В один момент Му Цин резко осознал, что не может вспомнить, когда в последний раз происходило что-то хорошее.

Он стоял и смотрел на то, как статуя Его Высочества поддерживает грозившую рухнуть прямо на жилые дома пагоду, отчетливо понимая, что это спасение не может продолжаться ни вечность, ни год, ни месяц, ни даже неделю, что это лишь очередная неудача на их пути, так же как и засуха в Юнани, поветрие ликов, невозможность убить вражеского лидера, то странное создание в маске… Неудач было так много, что Му Цин не был уверен, что может сходу припомнить их все.

А вот удачных событий не было. Словно всё было против них.

Хотя нет, происходило же порой что-то хорошее — мамина улыбка, улыбка Фэн Синя. Но это были капли в море, и Му Цин не мог припомнить момента, когда он в последний раз был счастлив настолько, что чувствовал исключительно радость, не смешанную со страхом грядущего, неуверенностью и необходимостью думать-думать-думать над тем, как бы это счастье не разбилось.

Хотя, возможно, у него никогда в жизни не было такого момента. Всегда приходилось думать о том, что в будущем может пойти не так.

И обычно события развивались именно так, как он предполагал. Или даже хуже.

Разумеется, Му Цин не мог представить себе, что Сяньлэ станет жертвой чего-то настолько кошмарного, как поветрие ликов, но насчет того, что последует после того, как Его Высочество больше не сможет удерживать пагоду, он, к сожалению, оказался прав.

Верующие окончательно потеряли веру, храмы разрушали, поджигали, осмеивали по всей стране, не пощадив даже главный, и когда пришло время Его Высочеству вернуться на Небеса, чтобы получить соответствующее наказание за самовольное вмешательство в дела смертных, Фэн Синь остался в императорском дворце, а Му Цин отправился вместе с Се Лянем.

Разлука была совсем недолгой. В тот момент, когда Его Высочество получил проклятую кангу, обрубившую поступление духовной силы от оставшейся крохотной кучки верующих, его помощники перестали получать ее от него, и они трое вновь стали обычными смертными.

Затем Фэн Синь на земле встретил их серьезным взглядом, кивнув в знак приветствия, а Се Лянь выглядел так, будто не знал, как дальше жить.

И даже если Му Цин мог предположить, что произойдет дальше, и его предположения обычно становились правдой, он не всегда мог сказать, что именно им нужно делать дальше.

Как в этот момент, когда стоял во дворце у окна, выходящего на главную улицу Сяньлэ, и безмолвно наблюдал за тем, как беженцы-повстанцы-враги волной заливались в побежденный город.

Жители столицы сами открыли им ворота. Ведь теперь у них был общий враг, низверженный Его Высочество наследный принц.

Что и следовало ожидать. Нет ничего ненадежнее их веры.

 — Му Цин! — раздался ясный громкий голос посреди взволнованного гомона немногочисленных людей, пока еще остававшихся в императорском дворце, но уже спешивших покинуть его, чтобы не оказаться под ударом повстанцев, которые вскоре заявятся сюда. Лишь вопрос времени. Му Цин, вздрогнув, вырвался из оцепенения и взглянул на подбежавшего Фэн Синя, которого он дожидался последние полчаса. — Ц-Ци Жун, он… сбежал… Сказал, что попытается уговорить беженцев, чтобы нам не причиняли вреда, ведь его отец тоже из Юнани, и сбежал… Безумец…

И это стоило того, чтобы терять время? Ради этого Фэн Синь, ничего не объясняя, нервно ринулся назад, а он остался ждать его, пока Се Лянь со своими родителями и его полуслепой мамой пробирался по тайному проходу из дворца за пределы города, где их ждала заранее подготовленная спасительная повозка?

Они ведь с Ци Жуном вроде как договорились встретиться здесь, почему не только пришлось посылать за ним Фэн Синя, но и тот еще попросту отказался с ними идти?

В самом деле… безумец.

Му Цин нахмурился.

 — Забудь о нем, — резко сказал он. — Пойдем.

 — Но… — нерешительно попытался возразить Фэн Синь, но его тут же прервали.

 — На это сейчас нет времени, — огрызнулся Му Цин, нервничая так, как никогда в жизни. Да, им прямо сейчас надо бежать, но потом? Что потом? — Это его решение.

Лучник вздрогнул от его тона, и привыкший к его тревожным паникам Му Цин, видевший по множеству мелких деталей, дрожащим рукам, странному взгляду, резко побледневшему лицу, что тому могло сейчас вновь стать плохо, поджал губы. За время, прошедшее с того дня, когда Се Лянь сошел на землю, он успокаивал его в таком состоянии десятки раз, может, счет уже перевалил за сотню, но прямо в этот момент у них на это не было времени.

Но Фэн Синь лишь глубоко вздохнул и прикрыл на несколько секунд глаза, чтобы затем уставиться на него решительным взглядом и кивнуть. И это скорее неожиданно, чем ожидаемо, так что Му Цин опешил на мгновение от того, что тому удавалось более-менее держать себя в руках.

В очень дрожащих руках.

Но Фэн Синь отказывался сдаваться самому себе в этот решающий момент, и взгляд Му Цина немного смягчился.

 — Пойдем, — тихо сказал он, отворачиваясь и направляясь к тому месту, где остальные исчезли в секретном проходе.

У него вся душа переворачивалась вверх дном от мысли, что устоявшаяся жизнь снова рушится. А вместе с ней построенные надежды, мечты, желания. Возможно, с самого начала и не стоило их строить.

Просто хотелось в какой-нибудь момент такой жизни, чтобы он и Фэн Синь…

Му Цин замер перед входом в темный проход без капли света, и все его сомнения и подозрения разом вернулись одной-единственной мыслью о том, что лучник, когда говорил о недосягаемом когда-нибудь, должно быть, с самого начала знал, предполагал, что всё так и сложится, что они проиграют эту войну.

«Давай победим в этой войне для нас»?

«Давай жить для нас»?

Это… словно давать обещания, зная, что никогда не придется их исполнять, и поощрять надежду, зная, что она ни к чему не приведет. 

Му Цин… в самом деле думал, много думал, когда позволяло редкое свободное время, о том, как для них сложится будущее. Как они сложат будущее для самих себя.

Они, должно быть, оба могли бы вместе быть помощниками Се Ляня на Небесах и носились бы по поручениям, ворча от их количества.

Они бы наверняка когда-нибудь смогли бы отомстить тому небожителю, который причинил Фэн Синю столько страданий, и тому бы стало, может, немного легче…

Они, может, когда-нибудь, сами бы вознеслись бок о бок… Ох, если бы Му Цин вознесся первым, он бы всегда самодовольно напоминал ему об этом.

Они бы… могли обмениваться поцелуями не только в макушку, или в щеку, или в лоб, а… Сил нет об этом думать.

Всё это словно его старые наивные мечты о том, что он мог бы стать самым настоящим заклинателем, если бы усердно подслушивал во время работы в монастыре. 

Сам придумал, сам обманулся.

Сам теперь чувствовал, словно Фэн Синь его предал. И это глупо, бесконечно глупо, ведь это он один молча размышлял об их совместном будущем, а тот не отрицал и не соглашался, даже ничего не знал, ведь было бы слишком… снова глупо им двоим обсуждать что-то подобное, но всё равно было это чувство, что его предали.

Идиот.

Му Цин замер, отдаваясь мыслям, лишь на короткое мгновение, а затем повернулся к Фэн Синю и решительно схватил его за плечо, заставляя чуть наклониться от неожиданности, сам чуть приподнимаясь на носках, чтобы окончательно сократить их разницу в росте и поцеловать его в губы.

Быстро, едва заметно, лишь невинное прикосновение, ни на что другое у Му Цина нет ни времени, ни хоть какого-то опыта в поцелуях, но Фэн Синь всё равно изумленно распахнул глаза, теряясь и неловко застывая на месте.

 — А… А-Цин… — выдавил из себя тот, глядя наверняка так, что смотреть на него было бы больно, и Му Цин, уставившись в другую сторону, уже… предполагая, что это была самая большая возможная близость с ним в ближайшее время… может, ближайшие годы, просто молча перехватил его за запястье и утянул за собой догонять остальных, бегом навстречу их будущему, которое не будет похоже ни на что из того, что Му Цин себе представлял, но оно по крайней мере… будет.