Устранение повреждения принесло свои плоды — рана быстро затянулась и больше не беспокоила Атласа. Он все еще выматывался, но вахты стали хотя бы терпимыми. Он так и не рассказал о произошедшем Оранго: не потому что пытался что-то намеренно скрыть, а потому что разговаривать сверх «смену сдал — смену принял» не было ни сил, ни желания.

Парадоксально, но при этом он продолжал общаться с Сэлграном, с каждым разом задерживаясь в его каюте все на более длительное время.

— Ну и как сегодня наш пациент? — спросил Атлас в следующий визит, протягивая Сэлграну его одежду.

— Не задавай вопросы, на которые все равно сам собираешься выяснить ответы, — Сэлгран сел на кровати и качнул головой на прибор для диагностики в руках Атласа. — Помоги-ка мне лучше.

Он был уже отключен от системы питания, но еще плохо двигался и никак не мог попасть в рукав рубашки. Атлас присел рядом с кроватью и, испытав странное, но очень яркое смущение, взял Сэлграна за запястье и направил его руку. Их взгляды на секунду встретились.

— Да ладно, моя специализация — защита и лечение, помнишь? — пошутил Атлас и поспешно поднялся и отвел глаза. — На этом корабле я — самое близкое, что ты можешь получить к медику, так что не жалуйся.

Он занялся настройкой прибора для диагностики перед подключением.

— Да, а еще ты эмпат, так что полставки психолога тоже твои, — проворчал Сэлгран. — Не то чтобы у электронных мозгов в этом была необходимость, конечно.

Атлас пожал плечами, вспоминая их разговор с доктором Бильяной Фотсинг.

— Мы, конечно, не живые в полном понимании, но у нас есть эмоции. Иногда они могут быть довольно сильными. Да, у нас нет биохимических компонентов, но полностью исключать возможность болезней нельзя. Спятивший андроид — такой себе подарок.

Сэлгран нахмурился и ничего не ответил, словно уйдя в свои мысли. Разговор неловко прервался. Не зная, как продолжить его, Атлас обратил внимание на разорванную кожу на виске Сэлграна — эту ссадину он получил еще при поимке. «Давно пора было залечить», — подумал он и протянул руку.

Сэлгран, однако, дернулся, как от удара и подался назад, глядя на Атласа с недоверием и опаской. Тот поспешил миролюбиво пояснить:

— Эй, это просто лечащий луч.

— Аккуратнее там со своим... паяльником, — хмуро бросил Сэлгран, но больше не сопротивлялся.

В свете голубого заживляющего света его глаза казались почти зелеными. Атласу вдруг захотелось провести по его щеке кончиками пальцев, очертить скулы, спуститься к подбородку и ниже по шее, к ямочке между ключиц. Импульс был настолько же сильным, насколько бессмысленным.

— Каково это — чувствовать эмоции других? — вдруг спросил Сэлгран.

Звук его голоса словно бы рассеял морок. Атлас убрал руку и выпрямился, задумавшись, как объяснить. Он чувствовал эмоции других на протяжении всего своего осознанного существования и привык воспринимать это, как данность.

— Ну... никакого волшебства в этом нет. Я же не мысли читаю, а просто слежу за тоном голоса и невербальными знаками — выражением лица, позой.

Сэлгран тихонько усмехнулся:

— Для меня все еще звучит, как волшебство.

С того раза они больше не занимались взаимными пикировками — будь Атлас хоть немного менее перегруженным, он бы непременно вспомнил концепт принятия через конфронтацию в психологии. Расчет с одеждой также оправдался — переставший сверкать трусами Сэлгран вызывал у Атласа гораздо меньше смущения и необъяснимого раздражения.

От пары полных сомнительного юмора фраз во время диагностики они вскоре перешли к полноценному разговору, иногда затягивающемуся на час и больше. Хранитель Скийи оказался интересным собеседником с богатым опытом межзвездных путешествий, которым он охотно делился. Атласу пришлось признать, что его имя находилось в зале наград станции «Алеук» вполне заслуженно.

Удовольствие от общения казалось взаимным — конце концов, Сэлгран долго был один, должность Хранителя не предполагает наличия социума вокруг. Он не предпринимал попыток к бегству, не проявлял никакой подозрительной активности и вообще вел себя очень спокойно. Атлас, разумеется, не забывал про технику безопасности при обращении с заключенным, но пока что усомниться в искренности Сэлграна поводов не находилось.

Между ними установилось равновесие, и Атласу совершенно не хотелось оценивать его шаткость. Ему настолько не хватало отдушины, что он просто плыл по течению. Он продолжал проводить диагностику, даже когда в этом больше не было необходимости — это давало ему уважительную причину продолжать приходить. Будучи в рубке Атлас совершенно переставал ощущать себя разумным и наделенным чувствами существом — праздные же беседы помогали ему снять стресс и не растерять себя окончательно.

В ходе обмена историями Сэлгран не раз упоминал свою бытность на «Таусси Шера», в которой было много опасного, еще больше интересного и даже немного комичного. В один из таких разов Атлас задержался даже дольше обычного — сидя в рабочем кресле и обняв одно колено, он заинтриговано слушал забавную историю о том, как корабль попал в поток невидимых частиц.

— А теперь представь, — Сэлгран закусил губу, чтобы не засмеяться раньше времени. — Она открывает глаза, смотрит на меня и при всех офицерах спрашивает: «Капитан, почему у вас форма наизнанку?».

— А ты что?

— А я говорю: «Потому что я андроид».

Атлас не помнил, когда в последний раз он так искренне хохотал. Получасом позже, когда он ложился спать, он все еще улыбался, чувствуя окрыленность, которая перекрывала собой даже усталость. Воодушевленный и оторванный от забот, он вдруг посмотрел на свою сложенную на стуле форму и словно наяву услышал голос Асхетона.

«Сэлгран непримирим. Он не будет слушать тебя или тратить время на разговоры, не будет спрашивать твоего имени или вдаваться в подробности твоей миссии. Он хитер, силен, яростен и может быть настоящей машиной для убийства, если захочет».

Атлас посерьезнел и задумался — что-то определенно не сходилось. И Фло, и Асхетон, и Вечные предупреждали его о том, что Сэлгран опасен — и если первые двое не стали бы врать, то третьи этого сделать элементарно не могли. Однако реальность, которую он наблюдал своими глазами, была несколько иной. Начать хотя бы с того, что Сэлгран запомнил такую мелочь, как на первый взгляд несущественное ранение Атласа, и закончить его героическим поведением в бою с гасханами.

Проще и логичнее всего это было объяснить тем, что Сэлгран просто притворяется, чтобы втереться в доверие к своему сопернику. «Что если все это время он изящно обводил меня вокруг пальца? — эти мысли заставили Атласа тревожно повернуться на другой бок, открыть глаза и напряженно уставиться в темноту. — Разве убийство первого помощника не доказательство того, что Сэлгран — коварный преступник, каким его и описывали?».

Вот только, будучи эмпатом, он был абсолютно уверен, что Сэлграну просто недоступен такой высокий уровень лицемерия. Все его эмоции были простыми и чистыми — старые модели андроидов вообще не отличались талантами к манипуляциям и сложным социальным взаимодействиям. Как Атлас ни крутил эту ситуацию, у него не получалось уложить все кусочки так, чтобы они не противоречили друг другу, и был только один способ узнать правду — спросить напрямую. Мысль об этом так взволновала его, что он не смог даже дождаться следующего визита — встав на полчаса раньше, он зашел к Сэлграну перед своей сменой и с порога задал мучивший его все это время вопрос:

— Почему ты тогда открыл шлюз? 

Сэлгран посмотрел на него с некоторым удивлением и негромко сказал:

— Я думал, это очевидно. Выбор был невелик — или погибну я, или мы все.

«Нет, нет, снова не то...». Атлас чувствовал, что истина ускользает от него. У него не получалось даже толком сформулировать противоречие, но он чувствовал его в каждом произнесенном слове. Оно отдавалось эхом в его контурах, путая безукоризненную машинную логику и вызывая почти ощутимый дискомфорт. Не в силах сдерживаться, Атлас выпалил:

— Как ты мог убить Фидаира?

Лицо Сэлграна в мгновение изменилось. На нем промелькнули вначале удивление, затем страх и ярость, и Атлас вдруг осознал, что вопрос был сформулирован крайне плохо. Он всего лишь хотел сказать, что не представляет, как такое могло случиться, и не видит Сэлграна убийцей, а получилось так, словно он обвиняет его.

— Я не... — начал было Атлас, но тот не дал ему договорить.

— Не смей говорить о нем, — угрожающе прошептал Сэлгран.

— Я...

— Если ты пришел проводить диагностику, то делай это и убирайся. Я не в том положении, чтобы запрещать тебе приходить, но я не обязан с тобой разговаривать.

Атлас так и не смог придумать, что ответить, чтобы не напортачить еще больше, поэтому просто молча покинул каюту. Еще некоторое время он стоял, прижавшись к двери спиной и обдумывая ситуацию — своим неосторожным вопросом он растревожил что-то глубинное и очень личное. Очевидно, Фидаир был дорог Сэлграну. «Означает ли это, что он сожалеет об убийстве? Могло ли так случиться, что у него в тот момент не было выбора?.. Почему я не подумал об этом раньше?».

Атлас развернулся и включил экран видеонаблюдения, установленный Оранго сразу же, как только они переквалифицировали каюту в карцер. Сэлгран сидел на кровати, сгорбившись, обхватив голову руками и едва ли не спрятав ее в коленях в позе беззащитности. Он ритмично покачивался, и в тусклом свете было едва заметно, как его губы беззвучно двигаются, словно он разговаривает сам с собой.

Глянув на время и твердо решив исправить положение сразу после смены, Атлас выключил экран и поспешил в рубку.

— А вот и ты, — устало сказал Оранго, едва завидев его. — У меня не очень хорошие новости.

Атлас занял второе кресло и вгляделся в экраны — похоже, «Иония» наткнулась на неожиданное препятствие в виде пылевого облака, которое полумертвые приборы не уловили вовремя. Разворот с хромым двигателем обещал стать целой историей, поэтому после короткого совещания решено было просто двигаться дальше.

— Теперь просчитывать курс станет еще сложнее из-за помех, — вздохнул Оранго. — Ну что за невезуха, мы ведь уже почти долетели!

К концу шестого часа вахты у Атласа гудела голова, а перед глазами — закрытыми или открытыми — назойливо мелькали длинные строчки расчетов. Полет через облако пыли высосал его досуха, так что в какой-то момент он даже подумал просто пойти спать. «Нет. Мы скоро встретимся с «Джасписом», и Сэлграна переместят в карцер. Неизвестно, удастся ли нам еще поговорить. Я бы не хотел, чтобы наши отношения... какими бы они ни были, заканчивались так», — подумал он и твердо направился к Хранителю Скийи.

Он застал его сидящим за столом с блокнотом и ручкой.

— В прошлый раз я... сказал лишнего, — начал Атлас поспешно, словно опасаясь растерять мысль. — Если бы я знал, что Фидаир так много значил для тебя, я бы...

— Мы были любовниками, если тебе так надо знать, — не оборачиваясь, негромко сказал Сэлгран. — И закончим на этом.

Из головы Атласа в мгновение вылетело абсолютно все, что он собирался сказать. Вакуум в мыслях, полыхающее лицо — даже не озаботившись ответом, он ретировался так быстро, как только мог.

«Мы были любовниками». Эта фраза звучала в сознании Атласа эхом и повергала его в необъяснимое волнение, заставляющее снова и снова мерить свою каюту шагами.

Если романтическое взаимодействие между людьми и андроидами считалось редкостью, то о подобных отношениях между андроидами он вообще ни разу не слышал. В принципе, в этом не было ничего невероятного, запретного или тайного. На всей территории Союза Планет встречались и были законными разные варианты отношений и браков между взрослыми людьми по обоюдному согласию. Андроиды в свою очередь обладали всеми правами людей, так что это не должно было удивлять Атласа...

И все же он был обескуражен — ему было сложно даже вообразить себе такой сценарий. Возможно, потому что он привык думать об андроидах, как об одиночках, жизненный путь которых определен службой Вечным и обществу.... а возможно, потому что он не думал, что именно Сэлгран окажется способен на подобное? От этой мысли жарко стало не только его лицу, словно все температурные сенсоры решили сбоить разом.

Пока Атлас готовился ко сну, в его голове роилось множество вопросов. Кто инициировал эти отношения? Как они выглядели? Как долго продолжались? «Моя догадка об обстоятельствах убийства выглядит все более правдоподобной, — думал он, уже лежа в кровати. — Если Сэлграну действительно пришлось убить своего любовника, это бы объяснило его реакцию на мои слова».

«Любовник». Точно въевшееся в контуры Атласа, это слово заставляло воображение рисовать самые разнообразные картины, смущающие и путающие его еще больше. Сэлгран и Фидаир проводили время вместе? Целовались? Прикасались друг к другу? Занимались сексом?

— Что за... — раздосадованно прошептал он, осознав, что возбудился.

Андроиды гораздо меньше людей были подвержены случайной эрекции, и Атлас не помнил, чтобы он оказывался в таком положении до сего момента. Пылая от стыда и досады, он твердо решил, что нужно выкинуть неподобающие мысли из головы и как можно быстрее уснуть — это, разумеется, сработало примерно как попытки не думать о белой обезьяне.

Каков Сэлгран в сексе? Нетерпеливый, грубый, жесткий и не терпящий конкуренции, каким его описывали? Или ответственный и заботливый, каким Атлас его знал? А может, все сразу? Те несколько мучительных минут, пока его контуры уходили в перезагрузку, Атлас живо видел переплетенные тела, слышал разгоряченное дыхание и, казалось, кожей ощущал вибрацию страстных стонов.

Спал он плохо и мало, проснувшись за час до назначенной вахты. Надежда избавиться от картин в воображении с помощью перезагрузки не оправдалась, поэтому, немного покрутившись в кровати, он решил пойти в рубку. Расчет был простым и жестоким — изматывающая работа кого угодно от чего угодно отвлечет.

— Ты чего это бродишь? — сказал Оранго, завидев его. — Еще не твое время.

— Да ладно, — вяло отозвался Атлас. — Раз уж я проснулся, то сменю тебя. Ты, наверное, устал.

— А ты-то полон энергии, я смотрю, — Оранго хмыкнул. — Но если так настаиваешь, то позволь не отказаться — у меня уже нейроцепи плавятся, если честно.

Атлас знал, что пожалеет о своем поступке уже через пару часов — так и случилось. Реальность плыла перед глазами, утопая в черных точках и помехах. Часть облака, через которую шла «Иония» была плотнее, чем прежде, и Атлас постоянно допускал ошибки, от чего бриг едва заметно подергивался. Кажется, он так не уставал даже на «Алеуке» после трижды проклятых тренировок с Асхетоном. Из рубки он выходил, спотыкаясь и держась за стены, даже не сразу осознав, что пришедший ему на смену Оранго говорит:

— Держись, дружище, это последняя смена. Мы должны долететь всего через несколько часов.

Спустя минуту Атлас обнаружил себя в каюте Сэлграна вместо своей. Удивляться не было сил — то ли он перепутал двери, то ли просто зашел по привычке. Лежа на кровати в одних штанах, Хранитель Скийи дремал. Одна его рука свесилась с кровати, а рядом валялся тот самый блокнот, в котором он писал в прошлый раз. Тихо ступая, Атлас подошел ближе, подобрал его и пролистал — его вниманию предстали какие-то схемы, понять которые с наскока не получилось. Строчки плясали — зрительные контуры вовсю подавали сигналы о необходимости перезагрузки. Атлас несколько раз зажмурился в попытке сфокусировать взгляд и вновь невидяще уставился в блокнот. Уравнения, зарисовки, схемы, графики, статистика собственного состояния, взятая из ежедневной диагностики...

То ли вид спящего Сэлграна действовал успокаивающе, то ли усталость просто брала свое — Атлас тяжело опустился на пол, привалившись спиной к кровати. Он вновь бесцельно пролистал блокнот — на первых двух страницах в разных проекциях виднелись структуры, похожие на огромные трансформаторы, по-видимому, защитного назначения. Атлас перевернул страницу и увидел на развороте звездную карту системы Эйдолона со стрелками в различных направлениях. Он словно наяву видел, как рука Сэлграна наносила на бумагу штрихи и пометки, и это напомнило ему о поимке. «Он беспокоится о своей планете больше, чем о себе», — подумал Атлас и вспомнил слова Сэлграна про вторую директиву.

Действительно ли увозить с планеты ее Хранителя было хорошей идеей? Сможет ли он сам так же заботиться о Скийе? Хватит ли у него квалификации? Хватит ли сил, особенно учитывая, что в данный момент их не хватает даже на то, чтобы дойти до своей койки? «Сэлгран был готов оставить Скийю мне, лишь бы только выполнить вторую директиву... — увязая в усталости, мысли текли медленно и тяжело. На каждую из них словно требовалось усилие. — А что насчет первой? Его снимают с поста Хранителя, потому что он нарушил ее... Но вторая директива...».

Цифры сливались в поток чепухи, и Атлас не заметил, в какой момент сел поудобнее, подтянув колени к груди и склонил голову на преступно мягкую постель, точно на заботливо подставленное плечо...

...Атлас уловил движение и вздрогнул, однако Сэлгран всего лишь поднялся с кровати и подошел к столу. Он встал к Атласу спиной, потянулся, неторопливо размял плечи, повел головой, сцепил руки и с наслаждением выдохнул — похоже, он утомился лежать. Под его бронзовой кожей рисовались мышцы — Хранитель Скийи обладал идеальной фигурой «треугольник углом вниз». Затем он развернулся и посмотрел на Атласа так, что того захлестнула эмоциональная волна. Все те мысли, которых он так старательно избегал, вернулись в одно мгновение.

— Что-то не так? — спросил Сэлгран негромко, улыбнувшись самым уголком губ.

Атлас не понял, когда успел оказаться рядом с ним — его «вело» так, как люди рассказывали «ведет» от алкоголя. Грудная клетка Сэлграна матово поблескивала в фосфоресцирующем свете. «Соски у андроидов — это так глупо, они и живым-то людям мужского пола не нужны, — проносились в голове Атласа совершенно идиотские и неподходящие ситуации мысли, пока его ладони зачем-то исследовали гладкую кожу. — Что за тупость, просто рудимент развития эмбриона, зачем нам только их формируют...».

— Царапины, — выдал Атлас первое, что пришло в голову. — Проверяю, заросли ли они.

Он понимал, что нужно сейчас же одернуть руку, но та словно не хотела слушаться, продолжая проводить по тем местам, где когда-то были глубокие раны.

— Ты что, беспокоишься за меня? — Сэлгран рассмеялся тихим грудным смехом, от которого волоски на руках вставали дыбом. — Ну, ну, Атлас. Давать мне такие надежды — это почти преступление, знаешь ли.

Атлас хотел было спросить, о каких надеждах идет речь, но собственное имя на устах Сэлграна вызвало волну жара по всему телу, сопротивляться которой не было сил. Подчиняясь порыву, он приблизился настолько, что мог чувствовать тепло губ Сэлграна. «Обмен слюнной жидкостью и соприкосновение языками в качестве выражения чувств — это бред какой-то, зачем только это нужно... Люди придают этому такое большое значение... почему... это приятно...».