тихо, можем выдвигаться, — раздалось сбоку, и оба собеседника, весёлые в преддверии эйфории от авантюры, кинули быстрый взгляд на вышедшего со стороны ворот. Удивлённо открыв синеглазая, уставилась на него, узнавая того, кто помог ей сегодня выпутаться из лабиринта дворца. Мушкетёр тоже узнал её несмотря на необычный наряд. — Вы, сударыня?

— Как видите, — девушка в ответ на его поклон приветственно протянула руку, на которой мужчина почти с благоговением оставил поцелуй. — Простите, мы тогда не представились друг другу, Селина л’Амори.

— Гуго де Бриенн, Ваше Сиятельство, — кивнул тот, с лёгкой робостью поглядывая на улыбающегося себе в усы Тревиля и довольно улюлюкающих поодаль друзей, явно пытающихся поддержать его так, чтобы девушка этого не заметила. Та решила не смущать шевалье ещё больше и сделала вид, что ничего за спиной не услышала. — Буду счастлив охранять Вас.

Путешествие прошло без сучка, но с задоринкой. Графиня на удивление идеально вписалась в ряды своих сопровождающих, да и сами мушкетёры довольно быстро перестали испытывать перед ней неловкость и вскоре поддались её очаровательной простоте в общении. Девушке они рассказывали всё: про подвиги, про достижения и печали в жизни, некоторые даже втайне от товарищей попросили совета в сердечных делах, дабы взглянуть на себя и свои действия с совершенно иного ракурса. Информативнее всего было то, что де Бриенн и его друзья с радостью дали ей точное описание не только дворца, но и его окрестностей, поэтому уже к концу путешествия Селина знала практически каждую веточку в том районе, где находился её дом.

Она смеялась с ними так много, что сбилась со счёта уже на следующий день. Оказалось, что люди, защищающие честь короля, были вполне себе обычными, со своеобразным чувством юмора и оптимистичными взглядами на жизнь. За застольями по утрам и вечерам, которые они устраивали в трактирчиках по дороге, было особенно здорово. Подвыпившие, мушкетёры горланили свои песни, шутили, не чураясь нормами приличий, частенько показывали друг другу приёмы рукопашного боя. Брюнетка наблюдала за ними, участвуя по мере желания во всём предложенном разнообразии мероприятий с небывалым удовольствием.

Де Тревиль полюбил наблюдать за ней в такие вот моменты. Графиня будто преображалась, показывала себя настоящую, а её глаза загорались жизнью как никогда прежде. Часто её можно было увидеть сидящей на краешке стола с совсем не по-женски поставленной ногой на рядом стоящую лавку. В её руке совершенно спокойно пребывала наполовину опустошённая бутыль с вином, а на лице переливалась умиротворённая улыбка. Жан не знал и не собирался докапываться, что именно побудило эту девочку сбежать или научиться управляться с оружием, но факт оставался фактом. Именно среди мушкетёров л’Амори чувствовала себя настоящей.

Испанский замок поразил путешествующий отряд своей пышностью и красотой. В середине лета во время бала в честь солнцестояния обитель царской семьи напоминала сплошной цветущий сад. У ворот мушкетёры с небывалой для них как для мужчин сентиментальностью распрощались с новообретённой подругой и искренне пожелали ей удачи. Во внутренний двор Селина вошла одна и была почти сразу окружена многочисленной толпой фрейлин, слуг и камердинеров.

Через четверть часа ожидания, во время которого она, казалось, уже несколько раз порывалась отдать Богу душу, лишь бы не слышать этот гул голосов, обращённый именно к ней, открылись большие позолоченные двери. Человек лет пятидесяти, шедший впереди не менее большой группы придворных был одет строго, но при этом изысканно. Чёрный бархат и сверкающая золотая вышивка переливались в жарком испанском солнце, не оставляя сомнений в личности своего носителя.

Не замедляя шаг, король Испании подошёл к л’Амори и резко притянул её к себе, обнимая и отрывисто целуя в обе щеки. Девушка фальшиво улыбнулась, стараясь незаметно стереть следы такого приветствия. Будто клюнул. Толпа резко растворилась, придворные разбрелись кто куда, делая вид, что заняты своими делами. За спиной короля остались лишь два высоких мавра, которые были призваны охранять его Величество в любое время дня и ночи. Предположение, что король поприветствовал её только для вида подтвердилось, когда он снова притянул свою «дочь» в объятия, начиная сбивчиво и отрывисто шептать ей на ухо.

— Кто Вы?

— Графиня л’Амори, фрейлина Её Величества, — на чистом испанском ответила Селина, убирая акцент. Её знаниями король остался вполне доволен, на его губах промелькнула скупая улыбка.

— С моей дочерью всё в порядке?

— Да. Она не смогла приехать лично, я заменю её.

— Были в городе, вспоминали детство, — дал указания Филипп, мельком оглядываясь по сторонам и убеждаясь, что их разговор абсолютно конфиденциален. — Вам понятно?

— Предельно.

— Что же, — более громко сказал он, обращаясь ко всем вокруг так, чтобы его точно было слышно. — Мы рады, что наша дорогая дочь посетила нас. Сегодня вечером она будет почётным гостем на нашем балу в честь летнего солнцестояния!

Три служанки тут же окружили испанскую инфанту и проводили по бесконечным коридорам в её покои. Точнее сказать, покои Анны, которой ей принадлежали в силу обмана. Вид из окон, к которым Селина подошла в целях найти повод отвернуться от горничных и подумать о своём, открывался поистине королевский. Огромный цветущий сад, протянувшийся так далеко, что не хватало глаз оглядеть всю его площадь, пах именно Испанией. Чем-то чудесным, наполненным сладким ароматом роз и спелых цитрусов.

Всю дорогу и девушка, и её сопровождающие задавались вопросом, почему же королева не смогла сама поехать к родственникам. Логика довольно быстро помогла найти ответ на вопрос, и своими соображениями Селине тут же захотелось поделиться с кем-то, кто бы понял её без слов. Жестом подозвав к себе одну из служанок, она спросила её, всё не отрывая взгляда от красивого цветочного сада за открытым окном.

— Где командир отряда, что сопровождал меня?

— Он во дворе с Вашей лично              й охраной, донья Анна, — с поклоном тихо отозвалась та. — Угодно позвать его?

— Да, — твёрдо ответила Селина, а затем повернулась к двум оставшимся девушкам. — И, будьте так любезны, приготовьте мне уже ванну.

Оставшись в покоях в одиночестве, Селина начала прогуливаться, вслушиваясь в эхо своих шагов. Красивая, светлая, с золотыми орнаментами, спальня была точно такой же, как во многих дворцах, в которых синеглазая бывала на экскурсиях с родителями в детстве. Заметив широкую дверь, девушка поспешила к ней и, дотронувшись до ручки, потянула на себя. Небольшой узкий балкончик, скорее всего предназначенный только для выращивания цветов, но никак не для прогулок, выходил прямо на внутренний двор.

Там, где-то далеко внизу, среди кустов и арок с цветами, отдыхали от дороги мушкетёры. Снова и снова они получали от ворот поворот, пытаясь заигрывать с местным женским полом, который, к слову, держался с невероятной стойкостью. Сказывалась строгая дисциплина, которая царила во дворце веками. Вдруг на женское плечо опустилась твёрдая рука. Повинуясь инстинктам, графиня схватила чужеродную конечность и немного её вывернула, лишая человека, что стоял позади, возможности двигаться.

— Чёрт, — раздалось сдавленно за её спиной, отчего Селина тут же расслабилась и отступила в сторону. Голос де Тревиля она узнала бы из сотен похожих. Совершенно не раскаиваясь в содеянном, она довольно улыбнулась, а заместитель капитана сразу же начал растирать запястье. Хватка у синеглазой была поистине стальная.

— Вы сошли с ума, зачем так пугать? Сдурели? — совершенно не стесняясь своих выражений, спросила девушка, на что де Тревиль сначала возмущённо засопел, а потом вдруг просиял и бесшумно рассмеялся.

— Скорее это Вы напугали меня, о, прекрасная инфанта, — оглянувшись в поисках лишних глаз и не найдя их, мужчина расхохотался уже в голос, поглядывая на еле удерживающуюся от смеха собеседницу. — Смею полюбопытствовать, будь на моём месте Ришелье, он остался бы без руки вовсе?

Селина прыснула вместе с ним и, сложив руки на груди, звонко рассмеялась вслед за Тревилем, теперь так напоминавшего задиристого гасконца, которым он когда-то приехал покорять Париж с тремя экю в кармане.

— У нас времени мало, выслушайте внимательно, — напомнила она, а затем легонько ткнула графа в плечо. — Тревиль, я Вас прошу, прекратите ради Бога!

— К Вашим услугам, — собравшись, он кивнул, выражая готовность слушать.

— Вы отправляетесь завтра во Францию.

— А как же проводы королевы туда и обратно? — удивился он и с сомнением кинул взгляд на спокойно пожавшую плечами девушку. Оставлять принцессу здесь он не имел ни малейшего желания, мало ли что может случиться.

— Это только для вида, никто не обратит внимания, — её совершенно равнодушные глаза ещё раз оглядели роскошные королевские покои. Уютом в них и не пахло. — Её Величество не могла покинуть столицу, но присутствовать здесь ей было необходимо, иначе был бы обеспечен скандал с её семьёй, и Франция лишилась бы испанской поддержки.

— Неужели бал в ратуше назначен тоже на завтра? — догадался вдруг мужчина, удивлённо вскидывая густые брови.

— Ужели, спасибо кардиналу, — привычно насмешливо фыркнула Селина, повернув в его сторону голову, и теперь уже без улыбки серьёзно спросила. — Вы меня услышали?

— Разумеется, — ободряюще улыбнулся ей де Тревиль и слегка потрепал по плечу, как бы говоря, что всё пройдёт наилучшим образом. Эх, как хотелось бы в это верить. — Разрешите откланяться, донья Анна?

— Идите, — кивнула она ему на дверь, стягивая с шеи шнуры плаща и кидая его на ближайший комод.

— Не мне предупреждать Вас, но всё же будьте осторожны, — уже возле двери попросил он, а затем вскинул руку, будто что-то вспомнил. — Кстати, пользуясь случаем, хочу пригласить Вас на свадьбу моего будущего зятя, господина Дезессара. Вы успеете приехать к тому моменту? Маргарита будет рада познакомиться с Вами.

— Постараюсь изо всех сил, — был ему ответ, и оба понимали, что сказанная таким отстранённым и сосредоточенным тоном реплика явно относилась не только к свадьбе.

Принятие огромной великолепной ванны, вырезанной из цельного куска белого мрамора, была самым приятным пунктом в многочисленном списке дел принцессы. Процедура купания длилась суммарно с массажами и втираниями в её кожу различных масел и кремов более четырёх часов. А ведь Селина даже не думала, что испанские инфанты живут… так. Где же эта вечная строгость, так прививаемая церковью? В этой вселенной явно что-то шло не так. Но, Боже, как же это отклонение было ей по душе.

Когда служанки помогли брюнетке встать, закутали в полотенце и проводили в смежную с ванной спальню, она резко почувствовала, что вся её кожа просто светится и скрипит от чистоты, будто намытая посуда. В комнате её ожидал сюрприз в виде разложенного на кровати платья для бала. Слишком яркое, по-испански вычурное, оно наводило траур одним своим кроваво-чёрным цветом. Россыпь камней возле рукавов и горла вообще казалась Селине полной нелепостью. Местным дизайнерам не помешает побывать на «Модном приговоре». Платье надо было срочно спасать!

Отослав одну горничную за водой, другую — за фруктами, а третью — за книгой, она резко вскинула руки, ощущая подушечками пальцев ту самую материю воздуха, которую нельзя было увидеть и нельзя было потрогать, но которая могла изменяться по малейшему её желанию, превращаясь в нужные предметы. В первую очередь надо было убрать корсет и оставить на спине только шнуровку. Во-вторых, из платья исчезли все тёмные оттенки, уступая однотонному коралловому цвету. Тяжёлую многослойную юбку, рукава и глухой воротник Селина также убрала, взамен создав лиф, открывающий плечи, и богатую цветочную вышивку на нём в виде лепестков и цветов такого же светло-красного цвета с маленькими жемчужинками вместо тычинок.

Да, это было несколько необычно, но зато так красиво и женственно! Рядом с платьем лежала подушка с серебристой короной, в которую были вставлены большие и маленькие рубины. Подходил данный аксессуар просто идеально. Взяв её в руки и любовно проведя тонкими пальцами по рубину в центре, Селина на секунду мимолётно улыбнулась, хотя в этом её жесте было больше грусти и тоски, нежели радости. Кристина бы всё отдала, лишь бы надеть такую корону.

Горничные, тихо вошедшие и заметившие эту улыбку, промолчали, тут же начав удивлённо таращиться на наряд, который ещё несколько минут назад был совершенно иным. Селина, со свойственным ей талантом делать совершенно беспристрастное лицо в любой ситуации, прекрасно изобразила равнодушие. И, дабы не гневить единственную и любимую дочь Филиппа, девушки не стали задавать вопросов, подумав, что так и должно быть. Через час все приготовления к балу были окончены.

Высокая причёска на французский манер со множеством шпилек и объёмная корона в волосах, неприятно отяжеляющая голову, будто с украшением к девушке перешла и ответственность за управление целым государством, смотрелись удивительно гармонично. По крайней мере, де Тревиль, поджидающий свою знакомую за дверью, был приятно ошеломлён. Да, сразу было видно, что подобный маскарад Селине не по душе, но выглядела она именно той принцессой, которой заместитель капитана её считал с самого первого дня знакомства. На секунду Селине показалось, что мужчина даже затаил дыхание. Значит, не зря она старалась.

— Теперь я наконец понял разницу между красивой женщиной и женщиной прекрасной, Ваше Величество, — произнёс с благоговением Жан-Арман и снял шляпу, отвешивая подставной королеве низкий поклон, сделанный не сколько из уважения, сколько из восхищения.

— Вы смущаете меня, граф, — залилась девушка румянцем и впервые улыбнулась в его присутствии так искренне, словно непроглядную тьму разрезал яркий луч солнца.

— О да, сударыня, и мне невероятно нравится это делать, — признался де Тревиль, слегка понизив голос, и шутливо поиграл широкими бровями. Встав, он звонко щёлкнул шпорами и вытянулся в струнку, протягивая синеглазой открытую ладонь. — Вашу руку, моя королева.

Красиво украшенный зал утопал в роскоши, золотой лепнине и тысяче свечей, что отбрасывали причудливые тени на стены, потолок и гостей, придавая месту приятный полумрак и особый шарм, который можно было почувствовать только в Мадриде. А Селина ещё не хотела на балы ходить, принимая должность фрейлины за каторгу. Сейчас она признала, как же жестоко ошиблась, этот бальный зал был поистине сказочным. Представив свою дочь придворным, Филипп вернулся к своей беседе с гостями и более не обращал на неё внимание. Брат Анны Австрийской Филипп недавно обзавёлся молодой женой и пока не собирался по словам де Тревиля посещать подобные мероприятия. Другой брат, Карлос, простудился и посчитал своё присутствие на балу излишним.

Про иных родственников Жан-Арман не упомянул, а Селина и не особо интересовалась. Никто не дёргает, не трогает и не достаёт — на данный момент этого было более, чем достаточно. Её приятную беседу с другом прервали представители посольства, которые решили сразу взять быка за рога. Стоило брюнетке увидеть их фальшивые улыбки и торопливые нервные движение, как её тонкие пальцы почти до хруста сжали бокал с вином, которое так любезно предложила ей попробовать одна из служанок.

— От имени будущего короля великой Испании, Фердинанда Кастильского, мы, его посольство, просим у Вас, Ваше Высочество, согласия на брак. Ваш отец поведал нам, что Вы решили взять судьбу в свои руки и решить вопрос с замужеством самостоятельно, — дослушав низкорослого старичка, который напомнил ей герцога из мультика «Холодное сердце», Селина перевела взгляд на стол, за которым сидел Филипп. Тот с интересом смотрел прямо на неё, ожидая действий. Выкручивайся, как можешь, Сель, он помогать явно не собирался. — Когда именно вы выйдите замуж на Его Высочество?

— Никогда, — по слогам ответила она с самой лучезарной улыбкой, на которую была способна. Филипп улыбнулся краешками губ. — Я уже была обвенчана и обручена с королём Франции и, боюсь, что впредь такие вопросы будут неуместны. Я являюсь законной женой Его Величества, Людовика Тринадцатого, короля Франции, прошу Вас передать это Фердинанду и попросить его оставить меня в покое.

— Но…

— Никаких «но», посол, — резко повернув к нему голову, ответила девушка. В её тёмно-синих глазах блеснул настолько хитрый и рассерженный огонёк, что и участники беседы, и её слушатели съёжились. — Я приехала провести время с семьёй, так что избавьте меня от своего нудного общества и бессмысленных предложений.

Старичок тут же побледнел, а затем так же неожиданно покраснел, сдерживая всё своё негодование внутри. Какой бы вздорной девчонка не была, она оставалась принцессой. И, судя по тому, что он услышал — королевой. Ужас! Фердинанд однозначно будет в ярости. Молча отойдя в другую часть зала, послы начали бурно обсуждать возможные решения проблемы.

Жан, который всё это время стоял возле другого конца стола, но слышал каждое слово, переглянулся с Селиной и бесшумно рассмеялся. Филипп незаметно для окружающих поднял бокал, салютую графине. Проверка на пригодность пройдена. Со спокойной душой синеглазая вернулась к наблюдению за стройными танцевальными рядами.

В академии преподавали самые разные танцы, но вот вальсировать ни с кем из зала, даже с Тревилем, в данный момент не хотелось совершенно. Девушке нравилось просто наблюдать за разношёрстной толпой, которая, будто стая разноцветных бабочек, то кружилась в стройном хороводе, то рассыпалась, то снова собиралась в небольшие группы.

— Чуть не забыл, это Вам, — тихо подошедший заместитель капитана, уже успевший перетанцевать с половиной женского пола, находящейся в зале, незаметно протянул руку и коснулся ладони Селины конвертом.

— И что же это? — оглядывая толпу, чтобы не заострять внимание на переданной вещи, спросила та в свою очередь.

— Гонорар, — с улыбкой отозвался де Тревиль, поднимая за одну из поглядывающих в его сторону дам хрустальный бокал, в котором плескался о стенки херес. Решил приобщиться и к местным напиткам

— Какое чудесное слово, — улыбнулась Селина, краем глаза поглядывая на повеселевшего от количества выпитого друга. Тот не шатался, на расфокусированный взгляд говорил сам за себя.

Вдруг он ощутимо напрягся, и его рука легла на эфес шпаги и сжала его с удивительной для пьяного человека силой. Брюнетка посмотрела в ту же сторону, что и он. Обычная для Испании толпа, яркая, весёлая. Что вдруг такого случилось? Или де Тревиль был пьян больше, чем показалось сначала? Что, вот что могло так его разозлить? Немного постояв и присмотревшись, она всё поняла.

И увидела его. Вот только эмоции Селины были исключительно положительными при взгляде на человека, который лавировал в толпе одиноким кораблём. Люди расступились и пропускали его вперёд, уважительным шёпотом называя его герцогом, хотя этот человек был так же далёк от звания герцога-роялиста, как и сама л’Амори от звания её Величества. Пристальный взгляд тёмно-серых, стальных глаз, бледное лицо и чёрные волосы. Она запомнила его на всю жизнь ещё тогда, когда впервые встретилась с ним на рынке, поклявшись себе ни за что с ним не связываться.

Перед Селиной, остановившись на почтительном расстоянии, стоял не кто иной, как Шарль-Сезар де Рошфор. Он смотрел так пристально, прямо на неё, прямо ей в глаза, что это едва ли можно было назвать гранью приличия. Его оценивающий взгляд пробежался по платью и короне, не упуская ни единую деталь. От этого взгляда девушке резко захотелось почесаться, но она лишь вскинула подбородок и прищурилась, отвечая той же монетой. Улыбка у графа была та же. Скупая, видимая только в краешках губ, но от этого не менее искренняя.

— Не ожидала Вас здесь увидеть, Рошфор, — кивнула она ему, позволяя подойти чуть ближе. Тот ответил лёгким вежливым поклоном.

— Признаться, я тоже немало удивлён, мадемуазель.

— Вы знакомы? — спросил Селину Тревиль, напрочь игнорируя присутствие рядом кого-нибудь ещё. Рошфор ему никогда не нравился.

— Да, было дело, — как ни в чём не бывало ответила ему девушка, словно их встреча была сущим пустяком. Рошфор прищурился, впервые допуская мысль, что девушка… опасна. Этот хитрость в каждой мимической морщинке, этот нарочито равнодушный голос. Она явно была не так проста, как хотела казаться.

— Прекрасные лошади, отлично слушаются, — глядя ей прямо в душу, ответил он, поддерживая видимость совершенного безразличия. Жан перевёл на него уничижающий взгляд и, ничего не ответив, отошёл в сторону.

Рошфор проводил его фигуру и расслабился, уже более приветливо поглядывая на свою знакомую. В обществе роялистов он постоянно чувствовал себя фигурой на шахматной доске, которой вот-вот всадят кинжал в спину. Предложив девушке руку, на что она, недолго думая, согласилась, Сезар слегка сжал её пальцы своими. Мягкая женская ладошка подходила по размеру его руке так, словно их вдвоём делал один и тот же скульптор.

— Приглашаю на вечернюю прогулку, — его тихий проникновенный шёпот коснулся её уха, вызывая приятные мурашки. Резко переведя на него взгляд, девушка едва не коснулась его губ своими — настолько близко он стоял. Колонна, закрывающая их собой от любопытных глаз и отбрасывая тень на и без того неосвещённый угол, придала моменту ещё больше интимности. Сердце Селины неожиданно ускорило ход. — Надеюсь, Вы уделите мне столь драгоценное для Вас и для меня время?

— Не сомневайтесь, — её хрип смешался с музыкой старинного вальса, окончательно превращая вечер в сказку.