Мерный гул космического корабля обрывается так, будто кто-то выдернул вилку из розетки. Несколько секунд мы сидим в полной тишине.

- Климат-контроль – всё, - мрачно изрекает Хиро, инженер, и поднимает последний кусочек своего синтезированного батончика вместо бокала. – Кампай, братья и сёстры.

Мы уже два месяца дрейфуем в открытом космосе; в какой-то момент отключились двигатели, и мы не смогли их запустить. Накрылось энергетическое ядро. Каждый день мы выбирались наружу, проводя часы за безуспешными попытками сделать чудо: мы перепробовали все запчасти (вдруг получится?), которые у нас были, постоянно перестраивали системы и, в общей сложности, сделали всё возможное, чтобы вырвать зубами хотя бы шанс на полёт до близлежащей планеты. Но двигатели молчали, системы постепенно отрубались, а у нас заканчивалась еда.

Через две недели после остановки двигателей мы сократили порции пополам. Через три – до четверти, заменяя недостающую пищу огромным количеством витаминов, которые я ежедневно выделяла каждому члену экипажа. Теперь не осталось ничего. Мои запасы опустели ещё неделю назад.

- Пиздец, - выдыхает Агнес и начинает плакать. Шон, её парень, как курица-наседка начинает суетиться. Схватив её за руки, он с жаром говорит:

- Мы что-нибудь придумаем, ты не волнуйся, - и целует в щёки, беспорядочно, стараясь не то успокоить, не то отвлечь, но Агнес отталкивает его.

- Да что мы придумаем?! – кричит она и вскакивает. – Что тут вообще придумать можно? Не умрём с голоду – так замёрзнем насмерть! Отвали! – Шон ловит её за руку и прижимает к себе, шепчет что-то успокаивающее. Агнес в ярости бьёт руками по его груди, но почти сразу же обмякает и безвольно обнимает в ответ. Приступ ярости проходит. Я смотрю в сторону, ощущая неловкость: будто застала то, что никогда не должна была видеть. Но я понимаю её ярость, и Агнес права: теперь, помимо перспективы умереть с голоду, у нас ещё медленное замерзание.

- Не тратили бы силы, - советует им Кайла, запрокинув голову на спинку дивана. Кайла недавно вернулась на корабль, а до этого несколько часов кряду безуспешно пыталась активировать уже неделю как сдохший маяк. – У нас и так их немного.

- Спасибо, что напомнила, - язвит Агнес, вывернувшись из объятий Шона. – Нашлась тут Капитанша Очевидность. Мы хер знает где и хер знает, когда отсюда выберемся, если ты не забыла, так что я трачу мои силы так, как посчитаю нужным!

- «Хер знает где», - передразнивает её Кайла. – Ты вообще-то штурман, ты обязана знать, где мы!

- А ну, тихо! – впервые повышает голос Стюарт, наш капитан. - Всё будет нормально, вы меня поняли? – он звучит максимально неубедительно. Все семь человек в кают-компании осознают, что нормально не будет. Однако нехотя замолкают и поворачиваются к капитану, ждут, что он скажет. Стюарт вздыхает. Сказать тут нечего.

- Мирай, - обращается он ко мне. – Скажи, как врач, сколько человек может продержаться без пищи?

- До двух месяцев, - отвечаю я, но не успеваю продолжить.

- Два месяца, - торжествующе восклицает Стюарт, перебивая. – Две недели мы продержимся спокойно точно. И за эти две недели мы обязательно найдём способ хотя бы послать сигнал SOS.

Я смотрю в его серые глаза с залёгшими под ними синяками и отчётливо вижу, что нас ждёт голодная смерть.

- А если не найдём? – испуганно спрашивает Рахель. Она не так давно вышла из декрета, поэтому боится за оставшихся дома мужа и дочь. Стюарт нервно хихикает.

- Тогда у нас останется морской обычай.

- Морской обычай? – переспрашивает Хиро.

- Ты с ума сошёл?? – подскакивает Кайла и бледнеет так, что рыжие веснушки на её руках становятся ярче. – О таком вообще никогда, - она набирает воздуха в грудь. – Никогда не шутят!

- Что за морской обычай? – Ракель пугается ещё сильнее. Кайла поджимает губы, оборачивается к ней и выпаливает на одном дыхании.

- Каннибализм!

Повисает тишина. Это просто немыслимо, и я сама понимаю, насколько. Какой сейчас год, чтобы о таком задумываться? Как вообще можно убить человека, пусть ради того, чтобы выжить? Особенно одного из тех, с кем ты находишься в команде, живёшь бок о бок, знаешь все привычки и причуды? Это жестоко, бесчеловечно, это абсолютное варварство.

- Я не думаю, что до этого дойдёт, - говорит Стюарт прежде, чем начинается скандал. – Мы все здесь умные люди, я уверен, что мы продержимся даже не две недели, а целый месяц. Но всё же, - добавляет он. – Будем надеяться, что нас найдут раньше.

- А что по поводу климат-контроля? – спрашивает Хиро.

- Постараемся его починить, а пока мы стараемся, - предлагает Стюарт, - мы переоденемся в костюмы водяного охлаждения. В нашем случае, нагрева, - он негромко хихикает. - В них мы будем в тепле. И не отчаивайтесь. Подумайте о тех, к кому вы вернётесь, - говорит он, завершая свою речь. – Подумайте о своих близких, любимых и дорогих людях. Пусть это даст нам силы.

На этих словах Агнес целует Шона, и все начинают оглушительно хлопать. Завернувшись в плед, я медленно покидаю кают-компанию и возвращаюсь в свой кабинет. По пути заглядываю в раздевалку и достаю свой костюм, чтобы переодеться уже в кабинете. Пока что тепло, но нет такой уверенности, что завтра температура на корабле не упадёт до нуля. Я смотрю в иллюминатор на уже надоевшую пустоту, усыпанную далёкими-далёкими звёздами, и моя кожа покрывается мурашками. Мы висим тут уже два месяца. Нас не спасут за две недели.

Удивительно, но призыв Стюарта подумать о близких срабатывает. Почти все на корабле вооружаются фотографиями своих родных. Шон не отходит от Агнес ни на минуту, и всё свободное время они жмутся друг к другу, как будто их намазали клеем. По интеркому то и дело болтают инженеры: Хиро рассказывает о своей беременной жене, Кайла – о новом парне, Ракель грустно размышляет о том, что первым словом её дочери будет «папа», а не «мама». И даже у Стюарта я вижу фотографию его семьи на заставке компьютера и коммуникатора.

По вечерам Стюарт собирает всех в кают-компании и устраивает собрание групповой терапии, вроде клуба анонимных алкоголиков. Каждый вечер, который ещё холоднее предыдущего, все заворачиваются в пледы и, окружив портативный источник тепла, рассказывают о своих любимых. Сегодня речь доходит до меня.

- Да мне и рассказать-то нечего, - говорю я, смущённо улыбаясь.

- Да не может такого быть, - удивляется Агнес. – А родители?

- Я сирота, - пожимаю плечами.

- Животное? – подключается Шон.

- Никого.

- Что, даже кактуса нет? – удивляется Кайла. – Или паучка в углу? – я отрицательно качаю головой и кутаюсь сильнее, ощущая озноб, – и это температура ещё не упала ниже минус пяти. Очень хочется есть. Мы заливаем пустоту в наших желудках водой, но это не помогает. Мы постепенно слабеем, а наши впалые животы устраивают симфонии, которые не снились даже Моцарту. В желудках холод и ничего, кроме.

Идея об морском обычае уже не кажется такой омерзительной, и от этого мне страшно. Всего полутора недель голода хватает на то, чтобы мы начали терять в себе человеческое, а что будет, когда пройдёт месяц? Но пока убивать кого-то ради еды всё же сложнее. Как бы ни было мерзко, но все надеются, что кто-то умрёт первым от истощения.

Или, что куда лучше, поможет себе сам.

Я всё чаще слышу «надо кинуть жребий». Или это голоса в моей голове, вызванные голодом? Тело повинуется всё неохотнее, двигаться всё тяжелее, а ещё адски холодно. Я почти не вылезаю из пледа и медленно слоняюсь по кораблю, стараясь согреться. Климат-контроль так и не был починен. Вчера Хиро бросил в Ракель ключ, когда они о чём-то повздорили. Это логично. Инженеры больше всех страдают от голода, потому что больше тратят энергии, стараясь починить хоть что-нибудь. Агнес постоянно плачет, и Шон просит у меня успокоительные. За иллюминаторами всё та же ледяная гладь из тьмы и звёзд-лампочек, которые совсем не греют. Мне тошно уже от одного их вида.

Мы собираемся в кают-компании в очередной раз. Все молча садятся на диванчики, надеясь, что не примёрзнут к ним, и запахиваются в пледы. Как всегда, слово берёт Стюарт.

- Рад, что мы сегодня собрались, - говорит он и улыбается. – Чья сегодня очередь рассказывать? Кажется, твоя, Ракель?

Ракель молчит. Она испуганно поглядывает в сторону Хиро и цепляется пальцами в плед с внутренней стороны. Сегодня я обнаружила её у себя в кабинете: она рылась в моём шкафу и пыталась найти еду, которую я якобы прятала.

- Не сегодня, да? – улыбка Стюарта становится нервознее. – Может, тогда Агнес?

Но и Агнес тоже молчит. Стюарт испуганно смотрит то на неё, то на Шона, и мы каждой клеточкой наших тел ощущаем, что ситуация выходит из-под контроля, и наш капитан не сможет с этим сделать ровным счётом ничего.

Хиро поднимает руку. Стюарт цепляется в него, как в последнюю соломинку.

- У тебя есть, что сказать, Хиро?

- Давайте кинем жребий, - говорит он, и это не тот ответ, который все от него ожидают.

Я жду, что хотя бы Кайла, которая в прошлый раз была против, выскажется. Но она лишь смотрит помутневшими голубыми глазами в пол. Эти три с половиной недели сломали её. У неё начинается маразм, и некогда яркая женщина угасает одной из первых.

Стюарт поднимает голову на ставшей ещё более тонкой шее и обводит всех взглядом:

- Есть кто-то, кто против? – спрашивает он, и его голос звучит зловеще в полной тишине.

Очень хочется есть, от одной даже мысли о еде начинает кружиться голова. Тем не менее, я хочу поднять руку, потому что надо сохранять хотя бы каплю человечности. Однако Шон говорит за всех:

- Никого.

И я кусаю губу. Бесполезно.

Стюарт вздыхает. Это решение даётся ему очень нелегко. Он медленно выходит из комнаты. Видя его спину в небольшое окошко двери, я ощущаю странное и постыдное облегчение, хотя всё человеческое внутри меня вопит, что это неправильно. Так нельзя.

Стюарт возвращается с металлическими палочками. У одной конец окрашен в жёлтый цвет. Он закрывает глаза, заводит руки за спину и перемешивает, чтобы спрятать жребий, после чего выставляет их перед собой снова.

- Он знал, что так будет, - в голове проползает мысль. – Он сделал жребий заранее.

- Правила вы знаете, - говорит Стюарт, подходя к остальным. Он вытаскивает из горсти одну палочку, и она оказывается чёрной.

- Все участвуют? – опасливо спрашивает Ракель.

- Все, - эхом отзывается Стюарт. Кайла вздрагивает.

- Инженеры не будут, - говорит она. Даже в этой ситуации она пытается вступаться за своих. – Нельзя, чтобы нас съели. Мы должны починить корабль…

- Участвуют все, - возражает Стюарт и протягивает ей руку со жребием. Кайла, помедлив, вытягивает палочку. Чёрную.

Стюарт подходит ко всем по очереди. Я готовлюсь тянуть свой жребий сразу за Агнес, но та вытягивает палочку с жёлтым концом и стремительно бледнеет. Палочка выпадает из её руки и с лязгом ударяется об пол.

- Я не хочу! Не хочу! – кричит она. Шон ловит её, но она отвешивает ему пощёчину. – Вы меня не сожрёте, я вам не дамся! – кричит она, а в её глазах первобытный, животный страх и бешенное желание жить.

- Может, кто-то хочет поменяться? – спрашивает Шон, удерживая в объятиях вырывающуюся Агнес. Его взгляд испуганно блуждает по нам и вдруг останавливается на мне. – Мирай?

Я отшатываюсь. Ищу поддержки во взглядах, но все они пусты и безжизненны. Они думают только о том, что они скоро будут есть. И не так важно, кого.

- Я-то почему? – почти шепчу я. – Это Агнес жребий выпал…

- Я без Агнес не проживу! – возражает Шон.

- Так сам бы и предложил себя! – я обхватываю себя руками, будто стараюсь защититься. – Почему должна умирать я?

И слышу свой приговор, отдающийся звоном в ушах голосом Ракель.

- Потому что у тебя никого нет. А у нас есть.

- Вы… вы ёбнулись?! – кричу я. Они медленно окружают меня, будто сейчас набросятся, а у меня совсем нет сил отбиваться. – Вы чего вообще?

Я бросаюсь к единственной двери. Меня хватают за плед, и я, выпутавшись из него, бегу прочь. Натыкаюсь на дверь, судорожно нащупываю кнопку открытия и вырываюсь из кают-компании. Надо спрятаться, чтобы они не нашли, но где тут спрячешься?

Я оглядываюсь. Они похожи на стаю разъярённых зверей. В их головах только желание выжить, ради этого они пойдут на всё. У меня же силы на исходе, и ослабшие ноги предают меня уже через несколько секунд. Я падаю, ударяюсь об пол, и подоспевший первым Хиро добивает меня ударом ноги по голове.

Я думала, чтоб больше не открою глаза, но я открываю, пусть и один. Меня сложило в три погибели, и я, кажется, нахожусь в шкафу. Очень болит голова, ресницы на правом глазу слиплись. Пальцы задубели от холода и не гнутся, провожу ладонью по щеке, облизываю пальцы и чувствую на языке металлический привкус. Кровь. Ощупываю стенки шкафа, нажимаю на них, пока одна не поддаётся. Открывается дверь, и я слышу шаги и голоса. Не только моей команды, к ним примешиваются и чужие, но в этой какофонии звуков, усиливаемых моей больной головой, я слышу плач Ракель и радостный смех Агнес. Нас спасли?..

Я вываливаюсь из шкафа в помещение, принадлежащее кают-компании, и пытаюсь подняться на ноги, но голова начинает кружиться. Я падаю, и меня накрывает приступ рвоты. Горячий в этом безумном холоде и горько-кислый желудочный сок выплёскивается на пол. Я вижу его в свете, льющемся из прямоугольного окошка на двери. А ещё я вижу на том месте, где стоял портативный обогреватель, взрывчатку с уже поставленным таймером.

- За кораблём тогда вернёмся через две недели, - я слышу приближающиеся голоса и шаги. Голос Стюарта определяю сразу: хотя он двоится и пропадает, но я могу разобрать его слова. – Сейчас нам всем нужно домой, вернуться к своим родным и близким. Мы не видели их так долго.

- Понимаю, - говорит незнакомый голос. – Возвращайтесь, когда считаете нужным, я вам помогу.

- Больше никого не забыли? – слышу ещё голос, полушутливый.

Я почти доползаю до выхода и поднимаю голову.

Стюарт смотрит прямо на меня через окошко на двери.

- Нет, - отвечает он. – Никого.