Серые тучи почти целиком затянули небо. Лишь редкие солнечные лучи не давали окружающей действительности погрузиться в холодное, вызывающее лишь тоску уныние. Голые деревья, тянувшие свои искривлённые ветви вверх, совсем не помогали гнетущей атмосфере. Грэм, обладающая, наверное, даже слишком живым воображением, старалась не позволять своей дурной голове нафантазировать различных ужасов наподобие деревьев-людоедов, как в её детской книжке. Она сосредоточилась на карте, прикидывая, куда протянется их путь.
— Скалы… — устало сказала она, — пожалуйста, только не взбираться на скалы.
Питер, который шёл чуть впереди, обратил взгляд в её сторону. Его усы забавно колыхались от лёгкого ветра, а волосы немного растрепались — так он даже напоминал ей человека. Обычного, немного неряшливого молодого парня. Но голос — тот самый, тревожный, пугающий её — напоминал ей о том, что за этой личиной прячется нечто другое: бессмертное существо с такой силой, которая человеку и не снилась.
В такие моменты она даже ценила свою трусость и тревожность, которые так сильно мешали ей в жизненном пути — они умели осаждать каждый раз, когда её сентиментальная сторона брала верх.
— Какая же из вас искательница сокровищ, если так не любите передвигаться?
Он чуть замедлился, чтобы поравняться с девушкой. Взгляд его чёрных глаз столкнулся с её. Пустые, почти мёртвые, они казались ей похожими на бездну, такими же мрачными и холодными. Будто она стояла у собственной могилы и смотрела в бесконечную темноту, в которой вскоре окажется сама.
— Я предпочитаю держаться подальше от мест, которые готовы в любой момент выдать тебе бесконечную боль от падения и смерть в подарок.
Питер засмеялся.
— Иногда я забываю, что смерть всё ещё существует в этом мире, — признался он, потянув лямки своей дорожной сумки. — Если честно, я так привык к бессмертию, что почти забыл чувство страха.
Грэм нахмурилась. Конечно, забыл. Ей, все-таки, повезло чуть меньше, она пока не неведомая сущность с крутым прозвищем. Она просто Грэм с болящими от дороги ногами, мигренью и усатым джинном на полставки. С другой стороны, мало кто мог бы похвастаться личным джинном. Да, все её желания он не исполняет, но, по крайней мере, помогает выполнить нынешнюю задачу.
— Я на секунду подумала, что ты кичишься.
Питер махнул рукой.
— Будет вам, мисс Нортед. Какой кич? Только сухие факты и природное обаяние, которое приводит людей в восторг. Иногда они путают это и считают, что я самовлюблён, но на деле… на деле это они влюблены в меня.
Определённо кич. Бывает же такое — бедняга настолько закопался в самолюбовании, что перестал замечать за собой какие-либо его проявления.
— Я притворюсь, будто не слышала этого, для твоего же блага.
Она ткнула его локтем в бок и снова посмотрела на карту.
— На выходе из леса будет болото, а после него проклятые скалы. Звучит, как что-то преодолимое, — довольно пролепетала она, хотя всё ещё старалась не думать о возможном скором посвящении в скалолазы.
Хоть бы не сломать ноги.
— Ох, я бы сказ…
Питер не успел договорить. Грэм, заметила на пригорке людей, увлечённых каким-то разговором, молниеносно закрыла своему напарнику рот ладонью и, потащив за собой за шиворот, спряталась за ближайшим деревом. Питер спокойно дождался, когда его освободят, и спросил, на всякий случай полушёпотом:
— Что случилось?
Грэм тихонько выглянула из-за ствола дерева и прошептала:
— Там трое человек. Женщины. Все в красных шарфах.
— Наёмники, — довольно проворковал Питер. — Это же мои клиенты…
— Даже не думай! — она подняла взгляд на гигантскую сумку своего горе-спутника, нервно шлёпнув себя ладонью по лицу. — Ты нас своим бесполезным багажом ещё и выдашь!
Питер лишь ладонью призвал девушку успокоиться и вышел из их — стоит признать честно — не самого надежного укрытия.
— Здравствуйте, добрые дамы!
Он скинул свою сумку и быстро, но плавно сняв свою забавную серую шляпу с зелёными крапинками, поклонился.
Девушки с непониманием посмотрели на него. Одна из них — та, что повыше, с короткими русыми волосами и яркими зелёными глазами — уверенно выступила вперёд, но выражение её лица было скорее обескураженным, удивлённым. Она спросила:
— Ты чего, свой цирк потерял, приятель?
Её напарницы переглянулись друг с другом, ещё немного выждали — видимо, ради приличия — и громко засмеялись. Девушка слева, в чёрном капюшоне, сложилась пополам, а другая, с небесно-голубыми глазами, сжала короткую чёлку в кулаке и ладонью прикрыла себе рот, будто старалась остановиться как можно быстрее.
— Нет, серьёзно, — сказала та, что в капюшоне, — с каких пор шуты по лесам щеголяют?!
Голубоглазая, смахнув слезу, откашлялась и успокоилась. Видимо, была не из болтливых. Грэм решила воспользоваться мирным настроем наёмниц и, подойдя поближе, аккуратно положила руки на плечи Питеру.
— Простите, пожалуйста! Мой друг, — она старалась импровизировать на ходу, уж очень не хотелось получить по морде из-за этого клоуна, — он чутка не в себе.
Она приложила ладонь к лицу, будто закрываясь от Питера, и чуть тише сказала:
— Он думает, что он баклажан.
При этом Грэм обвела руками фиолетовый пиджак в чёрную полоску. Высокая девушка приподняла бровь, а спрятанная за капюшоном уже давилась смехом, чем явно смущала голубоглазую.
— Его прокляла ведьма за то, что он разгромил её огород.
Девушка внимательно осматривала их. Грэм чувствовала, как её ноги дрожат и едва держатся, чтобы не согнуться пополам. Голос в голове кричал на всю, что надо бежать. Она слышала эхом отдающийся на периферии сознания крик: «Посмотри, она же думает, что мы шпионы или какие-нибудь вражеские ассасины!» Оставить бы этого недалёкого идиота…
— Это грустно, сестрюнь, — сказала высокая девушка, спустив шарф со рта и оголив длинный шрам, тянущийся от подбородка и до верхней губы. — Тяжко, небось, с таким лбом путешествовать.
Она стукнула девушку в капюшоне по голове, и та, недовольно зашипев, отошла чуть назад — видимо, чтобы не получить ещё.
— Не серчай на неё, лады? Она такая, немного несдержанная.
— Что вы, мы и не думали!
Грэм встала вперёд Питера, надеясь, что девушки сосредоточатся на ней и не обратят внимания на агрессию в его глазах.
— Вы, может, заблудились? Авось можем помочь?
Ещё чего не хватало — мало ей бессмертной детины на своем горбу, а тут ещё и сомнительного вида наёмницы.
— Нет, что вы, не стоит. Когда живёшь вот с таким вот…
— Я попрошу, — начал было Питер.
— Приходится, — громче продолжила Грэм, — тщательно всё планировать.
Голубоглазая подошла поближе и сочувственно посмотрела на Питера. Её глаза блестели необычайно живо — как у ребёнка. Она подняла взгляд к Высокой, и та отмахнулась.
— Некогда нам на такое время тратить, Мэй, — и заметив, что та не отступает, дополнила: — Одно дело подсказать дорогу, другое — идти с ними непонятно куда. Мы даже не знаем, какого типа это проклятье.
Мэй не сдавалась, продолжая упорно смотреть на Высокую. Та начала мяться и, видимо, желая показать свою непреклонность, сложила руки на груди и отвернулась.
— Вообще, — заметила девушка в капюшоне, — нам всё равно не хватает заказов. Эй, платить будешь?
Грэм скрестила руки.
— Нам правда не нужна пом….
— Эй, я могу дать вам кое-что получше денег, — тут же взбодрился Питер.
На него посмотрели сочувствующе, как смотрят на человека, который совсем утратил связь с реальностью.
— Прошу вас, дослушайте, — он снял сумку с плеч и начал упорно в ней копаться, достав несколько бумаг.
Девушки дружно посмотрели на Грэм. Та неловко прикусила губу. Хотелось сделать вид, что они незнакомы, но увы, теперь это было невозможно.
Питер не терялся. Будто хороший артист, который забыл слова и оказался в неприятной, оглушающей тишине зала, в самый последний момент нашёл вариант, чтобы спасти шоу. Своё собственное, личное шоу. Он посмотрел на Мэй. Встал перед ней на корточки. Высокая сразу встала перед ней, думая защитить от полоумного, но тот лишь заговорил, не предвещая никакой угрозы.
— Ничего не говори, малышка, — приветливо начал он. — Поверь, по твоим чудесным глазам видно, о чём ты всегда мечтала. Ты видела людей, видела, как они плачут, смеются. Видела, как они бьют посуду или внезапно кружатся сами с собой в танце, но не понимала, почему. Хочешь, — он помахал перед ней одним из листков, — я научу тебя понимать, что чувствуют люди?
Она отступила чуть назад и, задумавшись, отклонила взгляд в сторону.
— Что он несёт? — спросила Высокая. Грэм пожала плечами. В очередной раз приходится держаться со спокойным лицом, когда волнение отыгрывается на внутренностях, сильно давя на желудок. А если у него получится втюхать контракт этой бедной девочке?
— Тебе ведь хочется сделать мир немного лучше, а не прозябать в грязных тавернах. Тебе надоело резать глотки ублюдкам, и убеждать себя в том, что так будет лучше для всех, уже не выходит. Ведь это не лучше для тебя. Ты хочешь трогать сердца людей не острием кинжала, а добрым словом. Я могу помочь тебе.
Он протянул ей руку. Сделал дружественный жест, и его улыбка в лучах опускающегося закатного солнца смотрелась по-настоящему жуткой. Что-то в глазах девочки будто изменилось, словно резкое осознание ударило ей в голову, и она, как жертва кобры под гипнозом, потянулась к Питеру в ответ.
Грэм мигом схватила Питера за руку и оттащиала подальше, чтобы девчонки не слышали их разговор.
— Что такое?! — недовольно спросил Питер. — Мы ведь договорились, я буду делать свою работу, помогая вам.
Она почесала затылок, стараясь хоть как-то обосновать своё поведение.
— Мы ведь партнеры. И всё должны решать вместе. Я против того, чтобы ты заключал контракт с ними.
Питер покачал пальцем в стороны.
— Простите, мисс Нортед, но ваш контракт был написан довольно широкими мазками, и об этом там не шло речи. Условно говоря, мы партнёры, это верно. Но на деле Питер Кингсли — отдельно, Грэм Нортед — отдельно. У них общая цель, но добираться до неё они могут своими путями.
Она сглотнула. И правда. Тут ей нечем было парировать.
— Ты правда хочешь размениваться на такие мелкие желания? Может, дальше попадётся крупный заказ?
— Нет, Нортед. Если кто-то нуждается в моих услугах, он их получит. И эти девушки определённо из моих клиентов.
— Но цена? Как же цена? Что тебе дадут наёмницы, которые итак каждый день ходят по лезвию бритвы?
Питер посмотрел на неё с подозрением, но продолжил как ни в чём не бывало:
— Это не имеет значения. С каждого можно стрясти хоть что-то.
— И им ты об этом не расскажешь?
Питер усмехнулся.
— Я веду честный бизнес, мисс Нортед. Обговариваю все условия, подводные камни, только людям это не нужно. Это как мелкий шрифт в самом углу контракта — ты слишком увлечена мечтой, чтобы задуматься о том, что тебя ждёт потом.
Грэм выпрямилась. Внезапно улыбка засияла на её лице.
— Ты хорошо знаешь людей. Но и честен ты не до конца, Питер Кингсли, — она смахнула чёлку со своего лица. — Ты прав. Грэм Нортед отдельно от Питера Кинсгли. Только Питер Кингсли обязан довести Грэм Нортед до места назначения, что бы та ни вытворяла. А значит…
— Даже не думайте, Нортед.
— Ох, ещё как думаю.
Она попыталась вырвать контракт из его рук, но тот будто ударил её током, и она сразу же отпрянула.
— На такие случаи я всегда подготовлен, — сказал Питер и, довольно потеребив усы, направился в сторону девочки. Грэм последовала за ним.
— Ну так что, милая Мэй. Согласишься на услугу старого колдуна?
— Я ни черта не понимаю, — заявила Высокая. — Так вы кем будете, клоуны неотёсанные?
Грэм ничего не ответила и сразу принялась за Мэй. Она присела напротив Питера и прошептала:
— Я знаю, это звучит соблазнительно. Но ты ведь не глупая, верно? Жизнь наёмника должна была показать тебе — ничто не даётся так просто.
Питер закатил глаза и вежливо ответил:
— Это верно. Есть кое-какие подводные камни, как, например, бескомпромиссное обожание всеми вокруг. Это может надоесть и даже вызвать тошноту, но разве это не сущая мелочь, по сравнению с тем, что вы сможете менять сознание людей? Менять мир вместе с ними.
«Вот же завуалировал, пёс», — подумала Грэм.
— Ты ведь знаешь, как подобные контракты устроены. Кому, как не наёмнице, знать? Не бывает такого, чтобы выгода досталась только одной стороне, верно?
— Но и упускать такой шанс было бы в высшей степени глупостью, ты не считаешь так?
В руке у Питера появилось перо, и он протянул его девочке вместе с контрактом. Высокая обомлела, сразу же поняв, кто перед ней стоит:
— Повелитель желаний?!
— Неужели, — пуще прежнего обрадовался Питер, — как же так, вроде все знают, а до сих пор не всегда узнают!
Грэм не понравился огонёк в глазах у двух других девушек. Она встала перед ними, желая отговорить, но её просто оттолкнули на траву, подходя к Питеру.
Они долго перебивали друг друга, стараясь объяснить свои желания, но Питер выставил ладонь вперёд, призывая к тишине.
— Не волнуйтесь, дамы. Моя работа — знать, чего же вы хотите.
Грэм глазам своим не верила. Голова вдруг заболела, будто перед ней происходит уже знакомая картина. Она встала с земли и, ходя вокруг них, пыталась убедить:
— Да послушайте же! К чёрту эти желания, как вы не понимаете?! Потом придётся расплачиваться гораздо страшнее!
Но её не слушали. Контракты были подписаны. Грэм разочарованно опустилась на ближайший камень, смотря, как девушки уходят в закат, махая им руками на прощанье.
— Чем они расплатились? — спросила она у Питера.
— Одна из них — силой. Вторая — молодостью. А третья, голубоглазая, — душой.
Последнее он произнёс с особым удовольствием. В его голосе явно прибавилось энтузиазма.
— Душой?!
— Да. Всё-таки я дал ей довольно большую власть над людскими сердцами, и когда она наиграется, придёт время платить.
Она отвела взгляд:
— Ты имеешь в виду, пока твои штучки не загонят её в могилу? Или куда ещё похуже?
— Возможно, я предпочитаю не называть это так, — заявил он, — но вы хорошо осведомлены о тонкостях моей работы.
— Когда вступаешь с кем-то в союз…
— Скорее уж, в прямую конфронтацию.
— Неважно. Так или иначе, ты пытаешься выяснить как можно больше.
Она смотрела в землю. Ей было стыдно. Она не смогла сберечь этих, вроде даже не самых плохих, людей от страшной участи.
— Послушайте, Нортед. Я ведь просто делаю свою работу, как и все в этом мире. Выполняю ту задачу, которая передо мной поставлена. Если хотите, это как в природе — деревья не могут просто взять и пойти куда хотят. Так же как и вода не может обжечь. У всего в мире есть своя функция, и я не более чем пытаюсь выживать с данными мне условиями.
— Не надо вот этого всего. Неужели… тебе самому не противно от того, что ты делаешь?
— Люди готовы заплатить за мечты высокую цену. Не мне тушить это пламя, но я хотя бы могу дать им удовлетворение на тот короткий промежуток времени, что им остался.
Грэм хмыкнула и тяжело вздохнула.
— Уверена, многие из твоих жертв…
— Клиентов.
— Неважно. Думаю, многие из них предпочли бы, чтобы их желания вообще никогда не сбывались.
— Значит, вы плохо знаете людей, Нортед. Многие готовы подлететь прямо к солнцу, даже зная, насколько это опасно. Но само мгновенье неописуемой красоты перед неминуемой гибелью завораживает их, как ничто другое.
— Откуда тебе-то знать? Ты даже не знаешь, каково это — бояться смерти. Тебе, бессмертному, легко так рассуждать. Мне — нет. Я бы хотела жить. Как можно дольше.
— И всё же вы заключили со мной контракт.
— Да… Кстати. Эти девушки. Как ты потом найдёшь их, чтобы забрать то, что нужно?
— Мне не нужно их находить. Подписав контракт, они уже лишились этого. В каком-то смысле. Осталось только дождаться. Со временем они, так или иначе, потеряют то, что являлось их самой большой ценностью. Не знаю, может, той высокой отрежет её сильные руки, а голубоглазую растерзает обезумевшая от любви толпа… В конечном итоге они достанутся мне. Молодость и силу я смогу использовать для других контрактов. А вот душа… Ну, это не столь важно.
— То есть… грубо говоря, ты можешь убить меня и отнести мой труп в сокровищницу, так или иначе контракт ты выполнишь?
— Не совсем. Да, в вашем контракте не указано, должны ли вы быть живой, но поскольку ваша хитрая уловка вынудила меня подписать именно вашу бумажку… я бессилен. С клиентом меня связывает сила контракта.
— Души настолько редкий товар, что ты пошёл на такое?
— Увы, мисс Нортед. Но если вы не против, я предлагаю двигаться вперёд. Нас ждёт ещё долгий, долгий путь.
Они поднялись и направились дальше — в сторону болот, последней преграды между ними и ненавистными скалами.
— И всё же, — сказала Грэм, — мне трудно поверить, что ты не испытываешь угрызения совести. И всё ещё называешь себя человеком.
— Простите, что не оправдал ваших ожиданий, — он вздохнул. — Я понимаю, как это выглядит со стороны. Будто я какой-нибудь злой демон.
— Ты забрал у девочки душу.
— Я знаю, Грэм, — он впервые за день назвал её по имени, — но я попросту привык так жить. Эти наёмницы — вы назвали их неплохими людьми. Но они убивают за деньги. Потому что вы знаете, что иногда приходится опускаться на самое дно, чтобы выжить.
— Не сравнивай себя с ними, — возразила Грэм, — у них только одна жизнь. И каждый зацепится за любую, даже крохотную возможность прожить её хоть сколько-то счастливо. Даже несмотря на то, какими ужасными методами приходится добиться этого. Я могу понять людей, — она подчеркнула это слово, — а ты…
— Я бессмертный, да, Грэм, это так. Вы говорите это так, будто высшего счастья на земле нет, но, как и вы утверждаете, что я никогда не был человеком, так же и вы сами не были бессмертной. Вы не знаете, каково это, лишь строите догадки на людских легендах и поверьях. Вам не понять, что это — каждый день терять вкус к жизни, иногда доставая из уставшей головы почти сгнившие от времени воспоминания, детали которых постоянно меняются. Помнить, что и в тебе что-то горело — таким расхожим, размашистым огнём, что он мог зажечь и всех, кто вокруг тебя. А потом возвращаться сюда — унылую реальность, в которой какая-то наглая девчонка всё пытается вдолбить тебе, что ты не человек, хотя всё, что ты делаешь, — пытаешься жить по тем правилам, что тебе задали. Но, конечно, двадцатилетней болванке лучше знать, кто является монстром, а кто нет.
Он сделал глубокий вздох.
— Я не делаю работу идеально. И это может показаться жестоким. Но я искренне верю, что если это зажигает в сердцах огонь, хотя бы ненадолго, — это не плохо.
Грэм не знала, что сказать. Слова застряли комом в горле, и она лишь смотрела в чёрные, уже не казавшиеся такими холодными глаза Питера. Она быстро покачала головой в стороны и, пожелав притвориться, будто ничего не произошло, направилась вперёд.
Питер пошел следом. Никто не проронил ни слова. Им нужно было закончить путь — только и всего.