Малая комната для совещаний оправдывала свое название — помещение без окон и площадью не более десяти квадратных метров. Из мебели в ней были только настенный терминал и небольшой круглый стол с четырьмя стульями. Сидящий слева Оранго опасно отклонился назад и покачивался, упершись коленом в столешницу. Он лишь удостоил вошедших кратким взглядом, и вновь вернулся к тому, чем был занят на своем портативном устройстве. Тафари же кивнул на два пустующих стула.

— Ни для кого не секрет, что Асхетон уже не очнется от комы, — начал он без прелюдий. — Хирурги сообщают, что при таком диковинном хитросплетении органики и механики в его теле, они удивлены, что все это не случилось раньше от любой более или менее серьезной травмы. Я уже не говорю о том, что его сердцу в прямом смысле сто лет в обед — с усиленным доспехом или без него, но люди так долго не живут. Какая бы сила, идея или чувство ни держали его все эти годы, их определенно больше нет, и Старший угасает. Скоро активность его мозга окончательно исчезнет, и он станет просто кусками живого тела на искусственном обеспечении.

Сэлгран никак не отреагировал — его взгляд оставался все таким же стеклянным, а сам он был похож на ледяную статую. Атласу же некогда было думать о чужом эмоциональном состоянии — он отлично уловил куда идет разговор. «Фари не стал бы собирать нас только ради того, чтобы лишний раз врезать по больному месту».

— И мы... — он нервно сглотнул. — Можем как-то исправить эту ситуацию? Ты же это имеешь в виду?

Тафари кивнул.

— Я очень на это надеюсь. Смотрите, мы не можем вылечить его живые ткани или заменить их на механику из-за отторжения, так? Его живой мозг плохо реагирует на любые подобные вмешательства. В общем я подумал... — он вздохнул и прикусил кончик большого пальца, явно не зная, откуда начать. — А что если... ну, заменить этот самый мозг? Перенести его личность в какой-то другой... более надежный сосуд? Тогда можно будет заменить живые части его тела на долговечную механику, и...

Не веря своим слуховым контурам, Атлас вздернул бровь.

— Что ты такое говоришь? Это же утопическая цель всей отрасли производства андроидов! Ты ведь достаточно общался с киперами, чтобы знать о невозможности переноса живой эвристики в кристаллический носитель ввиду того, что мы элементарно не знаем, что такое «сознание» или «душа»! Будь это достижимо, в каньябском институте изучения сознания бы уже шампанское вовсю открывали. Ты же сам хотел написать на эту тему диссертацию, но в итоге отказался!

Тафари поднялся, задвинул свой стул и уперся руками в его спинку.

— Не учи ученого, — буркнул он. — Диссертацию он мою несостоявшуюся запомнил... Ты думаешь, я не знаю? Но все же, все же... — он помолчал немного, а затем опустил голову, так что кудри закрыли его лицо. — Атлас как-то по видеосвязи показывал мне проект кустарного уловителя для сложного модуля памяти... Это ведь была твоя идея, я правильно понимаю? — он искоса глянул на Сэлграна.

Тот кивнул и бесцветно проговорил:

— Я хотел спасти данные с модуля памяти Фидаира путем переноса через синхронизацию.

— Я долго думал над этим чертежом, и в ходе своих исследований немного усовершенствовал. Я... в общем, добавил некоторые компоненты, и у меня есть причины верить, что он... ну, может сработать с живым мозгом.

Атлас поднял руки.

— Так-так, стоп. Ты разрабатывал проект уловителя... для живого мозга? Зачем?

— Тебе не все равно? — вдруг огрызнулся Тафари.

Не успел Атлас поразиться такой эмоциональной реакции и искреннему гневному блеску его темно-карих глаз, как до сих пор хранивший молчание Оранго фыркнул, привлекая всеобщее внимание. Не отрываясь от своего компьютера, он сказал:

— Не одни вы тут директивы нарушаете. Кое-кто рвется доказать, что у рамфоринхов есть сознание.

— Это не рамфоринхи, а рамфодоксы, — голос Фари прозвучал почти обиженно. — И я беру их просто как пример, потому что они долго живут. Да, я считаю, что у животных есть сознание, и однажды, помяните мое слово, докажу это. Это мой научный проект. В наших директивах об этом ничего нет, так что никаких нарушений. Не нужно тут равнять честных андроидов и...

Он вновь перевел взгляд на Сэлграна и осекся.

— Не суть. Я хотел понять, как работает сознание живых существ. Это было бы полезным открытием для всей цивилизации, а я наконец-то смог бы написать свою диссертацию... У меня есть чертежи, но я не успел доделать полноценный пробник аппарата.

Оранго с громким стуком выровнял свой стул, сел прямо и в два нажатия вывел то, над чем он работал все это время, на экран терминала. Взглядам присутствующих предстала вращающаяся трехмерная модель сложного звездчатого многогранника с кристаллическим ядром.

— Фари назвал его ка-хон — хранилище сознания.

— В том, что оно будет хранить перенесенную в него личность, я не сомневаюсь, — всплеснул руками Атлас. — Хранение вообще никогда не являлось проблемой. Меня волнует вопрос самого переноса. Каким образом мы собираемся проводить операции на абстрактных понятиях?

— А вот тут ваш выход, дорогие, — кивнул Тафари. — Оранго-то, конечно, может построить все что угодно, но у нас возникли трудности с стабильностью инфопотоков. В случае с живым мозгом у нас есть только одна попытка — это вам не единички с ноликами копировать-вставить. Сэлгран, гениальные идеи в запасе есть?

— Нужен трансформаторный очиститель, — сказал тот так, словно ответ был уже заготовлен. — Но только такой, чтобы он работал в очень узком диапазоне частот. Я хотел попробовать асинхронный двухфазный, но не решился тестировать в условиях Скийи с ее проводимостью.

— Зилон для этого как раз идеален, — усмехнулся Тафари. — Видишь, как тебе повезло забежать ко мне на огонек? Мне самому это, конечно, обошлось в один массивный ураган, слон ты мой в посудной лавке...

Атлас, ощущая себя так, словно попал в палату сумасшедших, помассировал виски и раздраженно вклинился в разговор с животрепещущим вопросом:

— Какого черта! Слушайте, конечно, я не гений экспериментов, механизмов и всего такого. У меня совсем другая специализация, да. Но вы обсуждаете это так, словно все уже схвачено, и вопрос только в том, должны быть очистители из серебра или, например, платины, и делать их круглыми или квадратными! Каким образом вы собираетесь нащупать это самое «сознание», чтобы протащить его через все ваши трижды проклятые стабилизаторы и трансформаторы? Вы же не можете просто подключить к голове Асхетона электроды, а потом взять да скопировать активность коры его мозга на носитель! Это же мертвые данные, обычная энцефалограмма, и ничего более!

Он так разозлился, что вскочил со своего места и принялся нарезать круги по комнате. «Как они не понимают! Особенно Тафари — он же работал на Каньябе! А Сэлгран? Почему он не поддержит меня?».

— Будь все так просто, нас с вами бы вообще не существовало! — продолжал полыхать он. — Разве стали бы киперы так корпеть, выращивая эвристических андроидов? Не проще ли было бы дарить бессмертие живым, перенося их личности на цифровые носители и производя для них механические тела, как в фантастических романах? Утопия, трансгуманизм и счастливое будущее же, ну! Как вы собираетесь нащупать даже собственное «я», чем бы оно ни являлось, не говоря уж о том, чтобы сделать это с Асхетоном... да почему вы все так смотрите на меня?..

Три пары глаз и впрямь сверлили Атласа взглядом. Воцарилось максимально неловкое молчание, первым которое нарушил Сэлгран, тихо сказав:

— Если этого не сможешь сделать ты, то не сможет никто.

Атлас ощутил, как от страха и осознания происходящего у него немеет лицо.

— Вы хотите чтобы я... синхронизировался с Асхетоном? — срывающимся голосом прошептал он. — Вы в своих умах вообще? Ладно Сэл с его гасханским безумием, но вы двое? Мне что, нужно объяснять вам, что проводить такие трюки с живым мозгом опасно? Вы что же это, думаете, что мои эмпатические способности — это какое-то зеркало, с помощью которого можно просто взять и скопировать сознание?!

Тафари невесело вздохнул.

— Прости, что прерываю твой поток слов. Ты, конечно, невероятно мил, когда скромничаешь, и мы все это, безусловно, очень ценим, но у нас не то чтобы много выбора. Пойми, пожалуйста — Асхетон умрет так или иначе. У нас сейчас есть две опции: мы можем просто подождать, пока это произойдет и поплакать об этом, а можем попытаться что-то сделать.

— Вообще-то мы не можем плакать, — с занудством технического специалиста вклинился Оранго.

Тафари закатил глаза и глубоко вздохнул:

— Я уверяю тебя, я разрыдаюсь в тот день, когда ты научишься понимать иронию, — затем он вновь обратил взгляд на Атласа. — Никто не утверждает, что ты — зеркало, но мы можем попробовать спасти хотя бы ту часть сознания, которую ты сможешь эмпатически почувствовать. В совокупности с копией паттернов активности его коры, у нас возможно что-то да получится.

— Вечные знают? — упавшим голосом спросил Атлас, уже зная ответ.

— Нет, конечно, — сказал Оранго. — Если мы сообщим им сейчас, они вынесут вопрос на все свои девяносто девять этических кругов ада с бесконечными комиссиями и обсуждениями того, не будет ли это считаться надругательством над умершим... ну или почти умершим.

— А если мы сообщим им позже, то вчерашний суд повторится, вот только подсудимых будет четверо! — выкрикнул Атлас.

— Тогда вообще не будем сообщать, если угодно, — отмахнулся Тафари. — Или, вон, свалим все на твоего парня, — он мимоходом качнул головой в сторону Сэлграна. — Ему не привыкать получать по шее. Что ты, честное слово, как двоичный, обходных путей не знаешь что ли?

Сложно было сказать, сколько в его словах иронии — Атлас находился совершенно не в том состоянии, чтобы по достоинству оценить юмор. Он не представлял, что он вообще должен сейчас чувствовать, но аргументов для спора по делу никак не находилось. В словах Тафари, разумеется, имелось зерно истины, однако проблема Атласа была глубже. У него все еще не получалось уложить в голове простую мысль: Асхетон умирает, и это окончательно и неизбежно. Так и не сумев найти достойного ответа, Атлас только шумно выдохнул в знак полной сдачи позиций.

— Вот и прекрасно, — кивнул Тафари. — Ну что, команда кремниевых, за работу?

Они переместились в расчетный центр и принялись за дело. Когда они подключились к системе, Атлас словил целую волну болезненных воспоминаний, словно вернувшись на хромую «Ионию» или в командный центр Скийи, где ему вновь приходилось производить вычисления на мощностях собственных контуров, истощая их ресурс. И все же эта выматывающая работа была лучше черной пропасти синдрома самозванца, неумолимо разверзающейся в его груди.

Он просто не представлял, каким образом от него ожидают оправдать возложенные надежды. У лучших исследователей Союза не получилось найти ключ к разгадке личности, а у него должно получиться? «У меня даже нет особых заслуг в учебе или карьере, не слишком ли много ответственности мне вверяют?». Атлас всегда считал свою эмпатию вполне бесполезным навыком, существующим только и исключительно для удобства окружающих людей. Он может чувствовать эмоции других, понимать и переживать их, но не отражать же!

Атлас с усилием отложил все тревожные мысли в долгий ящик и пообещал себе хорошенько его запечатать. Сейчас необходимо было сосредоточиться на работе и полностью отдаться общему делу, чтобы совершать как можно меньше ошибок в расчетах — друзьям требовалась его помощь.

Прототип ка-хона был готов уже к полуночи. Он представлял собой состоящую из мельчайших катушек коробку со звездчатым многогранником в центре. Сравнительно небольшой и увесистый, ка-хон, тем не менее, потреблял столько энергии, что для бесперебойного обеспечения его требовалось подключать к главному компьютеру Зилона напрямую.

Оранго пару минут ходил вокруг, цокал языком и недовольно качал головой, а потом объявил, что им придется разработать для ка-хона специальное гнездо.

— Любой скачок энергии, и все зря, — пояснил он. — Нам нужно надежное питание, исключающее любые ошибки.

Они провозились еще полтора часа, за которые Атлас вымотался окончательно. Казалось, он достиг состояния, когда даже думать получалось с трудом.

— Ну что, тестируем? — спросил Тафари, когда завершающие штрихи были готовы.

Он запустил ка-хон в автоматической программе симуляции. Все четверо завороженно смотрели за картинкой, визуализирующей потоки информации. К ужасу Атласа, они закручивались, рассеивались и шли куда угодно, но только не в предназначенный для них носитель — неутешительные цифры по углам экрана подтверждали это.

— Это катастрофа... — прошептал он, вновь ощущая, как немеют губы.

Оранго выключил экран терминала и смущенно сказал:

— Делайте скидки на то, что это всего лишь симуляция... компьютер делает выводы только из имеющихся у него данных — вы же понимаете, что я не могу загрузить в него абсолютно все параметры? Симуляции вообще редко совпадают с действительностью...

Ответом ему стало молчание. Атлас был слишком подавлен, чтобы говорить, Сэлгран, казалось, за все это время так и не произнес ни единого слова, а Тафари вдруг отвлекся на пискнувшее портативное устройство связи.

— Нам всем нужен отдых, — торопливо продолжил Оранго, стараясь придать своему голосу уверенности. — Хотя бы короткий. После этого сможем посмотреть на проект снова и внести необходимые изменения. Вот увидите, следующий тест будет более удачным.

Тафари покачал головой и поднял глаза на присутствующих.

— Команда кремниевых, боюсь, сегодня мы с вами работаем в две смены без перерывов. Реанимация сообщает, что по всем признакам смерть мозга Асхетона наступит в течение ближайших часов.

Лицо Хранителя Зилона, оставшегося верным своей уникальной манере шутить даже в такой ситуации, тем не менее, было серьезно и полно решимости, совершенно не соответствуя кажущейся легкости его тона.

— Вероятностей неудачного исхода масса, но при прочих равных я за то, чтобы хотя бы попытаться, — добавил он. — Действуем сейчас или никогда.

Ощущая опасную легкость в теле и словно бы видя себя со стороны, Атлас кивнул — отступать было некуда.