Мягкий солнечный свет проникал через сверкающие хрусталем после ночного дождя стекла, темно-изумрудные листья отливали каплями росы, солнечные зайчики обгоняли друг друга, перескакивая с настенных часов на магниты холодильника и дальше, пробежавшись по ручкам стоящих на полке чашек, повторяли танец росинок уже на креплениях календаря.

Открыв окно, он впустил свежий утренний воздух и передвинул пластиковый ограничитель. Календарь появился тут, на кухне этого дома, одновременно с ним. Не этот конкретно — были и другие, которые сейчас пылились в ящике тумбочки, стоящей в комнате, выделенной ему почти пять лет назад.

***

Пять лет назад он очнулся в шикарной палате, не помня ничего и не зная даже, как его зовут. Один из ворвавшихся в палату двух мужиков почти дополз до него и, уткнувшись лицом в свободную от капельницы руку, прохрипел: «Брок…». Ладонь он тогда долго не мог убрать, и, признаться, отнюдь не из-за сопереживания чувствам стоявшего на коленях страдальца, а из-за вида его странной левой руки, которая спустя мгновение опустилась ему на грудь, отчего захотелось снова упасть в беспамятство. Даже больше, чем узнать — кто он и почему его лапает металлический протез.

Кроме имени ему почти сразу рассказали, что он — военный, агент правительственной организации и командир одного из ее отрядов огневой поддержки. «Лучший…» — хрипло добавил второй страдалец и открыл рот сказать что-то еще, но дверь снова открылась, впуская миниатюрную женщину в медицинском халате. Она явно имела вес и влияние, ибо оба модификанта (откуда он знал это слово?) тут же послушались ее взгляда и вымелись из палаты.

Несмотря на многочисленные обследования и беседы с разными людьми, он за все это время так ничего и не вспомнил. Один из мужиков, темненький, с протезом, которого все называли Джеймсом или Баки, в первый же день рассказал, что он, Брок, попал в серьезный переплет во время одной из операций и пострадал при обрушении здания. Второй, представленный Стивом, весь рассказ Баки молчал, кусая губы и прожигая взглядом дырку в полу.

Он ничего не помнил, но знал, как включить программу в душевой кабине, сколько засыпать в кофеварку зерен и залить молока, на какие полки холодильника класть продукты, и что свежие пончики хозяин пекарни напротив их дома выкладывает на прилавок ровно в семь утра.

Их дом… Суперы, как однажды у него вырвалось само собой, сказали, что у него есть свой дом, точнее, квартира, и даже отвезли туда сразу после выписки из больницы. Но предложили пожить у них, пока не разрешится ситуация с амнезией. Красивое слово, но от него Баки со Стивом почему-то вздрагивали. Он согласился, взяв лишь немного из вещей да старенький потертый фотоальбом.

Их дом стал его домом. Здесь было уютно и комфортно, он был окружен тактичной заботой и ненавязчивым вниманием, но то и дело улавливал вибрацию других чувств и эмоций. Он не мог обозначить их словами, но сильнее всего те исходили от Стива. Тот буквально фонил ими, стоило ему столкнуться с Броком по любому поводу.

Он никак не мог привыкнуть к своему имени, хотя небольшая книжица из нескольких страниц с его фотографией на первой и тиснением PASSPORT была более чем убедительна, да и повода не доверять Стиву и Баки у него не было. Их рассказы о его забытом прошлом подтверждались документальными записями боевых заданий, совещаний и посиделок в кафетерии ЩИТа (так называлось место его пока ставшей бывшей работы), дополняясь горячими рассказами парней и рыженькой девушки с нашивками на форме S.T.R.I.K.E., что навещали его каждый день, снова и снова показывая фотографии и видеосъемки с его участием. Все говорило о том, что он — потерявший при выполнении задания память командир военизированной группы.

Его отправили на бессрочный больничный с сохранением жалования и даже выплатили компенсацию, как сказала представившаяся агентом Хилл женщина — «за полученный физический и моральный вред». Он спросил, что означает второе, но и так белокожий Стив промолчал, странно побледнев еще сильнее.

Он понятия не имел, на что тратить большие, судя по всему, деньги, и начал с того, что стал оказывать приютившим его парням из благодарности мелкие знаки внимания. Например, ему нравилось встречать их, еще сонных по утрам, ароматом свежезаваренного кофе и ванильным шлейфом горячих пончиков.

***

Улыбнувшись замершей на без пяти минут семь стрелке часов, он вышел из кухни, сдернул с крючка ветровку и постарался бесшумно закрыть дверь. Баки умудрялся даже со второго этажа слышать щелчок замка.

Он вошел в пекарню как раз когда хозяин вынес поднос. Ровные ряды политых лимонной глазурью мучных солнышек так хотелось подарить двум другим солнышкам, освещающим ему новую, начатую с нуля непростую жизнь.

— Я возьму все, — кивнул он хозяину пекарни, доставая бумажник.

— Сегодня бесплатно, — покачал тот головой и тут же подмигнул, — с Днем Рождения!

Он замер. День Рождения… Звучит красиво и… Как это?.. Празднично. Но что это означает, он за многие годы так и не понял. День. День — это часть времени. Рождение. День Рождения — время, когда он родился. Так получается? Но он же много лет назад родился… Он не любил показывать, когда чего-то не понимал и не мог логически объяснить сам себе, не обращаясь к другим, хотя многие знали о его проблеме и спокойно разъясняли те или иные вопросы. Но он не любил спрашивать, как ему казалось, элементарное. Вот как можно неосознанными движениями рук разобрать и собрать пистолет, но не понимать, как у него сегодня может быть День Рождения, если в PASSPORT значился 1971 год?

Просто улыбнувшись пекарю и сказав «спасибо», он забрал аккуратно переложенные в коробку пончики и, попрощавшись, вышел. Задание аккуратно открыть дверь он почему-то провалил, хотя был уверен, что действовал тихо. Но стоило ему появиться в холле, как из кухни выскочил Баки — растрепанный со сна, в одних брифах и босой.

— Брок… — он в одно слитное движение возник рядом, бегло осмотрел его и, шумно выдохнув, вжался лбом в плечо. — Напугал… Я проснулся. Кофе пахнет. А тебя нет, — Баки говорил обрывисто, взволнованно.

— Я… вот… — Брок кивнул на поставленную на тумбочку коробку.

— Лимонная глазурь и посыпка какао, — улыбнулся Баки, немного повернув голову, но не убирая ее с его плеча.

— Они напоминают мне вас, — он пожал плечами, сам не зная почему. — Ты — темный и сладкий, как какао: ложка какао, четыре сахара, на фалангу среднего пальца молока, — он замер, поняв, что вновь бессознательно произнес это. Значит, знал там, раньше. Баки подтвердил, с хриплым выдохом снова уткнувшись в плечо. — Стив — светлый, гладкий, вкусный, но со странной ноткой горечи.

***

Все эти пять лет ему было спокойно и надежно с парнями; назвавшийся его замом и другом Роллинс подтвердил, что у них были хорошие отношения, никакой конфронтации. Он одинаково тянулся и к Стиву, и к Баки, а вот отношение к нему самих парней было разным. Баки с первого же дня стремился быть ближе, Стив держался особняком. Приближаться не спешил, словно сдерживая себя.

Он не мог понять, что делает не так, почему Стив сторонится его, пока однажды сквозь приоткрытую дверь кабинета не увидел его, склонившегося над какими-то бумагами. Тот перебирал какие-то снимки, то и дело вздрагивая. Под его хриплый стон «Брок…», он не удержал дверь, та скрипнула, и Стив поднял голову.

Тогда Стив что-то говорил ему. Он не запомнил слов, но помнил голос, тембр и ту самую нотку горечи. Его продолжало тянуть к Стиву. Он прочитал в специальной литературе, что люди разные: кто-то действует прямолинейно (как Баки), а некоторые смущаются публичных проявлений чувств, но раскрываются наедине. Не один раз передвинут был разделитель календаря, прежде чем однажды после ужина, когда он загружал посудомойку (тоже каким-то образом зная, какую программу включить для пригоревшей после кулинарных подвигов Баки сковородки), Стив зашел за стаканом воды. Он не слышал шагов Стива и резко развернулся, на мгновение потеряв равновесие.

Врачи до сих пор запрещали ему резкие движения, оперируя снимками головы, но иногда он забывался. Правда, рядом тут же, словно из-под земли, возникал почему-то именно Баки и страховал, готовый поймать. А тем вечером поймал Стив. Тот слишком очевидно нехотя убирал руки с его плеч, и он решился. Придвинулся и почти неощутимо коснулся губами щеки — хотел хоть как-то отблагодарить Стива за дом, неодиночество, которого на самом деле боялся, и заботу. Стив крупно вздрогнул и выронил стакан. Вода разливалась под их ногами, а они так и стояли: он, опустив голову на плечо Стива, который медитативно поглаживал его волосы. И он подставлялся под его руки, чувствуя себя удивительно хорошо.

С тех пор Стив стал чаще и больше быть с ним, но все равно напрягался, иногда уходя в себя, а он то и дело ловил его взгляды, в которых мелькало… Увы, он так и не смог найти определение этой эмоции.

***

— Привет. Вкусно пахнет, — Стив, как и Баки, возник бесшумно, но в отличие от Баки, не обнял за плечи, притягивая ближе, а лишь невесомо, воровато коснулся рукой.

Брок взял протянутый Баки пончик и тут же глухо застонал.

Накануне им пришлось уже затемно рвануть в ближайшую обнаруженную поблизости от дома стоматологическую практику. У него банально разболелся зуб. За считанные минуты десна опухла, и начал разрастаться флюс. Он решил — мужик он или кто, да и не хотел ждать, пока подействует анестезия, поэтому дал согласие удалять так. Боль оказалась неожиданно сильной, настолько, что его в кресле держали два медбрата. Пока он приходил в себя, сквозь туман слышал слова врача «странная форма пломбы», а первое, что увидел, — белого как мел Стива в приоткрытой двери и в крошку металлическую ручку стульчика, что стоят в коридорах.

Потом уже дома, когда Баки уложил его в постель и накачал, судя по всему, смесью обезболивающего и снотворного, он услышал еще одно странное слово — «гидра», но при чем тут хищная обитательница морей, не понял, решив спросить позже. Потому что теперь и Баки был таким же бледным, как и Стив. Под тихое бормотание последнего по телефону с просьбой не сообщать про обнаруженное в пломбе вещество, он уснул.

А утром решил пока не возвращаться к вчерашнему неприятному приключению, помня, как оно странно подействовало на Баки и Стива.

— Кофе и пончики вкуснее горячими, — он успокаивающе улыбнулся, ладонями накрыл руки Баки, уже не вздрагивая, как поначалу, от прикосновений к протезу.

— С Днем Рождения, Брок… — сдержанно улыбнулся Стив.