Они чуть не проспали вечернее совещание с командой «Джасписа» и офицерами «Регмалиона». Непривычно угрюмый и молчаливый Тафари также присутствовал — Атлас подумал о том, что, вероятно, ему устроили неплохую выволочку. Он бегло и сухо прошелся по событиям последних суток, вновь повторяя содержащуюся в официальных документах информацию. Затем капитан Кианос зачитал новое постановление — капсула искусственного поддержания жизни с Асхетоном будет погружена на борт и доставлена на Скийю.

— Несмотря на подтвержденную смерть мозга, тело верховного адмаршала будет отключено от системы только непосредственно перед торжественной церемонией похорон, которые состоятся не раньше, чем прибудет «Регмалион» и сами Вечные, — сказал он под конец. — Надо сказать, это первый на моей памяти случай, когда нам предстоит хоронить тело технически еще живого человека...

— Киперы пока не могут гарантировать производство нового тела для верховного адмаршала, — сказала доктор Фотсинг. — Случившееся не имеет прецедентов, и им предстоит много работы, чтобы понять, как теперь быть.

Затем слово взял временно принявший командование Эвиль Валаан.

— У «Регмалиона» есть все необходимое для ремонта — он не должен занять больше двух недель по стандартному отсчету. И поскольку мы быстрее вас, то сильной задержки быть не должно. Если все пойдет по плану, то мы будем на Скийе с опозданием всего на пару дней. Также мы выделяем шесть автономных единиц для вашего эскорта на случай внезапного нападения — хотя разведка сообщает, что проход свободен, мы не можем игнорировать угрозу юни-разломов. К несчастью, автономные единицы являются боевыми кораблями узкого назначения, и не способны поддерживать жизнедеятельность команды долгое время без коммуникации с основной частью «Регмалиона». Возможно ли будет выделить жилые помещения для наших офицеров на «Джасписе»?

— Уже работаю над уплотнением расположения экипажа, — отозвался Оранго, не отрываясь от компьютера. — У нас совсем небольшая жилая часть, но все будут размещены с максимально возможным для этой ситуации удобством.

— Мы не требовательны и привычны к самым разным условиям, лишь бы было где поспать, помыться и поесть хотя бы раз в пару дней, — усмехнулась один из офицеров «Регмалиона». — Так что за нас можете не переживать. В конце концов, личные каюты — это новодел, в докосмическую эпоху матросы спали в гамаках или на трехэтажных кроватях в трюме.

— Носитель, содержащий сознание верховного адмаршала Асхетона, также будет находиться на борту «Джасписа», — вновь взял слово капитан, сверяясь с документами. — Кроме того, во время полета команда наших специалистов будет проводить различные тесты в экспериментальном мире с целью найти способ распараллелить пространственно-временные потоки. Андроид Сэлгран назначается консультантом в лабораторию.

Он смерил бывшего Хранителя Скийи взглядом без враждебности или неприязни, а скорее со спокойным любопытством.

— Позволю себе напомнить, что он не восстановлен в должности, а следовательно не может носить форму, однако ему будет дан личный код доступа с ограниченными возможностями.

Офицер Васера отчетливо фыркнула, а Сэлгран лишь смиренно кивнул. Последние детали были утверждены, и всех наконец-то распустили. Атлас решил ненадолго зайти в расчетный центр — не сговариваясь, Оранго, Сэлгран и Тафари направились туда же.

Капсулу искусственного поддержания жизни уже увезли для погрузки. Атлас смотрел на все еще находящийся в гнезде ка-хон, ловя головокружение от осознания того, что чем бы ни была личность Асхетона, она больше не ассоциируется со ставшим пустой оболочкой телом, а находится внутри механизма. «Говорят, живая душа — это целая вселенная», — подумал он, вглядываясь в загадочно поблескивающий звездчатый кристалл в центре. Возможно, это была просто игра света и попытка выдать желаемое за действительное, но ему показалось, что он видит завихрения, наподобие дисков галактик.

Оранго тем временем включил терминал и вывел на экран результаты последних тестов, которые они с Сэлграном успели провести до того, как отправились отдыхать.

— Как все прошло? — кивнул Оранго Фари, который зашел в помещение последним. — Сильно на тебя ругались?

Видимо, он тоже заметил хмурость Хранитель Зилона.

— Как будто бы мне не плевать, — закатил глаза тот. — К делу: вы втроем сможете продолжить тесты уже в полете, но пока у вас есть лишние контуры, — он показал на свою голову, — давайте-ка выжмем из оставшегося времени максимум.

Они провозились до поздней ночи, собирая воедино всю медицинскую историю Асхетона еще со времен его поступления в училище — благо, Оранго дали особый доступ к этим файлам. Все когда-либо сданные анализы, результаты которых сохранились, были скомпилированы, чтобы можно было составить некую «норму» активности его мозга и других систем для сравнения с информацией на ка-хоне — скрупулезная и выматывающая работа.

Сопоставление показывало ясное сходство информационных профилей за вычетом разве что мелких деталей, которые можно было без труда списать на погрешности. Это в очередной раз подтверждало, что сознание Старшего в целости и сохранности. Более того, структура кристалла показала себя крайне стабильной, так что за скорую деградацию можно было не беспокоиться. Атлас почувствовал, как эти результаты, на этот раз вполне окончательные и подтвержденные, разрядили обстановку.

Однако ложка дегтя обнаружилась дальше — никакого способа коммуницировать с Асхетоном они так и не нашли. Прямое подключение к компьютеру не давало результатов — система начинала предупреждать о высокой опасности обрушения целостности информационного кластера. Никакие обходные методы, предложенные в ходе тестов, также не сработали.

После часа мучений Атласу внезапно пришло озарение — зря он винил себя в том, что не смог передать Старшему информацию о Мариам. С таким раскладом вряд ли Асхетон смог бы ее воспринять, даже если бы он бросил все силы на попытки до него достучаться. «В принципе, логично. Синхронизация не поменяла того факта, что он находился в коме, а значит, не был восприимчив».

— Интересно, он что-нибудь чувствует? — спросил Тафари, словно прочтя мысли Атласа. — Знает ли он сам о произошедшем?

Тот покачал головой.

— Чтобы быть осведомленным о среде вокруг, необходимы органы чувств или системы, их заменяющие. Потому и достучаться до него не получается. Возможно, он видит обрывки снов или воспоминаний — поскольку он не приходил в сознание, с его точки зрения ничего не изменилось.

— Сохранить-то мы сохранили его личность, — Оранго безотчетно кусал кончик своего большого пальца, гипнотизируя взглядом темный экран со столбцами символов и цифр. — А делать-то что теперь с ней? Возможно, киперы смогут что-то придумать... Ведь нам нужен Асхетон для того, чтобы найти Мариам, а точнее приманить ее из состояния «везде и нигде»!

— То что сделал Атлас, может быть воспроизведено в условиях юни-разлома при наличии специфической проводимости, — тихо сказал до сих пор молчавший Сэлгран, не поднимая глаз. — То есть, на Скийе. Потому что именно так сознание Мариам оказалось отделено, когда ее тело разрушилось. Юни-разлом гибелен для живых, да и для андроидов не полезен. Но ка-хон куда стабильнее любого другого носителя, поэтому сейчас говорить о новом теле для Асхетона бессмысленно.

— Ну в таком случае Вечные еще спасибо нам должны сказать за все сделанное! — в возгласе Тафари звучала искренняя обида. — Если они рассчитывают использовать Асхетона, чтобы достичь Мариам, то лучше ка-хона им ничего не найти.

— Они знают, — кивнул Сэлгран. — Именно поэтому они предписали транспортировать ка-хон на Скийю — не думаете же вы, что они просто хотели, чтобы Асхетон «поприсутствовал» на собственных похоронах?

— Какие бы ответы нас ни ждали, они на Скийе. Там, где все и началось, — негромко подытожил Атлас.

Воцарилось молчание, нарушаемое только равномерным гулом вентиляционных систем главного терминала. Наконец, Тафари поднялся со своего стула и замахал руками:

— Так, ну чего все приуныли? А ну-ка давайте, разбредайтесь — вам через четыре часа вылетать. Кыш-брысь отсюда, отдыхать.

Проводы были недолгими и скромными. Фари наградил Оранго братским рукопожатием с оглушительным хлопком и коротко приобнял его, а затем подошел к Сэлграну. Их разница в росте, телосложении и цвете кожи создавала впечатление сошедшихся противоположностей, что со стороны выглядело причудливо, но весьма эстетично. Фари поманил Сэлграна пальцем, и когда тот наклонился, что-то тихо сказал ему на ухо. По мало подверженному эмоциям лицу бывшего Хранителя Скийи нельзя было догадаться о смысле — он лишь скосил глаза на собеседника, но ничего не ответил.

— О чем вы там шептались? — спросил Атлас, когда настал его черед прощаться.

— Предупредил, что если будет снова безобразничать в моем мире, я скормлю его своим рамфодоксам.

Счастливая белоснежная улыбка Тафари не давала никаких шансов считать степень серьезности его слов.

— И что, это возымело эффект? — с сомнением поднял бровь Атлас.

— Нет, конечно. Но потом я пригрозил, что уведу у него парня — тут-то его и проняло, — Фари рассмеялся и крепко обнял его. — Доверяю этот кремниевый артефакт тебе, как более умному и взрослому. А то не ровен час снова попадет в неприятности.

Им с Сэлграном предоставили одну каюту на двоих. В этом не было ничего необычного или удивительного — многие члены экипажа «Джасписа» и все офицеры «Регмалиона» получили сожителя. Однако Атлас против воли чувствовал по этому поводу некоторую нервозность, круто замешанную на смущении.

«Это явно не самое откровенное или постыдное, что я делал с ним. Мы провели не одну ночь вместе и даже жили короткое время на Скийе в одном помещении. Так почему сейчас это ощущается по-другому?». Атлас чувствовал себя последним идиотом, стоя посреди каюты с сумкой в руках и бессмысленно переводя взгляд с одного отсека хранения на другой в попытках выбрать, какой использовать.

Сэлгран же, напротив, был невозмутим. Он деловито проверил наличие полотенец в душевой, затем открыл гигиенический набор и перебрал его, удостоверяясь, что в нем есть все необходимое.

— Мне нужно получить минимальный комплект вещей, — бросил он.

Атлас кивнул и мысленно проследил течение событий для Сэлграна — спешное отбытие со Скийи на скоростном бриге, затем, вероятно, столкновение с гасханами, потеря контроля над собой, прибытие на Зилон, буря, падение к ядру, чуть не окончившееся полным отключением, затем суд и вылет меньше чем через два дня... Получалось, что у него даже одежды сменной нет. «Жалко, что ему форму нельзя носить — хотел бы я посмотреть, как она на нем сидит». Сэлгран устало потянулся, так что оставленная навыпуск рубашка чуть задралась, на секунду обнажая его поясницу и пресс. Атлас как-то слишком внимательно вперился взглядом в полосочку матовой смуглой кожи, вдруг сконцентрировавшись только на ней. «Впрочем, доспехи и плащ на нем тоже смотрятся отлично».

Сэлгран тем временем прошел мимо замечтавшегося Атласа к выходу — дверь открылась, заставив того испуганно моргнуть, возвращаясь в реальность. В коридоре чуть поодаль стояли Тинаш Кибб и один из помощников Оранго из машинного — они обернулись на звук. Едва ли Сэлгран их заметил — не с его туннельным зрением. Атлас успел поймать их взгляды и на себе до того, как дверь закрылась. Обреченно улыбаясь, он вдруг осознал, что помещение снабжено единственной двуспальной кроватью — Оранго поселил их в парную каюту.

«Почему сейчас это ощущается по-другому? Что ж, кажется, вот почему, — он опустился в кресло, закрыл лицо рукой и не смог удержаться от смешка. — Кто бы мог подумать, что меня так смутит официальность этих отношений. Фло была бы горько разочарована во мне».

Однако в первые же дни полета неловкость бесследно исчезла. Хотя Сэлгран работал в лаборатории, а Атласа в основном назначали в машинный отсек к Оранго, их вахты часто совпадали по времени. Это давало им возможность проводить свободные часы вместе, и не успел Атлас оглянуться, как накрепко подсел на этот наркотик. Сущие, казалось бы, мелочи, совершенно обычные для пар: сесть за один столик в столовой, перекинуться парой фраз или хотя бы взглядом во время работы, вместе сходить в спортзал или просто пройтись по кораблю, разговаривая о чем-нибудь отвлеченном — давали ощущение совершенно новой для Атласа эйфории.

Он не осознавал раньше, как сильно его, оказывается, тяготила необходимость постоянно выбирать выражения и обходить острые углы в разговорах с другими членами экипажа. Как люди привыкают к тупой боли и удивляются, когда она исчезает, так и Атлас привык выкручиваться, если речь ненароком заходила о Сэлгране, и только теперь понял, как многочисленны были эти случаи, и сколько дискомфорта они приносили. И точно так же, как люди боятся, что боль однажды возобновится, он ловил себя на мысли, что он не сможет вернуться к тому, что было раньше. Ложиться спать вместе, засыпать, чувствуя запах сандала, и, конечно же, заниматься сексом вдоволь, без постоянного нависания над бездной отчаяния и мыслей о том, что это их последний раз, стало почти что зависимостью, с которой он не желал расставаться.

Памятуя о собственном опыте, Атлас поначалу немного волновался о том, как Сэлгран вольется в непростой коллектив лаборатории. Он не стал ничего говорить, предоставив тому возможность самому составить мнение о каждом и каждой из коллег. Как вскоре выяснилось, это решение было правильным. По прошествии нескольких дней Сэлгран оставался все так же спокоен, что ясно говорило о том, что он попросту не замечал обстановки. Атлас испытал по этому поводу что-то среднее между ревностью и завистью — вот где упрощенная эмоциональная матрица-то полезна!

И все же он дал себе слово приглядывать за тем, как развиваются события. Поначалу, украдкой проходя мимо лаборатории, он даже верил в то, что делает это ради Сэлграна, а не ради удовлетворения собственного любопытства. В целом, его устраивало то, что он видел. Тинаш и другие лаборанты были вполне дружелюбны с самого начала, Ви даже не пыталась скрыть своей искренней симпатии к Сэлграну, интересуясь каждой мелочью и вызываясь помочь в любом деле. Прекрасно зная ее пылкий влюбчивый темперамент, Атлас только посмеивался, глядя на это, однако даже для него стало сюрпризом, в какой почти детский восторг она пришла, как-то увидев их вдвоем. На следующий же день, встретив Атласа в коридоре, она с радостным вскриком обняла его и еще минуту тискала, как котенка.

Ньери Васера со свойственной ей злопамятностью держалась дольше всех. Будучи оба упрямыми и непримиримыми деспотами, первое время они с Сэлграном сцеплялись по нескольку раз за смену и перекидывались взглядами, от которых хотелось прикрыться свинцовым фартуком. Атлас уже начал волноваться, что Ньери никогда не сможет принять Сэлграна, однако в конечном итоге и эта крепость пала. Она сдалась перед острым умом бывшего Хранителя Скийи, его изобретательностью и умению нестандартно подходить к решениям вопросов, но главное — перед тем, что он, оставаясь обычным равнодушным собой, даже не пытался завоевать ее расположение. Заметив перемену в ее отношении, Атлас испытал настоящую гордость, словно это была его личная победа.

Жизнь на «Джасписе»-исследовательском шла своим чередом, и Атлас искренне радовался выдавшейся передышке. За последнее время и без того произошло слишком многое, так что несколько недель скучной рутины виделись ему настоящим благом. Впервые с его первого прибытия на Скийю, у него появилась возможность спокойно обдумать свои чувства, осознать каждую эмоцию и найти им соответствующие места внутри своей личностной матрицы.

Как он ни крутил ситуацию, ему хотелось, чтобы такая жизнь не заканчивалась, а мысли о Сэлгране вызывали умиротворение и спокойную улыбку. И единственное, о чем он жалел — что не может поделиться всем этим с Асхетоном. Он понимал, что если все пройдет удачно, Старший обретет новое тело и вторую жизнь. Но желание поделиться с ним прямо сейчас было так сильно, что к концу первой недели полета Атлас все же украдкой пробрался в медотсек, где и хранились капсула искусственного поддержания жизни и ка-хон. Оглядевшись по сторонам, точно боясь, что его застукают за столь иррациональным занятием, он тихо сказал:

— Ты пожертвовал жизнью ради нас, неживых единиц... — он осекся и закусил губу. — Я... просто хотел сказать...

Атлас, разумеется, не ожидал никакого ответа от тела с мертвым мозгом или железки ка-хона в углу комнаты, но он все равно оказался не готов к тому, что его слова повисли в воздухе, словно промозглый туман поутру. Он не раз слышал и читал, что люди разговаривают с неодушевленными предметами — урной с прахом, портретом или вещами, принадлежавшими любимым — и это вроде как приносит некоторое облегчение в переживании потери. Ничего из этого Атлас упорно не ощущал. Решив попробовать снова, он провел по капсуле, представляя, что касается руки Старшего, но холод гладкой поверхности оказался настолько некомфортным, что ему вдруг захотелось оказаться где угодно, только не здесь — он почувствовал себя еще хуже, чем раньше.

Твердо решив покинуть помещение и развернувшись к двери, он чуть не столкнулся с вошедшим в этот момент Сэлграном. Выражение его лица ясно говорило, что он здесь ровно с той же целью, а уверенность его шагов показывала, что это не первый подобный визит.

— Не ожидал увидеть тебя здесь, — словно извиняясь, сказал Сэлгран. — Сам не знаю, зачем я это делаю, честно. Он же все равно не слышит.

Атлас не стал ничего говорить, а вместо этого приблизился и приобнял его за талию — тот ответил на объятие. Слова были излишни. Они постояли немного в молчании, глядя на капсулу, но в этот раз тишина была совсем не холодной и промозглой, как раньше. Атлас вдруг обнаружил, что ему вовсе не нужна речь, чтобы общаться со Старшим. «Я думаю, ты был бы рад знать, что твоя жертва не напрасна, — думал он. — Ты спас нас, и я... Знаешь, мы ведь сейчас словно самая обычная пара. Как будто бы мы просто люди, которые сошлись и... встречаются? Ходят на свидания? Это так странно после всех перипетий. Черт знает, почему меня это смущает, но... Мне нравится то, что я чувствую к нему. Я обязан этим тебе».

— Пойдем? — негромко предложил Атлас спустя несколько минут.

Сэлгран кивнул. Они вышли в коридор и направились в каюту, так больше и не перекинувшись ни фразой.