Рассыпаются звёздами белые птицы, рождая другие созвездия без имён. Они вышиты снегом на зелёных одеждах, взлетают ввысь при каждом движении. Верх-вниз, верх-вниз, птицы поют, безмолвно раскрывая розовые клювики, ища свой голос.

И если снять белый цвет одежд, оставив только голый зелёный, все равно будет ослепительно. Не потому ли что сама богиня ослепляет не хуже белого, а то и лучше? Она протягивает несчастной демонессе звёзды в чарке, она укутывает её в непроходимо толстый саван, защищая от вечного холода. Холод с ней всегда.

Хэ Сюань держит в руках холодный матовый цвет звёзды, не зная куда прикрепить её, куда бросить и не видеть больше. Она не хочет видеть, не хочет слышать весёлый смех, в котором клекочут белые птицы. Но никуда не убежать - цепкие руки нежно обвивают шею, птичий голос шепчет на ухо и только благодаря смерти демонесса не краснеет. Ши Цинсюань ужасна, она легко произносит самые большие глупости, словно не замечая как действуют слова на других. Словно не видит дрожавших рук, сжимающие гладкие черные одежды, так резко констрартирующие с зелено-белыми.

Звёзды, журавли в снегу и бамбуковый лес. Ветер играется как дитя в светлом лесу, куда никогда не проникнет тьма. Куда никогда не ступит нога Хэ Сюань. А Мин И легко прогуливается в этом лесу, не давая ребенке в лице Повелительницы ветров заблудиться, пропасть из этого черного мира в белом лесу. Где сама Мин И похожа на звезду с неба, с одежды Цинсюань. Её кожа светится изнутри и поверить словам Ши Цинсюань, что это красиво. Что это прекрасно, что она имеет такой цвет кожи. Холодный фарфор.

Сколько она будет бродить вокруг, не смея нарушить вечный смех? Она должна разрушать, но звезда в руках отводит взгляд, прижимается к такой же белой груди и молчит. Тишина говорит громче всего и Хэ Сюань затыкает уши, выдирает эту надоевшую звезду из груди. Но лишь пальцы зря царапают гладкую кожу, оставляя некрасивые царапины на белом холсте.

Ши Цинсюань раскладывает веером юбку, укладывая на колени голову Хэ Сюань. Тихо бормочет, впервые становясь такой серьезной и спокойной, что до боли тошно. Лживая богиня на коленях истинной прикрывает глаза, позволяя гладить себя по волосам. Мерно тикает живое сердце: для темных тварей оно слишком белое, слишком чистое. И как же бы хотелось украсть его, приникнуть ухом к сердцу и услышать жизнь.

Рука перебирает тяжёлые пряди, танцуя свой танец на лице. Крылья носа, переносица, губы...площадка для танца. Ши Цинсюань словно никогда раньше не видела Хэ Сюань Мин И и теперь желает разглядеть все. Увидеть что-то в мертвенно белом лице, на котором никаких эмоций не проявляется. Бесполезно, хотела бы сказать Хэ Сюань, но палец закрывает губы и она молчит. Лишь звезда от Ши Цинсюань поет исчезнувшими птицами.