Фэн Синь мог встряхнуть его за плечи, мог зло уставиться, мог тихо спросить, что не так, но если Му Цин был твердо настроен с ним не разговаривать, вслух подтвердив, что да, лучнику стоит перестать к нему лезть, то он ничего не мог поделать.
Сюаньчжэнь мог долго злиться, нервничать и держать всё в себе. Как минимум восемь сотен лет, исходя из опыта Наньяна. Му Цин тоже порой с укоризненным возмущением поджимал губы, красноречиво замолкая, но это было, казалось, больше для того, чтобы Фэн Синь осекся, призадумался на пару минут, понял, что снова ляпнул сгоряча что-то слишком резкое, и в раскаивающемся жесте чуть потрепал его по голове, как несправедливо обиженного ребенка, из-за чего тот хмурился только сильнее, словно лучник сделал всё лишь хуже, но в итоге смирялся с его непонятливостью и не дулся больше.
То, как вел себя Му Цин после их разговора вечером по возвращении в монастырь, Фэн Синь не мог назвать просто «дуется». Тот пришел на следующий день спозаранку, чтобы в гробовом молчании поменять ему повязку, не обращая внимание на то, как пострадавший искренне морщился от его отнюдь не бережных прикосновений, и, закончив, тут же ушел по своим многочисленным делам, не завязав даже самого короткого разговора. Лучник ошарашенно решил, что тому нужно просто отойти и остыть, но остывать было больше некуда, таким холодным он Му Цина в этой жизни припомнить не мог.
Фэн Синь ожидал, что из-за подготовки к роли демона у слуги не будет времени учить его и они станут проводить меньше времени вместе, но он не ожидал, что они станут перекидываться лишь парой слов в день, даже и без того краткие приветствия ограничивая до сдержанных кивков. Се Лянь взволнованно глядел на них, пытался поговорить то с одним, то с другим, но едва ли мог заставить их помириться, словно маленьких детей.
Фэн Синь и без того знал, что в его жизни много Му Цина, но его резкое исчезновение из нее по непонятной причине словно оставило огромную пустоту, которую лучник не мог игнорировать с такой же легкостью, с которой слуга начал игнорировать его.
Было много не самых заметных вещей, заставлявших его мыслить мягче и мягче относиться к слуге. То, как Му Цин, очевидно, помня, как Фэн Синь как-то раз вскользь упомянул, что ему очень тревожно просыпаться от шума в соседней комнате и звонкого голоса Его Высочества, каждое утро проходил мимо комнаты наследного принца, подходил к двери в комнату его телохранителя, привычно стучался в нее и тихо звал по имени, уходя только после того, как лучник начинал ворочаться, сонно открывая глаза, и то, как слуга неодобрительно глядел на него, в опасливом жесте приобнимавшего бутыль с вином, но всё равно оставался рядом, хоть его никто и не просил, и внимательно слушал то, что рассказывал Фэн Синь, пока алкоголь развязывал ему язык.
То притаскивал ему, ворча, немного полных духовной энергии плодов из тех, что тайком собирал для своей больной матери, то заметно сердился, когда не получалось повторить за ним во время занятий стрельбой отточенное движение, то улыбался так осторожно, что у лучника неловко тянуло в груди.
Слишком много.
В очередной раз проснувшийся спустя несколько дней после их пререканий по поводу того, кому следует играть роль бога, от бодрого пожелания доброго утра Его Высочества Фэн Синь растерянно уставился в стену перед собой, понимая, что скучает по человеку, с которым виделся каждый день и который сейчас находился совсем рядом, буквально в соседней комнате. Это слишком сильно напоминало те времена, когда они с Сюаньчжэнем пытались притвориться, что не видят друг друга, то и дело скатываясь до перепалок и драк, принесших им их славу непримиримых врагов.
Он так не мог.
Фэн Синь решил пойти давно известным ему путем — если недовольно повысить на Сюаньчжэня голос, то тот ответит тем же, раздражением, едким словом, но хотя бы перестанет сводить каждую чужую попытку начать беседу на нет. Му Цин на это, всё так же уходя от ответов, глядел непонимающе и озадаченно, словно лучник вел себя как дикий зверь, и отказывался повышать тон, говоря всё так же тихо.
Не получив от него ожидаемого недовольства, Фэн Синь растерялся, взвыв про себя от того, как же нежно звучал чужой голос, под стать своему обладателю.
Затем он попытался неловко завязать их первую драку, зная, что Сюаньчжэнь от этого обычно выходил из себя, переставал держать всё в себе и вываливал ему между ударами все свои недовольства из-за того, что Наньян когда-либо делал не так, целый список, который наверняка раз за разом прокручивал перед сном в голове, добавляя новые и новые пункты. Но Му Цин словно даже и не понял, что Фэн Синь хотел с ним подраться, будто не мог поверить, что тот сделал бы что-то подобное.
Пришлось пнуть со злости из-за провалившейся попытки дерево так, что осталась внушительная вмятина.
Не зная, что еще мог бы сделать, лучник решил попробовать спокойно поговорить, не давая слуге сбежать и напирая до того момента, пока тот не начнет нормально отвечать на вопросы.
Это тоже не вышло.
Фэн Синь мог встряхнуть его за плечи, мог зло уставиться, мог тихо спросить, что не так, но если Му Цин был твердо настроен с ним не разговаривать, вслух подтвердив, что да, лучнику стоит перестать к нему лезть, то он ничего не мог поделать.
Они перестали общаться, но всего на несколько лет раньше, чем Фэн Синь ожидал. Он и сам знал, что это рано или поздно произойдет и что не было смысла грустить о том, что он всё равно бы потерял.
Убеждения не помогали, и всё равно было тоскливо.
У телохранителя резко появилось много времени, которое он мог потратить на размышления, пока приглядывал за Его Высочеством, усердно обучавшимся своей роли на пару с Му Цином. День, когда Се Лянь должен будет вознестись, был всё ближе, а вместе с ним и день, когда его изгонят с Небес. Между тем Фэн Синь, понимавший, что падение Сяньлэ, к которому Цзюнь У усердно приложит руку, неизбежно, не переставал думать о том, что еще мог бы сделать, чтобы их изгнание стало менее болезненным и даже, может быть, не привело к тому же горькому концу.
Ему казалось, что он накопил достаточно денег со своего жалования, чтобы они могли хотя бы первое время жить без лишений, не унижать себя на неблагодарной работе, купить лекарства захворавшему императору, не давать Се Ляню причин пойти на грабеж. Но они не могли просто захватить с собой при побеге из столицы всё это золото — если бы это было так просто, их жизнь не была бы тогда такой тяжкой.
У лучника совсем не было времени, чтобы подготовиться к изгнанию…
— Ты мне еще должен… одно занятие, — негромко сказал в свой недолгий перерыв остановившийся рядом Му Цин, совсем не прислушиваясь к мудростям, которыми Наставник осыпал Его Высочество, готовя к роли Шэньу, и, когда Фэн Синь, не ожидавший, что тот с ним когда-либо впредь добровольно заговорит о чем-то, не связанном с работой, и не слишком довольный подобранными им словами, зло на него взглянул, потупился, едва слышно поправляя себя. — Если хочешь.
Фэн Синь, сложив руки на груди, уставился на него, нахмурив брови, пару мгновений тщетно пытаясь припомнить, в самом ли деле он что-то задолжал слуге. Он сам никогда не считал, сколько уроков они давали друг другу, думая, что они закончатся только с вознесением Его Высочества, и оттого в этом не было нужды.
Зная, что по-хорошему должен послать его к черту после этих двух недель, которые Му Цин провел, усердно притворяясь, что телохранитель наследного принца — всего лишь неказистое украшение рядом с ним, на которое не стоит обращать внимание, лучник, раздраженно выдохнув и выругавшись сквозь зубы, уставился в сторону, пытаясь срочно что-то придумать, а затем беспокойно перевел недобрый взгляд на слугу, уже заранее напряженно выглядевшего так, словно ему отказали, а затем от всей души обругали.
— Ты сегодня слишком устал, — сказал Фэн Синь, как отрезал, и Му Цин с понимающе скорбным видом кивнул, словно бы принимая это как вежливый, но явный отказ. — Может быть, завтра утром. Нет, утром нет.
Словно бы сможет этот слуга достаточно отдохнуть, если прибежит на следующий день спозаранку, толком не поспав.
Лучник нервно вздохнул, думая, что ему следует сначала немного поразмыслить и прийти к решению, а не раскидываться противоречивыми словами.
— Проведу я это занятие, а что дальше? — мрачно спросил он, медленно мотнув головой, когда поймал обеспокоенный взгляд Се Ляня. — Снова примешься за старое?
— Нет, я!.. — спохватился Му Цин и, замерев на долгие несколько секунд, с трудом выдавил из себя что-то, смахивающее на извинение. — Я очень виноват…
— Так почему ты меня игнорировал? — раздраженно поинтересовался Фэн Синь, лишь спустя очень долгую паузу поняв, что продолжать тот не собирается. Словно бы ему было достаточно трех жалобных слов, чтобы успокоиться. От них он злился даже только сильнее.
— Я испугался… — нервно пробормотал Му Цин себе под нос, и лучник непонимающе вскинул брови.
— Испугался? Чего испугался? — озадаченно спросил он, прокручивая в памяти события того вечера, и взволнованно отодвинулся, поняв, что весьма угрожающе нависает над ним. — Меня?
— Нет! Я просто, я… Я не могу сказать, — почти запаниковал слуга с таким видом, будто умрет, если выдавит из себя хотя бы еще одно слово, заставляя Фэн Синя почувствовать себя каким-то злодеем, издевающимся над ребенком.
— Что-то случилось? — забеспокоился он, глядя на вконец подавленного юношу, решив, что, может, не знает о чем-то важном. — Му Цин?
— Ты… — пробормотал тот, напрягаясь всем телом. — Ничего не случилось. Всё в порядке. Мне очень жаль.
Фэн Синь, хмуро сводя брови к переносице, уставился на него, но не решился выпытывать дальше, решив по его разбитому виду, что еще немного и тот свернется, прячась, в комок, лишь бы ничего не говорить. Было бы неплохо, если бы он мог довериться в том, что слуга придет к нему поделиться всем, если поймет, что не справляется сам.
— Ясно, — ровно сказал он, отвернувшись и глядя в другую сторону.
Оно ему нужно — возиться с этим недотепой? Не нужно.
Пусть общается с теми, кому всегда рад и для кого может найти больше трех слов извинений. Нет, с теми, с кем он не творит необъяснимой чуши, а оттого и извиняться не должен. С Се Лянем, например.
Не нужно же ему… это всё…
Фэн Синь, вздохнув, выругавшись себе под нос, потянулся, нещадно взъерошивая грустно застывшему рядом Му Цину волосы, портя его идеальную прилежную прическу.
— Терпи, — недовольно предупредил лучник, поймав его вопросительный взгляд. — Я сейчас очень зол на тебя.
— Да, — послушно выдохнул слуга и удивленно поморщился, когда тот обхватил его за шею и притянул к себе, натирая ему кулаком макушку в попытке поделиться, насколько же сильно Фэн Синь на него злился из-за случившегося.
— Знаешь что, — внезапно сказал он, прекратив свою пытку, но не отпуская, наваливаясь. — Если вознесешься, то я буду называть тебя «Генерал, подметающий пол».
— Ужасно, — тихо пробурчал Му Цин, привычно напрягаясь под его прикосновением, как струна, но согласно кивнул.
— Ты хоть понимаешь, как сильно меня бесишь? Хватит недовольно закатывать глаза из-за всего, что я говорю, — со вздохом прижавшись на мгновение щекой к его макушке, продолжил лучник и, чуть помедлив, с подозрением прищурился. — Ты ведь сейчас глаза не закатил, верно?
— Не закатил… — слабо возразил тот и, когда Фэн Синь, недоверчиво хмыкнув, отпустил его, взлохматив напоследок дурную голову, удивленно на него уставился. — И всё?
— Что всё? Тебе мало, что ли? — с намеком на угрозу пробормотал лучник, зная, что мог бы, наверно, целую вечность играться с его волосами и намного нежнее, чем в этот раз.
— Нет, ты сказал терпеть, так что я подумал… — всё тише и тише ответил Му Цин так, что Фэн Синю пришлось, хмурясь, прислушиваться всё внимательнее, чтобы понять сказанное.
В итоге слуга совсем затих, усердно отводя взгляд в сторону, и лучнику понадобилось еще несколько долгих секунд, чтобы резко осознать по чужим всё еще напряженным плечам и зашуганному виду, чего тот от него ждал.
— За кого ты меня принимаешь… — устало выдохнул он, не обращая внимания на панический протест. — Как ты вообще решил, что я могу на тебя руку поднять? Решил же? — Му Цин втянул голову в плечи, безуспешно пытаясь поправить прическу и еще очевиднее глядя в сторону, и у Фэн Синя ухнуло вниз сердце, когда он понял, почему тот так решил.Привычка из-за отца, должно быть. — О Небеса… Мы могли бы подраться, но с чего бы мне тебя просто…
— Зачем нам драться? — непонимающе спросил слуга, когда стало очевидно, что продолжения чужих слов он не дождется.
Наньян не знал, что на это сказать. Просто было у них с Сюаньчжэнем одно общее увлечение — лупить друг друга в порыве злости, но они же никогда не садились вместе спокойно и не обсуждали, зачем именно это делают.
Чтобы выпустить пар, выместить боль. Больше ничего в голову не приходило.
— Я проведу занятие. Но с одним условием, — резко сменил Фэн Синь тему, не выдерживая того, как озадаченно глядел на него Му Цин, не понимавший, зачем им устраивать драку. — Хватит мотаться туда-сюда из своей кельи. Перебирайся к нам во дворец.
— Хорошо, — покладисто ответил слуга, и лучник, ожидавший, что тот опять начнет упираться, удивленно захлопал глазами.
Фэн Синь уже не помнил, почему Сюаньчжэнь до самого конца, пока они не отправились в путешествие, в результате которого Его Высочество вознесся, упорно оставался жить в своей отдаленной келье, но, кажется, не самую последнюю роль в этом сыграл он сам.