Фэн Синь дрожал.

Му Цин тоже чувствовал себя не лучшим образом, откровенно вымотанный заботой о зараженных поветрием ликов, которых с каждым месяцев, каждой неделей, каждым днем становилось только больше, но ему было не настолько же плохо, как лучнику, которого откровенно трясло и который схватился за него, словно за спасительную соломинку.

Се Лянь только что отрубил ногу одному из зараженных, чтобы остановить распространение болезни, и увидевший это Фэн Синь, державшийся в последние дни на одном честном слове, не выдержал. Схватил Му Цина, утащил за собой чуть дальше в чащу леса, в котором устроили карантинную зону, и вцепился в него, едва справляясь с тем, чтобы хоть как-то дышать.

Му Цин мог только крепко обнять его, прислонившись спиной к дереву, и не отпускать, пока постоянный шум испуганных голосов то и дело прерывали полные отчаяния крики.

Се Лянь уставал, принимая всё слишком близко к сердцу и беря всю ответственность на себя, и Фэн Синь уставал, словно вид каждого из этих больных ударял ему прямо по сердцу, так что Му Цин должен был быть объективным и смотреть на состояние дел со стороны, чтобы не поддаваться так же панике.

Как бы страшно ему ни было от мысли, что в следующей группе заболевших он увидит свою мать.

В тот день, когда появились первые зараженные, Се Лянь рассказал им о трупе ребенка, который Лан Ин закопал на территории леса, и они обыскали его весь, но так ничего и не нашли. Му Цин с подозрением взглянул тогда на Фэн Синя, вспоминая его попытки убить того человека, но промолчал, видя, как тот сжимает кулаки, пытаясь не дать понять, что у него дрожат руки.

Даже без трупа болезнь стремительно распространялась, и теперь в карантине находились уже сотни человек. Времени на исполнение желаний верующих Его Высочества не было, они втроем успевали только пытаться облегчать страдания зараженных и отбивать всё более яростные атаки армии беженцев. Они словно перебегали с одного поля боя на другое, на котором не помогали ни мечи, ни опыт сражений.

Когда это всё наконец закончится? Они ведь уже столько месяцев находились в Сяньлэ, но так и не решили ни одной проблемы смертных, более того, проблем только прибавилось. Что, если это никогда не закончится…

Му Цин, не зная, что сказать, чувствуя, что заверения, что все будет хорошо, будут отдавать фальшью, молча положил ладонь Фэн Синю на затылок, привлекая к себе еще ближе, ощущая его неровное нервное дыхание на коже.

Ему нужно думать рационально. Фэн Синь в последние месяцы наконец прибавил в весе, начав приходить в норму после нескольких лет подле Ци Жуна, но теперь опять стал почти тощим, и его нужно хорошенько откормить. Хотя ему самому кусок в горло не лез после посещения карантинной зоны.

Вот только он знал, что ему нужны силы для завтрашнего дня, и заставлял себя достаточно есть, а Фэн Синь словно просто не мог.

Му Цин закрыл глаза, стараясь хоть на несколько минут перестать прислушиваться к взволнованным крикам зараженных.

Его Высочество, Его Высочество, Его Высочество.

Они в самом деле думали, что кто-то в одиночку может решить все их проблемы, а им нужно всего лишь немного помолиться?

Му Цин не чувствовал особого сочувствия к незнакомцам или каких-то природных порывов спасти всех страждущих, прекрасно зная, что всем им было наплевать на него и его больную мать в их худшие моменты жизни. Может быть, кто-то из них даже безразлично присутствовал во время казни его отца, публичной, чтобы развлечь заскучавших людей и предостеречь их.

Его сочувствие и желание помочь еще нужно заслужить.

Тем не менее, если Се Лянь желал, чтобы они тратили здесь, в карантинной зоне, облегчая страдания зараженных, время впустую вместо того, чтобы раз и навсегда уничтожить вражескую армию (они могли бы, могли бы, если бы Его Высочество над этим задумался, а не пытался угодить всем и вся), то Му Цин не мог противиться. Точнее говоря, от любой его попытки что-то разумно обсудить Се Лянь просто отмахивался.

Небожитель перевел взгляд с огней чуть дальше, не понимая, как их двоих до сих пор не побеспокоили, на Фэн Синя, не зная. Не зная, что сказать, не зная, что сделать, не зная, каким быть, чтобы… чтобы снова…

Но Фэн Синь не был в порядке с самого начала их знакомства, если можно было судить по тому, как отчаянно тот напивался по ночам.

Му Цин никогда не знал Фэн Синя таким, каким он был бы, если бы был в порядке.

Он едва мог побороть желание самому спрятаться в его объятиях, потому что чужие страх, боль, паника, неуверенность, отчаяние, обреченность не могли не влиять на него самого, как бы он ни старался держаться.

Он замер, ожидая, что Фэн Синь сейчас придет в себя, вздохнет, нехотя, дрожа отпустит его, скажет ему уходить, позаботиться о других, а он с собой справится сам, как-нибудь, когда-нибудь, но обязательно, но этого не произошло. Лучник словно забыл, где они были и когда они были.

Одна только усталость.

Му Цин, чувствуя, что чужая дрожь чуть утихла, понимая, что можно переставать в страхе считать чужие вздохи и долгие паузы между ними, взглянул на небо, думая о столице бессмертных, где, как ему когда-то казалось, жизнь была очень тяжела из-за разлуки с матерью, поступка Фэн Синя и бесконечного потока дел, а затем наконец задал давно терзавший его вопрос:

 — Ты хочешь сбежать?

Тот ожидаемо напрягся в его объятьях.

 — Мы не можем оставить Его Высочество одного с… — лучник замолк, попытавшись подобрать правильные слова, но не справившись, и повисла темная пауза.

Му Цин и так понял. С этим. С войной. Со столицей. С родителями. Просто со всем этим.

Как всегда, дело в Его Высочестве. Фэн Синю было так плохо, но он всё равно выдавил из себя ответ секунды за две, ведь речь шла о Се Ляне.

Раньше это бы… заставило его ревновать. Но сейчас…

 — Но если бы были только мы с тобой? — тем не менее спросил он.

 — Только мы с тобой… — тихо повторил за ним Фэн Синь, и в этот раз разговор явно помогал ему отвлечься от того, что выбило его из себя. Хорошо. Бывали моменты, когда от разговоров становилось только хуже, и Му Цин так и не мог понять, когда ему молчать, а когда нет. — Мы могли бы забрать твою маму и покинуть Сяньлэ.

 — Звучит неплохо, — сказал Му Цин. — Она никогда не покидала столицу.

Фэн Синь хоть всё еще и держался за него, но уже не вцепившись до боли.

 — Ты… — выдохнул тот. — Ты сам никогда не был где-то, просто чтобы… не из-за работы, так? Просто потому что захотелось?

Му Цин удивленно моргнул, задумываясь.

Это… было правдой. Он носился, выполняя молитвы, по всей стране, порой даже покидая ее границы из-за невероятной популярности Его Высочества, но он никогда не отправлялся куда-то просто потому, что хотел побыть там. Останавливался порой, чтобы окинуть взглядом красоту незнакомых земель, но лишь на несколько секунд.

Так что он честно кивнул.

 — Я такой же, — сказал Фэн Синь всё еще хриплый голосом и очень осторожно отпустил его, отходя лишь на полшага назад и глядя просто устало. — Я столько лет провел… — он вздохнул, и ресницы затрепетали, словно тяжело было не отводить взгляд, но затем он резко обернулся, одновременно с Му Цином услышав чье-то отнюдь не бесшумное приближение, и утащил того с собой за дерево, прячась.

Как… глупо.

Им нужно возвращаться к работе, пусть даже эта работа бессмысленна, ведь за столько недель не было ни единого выздоровевшего от поветрия ликов, и Му Цин сильно… сомневался, что отрубить часть тела будет достаточно, чтобы спастись. Это было бы слишком просто, а в последний год ничего не было просто.

Хотелось услышать, что Фэн Синь собирался сказать, но тот уже явно потерял к этому настрой, настороженно прислушиваясь к чужим шагам.

Му Цин вздохнул, не имея ни малейшего желания прятаться здесь и слушать то, зачем кому-то пришлось отходить от толпы людей. Он кинул взгляд снова на небо, затем снова на лучника. Можно уйти отсюда незамеченными, просто приняв осязаемую форму, которую не могут видеть смертные.

Фэн Синю следует… отдохнуть где-нибудь, перестать выглядеть настолько смертельно бледным, хотя бы что-нибудь съесть, а Му Цин пойдет дальше помогать заболевшим.

Все-таки среди них были даже дети, некоторых из которых насильно отняли от родителей, чтобы те не подхватили заразу.

Детям помочь хотелось.