Успокойся, всё путём,
Мы не умрём, мы не умрём.
И пусть наверняка
Душа твоя горит огнём,
Но не умрём, мы не умрём
До тех пор, пока...
© Animal Джаz — Не умрем
Не было такого времени, когда ни я, ни ты не существовали. И в будущем никто из нас не перестанет существовать.
© Бхагавад-Гита
Через сотни лет мы найдем ответ,
Через сотни лет мы увидим свет.
© Гости из будущего — Звезды смотрят вниз
Он просыпается глубокой ночью от дурного сна. Открывает глаза и видит во тьме нависающий над ним силуэт. В сонный разум приходит первая мысль: время сменить на страже брата. Не сразу Лайе понимает, что к горлу приставлен острый клинок. Он так плотно давит на шею, что одно неверное движение — и хлынет кровь. Лайе замирает, широко раскрытыми глазами глядя на близнеца. Даже в темноте он может различить его лицо: губы Долы сжаты в тонкую нить, уши жмутся к голове. В глазах отражается гремучая смесь из противоречивых эмоций. Лайе медленно сглатывает и чувствует, как холодная сталь скользит по кадыку. Сердце заходится в бешеном ритме, а Дар покалывает кончики пальцев.
«Малой, — спокойно шепчет нелюдь, — убери нож».
В ответ Дола тихо смеется, и Лайе пробирает дрожь. Сколько раз он слышал этот смех? И сколько раз вслед за ним Долу окружала смерть?
«Я хотел проверить границы дозволенного, Ли, — криво улыбается Дола. — Сделаешь ли ты так же больно — вот что я желал узнать».
Лезвие скользит по горлу, легонько царапая кожу и оставляя за собой бусины проступающей крови.
«Ты ведь не думал, что твой поступок пройдет бесследно для меня, да-да-да?»
В голосе Долы резонируют сотни голосов, неестественно застывшая улыбка становится зловещей.
«Тем лучше для Нас-нас-нас, — голоса звучат отовсюду. — Тем быстрее он обратится к Нам, да-да-да».
Лайе не успевает зажмуриться, когда лезвие резко вспарывает ему горло.
…Он подскочил на лежанке, хватаясь руками за шею. Сердце колотилось, готовое выпрыгнуть из груди, а в ушах все еще звучал сонм тысячи голосов. Убедившись, что все было всего лишь ночным кошмаром, Лайе со стоном рухнул обратно. Устремив взгляд вверх, он смотрел на видневшиеся сквозь кроны деревьев звезды.
Лайе чувствовал себя хуже некуда.
Путь домой превратился для близнецов в настоящий кошмар. Контролировать разум Долы оказалось слишком сложно, ведь он был изменчив и непостоянен, как сам Тысячеглазый.
Сначала Лайе просто чувствовал, что силы покидают его куда быстрее обычного. А потом пришли сны, в которых многоликая тьма тянула руки к Доле и непрестанно звала его к себе, сводя с ума. Не сразу Лайе понял, что видит кошмары Долы. Они настолько сильно вплетались в явь, что Лайе порой казалось, что он теряет связь с реальностью. И теперь, глядя на мир глазами Долы, он понимал, каково это — слышать непрестанный шепот в своей голове. Понимал, почему брат почти перестал спать и почему все сильнее сторонился Лайе.
Дар, некогда несший успокоение, теперь стал оковами.
И если одна душа на двоих была данностью и судьбой, то с одним разумом на двоих близнецы смириться не могли.
Лайе потер виски, сгоняя остатки сна, и уставился на ночное небо.
«Где я ошибся? — думал он. — Когда все пошло не так?»
В груди предательски распустились щупальца липкого страха, и Лайе вдруг вспомнил то, что напоследок ему показал Лукавый Бог. Сейчас Лайе постепенно понимал, что он натворил.
Что разрушил собственными руками, так стараясь спасти.
Доверие.
То, что годами связывало близнецов, помогая преодолеть любые невзгоды, и значило куда больше, чем любовь и узы крови.
К горлу подступили горечь и острое чувство вины. Лайе привык всегда быть правым, чего бы это ни стоило. Он привык, что брат всегда слушался и отзыватся по первому же зову.
Как Лайе его назвал в Реванхейме?
Псом, сорвавшимся с цепи.
Пусть эти слова не были сказаны вслух, но теперь они снедали Лайе изнутри.
Он вскочил с лежанки и огляделся. Лагерь был пуст, а костер уже давно догорел. Лайе вздохнул и отправился на поиски близнеца. Он нашел Долу на опушке леса. Нелюдь сидел на камне, глядя на черное небо с отсутствующим видом.
— Малой? — неуверенно окликнул Лайе.
Спина Долы будто окаменела. Застыв на месте, он старательно игнорировал брата.
— Я был неправ, — тихо произнес Лайе.
Дола издал рваный смешок.
— Неужели? — его голос сочился ядом. — А я вот в этом уже не уверен.
Лайе шагнул ближе и увидел, что Дола перекатывает в ладони два гладких камня.
— Я был зол и обижен, — вздохнул Лайе. — И абсолютно уверен в собственной правоте.
— Умение признавать ошибки — хорошее качество для будущего Императора, — несколько язвительно ответил Дола.
На мгновение Лайе захотелось стукнуть непутевого брата, но он решил поступить по умному — промолчать. Лайе осторожно подошел к близнецу и положил руку на плечо. Дола вздрогнул и неуклюже дернулся в сторону, но Лайе успокаивающе сжал пальцы.
Он застыл, закрыв глаза и обратившись к своему Дару. Его нити тянулись к Доле, оплетая разум и сердце. Лайе вздохнул и снял с близнеца невидимые цепи.
— Больше не боишься, что я сбегу и вернусь в Реванхейм? — все еще язвительно произнес Дола.
— Я всего лишь прошу прощения, — Лайе опустил голову. — Я просто хотел, чтобы ты всегда был рядом.
Ночную тишину разорвал громкий и лающий смех близнеца.
— Я знаю, — Дола резко перестал веселиться, — ведь ты так стараешься меня спасти.
Впервые за весь разговор он обернулся и посмотрел на близнеца.
— Еще недавно мне хотелось знать, что творится у тебя в голове, — произнес Дола. — А сейчас я бы отдал все, чтобы не слышать твои мысли и не видеть твои сны.
Золотые глаза сверкали во тьме пламенем иных миров. На миг Лайе показалось, что он уже видел этот взгляд когда-то.
Давным-давно, и не в этой жизни.
«Сколько дорог и миров мы прошли?» — слова наполнены горечью, пронесенной сквозь время.
«Больше, чем мы можем вспомнить», — звучит тоскливый ответ.
Смутное, неясное воспоминание промелькнуло в голове отголосками забытого прошлого и исчезло.
Дола моргнул, развеяв наваждение, и Лайе понял, что все это время почти не дышал.
— Но ты не сможешь меня спасти, — Дола криво улыбнулся. — И ты это уже знаешь, не так ли?
— О чем ты? — голос Лайе дрогнул.
— Я теперь слышу голоса всегда, — пожал плечами близнец. — Они плачут и кричат. Они смеются и шепчут. И они донимают меня во сне и наяву!
Последние слова Дола прорычал в бессильной ярости и раздраженно швырнул камни в темноту.
— Я… могу тебе помочь? — Лайе поморщился, услышав собственный жалостливый голос.
— Нет, — резко ответил близнец. — Ты видел мои сны и знаешь, что от твоего Дара больше никакого толку.
Эти слова больно резанули по сердцу, но Лайе не стал спорить. В конце концов, в происходящем был виноват он сам.
— Ты злишься на меня? — Лайе внимательно смотрел на близнеца.
— Разве могу я злиться на своего брата? — горько усмехнулся Дола.
— Если тебе станет легче — наори на меня, — виновато произнес Лайе. — Или ударь!
Повысив голос, он тут же осекся и мысленно ругнулся.
Дола вздохнул:
— Я не готов об этом говорить… По крайней мере, сейчас.
Он сбросил ладонь брата с плеча и быстро зашагал прочь. Лайе тоскливо смотрел вслед, понимая, что спокойствие Долы было напускным. Ведь Лайе чувствовал, как близнеца переполняет злость, и до сих пор Дола безжалостно ее подавлял. К тому же контроль брата не давал этому чувству вырваться наружу.
Но как долго это будет продолжаться?
В какой момент Долу переклинит, и он сорвется?
Лайе не был уверен, что хочет это знать.
…Доле было тошно и плохо. Путь от Реванхейма и до подступов к Мэвскому хребту дался ему тяжело. Оковы, наложенные Лайе были подобны лезвиям, что снова и снова резали душу при малейшей попытке сопротивления. И кто бы мог подумать, что именно сонм Его голосов станет для Долы спасением? Когда стало совсем невыносимо, он просто упал в бездну, из которой тянула свои руки принцесса Мадригаль. И тысячи голосов приглушали боль, одновременно искушая нелюдя.
Днями Дола смотрел в одну точку, храня молчание. А ночами дожидался, когда брата сморит сон, и нес свою стражу. Ведь не только Лайе окунался в кошмары близнеца, но и Дола теперь видел его сны.
Видел терзавшие наследника страхи. Видел жадность, заставившую Лайе вывернуть близнеца наизнанку. Видел снедавшую его ненависть к Сольвейг. Видел Дола и смерть ведьмы. Как наяву он чувствовал запах гари и паленой плоти, слышал крики ведьмы по ночам, и они выдергивали Долу из забытья. И в чужие помыслы вплетался сонм тысячи Его голосов, преследовавший Долу денно и нощно. Принцесса Мадригаль, генерал Глеанн, Кровавый Император — все они окружали Долу Даэтрана, неустанно искушая стать одним из них.
Tedd Chaoin.
Одержимым.
Они обещали жизнь без боли и страха, они сулили злато и власть. Являя лик погибшей ведьмы, они говорили, что способны вернуть мертвых. И слушая их, Дола лишь надеялся, что и Лайе довелось ощутить себя в его шкуре. Именно ожидание мести притупляло злость, разрывавшую Долу на части.
Все эти дни, смирившись с собственным бессилием, он терпеливо ждал, когда безупречная маска невозмутимости на лице его брата даст трещину. И явит миру настоящего Лилайе Даэтрана.
А сегодня Лайе снял с него оковы и попросил прощения. И от этого было хуже всего, ведь теперь Дола чувствовал, словно у него отобрали право злиться.
Умом он понимал, что Лайе, как всегда, прав, но сердце не желало с этим мириться. Боль от потери стала обидой. Обида переплавилась в гнев, не находивший выхода и бурливший внутри, ожидая своего часа.
Шагая между искривленными деревьями, Дола вышел к одному из водоемов предгорья. Маленькое озеро, окруженное скалами, выглядело тихим и безмятежным. Подойдя к воде, Дола присел на корточки и провел пальцами по зеркальной поверхности, оставляя легкую рябь. Отражение в воде смотрело тоскливо и затравленно, и даже золотые глаза будто бы погасли.
Сейчас Дола наконец-то мог вдохнуть полной грудью без страха, что незримые нити снова болезненно стянутся, предупреждая любое неверное действие.
Нелюдь усмехнулся и ударил ладонью по воде, разбивая свое отражение. Наконец-то он чувствовал себя свободным, только вот радости это не принесло.
— Ты ведь злишься не только на него, — зазвучал мелодичный голос. — Еще больше ты ненавидишь себя.
Дола вздрогнул и вскинул голову. Посреди озера стояла принцесса Мадригаль. Когда ее певучий голос не нес в себе отголоски Тысячеглазого, она казалась Доле живой. Но он до сих пор не был уверен, видит ли принцессу наяву, или же она плод его больного воображения.
— Ты злишься, потому что понимаешь — твой брат был прав. Он ведь никогда не ошибается, никогда-никогда, — мертвая Совершенная с головой ушла под воду, а когда вынырнула, то оказалась совсем рядом. — Но тебе ведь наплевать, да-да-да? Тебе не дали совершить правосудие, обезоружили и связали. Что это, если не предательство?
Протянув руки, она взяла лицо нелюдя в ладони. Мадригаль смотрела так, словно все еще умела чувствовать. Когда она заговорила, ее чарующий голос лился в уши Долы, словно утешая его.
— Я могу показать тебе, на что ты способен, — Мадригаль улыбалась. — Мы можем дать тебе силу, о которой ты мечтал.
Стиснув зубы, Дола упрямо молчал, отказываясь принимать правила игры.
— Однажды, — в голосе принцессы проскользнуло уже знакомое эхо сотен голосов, — ты уже отдал Ему часть своей силы. Он помнит все-все-все, помнит твое обещание Ему, помнит твое желание жить, Он знает все твои мечты и твои сны. Он щедр к тем, кто может стать проводником Его голосов.
Дола прикусил губу, слушая искушающие речи принцессы Мадригаль.
— Как сладко ты поешь, — с горькой иронией заметил он. — Но что-то Он потребует взамен.
— Ничего невыполнимого, — смех одержимой звонким переливом разнесся по озеру. — Он желает то же, что и всегда: смотреть на мир твоими глазами.
— Не думаю, что хочу того же, — Дола усмехнулся.
— Мы терпеливы, Мы умеем ждать, Мы ничего не забываем, — Мадригаль улыбнулась, проведя пальцами по скуле нелюдя. — Ты — то, чем Мы были когда-то. Чем Мы являемся сейчас — ты станешь однажды.
Руки принцессы скользнули по плечам нелюдя и коснулись ладоней. Холодные, почти невесомые пальцы сомкнулись на запястьях. Дола не мог отвести взгляд от пронзительных глаз, наполненных пустотой.
— Мы можем вернуть тебе утерянный Дар, Дола-Огонек, — певучий голос Мадригаль вновь сменился тысячей безумных голосов. — Ты волен распорядиться им, как пожелаешь, да-да-да! Может, ты вернешься в тот город и сожжешь дотла всех, кто убил твою ведьму? Или же останешься здесь, равный своему брату-брату-брату? Может, ты захочешь его защищать? Или, наоборот, сумеешь защититься от него?
Пальцы принцессы еще крепче сжались на запястьях Долы, и он зашипел от жгучей боли, чувствуя, как расползается под кожей жар. Наваждение как рукой сняло, и нелюдь резко дернулся назад. Мадригаль тут же исчезла, но ее звонкий смех бесконечным эхом разносился над поверхностью озера. Ругаясь сквозь зубы, Дола уставился на свои запястья, ожидая увидеть ожоги, но их не было.
А потом сонм тысячи голосов разом заглушил все мысли, заставив Долу скрючиться на холодной земле.
«Мы дадим тебе силу, Мы дадим тебе время, да-да-да, — нелюдя разрывало изнутри. — Мы дадим тебе все, и однажды придет твой час, однажды ты взойдешь, как Четвертый, наш новый пророк».
Дола пытался подняться, но руки его не слушались, а по венам словно разливалось жгучее пламя.
«Сила. Господство. Бессмертие, — звучало в голове чужими голосами. — Это то, что знал ты когда-то. Это то, что Мы помним до сих пор».
С кончиков пальцев нелюдя срывались и уносились вверх яркие искры, а под ладонями тлела сухая земля. Дола тяжело дышал, в ужасе глядя на свои руки и не понимая, как же все обернулось именно так.
— Я не просил этого! — рявкнул он в пустоту, и эхо подхватило его голос.
«Но ты хотел этого», — насмешливо прозвучало в голове.
Сила, столь внезапная и болезненная, искала путь наружу. С новым ударом сердца вокруг Долы образовался огненный круг, а потом пробужденный Дар вырвался на свободу ярким, испепеляющим пламенем.
…Лайе сразу почувствовал: что-то не так. Ночной лес затих, будто что-то спугнуло населявших его зверей и птиц и заставило затаиться бессмертные души, живущие в деревьях и ручьях, в земле и камне. Всего на короткий миг Лайе ощутил почти явное присутствие Тысячеглазого, и это отличалось от голосов в кошмарах Долы.
А потом ночное небо озарила оранжево-алая вспышка, и за деревьями взметнулись ввысь всполохи пламени.
«О, дерьмо», — было единственной мыслью Лайе, прежде чем он сорвался с места.
Он мчался по лесу, цепляясь за ветви деревьев и кустов. Лайе чувствовал ужас Долы почти как собственный. Паника, охватившая одного, волнами накатывала и на другого. У Лайе не было времени думать о происходящем, он желал лишь одного: добраться до Долы прежде, чем случится что-то непоправимое.
Когда деревья расступились, в лицо нелюдю дыхнул нестерпимый жар, заставив отпрянуть в тень.
«Портки Махасти! — Лайе, открыв рот, смотрел на бесновавшееся вокруг пламя. — Что тут произошло?»
Он не видел брата, но чувствовал, что Дола здесь, в самом центре огненной бури. От жара земля превращалась в пепел, камни трескались, а над озером висел густой туман из пара.
Лайе призвал на помощь всю свою силу, он попросил ветер оградить его от пламени. Он обратился к небу, умоляя его пролить на землю дождь. И когда на лицо упали первые капли воды, окруженный незримым барьером нелюдь шагнул прямо в огонь. Даже сквозь потоки холодного ветра он ощущал иссушающий жар. Капли дождя испарялись, едва коснувшись кожи. Всполохи пламени отталкивали Лайе, но он упорно шел вперед. И, оказавшись в самом центре огненной бури, он увидел брата. Мир вокруг горел, обращаясь в пепел, и посреди всего этого, запрокинув голову, стоял на коленях Дола. В золотых глазах сияла ярость, облеченная в первозданное пламя. Лайе потянулся вперед, но едва он коснулся плеча брата, как тут же с шипением отдернул обожженные пальцы. Кожа Долы была раскаленной, словно он полностью превратился в живое пламя.
— Малой! — крикнул Лайе, задыхаясь от жара и нестерпимого запаха гари. — Возьми себя в руки!
Но близнец его не слышал, и Лайе схватил брата за плечи. Невзирая на боль, он с силой встряхнул Долу.
— Задница Махасти, очнись ты! — Лайе закричал, срывая голос. — Ты же сожжешь себя дотла!
Он не выдержал и вновь отдернул руки, пряча их в складках плаща. Обожженные ладони пульсировали и болели. Дола перевел на Лайе отсутствующий взгляд:
— Сила. Господство, — голос, приглушенный треском камня и шипением испарявшейся воды, звучал равнодушно и чуждо. — Бессмертие.
На лице Долы расплылась странная, отсутствующая улыбка. Откликаясь на его волю, огонь вспыхнул с новой силой. Понимая, что еще немного и барьер не выдержит, Лайе в отчаянии рухнул на колени и крепко обнял брата. В то же мгновение ярость Долы стихла, а вместе с ней угасло и смертоносное пламя.
— Малой? — тихо позвал Лайе.
Близнец тяжело дышал, опустив взгляд.
— Я… я… — Дола не смог подобрать слова и снова замолчал.
Лайе настороженно оглядел пепелище и ужаснулся. Окруженное оплавленными скалами, озеро полностью выкипело, а дождь гасил тлевшие угли. Душа земли безмолвно оплакивала нанесенную ей рану.
— Это все… сделал ты? — Лайе недоверчиво посмотрел на брата.
— Я, — Дола наконец нашел в себе силы поднять взгляд.
— Но ты же никогда не обладал Даром, — тихо продолжил Лайе. — Каким образом…?
Дола нервно усмехнулся, сжав дрожащие пальцы в кулаки.
— Жаль, что этой силы не было, когда мы пришли в Реванхейм, — так же тихо отозвался он.
Повисло недолгое молчание. Наконец, Дола прерывисто вздохнул.
— Тогда я бы сжег этот город к порткам Махасти! — зло бросил он. — И вряд ли ты смог бы меня остановить.
Лайе невольно съежился от этих слов.
— Что с нами не так? — Дола ссутулился и обхватил себя за плечи. — Что не так со мной?
Лайе и сам задавался этими вопросами, но время и место для осмысления были неподходящими. Нелюдь поднялся с земли, и, забывшись, протянул брату руку. Увидев покрывшуюся волдырями ладонь, Дола виновато отвел взгляд.
— Возвращайся на привал один, — он продолжал смотреть в сторону. — Так будет безопаснее.
— Для кого? — колко заметил Лайе. — А вдруг ты снова решишь что-нибудь поджечь?
Дола вздрогнул, и сквозь сумбур в голове всплыло почти забытое воспоминание из детства:
В покои влетает разъяренный Митра. Одна его рука плотно забинтована, но Дола знает — там ожог, оставленный его Даром. Прежде чем Митра успевает схватить маленького нелюдя за шиворот, Дола прячется за Янис. А затем перед Митрой все вспыхивает, заставляя его отскочить в сторону. Но под испуганным взглядом Долы прожорливое пламя ползет к шароварам легата.
«Rak’jash!» — зло бросает Митра, не решаясь приблизиться к мальчишке.
Янис пытается успокоить Долу, но Дар ему не подконтролен. Огонь перекидывается с пола на мебель и занавески, а маленький нелюдь ничего не может поделать с охватившим его первозданным ужасом.
«Уйми его! — рычит легат. — Это уже который по счету поджог?»
«Так перестань провоцировать его! — кричит в ответ Янис. — Его не учили владеть таким Даром, а ты лишь усугубляешь!»
Взгляд Долы мечется от пожара к Митре и обратно. Он боится, но в то же время его разрывает от злости.
Рядом нет ни отца, ни Мореноса, а слов Янис недостаточно, чтобы успокоить маленького нелюдя.
И больше всего ему хочется, чтобы Митры не стало.
«Огонек, не надо!»
Дола слышит голос Янис и чувствует ее руки на своих плечах, но страх продолжает затмевать разум.
Откликаясь на мысли серокожего нелюдя, огонь сворачивается искрящейся плетью, и незримая сила швыряет ее в сторону легата. Ругаясь, Митра выскакивает из покоев, сталкиваясь на пороге с Мореносом. Быстро оценив обстановку, шаман невозмутимо щелкает пальцами, и пламя тут же гаснет.
И глядя в желтые глаза Мореноса, Дола обессилено падает на пол. Цепляясь за уплывающее сознание, он слышит последние слова шамана:
«Портянки Махасти, да что с тобой не так?»
— Дола? — голос брата выдернул его из оцепенения. — Так ты идешь?
Нелюдь медленно кивнул, неохотно признавая, что Лайе снова прав. Внутри разлилась уже привычная злость, но теперь к ней добавились сорвавшиеся с кончиков пальцев искры. Сжав кулаки, Дола сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, успокаиваясь.
Близнецы шли к лагерю под проливным дождем и в гробовом молчании. Волна за волной на Долу накатывало запоздалое осознание случившегося. Текущий по венам Дар живо отзывался на каждую эмоцию, и нелюдь изо всех сил старался держать себя в руках. Но это было сложно, стоило ему вспомнить, во что превратилось озеро. И что он едва не обратил в прах самого Лайе.
Когда близнецы добрались до привала, дождь наконец-то перестал лить, как из ведра. Дола тут же плюхнулся на промокшую лежанку и прикрыл глаза, стараясь ни о чем не думать.
— Малой, — осторожно позвал Лайе. — Почему твой Дар пробудился только сейчас?
Он был в полной растерянности, и Дола невольно злорадно усмехнулся: наконец-то его всезнающий брат хоть в чем-то несведущ.
— Он не пробудился, — ответил нелюдь. — Он вернулся.
— А почему он исчез? — продолжал вкрадчиво интересоваться Лайе.
Дола чувствовал в его голосе не только любопытство, но и страх. Нелюдь пожалел, что не видит лицо Лайе, но смотреть на брата было выше его сил.
— Однажды Тысячеглазый пришел ко мне, чтобы спасти, — буркнул Дола. — Но Он попросил отдать что-то взамен. Дар был моим бременем, и Тысячеглазый забрал то, от чего я с легкостью отказался.
В повисшей тишине отчетливо ощущалось молчаливое осуждение Лайе, но вопреки ожиданиям, он не стал упрекать брата. Вместо этого нелюдь устало вздохнул и застонал. Дола не выдержал и все-таки взглянул на близнеца. Лайе сидел, с мрачным видом потирая переносицу.
— Вот почему тебя с детства преследовали кошмары. И почему Его голоса всегда идут за тобой, — он тяжело вздохнул. — Но… почему Он вернул тебе Дар? Ты же не…
— Нет, — усмехнулся Дола. — Все еще нет. Пока я сам не соглашусь, я не стану проводником Его голосов.
Лайе вспомнил тошнотворное чувство, преследовавшее его с тех пор, как он стал видеть сны Долы, и поежился.
Как можно было выстоять под таким давлением и не сдаться? Как можно слышать голоса денно и нощно и не сойти с ума?
— Даже не вздумай, — резко бросил Дола со своего места.
Лайе недоумевающе вскинул брови:
— О чем ты?
Дола сипло рассмеялся:
— Жалеть меня.
Он вскочил с лежанки и принялся расхаживать из стороны в сторону, не зная, куда себя деть.
Лайе хранил молчание, обдумывая услышанное. Как странно — раньше он всегда знал, какие слова нужно подобрать, чтобы успокоить близнеца. Но сейчас в голове было абсолютно пусто, а незримая стена, возникшая между братьями, час от часу становилась только крепче.
— Нам нужно поскорее вернуться домой, — наконец, произнес Лайе. — Наверняка найдется какое-нибудь решение…
— Если бы у кого-то был способ остановить Тысячеглазого, об этом уже стало бы известно, — отрезал Дола.
Он остановился и взглянул на понурившегося близнеца. На обычно невозмутимом лице Лайе теперь отражались столько противоречивые эмоции, что Дола смягчился. Присев перед братом, он постарался как можно беспечнее улыбнуться.
— Ты сам говорил, что мое имя на иллирийском значит «неизбежности нет». Я справлюсь.
Дола посмотрел на промокшую насквозь лежанку и вздохнул:
— Нет смысла здесь задерживаться, — он бросил взгляд на ладони близнеца. — Но твои ожоги…
— Заживут, — Лайе спрятал руки под плащ. — Ты прав. Мы слишком долго здесь пробыли.
***
Когда-то давно, еще в Аль-Хисанте один контрабандист рассказал близнецам про тайные тропы Мэвского хребта, позволявшие срезать путь до Вечной Земли. И вместо того, чтобы добираться до юга, близнецы прошли через одно из горных ущелий недалеко от Ресургема и вышли уже в лесах Дуэн Эндрина. Конечно, ни Дола, ни Лайе не могли подумать, что однажды это знание им пригодится: ведь казалось, что вольным странствиям не будет конца.
Теперь, глядя на простиравшуюся внизу равнину, Лайе по-настоящему чувствовал, что вернулся домой. Почти истершиеся в памяти образы родной земли вновь заиграли яркими красками. Вечная Земля застыла на пороге зимы, и, благодаря чарам Совершенных, в Империи существовало только два времени года.
Длившееся несколько месяцев лето, долгая-долгая осень, и здесь никогда не было снега.
В горах, окружавших Иллириан со всех сторон, дремала великая, древняя сила. Она давала Вечной Земле и плодородные земли, и полноводные реки, и зеленые леса.
Стоя на утесе, Лайе чувствовал эту силу, текущую под его ногами и похожую на мерное биение сердца. Она тянулась к нелюдю, словно мать, приветствующая заблудшего сына.
Лайе подставил лицо ласковым лучам солнца и мечтательно улыбнулся. Впервые за долгое время на сердце стало легко и свободно. Мрачные события последних недель потускнели в памяти, превращаясь в остатки ночного кошмара. И на мгновение нелюдь забылся, поверив, что теперь все будет в порядке. Мысль, настойчиво вертевшаяся в голове с самого Реванхейма, больше не казалась недостижимой мечтой:
Он найдет способ спасти Долу.
И, возможно, получит свое прощение.
Послышался шуршащий звук скатившихся по склону камней. Лайе недовольно приоткрыл один глаз и покосился на брата. В отличие от него, Дола не испытывал восторга от возвращения домой. С кривой улыбкой он смотрел на желто-зеленые деревья внизу и лениво пинал сапогом маленькие камни.
— Что-то не так? — беззаботно поинтересовался Лайе.
— Ты слишком громко думаешь, — колко ответил Дола. — Можно потише?
Лайе обиженно поджал губы: с некоторых пор язвительность близнеца не знала границ. Конечно, у него всегда был язык как помело, но прежде Дола никогда не направлял свое ехидство на Лайе.
Нелюдь вздохнул, понимая, что вполне заслужил упреки в свою сторону. Не то чтобы между близнецами воцарился мир, скорее это было похоже на очередное затишье перед бурей. Возможно, дело было в раскаянии, преследовавшем Лайе. А возможно — в остром чувстве вины, вспыхивавшим в Доле каждый раз, стоило ему увидеть еще не зажившие ладони близнеца.
И все же худой мир был лучше доброй ссоры.
— Все еще слишком громко, — напомнил о себе Дола.
На его лице расцвела одна из самых паскудных улыбок, и Лайе подавил нарастающее раздражение. Провокация была настолько очевидной, что нелюдь не сдержался и закатил глаза:
— Привыкай, — огрызнулся он и принялся спускаться по склону.
До постоялого двора в Серебряном Ручье близнецы добрались всего за полдня. Первым делом Лайе отправил гонца во дворец, а Дола отыскал лошадей на дальнейший путь. Близнецам оставалось только привести себя в порядок, чтобы предстать перед Императрицей в достойном облике. А наутро братья Даэтран продолжили свой путь. И если Лайе в нетерпении ждал встречи с матерью, то Дола выглядел так, словно у него разом заныли все зубы. Он с кислым лицом ехал на лошади, не сводя взгляд с дороги. Нелюдь понимал, что если поднимет голову, то увидит сверкающие на горизонте золотые шпили Термарилля. И чем ближе становился дворец, тем сильнее мрачнел Дола Даэтран.
— Тебя так тяготит возвращение домой? — вырвал его из размышлений голос Лайе.
Нелюдь криво улыбнулся.
— Домой? — насмешливо переспросил он. — Я никогда не считал это место своим домом. Мне всегда было уютнее вдали от дворца.
Лайе нахмурился.
«Ну, конечно, — подумал он, — некоторые вещи не меняются».
Для Долы «домом» были не иллирийский дворец и не пустыня Джагаршедда, а место, где его ждали.
— Твой дом там, где я? — тихо произнес Лайе, глядя куда-то перед собой. — Ты всегда так говорил.
— Да, — после недолгой паузы кивнул Дола. — Я так говорил.
И, оставив близнеца терзаться невеселыми мыслями, он больше не произнес ни слова до самого дворца. Стоило близнецам въехать в Термарилль, как вокруг поднялась суматоха. Лайе сразу почувствовал себя в родной стихии и твердо раздавал приказы, в то время как Дола предпочел лично завести лошадь в стойло и затаиться там до тех пор, пока волна оживления не спадет. И лишь когда пришли слуги для сопровождения в покои, Дола подошел к брату. Идя в сторону дворца, он почувствовал на себе тяжелый взгляд, от которого зашевелились волосы на загривке. Дола вскинул голову и увидел, как на одном из вычурных балконов стоит Императрица.
Молодое солнце Империи, чье возвращение в Иллириан изменило слишком многое.
В бессчетный раз Дола задался вопросом: зачем Лиланг отдала его в Джагаршедд? Неужели она так просто отказалась от своего сына?
Он не питал к женщине, родившей его на свет, никаких чувств. Не было даже обиды за искореженную жизнь, но нелюдя терзало странное и нездоровое любопытство: почему с ним так поступили, и стоило ли оно того?
В детстве Дола не задумывался о том, что в тот самый день Лайе мог прийти к нему только с дозволения Императрицы. Дола увидел спасителя и был рад, что кошмар длиной в несколько лет наконец-то подошел к концу. В армии у нелюдя не было времени размышлять о решении Лиланг, а после добровольного изгнания в Джалмаринен, младшего принца и его брата ждала совсем другая жизнь. Яркая и куда более счастливая, нежели когда-либо.
«Правда, с совсем безрадостным концом», — кольнула неприятная мысль, и Дола поморщился.
Упрятать тоску по Сольвейг глубоко в сердце оказалось куда проще, чем он думал. Достаточно было не думать о ней и обратить свой взор к Тысячеглазому, желая, чтобы сонм Его голосов оградил от боли.
И теперь, когда Дола больше не был связан чужим Даром, в душе роились сомнения. Его безотчетная привязанность к Лайе ослабла, словно сонный разум наконец-то проснулся и разрушил незримые чары. Без всепоглощающей веры в брата Доле казалось, что мир вокруг него изменился. Даже с царившим в голове сумбуром все воспринималось совсем иначе, будто с глаз спала пелена.
Сверля взглядом спину близнеца, Дола подумал о том, что вовсе не мир изменился, а он сам.
«Жизнь ради него, — нелюдь поджал губы. — Нужна ли она теперь?»
На задворках сознания звонко засмеялась принцесса Мадригаль.
— Теперь ты все понимаешь, Дола-Огонек, — шепнул ее образ, возникший из пустоты и зашагавший рядом с нелюдем. — Ты жил ради него, дышал ради него. Разве вечно пребывать в тени будущего солнца Империи было твоей мечтой? Лайе отобрал у тебя все, даже твою свободу, Дола-Огонек.
Нелюдь опустил взгляд, чтобы никто не заметил, как он пялился на пустое пространство рядом с собой.
«Ты ничуть не лучше, — едко подумал он. — Ты тоже отберешь у меня все, и особенно мою свободу».
Мадригаль возникла прямо перед Долой, и он споткнулся на ровном месте. Лайе и слуги удивленно обернулись в сторону младшего принца, и он оскалился, обнажив ряд острых зубов. От того, что плескалось в глубине золотых глаз, всем резко стало не по себе.
— Ни разу не видели, как можно в ногах запутаться? — язвительно поинтересовался Дола.
Когда небольшая процессия после короткого замешательства продолжила путь по дворцовым коридорам, Дола изо всех сил старался не обращать внимания на настойчивый голос принцессы Мадригаль. Словно в насмешку ее образ следовал за ним по пятам, звонко смеясь и рассказывая о забытых тайнах Термарилля.
«Первозданные, — устало подумал нелюдь, — заткнись ты уже».
Отвлекшись на внутреннюю борьбу, он едва не налетел на спину брата. Резко остановившись, Дола увидел застывшего перед покоями Ису. Несмотря на вечную молодость, советник Императрицы выглядел уставшим. Сухая кожа обтягивала лицо, подчеркивая острые скулы и тонкие губы, а зеленые глаза смотрели холодно и отчужденно. Поклонившись принцам, Иса церемонно произнес:
— Приветствую юные звезды Империи, — он выпрямился и, критически осмотрев близгецов, добавил. — Ваши покои готовы. Внутри ожидают камердинеры, чтобы привести вас в подобающий вид. Как закончите, приходите во внутренний сад.
С этими словами советник исчез в полумраке коридора.
Дола вздохнул:
— Мне кажется, или за минувшие годы его характер стал еще хуже?
— Он всегда таким был, — слабо улыбнулся Лайе. — Память подводит тебя, малой.
Дола только фыркнул в ответ и скрылся в покоях. Внутри и правда ожидали камердинер и несколько служанок. Неприветливо зыркнув в их сторону, Дола задержал взгляд на чаше для умывания возле зеркала. Молча пройдя мимо застывшей прислуги, он плеснул в лицо холодной водой и мрачно уставился на свое отражение.
Из зазеркалья на него смотрело осунувшееся лицо с залегшими под глазами кругами. А за спиной молчаливой тенью застыла принцесса Мадригаль с ее неживой улыбкой. Дола еще раз умылся, отгоняя морок прочь, и обернулся. Его взгляд упал на одежды в руках камердинера, и нелюдь презрительно скривился. Он ненавидел помпезные одеяния, и от вида мантии ему подурнело.
— Принесите мундир Гончего, — приказал Дола.
На лице камердинера отразилось сомнение:
— Но, Ваше Высочество…
— Мундир, — отчеканил нелюдь, холодно глядя в ответ. — Гончего. Или здесь принято оспаривать приказы младшего принца?
Когда прислуга, подобострастно откланявшись, исчезла, Дола устало прислонился к дверному косяку и вздохнул. Острый слух позволил ему уловить приглушенный разговор за дверью:
— Младший принц устал с дороги и не в духе. Найдите среди полукровок какую-нибудь хорошенькую служанку и отправьте к нему вместе с новой одеждой. Что встали? Раз-два, одна нога здесь, другая там!
При иных обстоятельствах Дола бы только хмыкнул, услышав подобные речи. Но сейчас ему стало противно и тошно. Когда торопливые шаги за дверью стихли, нелюдь сполз на пол и зарылся пальцами в волосы. Просидев так некоторое время, он наконец-то осмотрел покои. Здесь ничего не изменилось с тех пор, как Дола покинул Вечную Землю вместе с братом. Впрочем, он никогда не стремился обжить это место, предпочитая ему дворцовую крышу. Титул младшего принца давил на плечи, напоминая о том, что во дворце Императрицы есть правила, которые не стоило нарушать.
Дола прикрыл глаза всего на миг, а когда открыл — перед ним снова стояла принцесса Мадригаль.
— Ты теперь всегда будешь рядом, да? — младший принц устало откинул голову. — Можно как-то обойтись без образов? Мне и голосов достаточно.
— Ты думаешь, что я плод твоего воображения, да-да-да, — хмыкнула мертвая Совершенная, — но я есть. Я была в твоей голове всегда. Как и генерал Глеанн. Как и Кровавый Император. Мы все — Его голоса, как и ты в будущем.
Дола зажмурился, надеясь, что назойливое видение исчезнет, и вздрогнул, когда в двери постучали.
— В-ваше Высочество? — раздалось с другой стороны. — Я принесла вам мундир.
Нелюдь поднялся с пола и неохотно позволил служанке войти. Порог нерешительно перешагнула миловидная девица. Поклонившись младшему принцу, она неловко застыла на месте, вытянув руки с черной одеждой. Дола внимательно разглядывал служанку, думая о том, что она и впрямь хорошенькая. Как и многие полукровки, девчонка носила короткую стрижку, а на лице, с которого еще не сошла детская припухлость, виднелась россыпь веснушек.
— Похоже, у камердинера действительно хороший вкус, — с иронией произнес нелюдь.
От этих слов служанка сжалась, но продолжила стоять, опустив глаза. А сердце Долы кольнуло от всплывшего и непрошеного воспоминания:
Сольвейг лежит, положив голову ему на плечо, и тонкими пальцами выводит на груди невидимые узоры. Дола наблюдает за ней сквозь полуприкрытые глаза, а потом перехватывает ладонь ведьмы и прижимается к ней губами.
«Ma leathanna, — счастливо улыбается он, — как же ты красива».
Сольвейг запрокидывает голову и тихо смеется, с готовностью отзываясь на ласку нелюдя.
Вздохнув, Дола небрежно махнул рукой в сторону кушетки.
— Положи одежду там и уходи.
— Но, Ваше Высочество, — встрепенулась девица, — камердинер приказал вас переодеть…
Дола раздраженно потер переносицу.
— Сколько у меня рук? — вкрадчиво поинтересовался он.
— Д-две, Ваше Высочество, — растерянно ответила служанка.
— Вот видишь, — ехидно осклабился нелюдь. — Я вполне способен переодеться сам. А ты возвращайся обратно.
Служанка густо покраснела, и, положив мундир на кушетку, стремительно юркнула в сторону дверей. Дола задумчиво смотрел на нее и неожиданно окликнул:
— Постой.
Девушка сжалась и медленно повернулась к младшему принцу.
— Я совершила непростительную ошибку, Ваше Высочество, — дрожащим голосом пробормотала она, комкая ткань платья.
На ее огрубевших руках виднелись странной формы шрамы, как от ожогов. Невольно Доле стало жаль служанку. Он не знал, как с этой девушкой обращались остальные слуги, но вполне мог себе представить. Ведь несмотря на то, что эпоха рабства полукровок закончилась с воцарением Императрицы Лиланг, предрассудки искоренить было гораздо сложнее. Смягчившись, Дола шагнул к служанке, от чего она резко отпрянула, уперевшись спиной в двери.
— Останься, — произнес нелюдь, внимательно глядя на нее, — а когда я уйду — вернешься к камердинеру и скажешь, что младший принц, — тут Дола передразнил интонации заносчивого слуги, — всем доволен и пребывает в хорошем расположении духа.
Девушка удивленно вскинула голову, и нелюдь разглядел на лице почти заживший кровоподтек. Наверняка ей доставалось от других слуг, особенно от чистокровных иллирийцев.
— Надо же мне как-то оправдывать свою репутацию, — насмешливо пояснил Дола под непонимающим взглядом девицы. — И скажи, что младший принц попросил присылать тебя к нему в покои каждый вечер.
Несчастная служанка выглядела так, словно была готова провалиться сквозь землю. Наконец, взяв себя в руки, она тихо спросила:
— И… и что мы будем делать, Ваше Высочество?
— Мы? — удивленно переспросил Дола. — Не знаю, как ты, а я собираюсь по ночам крепко спать. Ты вольна заниматься чем угодно, главное не попадайся никому на глаза, — он равнодушно пожал плечами.
Не веря собственным ушам, служанка неловко топталась на месте. Чувствуя на себе ее взгляд, Дола снова вздохнул.
— Как тебя зовут?
— Бреннан, Ваше Высочество, — девушка тяжело сглотнула.
— Вижу тебе нехорошо, Бреннан, — насмешливо протянул Дола. — Выйди на балкон и подыши свежим воздухом.
Служанка с видимым облегчением проскользнула мимо и, пряча покрасневшее лицо, скрылась на балконе. В голове Долы мелькнула мысль, что зазнавшемуся камердинеру не помешала бы публичная порка.
Почему-то настроение нелюдя улучшилось, и он отправился переодеваться, насвистывая под нос незатейливую мелодию.
Мундир жал в плечах, что было неудивительно. Но Дола только проверил, не треснет ли одежда по швам, и придирчиво осмотрел себя в зеркале. Чем ему нравилась форма Гончих, так это полным отсутствием лишних деталей. На плотной черной ткани не было золотой вышивки, а высокий воротник наглухо застегивался на шее.
«И никаких мантий», — удовлетворенно подумал младший принц.
…Лайе терпеливо ожидал его в конце коридора. Увидев близнеца, он сложил руки на груди:
— Эта служанка довольно милая.
Дола закатил глаза:
— В отличие от камердинера. Надо бы про него побольше разузнать.
— Зачем? — Лайе непонимающе вскинул брови.
Дола уставился на него и словно неразумному дитя пояснил:
— Затем, что мне не нравится, когда служанки приходят со следами от побоев.
С этими словами нелюдь решительно направился в сторону дворцового сада. Там, в беседке, оплетенной вьющимися цветами, близнецов уже ждал Иса.
— Ее Величество Императрица ожидает вас в столовой зале.
Он придирчиво осмотрел братьев и задержал недовольный взгляд на мундире младшего принца.
Дола не выдержал и усмехнулся:
— У меня слишком неподобающий вид для встречи с Солнцем Империи?
Иса чопорно поджал губы:
— У вашей милости достаточно ясный вид.
Рядом приглушенно фыркнул Лайе.
— А вот у вашей милости, — ехидно заметил Дола, — он не слишком ясный. Рекомендую побольше спать и съездить на досуге в Хальборн. Слышал, там совершенно восхитительные солнечные ванны.
Лайе прикусил щеку, чтобы не засмеяться в голос.
Между Исой и Долой всегда были напряженные отношения. Советник Императрицы недолюбливал младшего принца за своеволие и отвратительный характер, а Дола, в свою очередь, терпеть не мог всех высокородных. И каждая его встреча с советником неизбежно начиналась и заканчивалась словесной дуэлью.
— Вижу, вы еще не полностью вышли из образа громилы-наемника, младший принц, — не остался в долгу Иса. — Рекомендую вам вспомнить манеры перед встречей с Императрицей, — он перевел взгляд на Лайе. — Вас это тоже касается, наследник. Выпрямите спину и держитесь с достоинством, соответствующим вашему статусу.
Теперь был черед Долы давить смех, в то время как Лайе слегка пристыжено расправил плечи. Удостоверившись, что теперь близнецы точно готовы к встрече с Ее Величеством, Иса провел их в императорские покои.
Лиланг Даэтран ожидала сыновей, сидя за широким столом. Погрузившись в свои мысли и потеряв счет времени, она смотрела пустым взглядом в никуда. Когда в залу вошел Иса, Императрица лишь склонила голову к плечу, разглядывая перешагнувших порог сыновей. Советник же бесшумно затворил за собой двери.
— С нами пребудь вовеки, во все дни, Солнце Империи, — первым поклонился Лайе.
— Десять тысяч лет правления тебе и процветания, — подхватил Дола.
Лиланг со слабой улыбкой разглядывала сыновей, думая о том, что за минувшие годы они сильно изменились. Тринадцать лет — ничтожный срок для тех, кто живет почти вечность. Но были ли братья Даэтран того же мнения, проведя столько времени среди бабочек-однодневок?
Легким движением руки Императрица указала на свободные места за столом. Когда близнецы, переглянувшись, уселись друг напротив друга, Лиланг не торопилась начать разговор. Пока вокруг сновали слуги, расставляя блюда с едой, Императрица оценивающе разглядывала сыновей. И если Лайе был привычно холоден и расслаблен, то Дола колюче смотрел исподлобья. Императрице не понравилось то, что она увидела в золотых глазах.
Пусть она не обладала Даром, как старший из ее сыновей, но время, проведенное на престоле, научило Императрицу считывать даже малейшие эмоции подданных. И в младшем принце Лиланг Даэтран увидела совсем не то, что ожидала: его переполняли скорбь и злоба. Императрица быстро стрельнула глазами в сторону Лайе. Быть того не могло, чтобы он не знал о чувствах брата. Но наследный принц невозмутимо ожидал, когда Ее Величество начнет разговор.
Когда слуги вышли из залы, оставив близнецов наедине с матерью, Императрица улыбнулась:
— Наконец-то вы вернулись домой.
— Ты призвала нас, матушка, — вежливо ответил Лайе. — Мы выполнили твою просьбу.
Лиланг медленно кивнула:
— Наши гости прибудут уже через несколько дней. Необходимо встретить их в Ханнамаре, — она посмотрела на Долу. — Полагаю, эту задачу можно доверить тебе.
Нелюдь коротко кивнул.
— Принц Рейно, — продолжила Лиланг, — ожидает тебя в крепости Шивасан Дуэн Гвальчи. И твой отряд тоже там.
— А я все еще командир Гончих? — повел плечами Дола. — Неужели за тринадцать лет не нашли мне замену?
— Тебе хорошо известно, что не существует бывших Гончих, — холодно улыбнулась Императрица. — Где бы ты ни был, сколько бы времени ни отсутствовал, ты все еще остаешься одним из ищеек Вечной Земли.
Дола поморщился, услышав выговор, но спорить не стал.
— Но почему Колыбель Зимы? — спросил он. — Разве не легче было встретить их в резервации?
— Вас долго не было дома, — Лиланг нахмурилась. — И вы многого не знаете. Что-то произошло в Море Жажды, и путь через юг теперь небезопасен.
Близнецы быстро переглянулись, вспомнив крушение «Удачливой» и встречу с Лукавым богом, после которой все пошло наперекосяк. Действительно, с тех пор, как они ушли на север, а потом вернулись в Иллириан, прошло достаточно времени, чтобы в Море Жажды что-то случилось. Но были ли связаны эти события с братьями — не знал никто. Дола не горел желанием рассказывать матери о жутком приключении. И Лайе впервые за долгое время был с ним всецело согласен.
Пока Дола с мрачным видом размазывал еду по тарелке, Лиланг обратилась к наследному принцу:
— Для тебя у меня тоже есть новости. После нескольких лет переговоров семья Ассэне согласилась оказать оказать поддержку Дому Даэтран, — Императрица внимательно посмотрела на Лайе. — Потому в скором времени тебя ожидает брак с одной из дочерей Ассэне, принцессой Симеон.
От неожиданности Дола громко звякнул столовыми приборами и тут же притих, с интересом наблюдая за происходящим. К его разочарованию Лайе воспринял новость абсолютно равнодушно. Выдержав пристальный взгляд матери, он невозмутимо поинтересовался:
— Как скоро?
— В честь прибытия гостей из Джагаршедда мы устраиваем бал, — откликнулась Лиланг. — На нем я планирую объявить о вашей помолвке.
Лайе сухо кивнул, принимая решение матери. Он заметил разочарованное лицо брата и незаметно хмыкнул: Доле никогда не нравилась принцесса Симеон. Но в прошлом брат в целом настороженно относился ко всем членам Дома Ассэне. И Лайе отчасти разделял его сомнения: странно было слышать о браке с той, чья семья веками соперничала с твоей. И все же в отличие от Долы, Лайе понимал, почему мать приняла такое решение, и был с ним согласен.
«Прошлое должно оставаться в прошлом, — подумал нелюдь, неторопливо разрезая мясо и отправляя кусок в рот. — Важны только настоящее и будущее».
— Вижу, императорская еда тебе не по душе, — благодушно заметила Лиланг, наблюдая за младшим принцем.
Дола, уже изрядно устав без аппетита ковырять содержимое тарелки, отложил столовые приборы и откинулся на спинку стула.
— Я не голоден. Сложно привыкнуть к такой… — тут он запнулся, подбирая слова, — изысканной еде, когда чаще всего питаешься или вяленым мясом у костра или кашами на постоялом дворе.
— Тебе придется привыкнуть, — ответила Императрица. — Время ваших странствий закончено.
— И моя ссылка тоже? — хмыкнул младший принц, поймав взгляд матери. — Высокородные успокоились за такой короткий срок?
Лайе фыркнул, вспомнив причину, по которой близнецы когда-то покинули Вечную Землю. По его мнению она была совершенно нелепой, ведь кому-то попросту очень хотелось избавиться хотя бы от одного из принцев Даэтран.
— Это была не ссылка, — мягко поправила Долу Лиланг, — а всего лишь передышка, чтобы некоторые особо взволнованные лица успокоились, а вы с Лайе смогли расширить свой кругозор.
Наследному принцу остро захотелось скабрезно пошутить, и он с осуждением уставился на брата, прекрасно понимая, чьи мысли пролезли к нему в голову. Дола презрительно кривил губы и сдерживался изо всех сил, чтобы не брякнуть какую-нибудь непотребность. Лайе поймал его взгляд и отрицательно покачал головой. Подчинившись немой просьбе брата, Дола промолчал, сложив руки на груди.
Лиланг неторопливо отхлебнула вино, продолжая наблюдать за братьями.
— Расскажите о своих приключениях, — мягко произнесла она. — Как вам жилось на чужой земле эти годы?
И тут Дола с грохотом отодвинул стул и вскочил со своего места.
— Прошу прощения, матушка, но я наелся, — бросил он под удивленным взглядом Императрицы. — О приключениях пусть расскажет Лайе. Он куда более лучший сказитель, нежели я.
С этими словами младший принц резко развернулся на каблуках и вышел из кабинета, не обращая внимания на возмущенный окрик близнеца.
Оставшись наедине с матерью, Лайе ощутил себя некомфортно. Лиланг пристально посмотрела на сына, и он заерзал на стуле, не зная, куда себя деть.
— Что между вами произошло? — тихо спросила Императрица.
— Небольшая размолвка, — попытался как можно небрежнее отмахнуться Лайе.
Не вышло.
Лиланг отставила бокал с вином и подперла лицо рукой, ожидая продолжения. Вопрос, читавшийся в синих глазах, был красноречивее любых слов. Лайе изо всех сил старался избегать взгляда матери, пока не осознал бессмысленность этого занятия.
— Лилайе Даэтран, — нарушила затянувшуюся паузу Императрица. — Я жду подробностей.
Услышав свое полное имя, наследный принц ощутил желание смыться из залы вслед за братом. Наконец, собрав волю в кулак, он сознался:
— Я сильно его обидел.
— Что ты сделал? — переспросила Императрица.
Лайе достаточно хорошо знал мать, чтобы уловить в нарочито спокойном голосе нотки гнева.
— Очевидно, перешел границы дозволенного, — буркнул наследный принц, пряча глаза.
— Конкретнее, ушлепок мелкий, — резко произнесла Лиланг.
Лайе изумленно уставился на мать, решив, что ослышался: прежде Лиланг не позволяла себе подобных выражений. И от столь резкой смены обращения наследник прижал уши к голове. Нервно комкая пальцами ткань мантии, он пересказал недавние события. И хотя Лайе постарался опустить неприглядные подробности, история звучала настолько скверно, что к концу нелюдь почувствовал себя настоящим изувером.
Когда он осмелился поднять голову, то увидел полыхнувшую в глазах матери ярость.
— Ты хоть понимаешь, что натворил? — зашипела Лиланг дрожащим от злости голосом. — Ты даже не позволил ему пережить эту боль. Не дал отгоревать и отпустить!
Лиланг откинулась на спинку стула и, прикрыв глаза рукой, пытаясь утихомирить рвущийся наружу гнев. В голове всплыл день, когда юная принцесса явилась в Термарилль, чтобы забрать то, что принадлежало ей по праву. И даже спустя годы Лиланг с ужасом вспоминала свою встречу с Кровавым Императором. Она не представляла, что бы с ней случилось, погибни в тот день не Счастливчик Элли, а Редо. Поэтому, услышав историю Долы, Императрица не сумела сдержаться. В конце концов, пусть она и не воспринимала его своим сыном, но могла понять лучше, чем кто-либо. Ведь не существовало чувств более сильных, чем первая любовь. Она могла разрушить города, а могла и спасти целый мир.
— Портянки Махасти, — сорвалось с губ женщины. — Каких же дел ты наворотил, Лайе!
Наследный принц слушал мать и не узнавал ее. Словно он увидел не степенное и спокойное Солнце Империи, а юную девчонку, чья жизнь с самого детства пошла наперекосяк.
— Матушка? — оробевшим голосом позвал Лайе.
Протяжно вздохнув, Лиланг снова заговорила:
— Я разделила вас, — холодно произнесла она, — чтобы вы не повторили… — тут Императрица одернула себя и замолчала.
Лайе почувствовал, что тоже начинает закипать. Он прекрасно осознавал, что накосячил, но не думал, что у всегда невозмутимой Императрицы будет столь острая реакция на рассказ о смерти какой-то ведьмы.
— Не повторили что? — в тон матери спросил Лайе, до хруста сжав пальцы.
— …судьбу других близнецов! — рявкнула Лиланг. — Чтобы вы оба выжили! Не поубивали друг друга, как ваши предшественники!
— Причем здесь другие… — непонимающе возмутился Лайе.
— Молчать!
Императрица хлопнула ладонью по столу, и наследный принц весь сжался, чувствуя, как от стыда горит лицо. Лиланг снова медленно вздохнула, беря себя в руки.
— Вы вообще не должны были встретиться, — уже спокойным тоном произнесла она. — Но ты оказался носителем древнего Дара, столь сильного, что сумел сам узнать о существовании брата.
Императрица ненадолго замолчала, потирая висок.
«Не надо было идти у тебя на поводу, — горько подумала она. — Стоило оставить Долу в Джагаршедде».
— Ты был смышленым не по годам, и я доверилась тебе в надежде, что твоя любовь сможет изменить неизбежное, — спустя несколько ударов сердца добавила Лиланг. — Ты так хотел его спасти! Ты должен был оберегать его!
— Спасти? Оберегать?! — Лайе вспыхнул. — Ты хоть знаешь, что с ним случилось в Джагаршедде? Ты не видела его кошмары! Ты не спрашивала его о прошлом! Если бы ты нас не разделила, он бы не… — Лайе прикусил язык, сообразив, что едва не сболтнул лишнего.
— Договаривай, — стальным тоном приказала Императрица.
Лайе замялся, пытаясь придумать правдоподобный ответ.
— Он бы не стал таким, — наконец, процедил наследный принц сквозь зубы. — Жестоким и неконтролируемым.
— «Жестоким»? — глядя на сына Лиланг чуть не расхохоталась в голос. — Из вас двоих жесток только ты.
Гневно засопев, Лайе упрямо сжал губы. В зале повисла тяжелая и неприятная тишина. Наконец, Лиланг прежним холодным тоном произнесла:
— Будущий Император должен не только уметь признавать свои ошибки, но и исправлять их, — она указала пальцем в сторону дверей. — Лилайе Даэтран, будь добр уменьшить последствия своих деяний.
Чувствуя себя ребенком, которого отругали непонятно за что, Лайе выскочил из столовой залы. Гневно раздувая ноздри, он промчался по покоям Императрицы, распугивая слуг. Оказавшись в переплетении темных коридоров, Лайе, наконец, смог остановиться и перевести дух.
Он искренне не понимал причину материнского гнева, как не понимал ее сочувствия Доле. В голове то и дело звучали слова Императрицы:
«Ты даже не позволил ему пережить эту боль. Не дал отгоревать и отпустить!»
Лайе нахмурился.
«Пережить и отгоревать? — думал он. — Как можно оплакивать тех, кто живет так быстро и сгорает, будто свечи в ночи? Это же нелогично».
Лайе медленно шел по коридору, погруженный в размышления и пытаясь понять брата. Но как он ни старался, при мыслях о Сольвейг на губах наследного принца появлялась мстительная улыбка. Для него ведьма была просто досадной помехой, бабочкой-однодневкой, одним своим существованием сумевшая испортить отношения между близнецами.
Но в одном Императрица была права: Лайе нужно было исправить последствия своего поступка. Наследный принц остановился, прислушиваясь к себе. Незримые нити Дара раскинулись по дворцу в поисках Долы. Та часть души, что ему принадлежала, горела ярким пламенем на крыше одной из башен Термарилля. Лайе невольно усмехнулся:
«Действительно, где еще он может быть?»
Только в старом дворце, в месте, куда юные близнецы Даэтран зачастую сбегали, прячась от Исы.
Подобрав полы мантии, Лайе отправился к брату.
***
Дола сидел на крыше, свесив ноги в пустоту. К вечеру сквозь сизые облака пробились лучи закатного солнца, окрашивая Вечную Землю в пурпурно-малиновые тона. Взгляд нелюдя был прикован к видневшимся на горизонте статуям Ассэне и Даэтрана. Каменные изваяния застыли, протягивая друг к другу руки ладонями вверх, на которых плясало пламя. Сколько Дола себя помнил, он никогда не понимал, почему Совершенные сделали статуи именно такими. Ведь всем было известно, что Ассэне и Даэтран обратили мечи друг против друга. Дола отвел взгляд в сторону и потер висок. В голове впервые за долгое время царила тишина, а призрак принцессы Мадригаль исчез. Рядом лежали два коротких меча, на которые нелюдь то и дело бросал задумчивые взгляды.
Он почувствовал присутствие Лайе раньше, чем услышал шаги. И когда наследный принц вышел на крышу, Дола его уже ждал.
— Мы можем поговорить? — сразу взял быка за рога Лайе.
Дола усмехнулся:
— Что, Ее Величество поставила тебя в угол?
— Можно и так сказать, — поморщился Лайе, уставившись на горизонт.
В голосе наследного принца звучала бесконечная усталость, но кроме нее Дола ощущал очень странную эмоцию, пронизывавшую все существо Лайе. Чувство вины, смешанное с полным отсутствием какого-либо сочувствия. Не успел Дола осмыслить увиденное, как брат снова подал голос:
— Малой, сколько мне еще просить у тебя прощения? — Лайе перевел взгляд на близнеца. — Как мне загладить вину? Как я могу все исправить?
— Исправить? — Дола вскинул брови и принялся загибать пальцы. — Сольвейг больше нет, ее убийцы остались безнаказанными, а ты чуть не выжег мне разум. Ты, мой братец, уже ничего не сможешь исправить.
Он несколько злорадно посмотрел на Лайе, чье лицо приобрело совершенно растерянный вид.
— Должен же быть способ, — упрямо повторил наследный принц, глядя перед собой.
Дола наблюдал за братом и, пожалуй, впервые в жизни видел его настолько потерянным. Но внутри не было ничего, кроме бесконечной злости. Она смешивалась с безысходностью и осознанием, что Лайе действительно не сможет ничего исправить. Дола испытывал острую потребность выпустить пар, ведь иначе он боялся потерять над собой контроль.
Как тогда, в лесу, где он едва не сжег заживо и себя, и брата.
— Ну, давай, — после недолгого молчания Дола усмехнулся, — разрешим наши проблемы старой доброй дракой.
С этими словами он подтолкнул один из мечей к ногам брата.
— Забрал после трапезы с Ее Величеством, — пояснил нелюдь под недоумевающим взглядом Лайе.
Наследный принц проследил за сверкнувшим на солнце лезвием и поморщился.
— Я предпочитаю не проливать кровь, — чопорно ответил он, не торопясь поднимать оружие.
— Ах да, — голос Долы сочился ядом. — Ты предпочитаешь ломать других, выжигая им разум.
Он сощурился, и в золотых глазах сверкнуло первозданное пламя.
— К счастью, даже в этом я теперь могу дать тебе отпор, — Дола перестал улыбаться. — Не упрямься и подними меч. Будущий Император должен уметь защищаться не только с помощью Дара.
Чаша терпения Лайе переполнилась, и он вскипел. Повинуясь его воле, клинок завибрировал и взлетел с каменной поверхности прямо в протянутую ладонь. Довольно скалясь, Дола бесшумно заскользил по краю крыши, словно его совсем не волновало, что за спиной — пустота, грозившая смертью.
Несмотря на то, что Лайе и правда ненавидел сражаться при помощи оружия, он все же мог за себя постоять. Нелюдь внимательно следил за движениями брата. За годы, проведенные вместе, Лайе прекрасно изучил повадки близнеца и был готов к чему угодно.
— Не волнуйся, — с иронией сообщил Дола, — я тебя не убью.
Он сорвался с места, а в следующий миг его голос зазвучал прямо над ухом Лайе:
— В конце концов, — молниеносное движение мечом вспороло мантию Лайе, — мы с тобой неделимы.
Наследный принц в последнее мгновение увернулся от подсечки и отскочил в сторону. Но Долы уже не было на прежнем месте.
— Умрешь ты, — в голосе нелюдя проскользнули нотки ярости, — и меня тоже не станет.
Лайе перехватил руку брата и вывернул, заставляя выронить клинок. Крепкий удар под дых заставил его согнуться, а Дола снова скользнул в сторону, на лету подхватывая свой меч.
— Ты сдурел?! — прорычал Лайе.
Видя, как брат теряет свою сдержанность, Дола довольно расхохотался. В синих глазах Лайе бушевал океан из чувств, которые он годами скрывал ото всех. Под маской безупречного принца скрывался зверь, такой же, как и сам Дола.
Близнецы схлестнулись в схватке, полной не то злости, не то желания выпустить пар. Происходившее отличалось от стычки в мире Лукавого бога. Тогда Лайе думал лишь о том, чтобы остановить обезумевшего от видений близнеца, а не о собственной защите. Сейчас же он был зол и на себя, и на весь мир, и потому сражался яростно, словно от исхода зависела его жизнь.
— Ты бы снял мантию, — рвано усмехнулся Дола, ускользая от очередного выпада. — А то неровен час, запутаешься.
— Как-нибудь справлюсь, — огрызнулся Лайе. — Не забывай: будущий Император должен уметь постоять за себя в любой ситуации.
Близнецы кружились по крыше в смертельном танце, не желая уступать друг другу и признать поражение. В какой-то момент Лайе почти поверил, что выйдет из схватки победителем. Но сильный порыв ветра спутал планы, подняв полы мантии и швырнув их нелюдю в лицо. От неожиданности наследный принц отступил назад, и его нога провалилась в пустоту. С тихим вскриком Лайе потерял равновесие и сорвался с крыши. Он не успел ничего понять, когда рука брата крепко вцепилась в его запястье.
Эйфория от сражения спала, и нелюдь обнаружил себя болтающимся над пропастью. Рука Долы была единственным, что удерживало Лайе от окончательного падения. Сердце нелюдя пропустило несколько ударов, стоило ему осознать, что он всего на волосок от гибели. Ветер развевал полы мантии, а под ногами виднелись крыши дворцовых переходов и маленькие фигурки слуг, сновавших туда-сюда, словно муравьи. Запаниковав, Лайе вскинул голову, и сердце снова замерло, стоило ему увидеть выражение глаз Долы. Он крепко держал близнеца за руку, не давая тому сорваться в пропасть, но на его лице читалось странное упоение властью над чужой жизнью.
В какой-то момент Лайе по-настоящему испугался, что брат разожмет пальцы. И тогда не станет ни Лайе, ни Долы, а иллирийская история пополнится еще одним печальным сказанием о предрешенной судьбе близнецов Даэтран.
Видимо на его лице отобразился страх, потому что Дола усмехнулся и резким движением вытянул брата обратно на крышу. Пока Лайе тяжело дышал, пытаясь успокоить готовое выпрыгнуть из груди сердце, младший принц удовлетворенно произнес:
— Выражение твоего лица стоило того.
— Стоило?! — взорвался Лайе, сжимая трясущиеся руки в кулаки. — Ах, стоило?!
Упругая волна Дара прокатилась по крыше и толкнула Долу в грудь. Но почти сразу же Лайе увидел вспыхнувшее из ниоткуда пламя и едва успел выставить барьер.
— Размазать бы тебя так, чтобы мокрого пятна не осталось! — рявкнул наследный принц.
— Попробуй, — сквозь стену огня донесся веселый голос близнеца. — И посмотрим, что из этого выйдет!
Если бы кто-то из слуг поднял голову, то увидел бы, что на одной из башен старого дворца то и дело вспыхивали всполохи пламени, а ветер с жутким воем закручивался вверх спиралью, не давая огню вырваться за пределы крыши.
Близнецы, захваченные азартом, мутузили друг друга, не замечая, что мир вокруг сменился полем битвы. Под ногами хрустели обломки старых костей, до ушей доносились крики и лязг стали, а горячий ветер поднимал в воздух пыль и пепел и бросал их в глаза. Братья Даэтран не замечали ничего, кроме друг друга. Скрещенные мечи неприятно скрипели под давлением, пока Дола пинком не оттолкнул брата. Почти сразу Лайе пригнулся и повалил его на землю, выбивая из рук клинок. Дола перехватил руки близнеца, не давая ему приблизить острое лезвие к своей шее.
Внутри обоих ворочалось нечто могущественное и древнее, дремавшее сотни и сотни лет. Пробуждаясь от долгого сна, оно пыталось вспомнить прежние жизни и вносило сумбур в разумы близнецов.
— Зачем ты заставил, — выкрикнул Лайе, — меня так с тобой поступить?!
Глядя в бушующий океан синих глаз и почти не помня себя, Дола рвано засмеялся:
— Когда все поймешь — приди ко мне, брат, — ответил он чужими словами. — В моих объятиях — Вечность.
И с широко раскрытыми глазами посмотрел на близнеца, бесстрашно ожидая завершающего удара.
В этот миг наваждение спало, и Лайе в последний момент отвел руку в сторону. Меч, вместо того, чтобы взрезать шею Долы, чиркнул по камню рядом с головой. Когда пришло осознание случившегося, Лайе в ужасе отшвырнул клинок в сторону. Тяжело дыша, близнецы смотрели друг на друга, не понимая, что произошло. Они снова были на крыше, и только следы огня на колоннах и падавший на белые волосы пепел напоминали о случившемся.
— Это… — первым очнулся Дола. — Это что сейчас было?!
Лайе не отвечал, стеклянными глазами глядя на трясущиеся руки. Дола схватил его за плечи и с силой встряхнул:
— Очнись! — не добившись никакой реакции, он пощелкал пальцами перед лицом близнеца. — Это было не взаправду!
Лайе медленно перевел на него взгляд.
— Не взаправду? — тихо произнес он, отползая назад. — Я же тебя только что чуть… Не прирезал.
— Ну, — Дола нервно хихикнул, — вот это было реальным.
Он оценивающе посмотрел на Лайе, задержал взгляд на перебитой переносице и хмыкнул. Все-таки вид слегка подпорченной физиономии близнеца слегка приподнял ему настроение. Впрочем, Дола понимал, что и сам выглядит не лучше: скулу саднило, и он чувствовал, как под глазом наливается синяк. Но на сердце стало немного легче, и больше не хотелось никого прибить. Дола бессильно упал на холодный камень и замер, глядя в пурпурное небо Вечной Земли. Краем глаза он заметил, как рядом ложится близнец, и невольно улыбнулся. А потом Лайе по-прежнему тихо произнес:
— Мама сказала, что мы с тобой вообще не должны были встречаться.
Он замолчал, ожидая реакции, но ее не последовало. Повернув голову, Лайе увидел, что Дола просто прикрыл глаза ладонью и беззвучно смеялся.
— Малой? — встревоженно позвал Лайе.
— Нет-нет, продолжай, — всхлипнул близнец, продолжая заходиться в немой истерике. — Мне даже интересно услышать, почему?
— Я не знаю, — Лайе поджал губы. — Она что-то сказала про других близнецов и наших предшественников.
Тут он подскочил и резко сел.
— Малой! То, что случилось, это же…
— Было памятью прежних рождений? — закончил за него близнец. — Если так, то дерьмово мы жили в прошлый раз.
Лайе удивленно смотрел на брата, реагировавшего на эту мысль слишком спокойно. Уловив немой вопрос, Дола вымученно вздохнул:
— Я слишком устал удивляться новым открытиям. По всему выходит, что я никогда не был нужен ни тебе, ни Императрице. Разменная монета, которую можно было сослать подальше и надеяться, что я об этом никогда не узнаю.
— Но это же не так, — запротестовал Лайе. — Ты всегда был нужен мне! Это я нашел тебя во снах! Я просил, чтобы тебя забрали домой!
Дола повернул голову и холодно уставился на близнеца:
— И к чему это привело, Ли? — спокойно поинтересовался он.
— Но ты бы погиб там, в Джагаршедде, — залепетал Лайе, пытаясь подобрать подходящие слова. — Тебя бы или затравили клыкомордые или Тысячеглазый…
— Ну да, — хмыкнул близнец. — Куда лучше было пообещать красивую жизнь и приручить меня, верно?
Наследный принц обиженно отвел взгляд, не понимая, почему все его слова брат умудрился вывернуть совершенно в другую сторону.
— Ты меня совсем не слушаешь, — буркнул Лайе.
— Наверное, потому что я вдруг решил подумать своей головой, а не твоей? — поддел в ответ Дола. — И перестать слепо за тобой идти.
Наследный принц не нашелся, что на это ответить. Он смотрел, как солнце садится на горизонте, окрашивая статуи Ассэне и Даэтрана в кровавые цвета. На душе было на редкость погано, и Лайе ничего не мог с этим поделать.
Дола же лежал, закрыв глаза, и не чувствуя абсолютно ничего, кроме разочарования. Он прокручивал в голове все, что произошло с ним и братом за последние годы. И думал о том, что Лиланг Даэтран все-таки была права.
Им с Лайе действительно лучше было бы никогда не встречаться.