Найти Ци Жуна оказалось не так просто, как полагал Фэн Синь.

В бегах они постоянно слышали новости о нем в духе «Князь Сяоцзин сжег храм Его Высочества в таком-то городе» или «Князь Сяоцзин разрушил еще один дворец Его Высочества там-то», и хотя лучник то и дело порывался встретиться со своим бывшим подопечным, Му Цин каждый раз холодно напоминал ему, что они не в том положении, чтобы заботиться о предателях.

Фэн Синь на несколько долгих секунд снова забыл, как дышать, и вновь запретил себе думать о Му Цине.

Подобные новости о Ци Жуне он слышал и сейчас, но стоило ему только примчаться к нужному месту, как того там уже не оказывалось, он бушевал где-то еще. Фэн Синь так и проносился за ним следом несколько месяцев, в захватившем сердце оцепенении нередко забывая поесть да поспать и раз за разом падая из-за этого без чувств посреди дороги в какой-то глуши, выживая лишь чудом. Иногда он не забывал, а просто не мог заставить себя позаботиться о самом себе.

Он даже не знал точно, зачем ищет это несносное создание. Просто не было ни одного другого дела, которое заставило бы его двигаться.

Он знакомился с людьми по пути, он их забывал, он помогал им с какими-то простейшими проблемами, они давали ему поесть. Иногда людям становилось жаль его, потрепанного жизнью вне дома, и они давали ему какие-то старые вещи.

Если бы не его высокий уровень самосовершенствования, он бы точно умер.

В итоге его путешествие закончилось так же внезапно, как и началось.

 — Князь Сяоцзин? Это тот… Ци Жун который? — беспечно переспросил хозяин крохотного магазинчика, который был не прочь поболтать в безлюдное время даже с потрепанным неотесанным странником. — Так он же погиб где-то месяц назад?

 — Погиб? — медленно повторил Фэн Синь.

 — Ну да. Повздорил, что ли, с солдатами, которые его сопровождали, сбежал от них ночью да и утонул в каком-то болоте. У нас в окрестностях их много, — с удовольствием пересказал тот новости, самые занимательные в их городишке за очень долгое время.

 — В болоте? — неверяще выдохнул лучник. В предыдущей жизни он и знать не знал, как погиб Ци Жун, и не мог сказать, изменилась ли его судьба в этот раз, но смерть в болоте… — Он в самом деле погиб?

 — А как же, — довольно протрещал хозяин магазинчика. — Солдаты потом еще несколько дней шлялись и рассказывали, как тот потонул прямо на их глазах.

Если это произошло прямо при них, почему они ему не помогли?

 — А где находится это болото? — чуть поколебавшись, спросил Фэн Синь.

Добраться до него было просто. Проще, чем он ожидал. Днем это место выглядело лишь немного зловещим, но от мысли о том, как Ци Жун ночью здесь спасался от погони и, ничего не видя в темноте, угодил прямиком в смертельную трясину, становилось… никак. Не больно, не грустно, не весело, не радостно. Только, кажется, совсем немного печально.

Он весь всего-навсего пустой.

Еще почему-то не верилось, что Ци Жун просто взял и умер. Вот в прошлой жизни же он умудрился завладеть телом смертного и выжил. И в этот раз ведь мог как-то исхитриться и обмануть всем кругом, Фэн Синь, правда, не знал, как.

Он ничего не знал.

Никак не знал.

Больше нет.

Лучник пробродил по болоту, запачкавшись с головы до ног, до самой ночи просто потому, что это было единственным делом, которым он мог заняться. Думать о том, что он будет делать после того, как убедится, что Ци Жун не прячется где-нибудь неподалеку и не надеется на его помощь, не хотелось.

Хотя что там думать.

Сядет где-нибудь и будет медитировать.

Какая разница, он ведь всё равно вознесется через несколько лет, как было и в прошлый раз, и там на Небесах будет…

Не думать. Думать нельзя.

Фэн Синь сел на землю, привалившись к какому-то трухлявому дереву, уставился на землю перед собой и просто был.

Был.

Был.

Был.

Ци Жун… в самом деле умер.

Фэн Синь на самом деле думал, что лучше бы умер он сам. Еще тогда. Свалился в лаву и стал ничем. Какой второй шанс? Он даже сотый шанс потратит вникуда. 

В самом деле, лучше бы он умер, умер, погиб, скончался, подох, был уничтожен, лучше бы его стерли в прах, любой вид смерти был бы лучше, чем его жизнь.

Фэн Синь думал, что ему стоило бы быть благодарным. На его стороне был Му Цин, Му Цин поддерживал его, Му Цин ругался на него, за него, ради него, Му Цин волновался, Му Цин был, Му Цин не верил… Но благодарности не было. Не было ни интереса, ни сил, ни аппетита, ни радости, ни горя, одно только безразличие и постоянная мысль о том, что ему стоило бы умереть.

Фэн Синю нужно было уйти раньше. Он-то думал, что делает что-то хорошее, что он поддерживает своих близких и их близких, что он нужен и незаменим, что он не зря ни разу за все эти годы не вылил на Му Цина ни толики своей тоски, безысходности, ежедневного желания просто закрыть глаза и перестать дышать, а оказалось, что он делал только хуже. Се Лянь из-за него стал таким, Му Цин из-за него делал такое лицо, и вечно гложущий страх того, что он бесполезен, оказался правдой.

Он только вредил.

Он обременял Му Цина, держался его заботой и любовью, а что дал взамен? Ничего, абсолютно ничего хорошего, одну только боль, одно только разочарование, одни лишь причины для того, чтобы Му Цин смотрел на него с болью во взгляде.

Теперь, когда он ушел, Му Цину наверняка станет легче. Му Цин наверняка уже вздохнул с облегчением, когда понял, что Фэн Синь той ночью молча ушел только для того, чтобы не вернуться. Фэн Синь чувствовал, что за всё это время с Му Цином он не сделал для него в ответ даже толики того, что тот заслуживал.

Да, по крайней мере он наконец-то ушел, больше он не будет ему досаждать. И даже справился с тем, чтобы не подойти за последним разговором на прощание, и Му Цину не пришлось тратиться на слова, чувства и боль.

Хоть что-то в этой жизни он сделал правильно.

Хоть что-то.

А если он через восемьсот лет вновь умрет и снова очнется в своем детском теле… Тогда лучше сразу ничего не делать.

Стараться, становиться телохранителем Его Высочества? Он совсем с ума сошел? Каждое его действие было ненужным, он делал только хуже, так зачем?

Его жизнь такая… бессмысленная.

Что это с ним? И вот это — генерал Наньян? Что за жалкое создание? Раньше он подстегивал себя этим презрительным замечанием, чтобы найти силы подняться с утра, но теперь оно больше не работало.

Ну да, жалкий. Пытался, пытался изменить будущее, а в итоге…

Фэн Синь бы убил себя сейчас, но у него не было сил даже подняться.

Он не знал, сколько времени провел на этом затхлом болоте.

Внезапно его лицо осветил тусклый зеленый свет. Он перевел взгляд и увидел стоящего рядом Ци Жуна. Прозрачного, зеленоватого, жутко выглядящего, явно мертвого, призрака, и не было сил разобрать его выражение лица.

 — Да вы только посмотрите на это, — насмешливо сказал тот. — Даже убегать не будешь? Бу! Не страшно разве?

 — Нет, — выдавил из себя лучник, потому что это было просто-напросто легче, чем покачать головой.

Призрак застыл на несколько секунд.

 — Ты что, Фэн Синь? — недоверчиво спросил он и резко присел рядом на корточки, разглядывая, прищуриваясь. — И правда Фэн Синь! Да тебя с этой бородой не узнать, дружище!

Тот уставился прямо на его полупрозрачное лицо и безразлично сказал:

 — Ты умер.

 — Именно! Я умер! — воскликнул Ци Жун и подскочил, такой же беспокойный, как и всегда. — А не мог бы ты проявить, я не знаю… побольше сочувствия?

 — Мне жаль, — после долгой паузы наконец сказал Фэн Синь, не чувствуя ничего. Но, наверно, Ци Жуну он тоже что-нибудь задолжал и должен расплатиться.

 — Ого, — невпечатленно ответил тот. — Ну тогда ты будешь не против, если я сожру тебя? Знаешь, в качестве извинения?

Кивать было намного проще, чем качать головой или говорить, так что Фэн Синь кивнул.

 — Ого, — пробормотал Ци Жун, явно не ожидавший подобного согласия без пререканий. — И ты прямо не против?

 — Нет.

Тот задумчиво уставился на него, с подозрением щурясь, и в итоге не согласился с его согласием:

 — Нет уж! — драматично воскликнул он. — Я хочу извинений! Настоящих извинений! Хочу, чтобы ты ползал в этой грязи и молил о прощении за то, что так со мной поступил!

 — Извини? — просто сказал Фэн Синь, привлеченный идеей, что всю работу могут сделать за него и он наконец умрет.

Повисло озадаченное молчание.

 — Ты чего? — непонимающе спросил Ци Жун. — Ты сам на себя не похож. Даже ругать меня не станешь?

Фэн Синь вздохнул, заторможенно понимая, что желанного конца он так просто не получит. Ци Жун вечно был такой — кричал, ругался, бил, мог избить до полусмерти, но у него не хватало духу в самом деле убить.

В какой-то момент начнет хватать, иначе бы Лазурный Призрак не был известен своей кровавой репутацией.

Хорошо бы, если бы начало хватать прямо сейчас.

 — Эй, Фэн Синь? — настороженно спросил тот, вновь опускаясь рядом на корточки. — Скажи что-нибудь?

Лучник уставился сквозь него, прозрачного настолько, что он казался просто дымкой.

 — Чего ты хочешь? — наконец спросил он.

 — Чего я хочу? — переспросил Ци Жун с видом призрака, мечтавшего, чтобы ему задали этот вопрос. — Я хочу набить морду моему царственному братцу, который за все эти годы даже не удосужился прийти ко мне на помощь. Хочу бросить его живьем на съедение собакам. Нет, знаешь? Я хочу, чтобы он утонул в этом самом болоте. Я бы был рядом и не протянул бы ему руку помощи, прямо как он мне. Я… Я… Я хочу быть живым…

 — А я нет, — выдохнул Фэн Синь спустя долгую паузы и отвел взгляд, чтобы не видеть чужое выражение лица. — Это я. Я виноват в том, что случилось с тобой. Мне жаль. Можешь съесть меня.

Ци Жун озадаченно уставился на него, не в силах прочесть ничего из пустого лица. Поднялся, навернул пару небольших кругов, постоял немного в стороне и вернулся.

 — Ты серьезно? — уточнил он.

Кивок.

 — И даже не попытаешься меня изгнать или вроде того, когда я тебя начну есть?

Кивок.

 — Ого, — ровно сказал Ци Жун. — Ну тогда приятного мне аппетита.

Он присел, сдвинул одежду с его плеча — только недавно стал призраком, а уже может взаимодействовать с материальным миром, явно умер, накопив очень, очень много злобы, отметил Фэн Синь краем сознания — и, не разбрасываясь больше словами, укусил.

Зубы неожиданно острые. Явно умер голодным.

Резкая боль пронзила лучника от плеча до всех уголков тела, но он даже не вздрогнул. Лишь понадеялся, что следующим ему перегрызут горло.

Следующего не наступило.

Ци Жун застыл ненадолго, а затем отодвинулся от него, так и не вырвав ни куска мяса, лишь оставив глубокий след от укуса. Фэн Синь, не понимая уже совершенно ничего, вопросительно и немного обвиняюще уставился на него.

 — Ты на этом моменте должен был разозлиться и начать орать матом, — тихо сказал тот, растерянно вытирая кровь с губ. — Идиот. Кусок дерьма собачьего. Придурок недоделанный. Фэн Синь? Что с тобой?

 — Я устал, — ответил он, чувствуя, как на плечи давит вся безрадостная восьмисотлетняя жизнь.

 — Ладно. Ладно? Отдохни тогда, — заключил Ци Жун и сбежал от него, совсем не зная, что с ним делать.

Он вернулся через несколько часов, но сразу же ушел, увидев, что Фэн Синь даже не шелохнулся. Пришел на следующий день и ушел ровно с таким же успехом. На послеследующий князь Сяоцзин уже больше не мог терпеть подобного.

 — Поднимай свою тощую задницу, собака ты ленивая! — заорал он ему прямо на ухо, схватив за руку и попытавшись силой поставить на ноги. Фэн Синь только отмахнулся от немощного призрака и устало отвернулся от него. — Ты сколько уже с этого места не двигаешься, а? Не пьешь, не ешь, решил себя так до смерти заморить, что ли? — звучало очень даже неплохо, так что лучник просто кивнул, из-за чего Ци Жун, вспылив, прикрикнул. — Ты!..

И схватил его за волосы, пытаясь оттащить. Вот только у него не хватало сил, и он даже не мог причинить боль. Не то чтобы это его остановило.

Ци Жун мог быть крайне выводящим из себя, если хотел этого. Честно говоря, Фэн Синь в жизни не встречал кого-то настолько раздражающего, как он. Но даже всех усилий князя Сяоцзина в течение нескольких следующих часов, когда он то кричал на него, то уговаривал, то пинал, то тянул, то брызгал болотной водой, то наваливался, то делал вид, что окончательно уходит, не хватило на то, чтобы лучник сдвинулся с места.

В конце концов у Ци Жуна не осталось другого выхода кроме как сдаться.

 — Фэн Синь? — позвал он, плюхнувшийся рядом на задницу почти в полном отчаянии. — Фэн Синь, старина, что с тобой? Тебя и раньше было невозможно растормошить, а сейчас так и вовсе…

Растормошить. Вот как Ци Жун называл то, что вечно распускал руки.

Без разницы.

 — Устал, — снова пробормотал он тот же самый ответ, чувствуя, что с каждым мгновением, пока сидит и вроде как отдыхает, ему становится только тяжелее и тяжелее. — Оставь.

 — Не оставлю, — неожиданно пробурчал Ци Жун, глядя на него пронзительным взглядом мертвеца, которому почему-то еще было что терять. — Знаешь, что? Я придумал. Вино. Тебе нужно вино. Я каждый раз, когда думал, что лучше бы подох при рождении, напивался до такой степени, что небо от земли отличить не мог, и до меня наконец доходило, что лучше уж все другие сдохнут, но только не я.

Фэн Синь, хоть и выслушал его речь, но не нашел сил осмыслить, что тот сказал, уцепившись за одно-единственное слово:

 — Вино…

То, что спасало его во времена жизни в монастыре от крушащего кости горя, бессилия и обреченности. Это было самое счастливое время за последние двадцать лет его жизни. Или восемьсот двадцать. А после монастыря у него не было никогда возможности хоть немного забыться на вечер.

Точно. Всё его счастье было в вине. Фэн Синь сейчас был готов что угодно сделать, лишь бы его не выворачивало ежесекундно от его собственной жизни.

 — Именно! Вино! — воодушевленно воскликнул Ци Жун и подскочил. — Осталось только его как-то… Ладно, справлюсь.

И справился ведь. Вернулся не совсем ясно спустя сколько часов, таща с собой столько алкоголя, сколько Фэн Синь и за неделю не выпивал, и не прекращая недовольно трещать о своей тяжелой судьбе. Лучник, не спрашивая ни о чем и не интересуясь ничем, вылакал одну горлянку, вторую, третью, затем перестал считать, а Ци Жун недовольно не поспевал за ним с неуклюжестью слишком юного злобного призрака.

Голова гудела.

При высоком уровне самосовершенствования вино уже не так сильно било по всем чувствам, но если за короткий срок выпить гору… толпу… нет, море. Точно, море. Если выпить море, то тогда мало не покажется.

Допив последние капли под недовольные возгласы Ци Жуна, которые стали как-то намного пронзительнее бить по ушам, Фэн Синь уронил лицо в ладони, пытаясь понять, зачем кому-то вообще выпивать море.

Оно ведь соленое.

Но если выбирать между морем и болотом, то лучше уж море. Он просидел на этом болоте несколько часов — несколько дней? несколько недель? — и уже насквозь пропах этим омерзительным смрадом, и если бы Му Цин сейчас оказался рядом, то точно скорчил бы самое брезгливое лицо на белом свете…

Нет, ему ведь нельзя было думать о Му Цине.

А почему, кстати?

Фэн Синь отнял руки от лица и озадаченно уставился перед собой, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд и собрать мысли, которые разбегались как крысы, которых было так, так много в тех затхлых домах, где они останавливались в бегах, боясь преследований…

 — Где Му Цин? — спросил он и, осмотревшись, увидел только Се Ляня — нет, не Се Ляня.

Они в самом деле были похожи, эти двоюродные братья. В те три года, пока Фэн Синь служил ему, он не раз замечал, что если взглянуть на Ци Жуна под определенным углом и пока тот в определенном спокойном настроении, то отличить его от Его Высочества будет попросту невозможно.

А вот Му Цина никак ни с кем не перепутать.

Фэн Синь восемьсот лет бродил по миру, но так и не встретил никого хотя бы с таким же разрезом глаз…

 — Мне почем знать? — вырвал его из размышлений недовольный голос Ци Жуна. — Это ты мне лучше скажи. Где сейчас этот мерзкий простолюдин и мой тупорылый братец? Я сейчас не прочь пойти и довести их до белого каления.

Лучник уставился на него, крайне медленно понимая, что было сказано.

 — Ты кого сейчас мерзкорылым назвал? — прорычал он и, сделав попытку подняться на ноги, позорно завалился на бок, треснувшись головой о землю.

Просидев на одном месте так долго, он совсем не чувствовал ног.

 — Да успокойся ты, успокойся! — проворчал призрак, глядя на то, как Фэн Синь безуспешно пытается подняться обратно. — Ну тебя, конечно, и унесло. Я как-то уже и забыл, что людям надо есть… Но не пропадать же вину. Так что давай, рассказывай. Оправдывайся. Я тут умер, между прочим, надеюсь, вам еще хуже было.

Лучник застыл, обмякнув, ослабнув, даже не задумываясь о том, что, лежа на земле, пачкает и без того грязную одежду еще сильнее, до такой степени, что можно только выбросить.

Даже такая одежда ощущалась чище, чем он сам.

 — У Му Цина мама умерла, — просто ответил он, словно это была обычная новость, а не что-то, раздробившее им сердце.

Умерла.

Та, кто брала руку Му Цина в свои ладони, нежно поглаживая большим пальцем, и улыбалась до гусиных лапок у глаз так, что мальчишка не мог не выдать кривоватую, но искреннюю улыбку в ответ.

Та, кто была настолько ниже Му Цина, была настолько хрупкой и слабой, что казалось, что достаточно коснуться ее хоть немного грубо, чтобы оставить синяки, но ее ладонь, которую она в знак поддержки клала на спину сына, была такой сильной, что тот мгновенно расправлял плечи, находя в себе силы бороться дальше.

Та, кто была Му Цину дороже всех на свете, та, кто ушла слишком рано, и Фэн Синь, сидя рядом с Му Цином у ее могилы, пылко, яростно, больше всего на свете мечтал, чтобы умерла не она, а всего лишь он сам.

Перед глазами плыло, в голове всё тоже плыло, но лучник, с трудом сглотнув, уперся ладонью в землю и поднялся, садясь, чувствуя яркую, перехватывающую дыхание тревогу.

 — Где Му Цин? — прохрипел он и откашлялся, зная шестым чувством, что должен его поддержать.

 — Ты совсем отупел? — спросил не обладающий бесконечным терпением Ци Жун. — Почему ты меня спрашиваешь? Почему ты вообще здесь? Наконец начала работать голова, и ты понял, что рядом с моим братцем тебе делать нечего?

— Здесь, — тупо повторил за ним Фэн Синь, и призрак принялся болтать дальше, во всех красках описывая ему, в каком именно гиблом и Небесами забытом месте он оказался, но его голос словно звучал на каком-то расстоянии, словно лучника вмазали в землю и ему отшибло слух.

Голова шла кругом.

Казалось бы, простой вопрос — почему он был здесь. А ответить не получалось, он словно искал иголку в стоге сена и шарил, шарил, шарил руками, ни на что не натыкаясь, без надежды что-то найти ни вслепую, ни с широко распахнутыми глазами, но он совершенно точно был здесь ради Его… ради Ци Жуна, а что до этого?

Добираясь до этого места, он изо всех сил старался что-то не вспоминать, не думать, не чувствовать, и теперь ему, сбитому с толку вином, усталостью, усталостью и усталостью и в самом деле забывшему это что-то, внезапно стало страшно.

Он ведь был уверен, что ни в коем случае не сумеет забыть.

И теперь, зажмурившись до кругов перед глазами и дыша через раз, Фэн Синь, пока Ци Жун недовольно тряс его за плечо, пытался ухватиться за разбегающиеся воспоминания, одни яркие, другие блеклые, одни приятные, другие…

Он вздрогнул всем телом, разыскав то самое воспоминание, выкинутое куда подальше и спрятанное под ворохом других, ужалившее так, словно игла, которую он искал в стоге, проткнула его ладонь насквозь.

То лицо, с которым Му Цин смотрел на него, не веря ни единому его слову. Усталое, раздраженное, отчаянное и немного… жалостливое, должно быть.

Распахнув глаза, но не видя толком ничего перед собой, Фэн Синь издал короткий сухой смешок.

 — Всего-то? — пробормотал он, и за первым смешком последовал следующий.

И еще один.

И еще, и еще, и внезапно стало невозможно вести им счет.

Смешки слишком быстро переросли в хохот, от которого тряслись плечи, тряслось всё тело, и Фэн Синь со слезами на глазах совершенно не понимал, отчего ему так смешно и смешно ли ему вообще.

Ци Жун напуганно мельтешил рядом, мешая.

 — Всего-то? — повторил лучник, задыхаясь от смеха и от жуткого чувства в груди, сгибаясь пополам и не понимая, почему не может перестать смеяться.

Ему то и дело на мгновение казалось, что всё, что конец, что вот-вот прекратятся и слезы, и смех, но затем он вспышкой вспоминал, что Му Цин всего-то разок не поверил в его бредовую историю, и этого хватило, чтобы он тут же сбежал, поджав хвост как трусливая псина, и он снова начинал хрипло хохотать, отпихивая от себя пытавшегося помочь Ци Жуна и задыхаясь, давясь одним и тем же словом.

Всего-то разок взглянул вот так.

Всего-то, даже не ударил.

Всего-то это, а ведь до этого столько, столько, столько терпел его, и в ответ оплатили бегством.

Всего-то, и если раньше Фэн Синю казалось, что он не свихнулся только из-за Му Цина, то теперь кажется, что свихнется именно из-за него.

Фэн Синь очнулся в незнакомом месте. Уставился на погоревшие стены, приподнялся, осмотрелся, с первого же взгляда поняв, что это место когда-то было крохотным храмом Его Высочества наследного принца и что этот храм не так давно сожгли и разграбили, а затем его пнули в спину.

 — Эй-эй, вы только гляньте, кто соизволил проснуться, — раздался сзади голос Ци Жуна, и Фэн Синь, обернувшись, уставился на него. — Чего смотришь? Жри давай, — и подпихнул к нему краюху крайне неаппетитно выглядящего хлеба.

Лучник растерянно посмотрел на него, нависающего над ним со всей высоты своего долговязого роста, затем на хлеб, затем снова на него и в итоге, вздохнув, просто отвернулся.

Это было неверным решением.

 — Эй! — зло вскрикнул призрак так громко, что эхо наверняка было слышно на самих Небесах, и Фэн Синь, у которого гудела голова, поморщился. — Без моей помощи ты уже несколько дней как подох бы на том болоте, так что! Поимей! Благодарность! И жри!

 — Лучше бы подох… — пробормотал себе под нос лучник и едва успел увернуться от прицельного пинка по голове.

 — Нихрена! — прикрикнул на него Ци Жун и опустился рядом. — Ты мой, понял? Мой неприкосновенный запас еды. А теперь жри, если не хочешь окочуриться от голода, прямо как я.

 — Ты разве не в болоте утонул? — непонимающе спросил Фэн Синь, с явным нежеланием отодвигаясь от хлеба, который ему пихали в лицо.

 — Я только застрял, — сухо пояснил тот.

 — Теперь я понимаю, почему ты так зациклился на еде и даже людей жрал, — пробормотал лучник и в ходе своей попытки побега уперся в стену.

 — Людей? Никаких людей я не жрал, — фыркнул Ци Жун и, окончательно потеряв терпение, схватил его за волосы, не давая сбежать, и попытался разжать его челюсти. — Хватит. Сопротивляться! Я решаю, когда ты сдохнешь, идиота кусок.

Это так сильно напоминало те годы, которые они провели бок о бок, что Фэн Синь почти рассмеялся. Вот только сейчас у него от истощения не было ни капли сил, и оставалось только, смирившись, начать жевать самый худший в его жизни кусок хлеба, грозивший уничтожить его зубы.

После стольких дней голодовки от тяжелой пищи станет только хуже, но на это настолько, настолько плевать.

Ци Жун хмуро и молча следил за тем, как он ест, почти давясь в желании поскорее закончить, и под конец протянул потрепанную флягу с водой.

 — Ну? И что будешь теперь делать? — спустя несколько долгих минут молчания спросил он.

 — Нужно возвращаться, — после не менее долгой паузы решил Фэн Синь.

Му Цин и остальные уже наверняка уехали из того города, но всё же было не невозможно найти их вновь. И пусть они будут против видеть его рядом с собой, он мог бы хотя бы защищать их со стороны.

 — Звучит неплохо. Найдем их, и я буду доводить свою драгоценную поганую семейку до истерик, — пожал плечами Ци Жун, и не понимающий, с чего тот решил, что ему позволят пойти вместе, Фэн Синь нахмурился, помня, до каких истерик Се Ляня доводил Безликий Бай, и не одобряя подобную затею. — Так почему вы вообще разделились? Я надеюсь, ради прекрасного великолепного меня?

 — Они решили, что я предатель, — вздохнул лучник, и тонкие брови призрака мгновенно взметнулись вверх.

 — Предатель? Ты? — неверяще переспросил он, и Фэн Синь кивнул. — Старина, я бил тебя три года, но когда те вонючие беженцы предложили тебе предать меня и избить, ты предпочел, чтобы тебя избили вместо меня. Даже собаки не настолько верные.

Внезапно лучник ощутил странный порыв защитить решение Му Цина и Се Ляня насчет него:

 — На то были весомые причины.

 — Что еще за причины такие? — скривился тот.

 — Моя история оказалась слишком невероятной.

 — То есть они тебе просто не поверили? — уточнил Ци Жун, и Фэн Синь резко втянул носом воздух, чувствуя сильнейшее желание перестать это обсуждать. — Ну давай. Рассказывай, повесели меня.

На несколько секунд повисла тишина.

 — Рассказывать? — непонимающе переспросил лучник.

 — Ну да. Вот эту твою невероятную историю, — подтвердил тот и развалился рядом поудобнее, выглядя так, будто ожидал какого-то развлечения.

Фэн Синь задержался на нем взглядом, не веря, что это и в самом деле происходит, а затем, нерадостно хмурясь, вздохнул.

 — Я стал телохранителем Его Высочества, — негромко начал он, просто надеясь, что под конец его рассказа Ци Жун посмеется над ним и они разойдутся. — И я всегда был рядом с ним — и в самое простое время в монастыре, и в прославленные годы на Небесах, и во время войны, и во время изгнания, — призрак вопросительно вскинул брови, но промолчал, в кои-то веки не перебивая. — Му Цин ушел. И стало совсем тяжело. Я едва сводил концы с концами, но однажды Его Высочество прогнал меня, — Фэн Синь усмехнулся, думая о том, как интересно повернулась судьба — тогда он не поверил, что Безликий Бай в самом деле преследует Се Ляня, а теперь не поверили ему самому. — Когда я вернулся спустя несколько дней, там не было ни его, ни его родителей. Му Цин вознесся, я вознесся спустя какое-то время и искал Его Высочество восемьсот лет, но… — лучник фыркнул от того, каким был идиотом. — Я погиб в битве с Безликим Баем. И вернулся в прошлое. Стал телохранителем Его Высочества, отказался идти с ним на Небеса, знал наперед слишком много подозрительной информации, словно был помощником Безликого Бая, а в итоге всё равно не смог ничего изменить. Конец.

Поняв, что всю его жизнь можно описать вот такой вот горсткой безличных слов, Фэн Синь глухо рассмеялся.

 — Вот только давай без вот этого снова, ладно? — поспешил прервать его смех Ци Жун, и лучник замолчал, чувствуя, как в груди снова нарастает липкий ком премерзких чувств. — Ого. Я имею в виду. Ого. Ты похож на собаку даже больше, чем я думал. Так какой у тебя был титул, пока ты был небожителем?

 — Наньян, — ошарашенно ответил Фэн Синь, не думая.

 — Наньян? Наньян… Звучит неплохо. Ну, для кого-то вроде тебя. Простовато, правда. Если бы это был я, то я бы придумал какой-нибудь более восхитительный титул. Но для тебя сойдет, сойдет, — забалаболил Ци Жун, пока Фэн Синь смотрел на него оторопевшим взглядом. — Так ты, значит, был богом войны? — тот кивнул. — Ну да, ну да, теперь понятно, почему мой царственный братец был тебе не ровня… Восемьсот лет опыта не пропьешь. Хотя ты мог бы, мне кажется. Это многое объясняет, в самом деле многое…

 — Ты… мне веришь? — растерянно спросил Фэн Синь.

 — Ну… как бы да? — Ци Жун во внезапном озарении щелкнул пальцами. — Так вот почему ты тогда так послушно отправился убивать того грязного беженца, хотя вечно бубнил мне, что ты не палач! Ты знал, что он станет их предводителем! Это многое, очень многое объясняет…

 — Ты серьезно веришь в то, что я вернулся назад во времени? — всё так же ошалело спросил лучник, не веря своим ушам.

 — Ну да? Я же только что именно это и сказал? — удивленно ответил князь, и они в молчании уставились друг на друга. — В мире столько необъяснимых вещей, как по мне, намного более вероятно то, что твоя история правда, чем то, что ты предатель.

Фэн Синь продолжил молча смотреть, и Ци Жун под его взглядом чуть стушевался:

 — Чего?

 — Му Цин… — выдохнул лучник, отвернувшись, пытаясь осмыслить то, что ему в самом деле верят, а затем снова уставился на Ци Жуна, словно на какое-то диковинное животное.

 — Что Му Цин? — с дискомфортом отозвался тот.

 — Му Цин мне не поверил.

Ци Жун многозначительно покивал головой.

 — Му Цин придурок, — заключил он, и Фэн Синь недовольно нахмурился. — Да серьезно. Вы же постоянно вместе, друг от друга не отодрать. И он знает тебя хуже, чем я? Он точно редкостный придурок.

Лучник безрадостно вздохнул.

 — Он думал, что меня вынудили стать предателем против моей воли и что я выдумал эту историю, лишь бы не признаваться, — возразил он, стараясь не обращать внимание на то, как за Му Цина побаливает сердце.

 — Ну я так и сказал. Он придурок, — весело заявил Ци Жун и перебил Фэн Синя, только открывшего рот, чтобы запротестовать. — Ты зачем его вообще оправдываешь? Это он виноват, что мозгов не хватило тебе поверить.

 — Нет, это я виноват. Я должен был объясниться получше.

 — Со мной ты объяснился так себе, но я ведь тебе поверил? — протянул призрак, и лучник промолчал, не зная, что на это сказать. — Просто признай, ему стоило тебе поверить.

Не стоило.

Его история звучала глупейше.

Фэн Синь сам в нее поначалу так долго не мог поверить.

Совершенно неудивительно, что Му Цин не поверил.

Но…

 — Я хотел… — голос неожиданно треснул. — Я хотел, чтобы он мне поверил.

Несмотря на то, что он словно рассказал небылицу.

Несмотря на то, что он запинался в словах и звучал неправдоподобно.

Он был уверен, что Му Цин точно закатит глаза, чуть улыбнется и кивнет, доверяя.

Всего один раз — и Фэн Синь так глупо, глупо чувствовал себя преданным.

Он судорожно выдохнул, закрывая лицо рукой и посмеиваясь над самим собой, снова оказавшимся таким хрупким.

 — К тому же ты никому ничего не должен, — продолжил Ци Жун, вальяжно развалившись рядом с таким видом, будто не был малявкой на восемьсот лет младше него самого. — Вот был бы я на твоем месте, так сразу же бы сбежал из Сяньлэ куда подальше.

 — Не мог же я их двоих бросить… — пробормотал Фэн Синь, подтягивая к себе колени и чувствуя себя таким ничтожным, как никогда раньше.

 — Мог бы! — тут же возразил призрак. — Но не стал. И ты посмотри, как они тебе за это отплатили.

 — А как я отплатил Му Цину, хотя он всегда поддерживал меня? — ответил Фэн Синь тем же, и Ци Жун уставился на него нечитаемым взглядом.

 — Слушай, у тебя точно с головой не всё в порядке. Ну, то есть, я это уже знал, но чтобы настолько… Почему ты первым делом порываешься винить себя во всем? Что ты такого ужасного сделал?

 — Я не смог всех защитить. Не смог всех поддержать, — ответил Фэн Синь так, словно выносил приговор самому себе.

Ци Жун, бывший призраком, которому вообще не нужно было дышать, глубоко и обреченно вздохнул.

 — И ты считаешь себя настолько великим, что можешь спасти всех в одиночку? — кисло поинтересовался он.

 — Нет, но ведь я заранее знал… — начал Фэн Синь, но его тут же перебили на повышенных тонах.

 — Знал, ну и что? Ты всего лишь один-единственный человек. Думаешь, вся империя поверила бы тебе так же, как поверил я? — лучник попытался возразить, но Ци Жун просто продолжил еще громче. — Или что? Ты мановением руки благодаря своим невероятным знаниям предотвратил бы засуху?

 — Нет, ее ведь устроил Безликий Бай, мне его не победить… — чистая правда, оттого еще более горькая.

 — Тот самый Бай? Серьезно? — присвистнул Ци Жун и с впечатленным видом покивал головой. — Ладно. Тогда… Думаешь, убил бы тогда того беженца, и война бы прекратилась?

 — Нет, Бай бы просто нашел кого-то вместо него… — пробормотал Фэн Синь, искренне не понимая, к чему тот ведет.

 — Думаешь тогда, что если бы как-нибудь в одиночку подавил восстание, то всё сложилось бы радужно и прекрасно? — не переставал наседать на него призрак.

 — Нет… Раз Бай вознамерился разрушить жизнь Се Ляня, то в любом случае это сделает, — неохотно признал тот.

 — Се Ляня? Он разве не Сяньлэ уничтожить хотел? — в который раз удивился Ци Жун.

 — Нет. Нет, у него… какая-то странная история была? Он уничтожил Сяньлэ только ради того, чтобы Се Лянь отчаялся, — Фэн Синь перевел дух и, беспомощно тряхнув головой, продолжил сам. — Я ничего не мог сделать для того, чтобы он не заметил Его Высочество. В любом случае он бы вознесся и встретил на Небесах Безликого Бая. Я ничего не мог сделать.

Признать это не так сложно. Но легче от этого не стало.

Такой бесполезный.

В груди вновь сперло дыхание.

 — Извини, что прерываю твое занятие самобичеванием… — насмешливо протянул Ци Жун, и лучник нахмурился, не зная, как можно было быть настолько невыносимым. — Но что наш драгоценный Бай забыл на Небесах?

 — Истинная личность Безликого Бая… — призрак закивал, показывая, что очень внимательно слушает. — Это Цзюнь У.

Ци Жун уставился на него с улыбкой человека, которому только что заявили, что солнце восходит на западе. Он снова закивал головой, переводя взгляд в сторону, и образовалась настолько красноречивая пауза, что Фэн Синь уже обрадовался, что ему все-таки не поверили, а значит, и Му Цин был прав, что…

 — Значит, даже хваленый Небесный Император прогнил до самых костей, — протянул призрак, подпирая щеку ладонью, глядя в никуда и улыбаясь всё шире и шире. — Святош и в самом деле не бывает, верно? — лучник усмехнулся, как от хорошей шутки, и Ци Жун громко рассмеялся в ответ. — Неплохо. Неплохо! И вот ты… со всей твоей такой невероятной историей ты ведь снова смертный? — кивок. — И вот ты, жалкий смертный, в самом деле решил, что можешь потягаться с сильнейшим небожителем? Это словно бы крохотный муравей приполз ко мне мстить за свой муравейник.

 — Муравьи бывают ядовитыми, — заметил Фэн Синь.

 — А небожители бывают уничтожающими империи, — тут же парировал призрак и взглянул на него, подавленного, как на неразумное дитя. — Ну чего ты? Опять винишь себя? Мы же уже решили, что ты безобидный муравей. Ну вот что ты мог сделать?

Фэн Синь скривился от предположения, что он должен был мгновенно воспрять духом от такого оправдания его бесполезности.

 — Я не знаю! — крикнул он, второй раз за такое долгое время почти что трясясь от переполнявших его эмоций. — Я не знаю? Я мог бы украсть Се Ляня из императорского дворца? Тогда он был бы не наследным принцем, а простым человеком? Тогда бы Баю было на него наплевать, даже когда бы он вознесся?

 — Ты ведь и сам знаешь, что ничего бы из этого не вышло, — Ци Жун насмешливо изогнул бровь.

 — Я знаю! — почти что прорычал Фэн Синь и подскочил на ноги, чувствуя от злости внезапный прилив сил. — Я знаю всё это намного лучше тебя! Сколько, по-твоему, лет я пытаюсь хоть что-нибудь придумать? Сколько идей я отбросил? Насколько сильно я… хотел их защитить…

 — Только не плачь тут, ладно? — попросил призрак, и лучник всерьез задумался над тем, чтобы врезать ему пару раз побольнее. — Фэн Синь, всё уже позади.

 — Что позади? — зло спросил тот, вышагивая по крохотному разрушенному храму взад-вперед.

 — Всё плохое. Ты сам подумай. Война? Позади. Изгнание? Позади. То, что тебя прогнали? Позади, — Ци Жун пожал плечами, словно в этом не было ничего особенного. — Дальше по плану восемьсот лет бытия небожителем и смерть.

 — В этот раз я должен выжить, — твердо пробормотал Фэн Синь. — Нам необходимо победить.

 — Да-да, как скажешь, дедуля… — заскучавшим тоном ответил Ци Жун на его пламенные слова, заработав этим себе еще один раздраженный взгляд. — Но это будет через восемьсот лет. Сейчас-то можно и расслабиться… Эй! Куда собрался?

 — Я же уже говорил. Мне нужно возвращаться, — отозвался тот и остановился у выхода, отряхивая грязь с одежды, которая отказывалась становиться чище.

 — И ты так уверен, что они будут рады тебя видеть? — насмешливо бросил ему в спину призрак, и Фэн Синь застыл, зная, что правильный ответ, конечно, будет отрицательным. Его считали предателем. — А ты сам рад будешь их увидеть? Се Ляня? — Фэн Синь зажмурился, зная, что его чувства не должны были иметь никакого значения, но… — Ты хочешь увидеться с Му Цином?

 — Нет, — сказать это было так легко, что стало страшно. — Нет, я не хочу его видеть, — Фэн Синь вздохнул, чуть рассмеявшись от своей собственной глупости. — Я… я так зол на него. Мне… мне так обидно. Мне так… стыдно…

За всё.

За себя.

За…

 — Так что можешь не идти их оберегать. Какая разница? Не дети же, сами справятся, не помрут, — чересчур громко, нарушая все его мысли, брякнул Ци Жун. — Да и вообще, скоро ведь вознесешься, тогда и встретившись со своей ненаглядной язвой, там уж и решишь, что делать будешь, — через несколько секунд он, явно не зная, что молчание — золото, добавил. — Ну так и быть, теперь можешь поплакать.

Фэн Синь вздохнул и закатил глаза.

Сдаться и умереть было бы настолько проще.