Словно бы почувствовав напряжение момента, Сэлгран обернулся. На его губах застыла тень улыбки оторванного от любимого занятия творца — снова, как и в прошлый раз.
— Уходи, — выдавил из себя Атлас.
Сэлгран вопросительно поднял бровь. Опережая любые слова, Атлас разжал ладонь, показывая устройство — короткого взгляда Сэлграну хватило для того, чтобы догадаться об основной его функции. Эмоции Хранителя Скийи, однако, явно не поспевали за его мыслями. За мгновение Атлас успел заметить сменяющие друг друга удивление, замешательство, тревогу, настороженность, и, наконец, враждебность. «Какой же ты...» — подумал он, но не смог закончить эту мысль даже внутри себя. Внезапно сорвавшись на хрип, он выкрикнул:
— Угнанная тобой «Иония» все еще находится здесь — пошел прочь! У нее должна быть цела маскировка, с которой мы с Оранго садились на Скийю. Кроме того, будет много помех от движущегося к причальным конструкциям материала — «Джаспис» не зафиксирует тебя. Я скажу, что ты снова вырубил меня и сбежал — никто не удивится. У... би... райся, — это прозвучало скорее как всхлип.
— Прямое неподчинение первой директиве, — прошипел Сэлгран, недоверчиво щурясь.
— Не смей мне указывать на директивы! Только не ты! — огрызнулся Атлас.
Злился ли он на себя и свою раздерганность? На Сэлграна, которому приспичило упрямиться именно сейчас, испытывая его и без того нестабильное состояние? На Вечных, приказ которых являлся слишком обоснованным и логичным, чтобы с легкой совестью перечить ему?
Он всегда думал, что подчинение Вечным закладывается в андроидах еще до «рождения». Такова конструкция, отвечающая главной цели их создания — Вечные служат обществу, андроиды служат Вечным. Так правильно, так верно, так было всегда.
«Не вижу ничего схожего. Пусть я самый обычный и особо не отличился, но я хотя бы первую директиву не нарушал».
И, тем не менее, вот он, Атлас, никакой не «поврежденный», вполне себе новая модель, без всяких там ошибок системы, без дополнительного модуля памяти и коверкающих контуры новообразований — сознательно перечит приказу. Как это возможно? Причуды ли это эвристического сознания, или...
«Мы — больше, чем наши воспоминания».
Атласа словно набили иглами и лезвиями изнутри. Каждое движение, каждое слово, каждая мысль вызывали острую боль, и не было ничего, что могло бы прекратить эти ощущения. Ему хотелось бы никогда не принимать это решение, никогда не находиться в этой ситуации. Он швырнул устройство на стол, словно ядовитую змею. Как бы там ни было, он точно знал одно — он не собирался убивать Сэлграна, и ни капитан Кианос, ни сами Вечные не заставят его. Как угодно, но только не так.
— В пол врос? — прикрикнул он на Сэлграна и махнул рукой в сторону выхода. — А ну пошел отсюда!
— Ты дурной совсем что ли? — тот тоже повысил голос, подаваясь вперед. — Ты хоть понимаешь, что творишь? Ты нарушаешь приказ!
Атлас не дал ему даже договорить.
— Прибереги слова! Я не собираюсь слушать лекции о подчинении от ренегата! Я большой мальчик, разберусь без твоих... — он сжал губы и словно выплюнул: — Проводов!
Сэлгран только рассмеялся. Не своим бархатным беззвучным смехом, который так хотелось иррационально попробовать на вкус, который заставлял закрывать глаза и улыбаться, а холодным издевательским хохотом.
— Позволь мне напомнить тебе, «большой мальчик», что этот «ренегат» кое-что знает о неподчинении, в отличие от таких выскочек, как ты! Ты думаешь, Вечные идиоты что ли? Давай я тебе расскажу, что будет дальше — тебя подвергнут досмотру памяти, и непременно обнаружат правду. И каким образом ты собираешься из этого выкручиваться, а?
— Не твое машинное дело! Надо будет — вообще сотру себе все воспоминания! Не лезь куда не просят!
— Гейты захлопни и напряги слуховые контуры, пока я тебе речевой центр не выдрал! На место ренегата захотелось? Ты хоть понимаешь, что это такое? Да тебя в порошок сотрут и куска кремния не оставит! Этот простой факт твоей системе доступен для обработки, нет?!
Несмотря на грубость их взаимных выкриков, больше похожих на перелаивание разъяренных собак, от заботы Сэлграна Атласа вдруг захлестнуло мучительной щемящей волной. Он чувствовал себя, словно потерявшийся путник, вдруг вспомнивший дом, и следом за этим осознавший, что ему уже никогда в него не вернуться. Он был на грани, казалось, малейшее дуновение заставит туго натянутые эмоции лопнуть, а его — сломаться.
— Вон пошел, я сказал! Проваливай отсюда к дьяволу!!! Пока я.. я не... не пере... думал...
Атлас так и не понял, в какой момент они от криков перешли к поцелуям. Он осознал себя прижатым спиной к стене, обвивающим шею Сэлграна руками и отчаянно стонущим в его губы. Почему они встретились именно при этих обстоятельствах? Почему все должно было случиться именно так? Теперь они застряли в липкой бинарности — или-или. Убить или быть осужденным за измену — это не выбор и даже не его иллюзия, это несправедливая безысходность!
И ведь если бы не вынужденное отключение питания на бриге, все бы закончилось очень быстро. Сэлгран бы не выбрался из капсулы стазиса, и Атлас бы просто сдал его на ремонтную базу, как самый обыкновенный неодушевленный объект. Он бы ни о чем сейчас не думал, не переживал, не мучился выбором. Он бы не знал ни звука его голоса, ни выражения лица, ни трогательной замедленности эмоций, ни властных прикосновений, на татуированных рук, ни запаха сандала. Мысли о том, сколько бы Атлас упустил, заставляли его яростно сминать рубашку Сэлграна у воротничка, точно это именно она во всем виновата, и целоваться еще отчаяннее.
— С глаз... моих... долой... — шептал он между поцелуями, жмурясь и слыша собственный голос словно со стороны.
Как же ему хотелось добавить «из сердца вон» — вот только у него не было сердца. И просто так выкинуть из памяти все произошедшее получится только если действительно подчистую стереть все воспоминания.
На короткий миг в порыве желания Сэлгран вжал его в стену сильнее и приподнял — Атлас с наслаждением обхватил его талию коленями. Больше всего ему хотелось, чтобы они переместились в спальню, избавились от надоевшей одежды и наслаждались друг другом так долго, на сколько вообще хватит энергии. Но времени было в обрез — «Джаспис» ожидал сигнала на отцепление гондол. Пересиливая себя, Атлас отстранился на расстояние вытянутой руки, как бы закрепляя таким образом дистанцию, чтобы вновь не поддаться на чары любовника и не сорваться на близость.
— Я... обречен... — срывающимся голосом сказал Сэлгран. — Понимаешь ты это или нет, глупый двоичный андроид? Ты рискуешь собой ради того, чей отсчет уже давно перевалил за половину. Какой в этом смысл? Я все равно погибну, зачем ты подставляешься?
— Ты говорил, что понял, как избавиться от этой органики — значит, шанс есть, — твердо ответил Атлас, стараясь вновь не сорваться на крик. — Но тебе нужно срочно уходить, иначе мне придется убить тебя — ну, или же мы оба отправимся на свалку за неподчинение. У тебя еще есть немного времени. Попытайся подключиться к системе и найти те воспоминания, раскодируй их, прочитай с дешифровщиком, я не знаю — сделай что-нибудь, чтобы выжить, черт тебя побери! И вообще, сходи с ума где-нибудь... подальше от меня, понятно? Ты не хочешь отвечать за эмоции, ну а я в таком случае не собираюсь быть ответственным за твое убийство. Я позабочусь о Скийе и попытаюсь отыскать следы того, что видел Фидаир.
Сэлгран сжимал его плечи и растерянно смотрел ему в глаза. Он выглядел очень уязвимым, явно не зная, как реагировать и что говорить, и чем-то напоминал внезапно оставшегося без очков близкорукого человека. Атлас тихо подсказал:
— Слова излишни, а благодарность неуместна. Не думай обо мне. Иди.
«Только не оборачивайся. Пожалуйста».
Но конечно же, Сэлгран обернулся. Он бросил на Атласа долгий взгляд, словно запоминая его черты, а затем произнес:
— Есть целый мир, который нам не доступен. Гасханы совсем не похожи на все, что мы знаем. Все потому что они оттуда... с изнанки, как и это, — он указал на свой висок. — Помнишь, нам говорили, что они перемещаются мгновенно, используя юни-разломы — бреши между нашей вселенной и чем-то другим? Я не знаю подробностей, но могу сказать, что они не просто так появились на нашей стороне, а значит, они являются ключом к разгадке тайны. То, что видел Фидаир, может изменить судьбу всей цивилизации. Пока мой центральный процессор тикает, а контуры не поплавились от этой заразы, я буду бороться за то, чтобы узнать правду.
Он осекся, и по его лицу прошла судорога, словно от боли.
— Все данные которые я успел собрать о Скийе — в системе, у тебя есть доступ к ним. Пожалуйста...
— Я знаю. Я буду ее защищать, — прошептал Атлас.
Сэлгран только слабо улыбнулся на прощание и, наконец, исчез за дверью. «Если любишь — отпусти... кажется, эту фразу не так употребляют, но какая разница. Ведь мы все равно не можем любить», — горько подумал Атлас.
Однако к его удивлению ощущение игл и лезвий отпустило, а внутри образовалось то пульсирующее спокойствие, которое возникает после того, как удалить из раны посторонний предмет. Все сомнения и метания испарились в один миг, уступив место решительной непоколебимости. Не тратя времени даром, Атлас связался к «Джасписом» и подтвердил готовность. Затем он дождался окончания стыковки гондол с причальными конструкциями, и, не чувствуя ни единого намека на угрызения совести, предоставил капитану Кианосу ложный доклад о нападении Сэлграна, завершая таким образом собственное перемещение в категорию преступников. Если правда однажды обнаружится, его, без сомнения, ждет трибунал и, вероятно, устранение.
«Сэлгран сделал свой выбор, и это привело к последствиям. Я же сделаю свой, когда настанет время».
Что ж. Значит, так тому и быть — Атлас сделал свой выбор. Правильный он или нет — это на самом деле совершенно безразлично. Главное — его собственный, а не предсказанный и просчитанный кем-то большим и умным. Не поспешный, не сделанный под влиянием момента, а вполне осознанный и обдуманный, о котором он не жалел ни единой секунды. Окажись он в этой ситуации снова, он бы ничего не изменил.
Атлас усмехнулся, вспомнив свою прежнюю наивность. Когда-то он задавался вопросом, как вообще становятся ренегатами — похоже, именно так. Что же такого нужно сделать, чтобы тебя хотели устранить? Как оказалось, не так уж и много — всего-то попытаться спасти того, кто стал тебе противоречиво дорог. Чувствовал ли Сэлгран что-то подобное, когда ему пришлось убить Фидаира?
За устным отчетом последовали письменный рапорт и прощальный ужин с командой «Джасписа» в неформальной обстановке.
— Даже если Сэлгран когда-то и вернется на Скийю, — сказал Атлас в ответ на вопрос офицера Васеры о том, представляет ли бывший Хранитель непосредственную опасность. — Я сменил контрольные коды главного компьютера — он не может не понимать, что его здесь ждут только плазменные пушки обновленного командного центра. Так что я бы не переживал — его объявили в розыск, и всенепременно выследят.
— Пока вы там причальные конструкции рассчитывали, я глянул одним глазком метрики Скийи, — сказал также участвовавший в разговоре Тинаш. — Я, конечно, все понимаю, этот Сэлгран мерзавец, каких поискать, но должен признать, он весьма неплохо обходился с планетой. Некоторые решения очень оригинальны.
— Он преступник, — отрезала Ньери.
— Мы не знаем, что творится в его голове, — негромко сказала услышавшая их доктор Бильяна Фотсинг. — Многие гении в человеческой истории были сумасшедшими, а их поступки далеко не всегда отвечали этике. Более того, многие из них были осуждены как преступники в соответствии с тогдашними законами.
Ньери только отмахнулась:
— Ну у нас же не феодализм какой-нибудь и не капитализм дремучий, чтобы сомневаться в законах. Вечные служат обществу, и если они считают Сэлграна опасным, то я спорить не стану.
Позже к Атласу подошла Ви и буквально всучила бокал шампанского. Он из вежливости принял жест — и усмехнулся про себя. Если бы алкоголь действовал на него, стал бы он сейчас пить? Люди пьют от радости и горя, подходит ли его состояние под одно из этих определений? Или же под сразу оба?
Они поговорили немного. Атлас беспокоился, что, зная больше необходимого, Ви не поверит официальной версии. Однако то ли она слишком доверяла ему, чтобы заподозрить неладное, то ли благоразумно решила держать свои догадки при себе. Ви интересовала исключительно эмоциональная сторона вопроса — в ее картине произошедшего Сэлгран оказался просто подлецом, использовавшим симпатию Атласа в своих целях.
После получасового диалога Атлас пришел к выводу, что даже если Ви и догадалась о его предательстве, это не сыграет никакой роли. Его с вероятностью все равно будут допрашивать высшие инстанции, не исключена возможность детального досмотра воспоминаний, как и предупреждал Сэлгран. Атлас залпом осушил бокал — он точно знал, что нужно делать в этой ситуации.
Ви извинилась и отошла, но недолго Атласу было оставаться одному. В следующий же момент он почувствовал похлопывание по плечу.
— Дружище, ты что-то совсем скис, — сказал подошедший Оранго. — Это потому что Сэлгран тебя в третий раз уделал? Да брось ты, подумаешь, трагедия. Никому из нас с ним не справиться в прямом противостоянии, это изначально было понятно. А теперь им наконец-то займутся те, кто специализируются на устранении угроз.
Эти слова принесли почти ощутимую боль, на секунду возвращая иглы и лезвия. Атлас поспешно кивнул, стараясь не показывать своих эмоций:
— Ты прав.
— И все-таки не нравишься ты мне, — Оранго цокнул языком, всматриваясь в его лицо.
В конструкции Оранго была заложена базовая эмпатия, развивающаяся по мере крепнущей привязанности. И хотя Атласу было приятно, что тот беспокоится, сейчас их отношения работали против него — он не был готов делиться правдой даже с друзьями. «Друзья... А есть ли они у меня? Можно ли считать другом такую же машину, как и я сам? А даже если бы и да — я Хранитель. В конечном итоге я все равно всегда буду один».
Логично рассудив, что нет лучшей лжи, чем полуправда, Атлас слабо улыбнулся и ответил:
— Устал, если честно. Вымотался за эти дни, как незнамо кто.
— Ну зато ты добился своего — освободил Скийю от мятежного Хранителя и занял его пост, так что давай отпразднуем, — Оранго поднял бокал.
— У тебя там алкоголь что ли? — Атлас скосил глаза на его напиток, разукрашенный фруктами, шпажками и зонтиками.
— Нет конечно, я что, релейный что ли? Вода подкрашенная. На вечеринке с живыми надо делать вид, что ты тоже жив, — он рассмеялся.
«Делать вид, что жив — в этом наша суть. Наш внешний вид, само наше существование — для людей. Мы абсурдны. У нас есть эмоции, но мы не созданы для любви. Мы машины, созданные так, чтобы с нами было комфортно взаимодействовать», — подумал Атлас.
После фуршета он быстро закончил свои дела, забрал из каюты немногочисленные вещи и попрощался с коллегами. Уже стоя на поверхности Скийи и провожая взглядом яркую вспышку корабля среди звезд ночного неба, он думал о том, что вряд ли снова увидит их всех — Ви, Ньери, Тинаша, доктора Фотсинг, капитана Кианоса, Оранго и остальных.
И уж конечно же, едва ли он когда-либо еще встретится с Сэлграном. Удастся ли тому найти средство для вычистки собственных контуров? Доберется ли он до информации на модуле памяти Фидаира? Сможет ли он после этого убедить Вечных прекратить преследование?
Атласу хотелось верить в лучшее, однако он понимал, что уже никак не сможет повлиять на происходящее. Он сделал свой выбор, и вскоре ему придется иметь дело с последствиями. Даже если ему удастся очистить свое имя от подозрений, он — новый Хранитель Скийи, и свою дальнейшую жизнь посвятит работе над планетой. Он полноценно вступил в свои новые обязанности, и в обозримом будущем его ожидает только одиночество.