Фэн Синь застыл на полушаге, поняв, что стойка, которую принял Му Цин, была его собственной, отточенной столетиями под его вспыльчивый характер и стиль боя, и ей не пользовался никто, кроме него самого.

Му Цин, которого беспокоящийся за него Се Лянь временно поселил в одной из комнат своего дворца, провалялся в постели, побежденный сильнейшим жаром и кашлем, почти целую неделю, и не было ни единого дня, когда он не пытался сбежать, угрюмо молча всякий раз, когда стороживший здание Фэн Синь ловил его за шкирку и притаскивал обратно смирно выздоравливать, лишь на третий раздраженный вопрос о том, почему же тому не лежится на месте, мрачно буркнув, что должен работать. Лучник уставился на него, болезненно красного, дрожащего и то и дело выбирающего, кашлять или дышать, и только тогда понял, что Му Цина хоть и приняли учеником в монастырь, но деньги для его матери ему всё еще были нужны, и дарить их ему никто не собирался.

Теперь было хотя бы ясно, почему он свалился с болезнью. Работал и учился без продыха, загоняя себя до такого состояния. Может, еще и остальные ученики как-нибудь в этом «помогли».

Фэн Синь, понимавший, что присутствие тощей язвы ему вскоре в любом случае придется терпеть ежедневно, скрепя сердце вздохнул и, не зная, как бы деликатно намекнуть Се Ляню о том, что тот мог бы сделать Му Цина своим личным слугой, просто и без обиняков сказал ему это напрямую, когда они остались одни. Его Высочество, всю эту неделю каждый день навещавший больного и старательно пересказывавший всё то, что он узнал на занятиях, нисколько не удивил своего телохранителя, с улыбкой признавшись, что и сам думал об этом, и после некоторых раздумий последний из их троицы Сяньлэ согласился на эту работу то ли с опаской, то ли с недоверием.

Меньше всего Фэн Синь понимал, почему Му Цин отказался поселиться во дворце и так и прибегал к ним из своей отдаленной кельи ранним утром, уходя лишь поздним вечером. Они втроем проводили вместе почти все дни напролет, и почти каждый второй раз, когда слуга уходил выполнять данное наследным принцем поручение, им приходилось вытаскивать его из очередной передряги, устроенной остальными учениками, ставшими лишь еще более недовольными после того, как Его Высочество во всеуслышание принял всеобщего козла отпущения к себе.

Если дело не касалось того, как личному слуге наследного принца следовало себя вести и какие у него были обязанности, то Му Цин с Фэн Синем едва ли перекидывались парой слов, и последнего, не желавшего с ним ругаться до состояния, когда от раздражения резко переставало хватать воздуха, это вполне устраивало. Так бы и продолжалось, наверно, очень долго, если бы несколько менее тощая язва спустя несколько месяцев с их первой встречи неожиданно не обнаружила его поздним вечером распивающим вино прямо на территории монастыря, где оно было строго-настрого запрещено.

 — Ты ничего не видел, — быстро сказал, чертыхнувшись про себя, Фэн Синь, который был уверен, что Му Цин уже давным-давно ушел к себе. Но нет, тот стоял, держа в руках ворох грязной одежды, и смотрел из дворца наследного принца прямо на него, сидевшего в саду и державшего в руке бутыль вина, которое он протащил сюда с очень большим трудом.

Нужно было сидеть в своей комнате, а не хотеть на свежий воздух и смотреть на пухлую луну.

Слуга, явно колеблясь, кивнул, а затем, вместо того, чтобы пойти дальше по своим делам, вышел к нему в сад и медленно приблизился.

 — Тебе не стоит пить. Это помешает твоей работе, — тихо сказал тот, и Фэн Синь несдержанно громко фыркнул.

 — Легкое опьянение не помешает мне защищать Его Высочество. Принеси меч, чтобы защищаться, я даже сейчас разделаюсь с тобой в два счета, — самодовольно заявил он и, когда Му Цин покачал головой, отказываясь, подскочил с камня, на котором сидел, неловко покачнувшись. Затем рассмеялся от этого, чувствуя, как в нем бурлит энергия.

Слуга подался к нему с почти что обеспокоенным выражением лица, наверняка лишь привидевшимся Фэн Синю, но тот уже достал лук и стрелы, прицелился, улыбаясь кончиком рта, и выстрелил в установленную для тренировок на другом конце сада мишень.

Он бы попал в нее даже с завязанными глазами, что тут говорить про небольшое количество алкоголя.

Фэн Синь выжидающе взглянул на Му Цина, уверенный, что тот удивленно распахнет глаза, как частенько делал в самом начале их знакомства, когда видел его за тренировками, но тот лишь сохранил свой безучастный вид, положив ворох одежды на скамейку и, кажется, всё пропустив.

Зараза.

 — Так зачем ты ко мне пришел? — спросил задетый этим юноша, возвращая лук на положенное место, и, наклонившись, подхватил с земли оставленную на ней бутыль вина. — Тоже хочешь немного?

 — Нет, мне нельзя, — спокойно ответил тот, и Фэн Синь, пожав плечами, запрокинул голову, допивая последние капли, а затем, поставив теперь пустую бутыль на землю, двинулся к мишени, утирая губы. — У тебя, кажется, хорошее настроение.

 — А для чего еще мне, по-твоему, пить, как не ради хорошего настроения? — прыснул со смеху он и, заметив, что Му Цин всё так же упрямо стоит, прямой как палка, решил, вернувшись со своей стрелой, тоже не присаживаться обратно, вместо этого принявшись неспешно распускать волосы на ночь.

Алкоголь как-то прибивал все его проблемы к земле, заставляя их казаться ничтожнее муравьев, а если перебрать так, что на следующее утро укоряюще гудела голова, пока он наблюдал за тем, как Му Цин ловко и уже привычно одевает Его Высочество, то могло даже показаться, что очнуться вновь в своем собственном теле в далеком прошлом — просто неимоверная невозможная глупость, а значит, всё это ему просто видится во сне.

Так было бы проще.

 — Ты сейчас глаза закатил, — недовольно упрекнул его Фэн Синь, заметив, что тот отвернулся полубоком, складывая руки на груди. У Сюаньчжэня в такие моменты всегда было одно и то же предельно раздраженное выражение лица, и даже если Наньян не видел его глаз, словно бы он мог его не узнать.

 — Не закатывал, — упрямо возразил Му Цин.

 — Закатил, я всё видел, — отказался принимать его возражение Фэн Синь.

 — Ты пьян, мало ли что тебе привиделось, — заключил тот спокойным, но победным тоном, и лучник, передразнивая, попробовал так же закатить глаза, но тут же поморщился, хватаясь за переносицу.

 — И как у тебя от этого только глаза не болят? — проворчал он, массируя ее, припоминая все те разы, когда видел, как Му Цин тайком, отворачиваясь, предается своей дурной привычке.

Тот чуть самодовольно хмыкнул, ничего не сказав, и остался стоять на том же месте, не отводя взгляда от Фэн Синя, не понимавшего, отчего ему дарили такое пристальное внимание, и, наконец окончательно избавив волосы от украшения, молча тряхнул головой, хмурясь, понимая, что даже спустя восемь сотен лет Му Цин, который для него сейчас вроде и ребенок, а вроде уже и нет, слишком сложный, чтобы можно было понять.

 — Так тебе от меня что-то нужно? — рассеянно спросил он, смахнув за плечо мешающиеся пряди, у застывшего истукана, сжимая в руке холодившее кожу украшение, а затем кинул его себе в карман.

 — Нет. Я просто слежу, чтобы ты не натворил глупостей, — ответил тот. — На самом деле, просто иди спать. И не пей больше.

— Какая тебе разница, натворю я глупостей или нет? — удивился Фэн Синь, восприняв это, как предупреждение не навернуться где-нибудь, ударившись головой и глупо умерев.

 — Потому что они отразятся на Его Высочестве, — спокойно разъяснил Му Цин, и лучник пробормотал себе под нос, что ясно, он понял. Положение господина напрямую влияло на положение его личного слуги.

Притворяясь, что не услышал замечания, что ему следует пойти спать, и уж точно не расслышал совета больше не пить, Фэн Синь запрокинул голову, рассеянно глядя на черные небеса. Внезапно его посетила мысль, что там, наверху, находится Цзюнь У и, возможно, уже сейчас порой наблюдает за наследным принцем Сяньлэ. Он, закрывая глаза и стискивая зубы, не смог сдержать пробежавшую от этой мысли по телу дрожь, захлестнувшую его темной холодной волной, напрочь сметя за собой его фальшивое хорошее настроение.

До вознесения наследного принца, за которым вскоре последует засуха в Юнани и низвержение, осталось совсем немного времени, не больше пары лет.

Если Му Цин и заметил что-то странное в его поведении, то наверняка просто списал на действие алкоголя. Тот снова открыл рот, явно собираясь настаивать на важности сна, но Фэн Синь его опередил.

 — Му Цин, а ты… хочешь стать небожителем? — неловко спросил он, не отрывая взгляда от луны.

 — Хочу, — после короткой заминки из-за неожиданности вопроса спокойно и уверенно сказал тот, и лучник криво усмехнулся кончиком рта, думая, что если бы Сюаньчжэнь оказался в его ситуации, то наверняка справился бы лучше.

 — А я не хочу. Это слишком одиноко, — просто поделился Фэн Синь и отвернулся, не желая обсуждать свои слова, мгновенно начиная жалеть, что вообще их сказал. На глаза попалась оставленная на скамье одежда, и он горько вспомнил израненные из-за неопытности руки государыни, вынужденной заниматься не подходящей ей по статусу работой. — Я хотел тебя кое о чем попросить. Научи меня стирать.

 — Что? — изумленно переспросил Му Цин.

 — А еще убираться. И готовить, — продолжил лучник, припоминая все трудности, которые свалятся ему на голову, как только слуга, не выдержав, покинет их с Се Лянем и его царственными родителями, находившимися в изгнании. Было бы хорошо научиться всем этим житейским премудростям заранее, вдруг так у него получится… что-нибудь изменить… — И шить. И… И… Как это называлось? Когда ты… белье после стирки… Чтобы оно высохло, а не…

Фэн Синь хрипло и несчастливо рассмеялся, помня, как ему было тяжело с непривычки выполнять все эти домашние обязанности почти что в одиночку и как много раз он сплоховал, совсем растерянно не зная, как это правильно делать.

 — Развешиваешь? — озадаченно подсказал Му Цин, и тот кивнул, соглашаясь с любыми его предложениями, раз сам не знал лучше. — Зачем тебе это?

 — Когда-нибудь узнаешь, — пожал плечами Фэн Синь, не собираясь раскрывать свои секреты.

 — Но я не понимаю, — нахмурился тот. — Ты ведь телохранитель Его Высочества, зачем тебе тратить время впустую на подобные вещи? Неужели ты собрался…

 — Забудь, — перебил его он, вздыхая, не желая слушать чужие неправильные предположения. — Не забивай себе голову. Не хочешь, так не хочешь, это не проблема.

 — Я не сказал, что не стану тебя учить, — чуть помедлив, сказал Му Цин. — Но это займет много времени. Что я за это получу?

Лучник удивленно застыл, не веря своим ушам.

 — Мою благодарность? Мое жалование? — попробовал перечислить Фэн Синь что-то, что мог бы предложить, но тощая зараза этим не была впечатлена. — Чего ты хочешь?

 — Я научу тебя домашним делам, а ты, скажем, научишь меня стрелять из лука, — предложил тот с таким видом, словно был не очень-то заинтересован, и телохранитель нахмурился, чувствуя, что, кажется, пропустил момент, когда Му Цин начал наглеть.

 — Из лука? — непонимающе переспросил он. — У тебя ведь талант к холодному оружию, зачем тебе учиться стрельбе?

Слуга промолчал, сложив руки на груди в еще более отталкивающем жесте.

 — Так ты согласен или нет? — почти что резко спросил он и, осекшись, опустил голову, по старой привычке глядя в землю.

Фэн Синь, вскинув брови, решил, что тот просто так до сих пор и не научился нормально разговаривать с людьми. Никогда, должно быть, и не научится.

 — Почему бы и нет… А нет, я не могу, — пробормотал лучник, и чуть приподнявший кончик рта в улыбке Му Цин тут же нахмурился. — Не умею я… учить. Для меня объяснять, как стрелять из лука… Это всё равно, что объяснять, как дышать. Ничего дельного из этого не выйдет.

 — Открываешь рот, — после недолгого молчания ровно начал слуга с серьезным видом. — Втягиваешь им воздух, грудная клетка поднимается…

 — Ладно! Ладно… — поспешно остановил его и, потратив немного времени на раздумья, без предупреждения беспечно бросил ему свой лук, по привычке доверяя, что с его излюбленным оружием ничего не случиться. — Давай попробуем.

 — Сейчас? — без восторга спросил Му Цин, не возмущаясь поймав лук.

 — Сейчас, — подтвердил Фэн Синь, приблизившись и вручив следом стрелу, и обошел его стороной. — Знаешь стойку?

Тот кивнул и, развернувшись в сторону той мишени, в которую попал телохранитель, уверенным, но всё же неопытным движением вложил стрелу и натянул тетиву. Двинувшийся к нему, чтобы поправить, Фэн Синь застыл на полушаге, поняв, что стойка, которую принял Му Цин, была его собственной, отточенной столетиями под его вспыльчивый характер и стиль боя, и ей не пользовался никто, кроме него самого.

 — Ты… — изумленно выдохнул он, глядя на его напряженную спину, и был рад, что его собственное шокированное лицо не видно.

На самом деле ничего особенного. Му Цин просто талантливый. Просто очень наблюдательный, вот и запомнил эту стойку, пока порой видел его за тренировками.

Ничего такого.

 — Что-то не так? — спросил слуга, опуская лук, и Фэн Синь мог поклясться, что звучал тот несколько нервно.

 — Ничего. Давай еще раз, — велел он и, когда Му Цин вновь встал в стойку, уже не так решительно, как до этого, убедился, что это и в самом деле она. Пытаясь развеять напряженность в воздухе, причиной которой сам и стал, он негромко спросил. — Закатил глаза?

 — Не закатывал, — буркнул тот, и на этот раз Фэн Синь ему поверил.

Почти полная луна с любопытством смотрела на них с небосвода, мягко освещая весь сад.

 — Эта стойка не для новичков. Попробуй другую, — сказал он и подошел ближе, легкомысленно поправляя стойку прикосновением пальцев, а положение ног носком обуви, чувствуя какой-то странный восторг от того, что делился опытом в деле, к которому лежала его душа. — Ноги расставь чуть шире. Стрелу держишь… правильно, молодец, — слегка приподнял его локоть, задумчиво глядя на то, каким способом Му Цин другой рукой удерживал лук, вспомнив, что хват многое говорил о характере человека. — Корпус немного поверни… Нет, в другую сторону. Так. Устал удерживать лук?

 — Нет, — отозвался тот чуть более низким, чем обычно, голосом, но его руки чуть дрожали от напряжения.

Хотя бы не выглядел таким же слабым, как всего несколько месяцев назад.

 — Плечи каменные. Расслабься слегка, не беспокойся так, — коснувшись их, заметил стоявший перед слугой Фэн Синь, придерживая одной рукой лук, убрал свои мешающиеся волосы и кончиками пальцев приподнял его подбородок. — Голову наклони еще немного влево…

 — Трогать не обязательно, — пробормотал Му Цин, тем не менее безукоризненно выполнявший все указания с привычно холодным лицом.

 — Что? — удивленно спросил увлекшийся Фэн Синь, выбитый этим замечанием из колеи. — А как мне еще тебя поправлять?

 — Ничего, — тут же стушевался тот, вновь чрезмерно напрягая плечи, и кратко предложил. — Словесно.

 — Если ты против того, чтобы я тебя касался, то ничего так не полу… — недоуменно начал лучник, но его тут же перебили.

 — Как целиться? — хмуро спросил Му Цин, и Фэн Синь возмущенно вскинул брови.

 — Никак, идиот, — проворчал он и, коснувшись его левой руки, заставил опустить лук. — У тебя нет ни краги, ни перчатки, поранишься тут еще, — его посетила чудесная идея, и он потянулся стащить свои собственные, зубами ухватившись за толстую кожи перчатки на среднем пальце, понимая, что руки у него сейчас не слишком хорошо слушаются, чтобы достаточно быстро справиться. — Могу поделиться моими…

 — Нет. Мне всё равно не подойдут, — остановил его благородный порыв Му Цин, и удивленный взгляд Фэн Синя скользнул к его правой руке, в которой тот до сих пор держал стрелу, которую так и не разрешили выпустить.

 — И правда. Маленькие ручонки, — оставив перчатку в покое, выпалил он совсем не подумав, и расстроенно поморщился, когда раздался безжалостный треск. — Моя стрела…

Не очень страшно, конечно, лишиться одной, но всё выпитое вино почему-то дружно убеждало, что это невероятно грустно, и он огорченно поник.

 — Л-ладно, — выпалил тот, и Фэн Синь, которому впихнули в руки и лук, и обломки стрелы, удивленно заморгал, не зная, послышалось ли ему, что Му Цин заикнулся. — Я согласен. На обмен опытом. Поэтому иди выспись, завтра начнем. И убери всё за собой!

Он сделал пару шагов, застыв на несколько мгновений, глядя на пустую бутыль из-под вина на земле, а затем подхватил принесенную с собой одежду и рванул прочь, оставляя лучника в некотором недоумении.

Следующим утром Му Цин, пробормотав, что это за стрелу, всучил Фэн Синю, хмуро вышедшему из своей комнаты, несколько мандаринов с полных духовной энергии деревьев, от которых должно было улучшиться его покоцанное самочувствие, и это было неожиданно весьма мило с его стороны.

Но еще больше его как-то начал беспокоить вопрос о том, сколько же тот спит, раз везде успевает.