— Тебе лучше уйти.

Му Цин последовал за Фэн Синем, от которого, слишком привыкшего к подобному обращению, Ци Жун так и не сумел добиться никакой занимательной реакции, в итоге раздраженно отослав прочь, и небожитель, всю дорогу от улицы спешно переговаривавшийся с Се Лянем по духовной сети и грозно не сводивший взгляд с князя, чтобы тот не учудил очередного рукоприкладства, застыл посреди комнаты телохранителя, глядя на того, застывшего у окна спиной к своему невидимому гостю.

Здесь так мало личных вещей… А где наваленные горой старые луки и прочее? Куда всё пропало?

Получив безоговорочное разрешение от Се Ляня забрать этого непутевого лучника на Небеса, как второго помощника, зная, что даже без этого разрешения что-нибудь бы да придумал, Му Цин принял физическое воплощение, видимое обычным смертным, и Фэн Синь, почувствовав его, медленно повернулся, заставляя напрячься, чтобы не вздрогнуть вновь при виде синяков.

 — Всё-таки это был ты, — выдохнул тот не зло и не радостно, просто никак. Задержался взглядом на нем, сложившем руки на груди в беспомощном защитном жесте, не знающем, как себя вести, и добавил, покачав головой. — Тебе ведь нельзя здесь находиться.

 — Ты, что ли, запрещаешь? — язвительно спросил Му Цин, и ему было одновременно не по себе от того, что он увидел, и того, что перед ним тот самый, отвергнувший его, что очень резко вспомнилось, как только Фэн Синь открыл рот, но и отступить от своих замыслов он не мог и не хотел.

Раз лучник один из немногих хорошо обращался с ним во время обучения в монастыре… то он, так и быть, даст ему, невыносимому идиоту, второй шанс забраться на Небеса, где нет таких же полоумных, как Ци Жун, и после этого они будут квиты.

 — Небожителям нельзя являться смертным, — сдержанно ответил тот, и Му Цин, не скрываясь, закатил глаза.

Затем его взгляд вновь упал на чужие синяки, и он поджал губы, злясь.

 — Приведи себя в порядок, — холодно приказал Му Цин, вытащил из рукава склянку с лекарством, не в силах больше смотреть на его потрепанный вид, и небрежно бросил ее Фэн Синю. — Мы отправляемся в столицу бессмертных.

Тот ловко поймал ее и, раскрыв ладонь, молча уставился на склянку, переливающую зеленым жидкости. Точно, откуда обычному смертному было знать о том, что это такое…

Небожитель уже раскрыл рот, чтобы высокомерно фыркнуть, чтобы тот даже не думал выпивать содержимое, но лучник поднял на него взгляд и бросил лекарство обратно, так и держа между ними расстояние в несколько шагов.

Явно хотел, чтобы Му Цин вспылил, вырубил его и потащил за шкирку, никак иначе.

 — Я ведь уже сказал тебе, что не пойду, и решения я не переменил, — напомнил Фэн Синь как ни в чем не бывало, пока тот буравил раздраженным взглядом отвергнутую склянку в своих руках, борясь с желанием просто разбить ее, раз совершенно не нужна, как и он, но внезапно в ровном голосе лучника прорезалось нескрытое беспокойство. — Неужели… с Его Высочеством что-то случилось?

Это всё, что его волнует?..

 — Что с ним могло случиться? — раздраженно ответил Му Цин, закидывая лекарство обратно в рукав и вновь складывая руки на груди, пытаясь не скатиться снова к ощущению своей полной ненужности, он и так уже слишком долго в нем пребывал. — Ведь ему помогаю я!

 — Верно… — согласился тот и, отведя взгляд, отвернулся. — Уходи скорее, пока никто не узнал, что ты нарушаешь правила.

 — И это всё, что ты можешь мне сказать? — сухо уточнил Му Цин, лишь спустя сильно затянувшуюся паузу поняв, что Фэн Синь не собирается больше говорить ни о чем — ни о том, как докатился до такой жизни, ни о том, почему так упорно за нее цепляется, ни о том, как прожил эти три года, ни о них двоих.

 — Мне жаль, — после недолгой борьбы с собой тихо сказал тот, и от его побитого осунувшегося вида это прозвучало еще жалобнее, так, что небожитель медленно выдохнул через нос, пытаясь справиться с волной и волнения, и злости, и растерянности.

Не справляясь.

 — Тебе жаль?! — с сарказмом переспросил Му Цин, повышая голос, одновременно и желая просто утащить Фэн Синя за шкирку туда, где его место, и не желая снова унижаться, наталкиваясь на отказ.

 — Тише! — негромко осадил его лучник, и небожитель почти вспылил из-за того, что с ним смели обращаться так же, как и прежде, но тот опасливо бросил взгляд в сторону, на стену, за которой находился Ци Жун, и Му Цин прикусил язык, не желая сложностей с этим сумасшедшим.

Хотя он больше не выносил быть тихим.

 — И из-за чего именно тебе жаль? — ядовито спросил он, отказываясь верить, что ему придется так и вернуться на Небеса ни с чем, и тут же пожалел о своем тоне, когда Фэн Синь снова повернулся к нему со своим измученным и потрепанным видом и только промолчал, и не хотелось, чтобы от него кошки на сердце скребли, но те его желания не слушали. Как же ему было плохо, становилось всё хуже с каждой секундой, пока он на него смотрел, понимая, что помочь не позволят. — Да почему ты… отказываешься?

 — Я не могу сказать, — глухо ответил лучник то же самое, что и три года назад, но если тогда он был раздражающе уверенный, то сейчас он казался просто усталым и… пустым.

 — Что с тобой… такое? — растерянно выдохнул Му Цин, и Фэн Синь вздрогнул, теряя спокойное выражение лица, которым мог похвастаться до этого момента. — Что у тебя за причины, о которых ты даже мне рассказать не можешь?

Лучник всегда только и делал, что не рассказывал о самых важных вещах, и было очень нагло предполагать, что если бы рассказал, то всё-таки ему, но надеяться никто не запрещал.

Зато подходить ближе и пытаться поддержать он себе запретил, неважно, насколько подавленно Фэн Синь на него смотрит.

 — Я расскажу. Когда-нибудь, — словно стушевался под его суровым взглядом лучник, снова отвернулся, будто бы за окном было что-то невероятно занимательное, и растерянно зарылся пальцами в челку. — Когда-нибудь точно… Мне самому не в радость что-то скрывать, но сейчас я не могу рассказать.

 — Ого, — не слишком впечатленно отозвался Му Цин. — И когда же ты соберешься мне хоть что-нибудь рассказать?

Из них двоих над другим издевался не он, а Фэн Синь, всё отталкивая, оставляя без объяснений и грубо обрывая между ними связи, и небожителю пришлось, недовольно прищурившись, жестко напомнить себе об этом, когда и без того понурое лицо лучника стало еще подавленнее.

Как бы ему… заставить его наконец говорить? Может, растрясти, взбесить, вывести из себя?

 — Скоро… — неохотно выдавил из себя тот.

 — Скоро? То есть еще лет через пятьдесят, когда ты уже станешь стариком и на прошлое тебе станет плевать? — насмешливо спросил Му Цин, отказываясь признавать, что у него мерзко болело в груди от того, что за прошедшие три года Фэн Синь вымахал еще больше, увеличив разницу между ними, ведь он, получающий от Се Ляня духовную силу, ни капли не измениля.

Тот теперь выглядел совсем взрослым… Так однажды и в самом деле постареет и умрет, а они с Его Высочеством останутся точно такими же юными.

Было больно.

 — Мне никогда не станет плевать на прошлое, — сдержанно ответил лучник, хмурясь еще сильнее, чем обычно. — Скоро. Скорее, чем хотелось бы, — может, выражение лица Му Цина изменилось от его неохоты слишком очевидно, поэтому тот и поспешил сказать вновь. — Мне жаль. Я не мог поступить иначе.

Раздражало.

 — Всё повторяешь, что тебе жаль, а зачем? Думаешь, нынешний я исстрадался по тебе и хотел бы снова видеть тебя каждый день? — фыркнул небожитель, не понимая, неужели Фэн Синь думал, что если он скорчит скорбный и жалостливый вид, извиняясь, то к нему сразу кротко прибегут обратно, забыв об унижении? — Размечтался. Я по доброте душевной хотел вытащить тебя из этого дерьма, в которое ты зачем-то ввязался, а так нас с тобой уже давно ничего не связывает.

Зачем вообще нужны были его извинения, если кроме них лучник ничего давать не собирался?

От его слов Фэн Синь окаменел, склоняя голову, сглатывая почти что с трудом и молча так отчаянно, что Му Цин нервно вздохнул, чувствуя себя так, словно щенка ударил. Раньше ему казалось, что лучник, может, не хорош во всем и не всегда сохраняет здравый рассудок, раздражается по пустякам, но на него всегда можно положиться и он вложит в помощь всего себя и точно не подведет, а сейчас тот выглядел так, словно не мог позаботиться даже о самом себе, не говоря уже о других.

Почему Фэн Синь не злился? Обычно ведь хватало пары неласковых слов, чтобы он возмутился, загорелся и донельзя честно выдал всё, что было на душе, и Му Цин замялся, не зная, как достучаться, как подступиться, не зная, что произошло и что изменилось, не зная, что мог бы сделать. До этого он в самом деле хотел достать лекарство и вручить его снова со снисходительным видом, а теперь мог только неловко застыть, обхватив себя рукой за талию.

Небожителю хотелось не этого затянувшегося молчания между ними, но и снова сделать шаг навстречу, зная, что его опять отвергнуть, он не мог.

 — Тебе лучше уйти, — в конце концов устало выдохнул Фэн Синь, и Му Цину было нечего возразить.