— Тот, кто выйдет за молодого господина из семьи Фэн, получит все четырнадцать его луков. Разве можно от такого отказаться?
Они начали учить друг друга, но со стороны больше казалось, будто они друг на друге отыгрываются.
К примеру, в один день Фэн Синь, в конец раздраженный нерадостным и не слишком благодарным выражением лица Му Цина, хотя они с Его Высочеством только что опять пришли на помощь слуге, которого снова задирали, выругавшись, дал ему тумака по макушке, пытаясь понять, не пустая ли у того голова. Тем же вечером Му Цин в отместку провел для него урок готовки, поручив резать лук. От его явно высокомерных, пусть и сказанных обычным ровным тоном, советов взять передышку и хорошенько проплакаться на свежем воздухе, затем вернуться, Фэн Синь взбеленился и, ничего не видя сквозь горючие слезы, упорствуя, чуть не отрезал себе палец, залив всё кровью.
Пытаясь справиться с болью, он отчаянно забранился на всю округу, оглушая стоявшего рядом Му Цина, а позже угрюмо сидел с перевязанным безумно ноющим пальцем и злился, что ему запретили тренироваться несмотря на все обещания быть осторожным и не тревожить рану. Приходилось еще и терпеть этот невыразимый взгляд заразы, ясно говоривший, что тот и не думал, такие большие упрямые дурни существуют.
Фэн Синь не мог сам стрелять из лука, поэтому заниматься этим приходилось Му Цину. Телохранитель и сам не знал, как так получалось, но всякий раз, когда он выбирался тайком потренироваться, уверенный, что не настолько всё серьезно с его порезом, слуга появлялся словно из ниоткуда, будто у него не было целой горы обязанностей и необходимости усердствовать в других, более важных дисциплинах. Первое время Фэн Синь еще пытался ему на это указать, призвать разумно расставить приоритеты, но тот лишь раз за разом требовал ответной услуги за то, что позволял наблюдать за собой во время работы и старательно давал пояснения ко всему, что делал, и в итоге лучник просто сдался со своими наставлениями, решив, что тот уже достаточно взрослый, чтобы самому решать, как для него будет лучше.
В очередном письме домой он отклонился от привычных неловких слов, убеждающих, что с ним всё хорошо, и попросил выслать всё свое старое снаряжение, исключая самое детское, зная, что у него не будет возможности покинуть столицу, отправиться навестить родных и выбрать что-то подходящее на глаз, тем более украв у Его Высочества, забрав с собой, его личного слугу, без которого тот даже одеться не мог.
Спустя несколько недель, за которые он как раз и успел попытаться отрезать свой палец, его комната из-за его собственной неточной просьбы превратилась в свалку, заполненную всем подряд. Фэн Синь, не собиравшийся давать Му Цину его собственный лук, опасаясь, что тот из упрямства и самоуверенности примется тренироваться в одиночку и навредит себе, мог только вздохнуть, глядя на этот беспорядок.
Учитывая, что у него в этой жизни было одно-единственное увлечение, то большого разнообразия в подарках от родственников можно было не ожидать. Всего было так много, что некоторыми вещами он так и не успел воспользоваться, слишком быстро из них вырос.
— Это всё твое? — с тихим недоверием спросил смирно сидевший слуга, послушно протянувший левую руку, пока более вальяжно расположившийся рядом на кровати Фэн Синь одну за другой примерял на его тонкую светлую руку свои старые краги.
Тот промычал что-то, кивнув головой, опытным взглядом видя, что для Му Цина всё недавнее чересчур большое, и небрежно отгреб половину в сторону. С его пораненным пальцем затягивать ремни было несколько неудобно, но брать мальчишке дело в свои руки он всё равно не позволял, поэтому подбор снаряжения шел крайне медленно.
— Как давно ты занимаешься стрельбой? — со слышимым в голосе колебанием, словно не мог решить, стоит ли того отвлекать, спросил Му Цин, позволяя Фэн Синю, наконец нашедшему что-то идеально подходящее, покрутить его руку, разглядывая со всех сторон.
— Лет с четырех, наверное, — задумчиво ответил он, усмехнувшись из-за того, что про восемьсот лет опыта сказать нет, и на несколько мгновений замер, прислушиваясь, убеждаясь, что у Се Ляня, которому Наставник наказал медитировать в полном одиночестве, ничего не происходило.
В обычные дни он бы сидел рядом со входом в его комнату, ожидая, пока Его Высочество закончит, но сейчас он мог занять себя и другим делом.
Му Цин без особого восторга уставился на кипу перчаток для стрельбы, которую ему предстояло примерить.
— Это мое приданое, — со смешком пошутил Фэн Синь, кивнув на всё собранное в комнате добро, и перехватил правую ладонь слуги, задумчиво разглядывая ее. — Больше у меня ничего нет.
— Больше ничего? — недоверчиво переспросил тот, осмотрев небрежно выстроенную гору вещей и скользнув взглядом по краге на своей руке.
— Одежда еще. И мое жалование. Копится где-то, — рассеянно пробормотал лучник, пожалев того, решил не заставлять примерять всё и, на глаз подобрав перчатку нужного размера, протянул ее своему бледному ученику, наблюдая за тем, как тот ее неспешно натягивает и задумчиво сгибает-разгибает пальцы. — Не жмет?
— Нет. Очень хорошо, — тихо ответил Му Цин и уставился на его небольшую коллекцию луков. — Такое себе у тебя приданое.
— Почему же? — фыркнул Фэн Синь и, пытаясь хоть как-то на практике применить свои недавно приобретенные знания по уборке, принялся как можно более аккуратно складывать свои не нужные более пожитки. — Тот, кто выйдет за молодого господина из семьи Фэн, получит все четырнадцать его луков. Разве можно от такого отказаться?
— И что, есть желающие? — негромко спросил тот, всё еще глядя в противоположную сторону, а затем озадаченно чуть наклонил голову. — Здесь не четырнадцать.
В самом деле пересчитал?..
— Те, которыми я пользовался в детстве, остались дома, — кратко пояснил он, с неудовольствием глядя на дело рук своих, понимая, что аккуратно никак не получается, и равнодушно ответил на первый вопрос. — Вроде есть.
В конце концов его место подле будущего императора являлось лакомым кусочком, и дочери таких же генералов, как его отец, в открытую охотились за возможностью стать его супругой, вгоняя его самого в благоговейный ужас.
— Бедные девушки, не знают, на что идут, — до невозможности раздражающего ровно заметил Му Цин.
— Уж лучше так, чем за тебя, с твоей-то внешностью, — наполовину взбешенный его словами, бросил в ответ Фэн Синь, зло стискивая перчатки в руках и за одно мгновение разрушая с большим трудом созданный порядок. Он только собрался добавить что-то про дрянной характер, как тот резко развернулся, хмуря тонкие брови и поджимая губы, смотря недобрым взглядом.
Он выглядел как очень злой кот.
— Что с моей внешностью не так? — потребовал объяснений слуга не принимающим отговорок тоном, словно тот был его подчиненным.
Фэн Синь его явно разбаловал. Недостаточно много на него кричал в свое время. Слишком пристально, ожидая в любой момент подвоха от Сюаньчжэня, смотрел на мальчишку и, видя, как тот от повышенного голоса напрягается и втягивает голову в плечи, не мог заставить себя быть с ним бессердечным и не обращать на подобное внимание.
Черт с ним самим, не хрустальный, не обидится, но если Му Цин, привыкнув, что рядом с Его Высочеством и его телохранителем можно вести себя не слишком-то почтительно, оскорбит своим поведением кого-то из высших чинов, того же вездесущего Ци Жуна, то может накликать на себя беду.
— Разговариваешь со мной в таком тоне… Если услышит кто чужой, проблем ведь не оберешься. Не забывай свое место, — Му Цин из злого кота мгновенно превратился в ошарашенного, а Фэн Синь, услышав снаружи голоса, напрягся всем телом, отвлекаясь от разговора, готовый в любое мгновение рвануть защищать Его Высочество, и успокоился только тогда, когда признал в этих голосах других слуг во дворце.
Он вновь перевел взгляд на Му Цина, теперь донельзя выпрямившего спину и молча смотревшего прямо перед собой с холодным выражением лица, и вздохнул, не зная, что с ним делать. Тот расслаблялся только рядом с Его Высочеством, которому словом и делом удавалось поделиться своей добродушностью, а рядом с его телохранителем слуга мог только недовольно кривить лицо, без слов донося, что глаза бы его лучника не видели, даже когда Фэн Синь просто стоял рядом и молчал, и это раз за разом выводило из себя.
Лучнику хотелось, чтобы кто-нибудь объяснил ему, почему тот, настолько сильно не любивший проводить с ним время, что не мог сохранять спокойный и серьезный внешний вид, продолжал приходить к нему снова и снова несмотря на собственное неудовольствие. Не мог же он в самом деле так сильно интересоваться стрельбой из лука…
Он молча уставился на профиль Му Цина, думая о том, выражением лица тот сейчас чересчур походит на привычного Сюаньчжэня, и отгоняя мысль, что тот напоминает обиженного кота, расстроенно прижавшего уши к голове.
Хотя коты ведь Наньяна ненавидели всей душой, Му Цин тоже, так что не настолько уж они были и разными.
На мгновение промелькнуло жгучее желание попытать удачи и с этим представителем семейства кошачьих, чуть наклониться, осторожно поцеловать в висок, не оставляя надежды, что успеет увернуться от полного раздражения удара когтистой лапой по лицу, который несомненно последует, и он оперся рукой о кровать и едва успел понять, что собирается сделать, и отпрянуть.
Совсем. Совсем с ума сходить начал.
Не настолько ведь он отчаялся, пока подкармливал котов в монастыре и вздыхал, что они даются гладиться кому угодно кроме него, чтобы лезть с лаской к Сюаньчжэню.
— Красивый слишком, — наконец поясняя, что с его внешностью не так, буркнул Фэн Синь, до побелевших пальцев стискивая неудачно попавшуюся под руку крагу, убеждая себя, что он взрослый человек, а взрослые люди не делают глупостей и не раздражаются из-за детей, недалеких, капризных, заносчивых… — Какая женщина будет рада, что ее муж красивее нее?
По крайней мере так говорила Цзянь Лань, и кроме нее да матери надежных источников женского мнения у него не было.
— Вот как… — пробормотал Му Цин, и Фэн Синь, ожидавший от него раздражающих едких замечаний, расслабился только через пару минут молчания и принялся вновь неловко складывать свое снаряжение, зная, что не может отойти на тренировочную площадку учить стрельбе особенно сейчас, когда Се Лянь слишком сосредоточен, чтобы защитить себя.
Мальчишка, заметив, что он не слишком-то справляется, принялся, ничего не говоря, осторожно помогать, и Фэн Синь от этого совсем смягчился. Можно было даже решить, что Му Цин не против сидеть рядом, если бы у того не было при этом такого кислого и напряженного выражения лица.