Несмотря на то, что спать и так приходилось мало, Куроо всегда с удовольствием приходил на фермерский рынок ранним утром. Он любил осматривать каждый прилавок, чувствовать запах рыбы, которая еще не припеклась на солнце, касаться пальцами мягкой кожицы свежих фруктов и нюхать будто только что собранные с грядок влажные овощи.

Каждая женщина, стоявшая за прилавком, подзывала его к себе, убеждая, что именно её овощи и фрукты самые свежие. Кругом только и слышалось:

— Подойди, взгляни, какие красивые.

— Вот, попробуй кусочек, очень вкусный.

— Моя семья выращивает эти перцы уже несколько поколений.

И он всегда подходит, пробует, покупает, к концу похода по рынку собирая рядом с собой кучу ящиков с самыми разными продуктами, чтобы отвезти всё это в ресторан. Таксисты ненавидели его за это, но дополнительные чаевые обычно были достаточно убедительными, чтобы те даже помогли поставить все ящики и коробки в багажник.

Подойдя к рыбному киоску, Куроо прикоснулся к чешуе чёрной рыбы, камбалы и полосатого морского окуня. Затем он принялся изучать глаза последнего, но вдруг заметил другого мужчину, стоявшего напротив него, который держал рыбу в руках прямо перед своим лицом и вглядывался в её рот.

Куроо хихикнул, вытирая руки полотенцем:

— Что вы делаете?

Мужчина с темными волосами так посмотрел на него, будто это он тут странный.

— Проверяю свежесть.

— Правда? И что же вам говорит этот рот?

— Жабры, если быть точнее. Они никогда не врут. И словили эту рыбу прошлой ночью, — с улыбкой сказал мужчина.

— Здорово, — кивнул Куроо, — мне как раз нужен свежий окунь для моего нового меню.

Выбрав несколько лучших рыбин, он подозвал продавца, чтоб тот упаковал их со льдом.

— У вас есть свой ресторан? – мужчина всё ещё смотрел на него своими широкими, умными глазами. — Или вы просто работаете в каком-то из них?

— Да, свой ресторан. А почему ты спрашиваешь? Ищешь работу, что ли? – в шутку сказал Куроо и был удивлён, когда мужчина уверенно и серьёзно на него посмотрел.

— Да.

— И ты умеешь готовить?

— Очень хорошо.

— Ну что ж… — замялся Куроо, но затем продолжил. – Приходи в мой ресторан, тогда и посмотрим, насколько ты хорош. А как тебя зовут? Я Куроо. Куроо Тетсуро.

— Фукунага. Я приеду сегодня.

Куроо протянул ему руку для закрепления знакомства и назвал адрес ресторана.

— Отлично. Покажешь мне, что умеешь обращаться с рыбой, и получишь работу.

Через четыре часа Фукунага Шохей присоединился к команде Куроо, прекрасно приготовив морского окуня с лимоном и мятой.

— Проклятье! – сказал Куроо Фукунаге, пробуя его блюдо. Он не ел настолько хорошую рыбу со времён Парижа. – Думаю, ты отлично впишешься на нашу кухню. Любишь работать с рыбой?

 — Очень, — кивнул Фукунага, протирая стол.

— Идеально. То, что нужно.

***

Всё ещё чувствую привкус лимона во рту, Куроо вернулся в свой кабинет, чтобы подготовить бумаги для Фукунаги Шохея. Закончив с этим, он решил позвонить Бокуто, беспокоясь, что тот про него забыл. В конце концов, Куроо был для него пока лишь прохожим в переулке.

— Да? – прорвался сквозь гул кухни резкий голос Бокуто.

— Как твоя рука?

В ответ раздался громкий смех:

— Заражения ещё нет, поэтому не думаю, что она отвалиться в ближайшее время. Но болит как чёртовпиздец, — проговорил он будто бы одним словом. — Кажется, это хороший знак.

— Отлично. Сможешь приехать завтра в мой ресторан? Я бы хотел посмотреть, каков ты в деле.

— Звучит интересно. Люблю запах нового оборудования.

— Я тебе вышлю адрес сообщением. Сможешь подъехать к 10 утра?

— Конечно. Спасибо! А теперь мне надо валить, иначе не успею с предварительной нарезкой.

— И никаких больше ножевых ранений!

— По рукам! – в трубке раздались короткий гудки, и Куроо улыбнулся себе, довольный тем, что на его кухне появится еще один творец.

Бокуто, одетый в опрятное пальто, приехал на следующее утро раньше оговоренного, и, ожидая, осматривался с таким знающим видом, будто уже тут работает. Куроо встретил его у двери, отмахиваясь растерянному Кенме, и спросил:

— Как рука?

Бокуто поднял её, теперь уже перевязанную чистыми белыми бинтами:

— Мне выписали хорошие обезболивающие, поэтому уже отлично. Доктор сказал, что если я не напорюсь на нож снова, то рука без проблем заживёт. Говорит, я счастливчик.

— Могу я спросить, как это вообще произошло?

Бокуто закатил глаза, обречённо разводя руки:

— Джонни любит замораживать эти огромные как черти что кучи креветок. Никто не додумался разморозить их перед началом обслуживания, а посреди вечера у нас как раз всё закончилось. Кажется, я пытался сделать всё одним махом, и тут – нож просто соскочил, — он как-то жестко улыбнулся, словно безумец, жестами показывая, как всё произошло. – Честно говоря, я сразу даже не заметил. Понял только, когда Джонни разозлился, что я кровью испачкал все его креветки.

— Оу… — Куроо даже не знал, что в этой ситуации он ненавидел больше всего: замороженные креветки, использование ножа, чтобы разделить их, или эта жуткая невнимательность, из-за которой парень себя поранил. В какой-то момент он заметил несколько татуировок на руках Бокуто и прищурился, чтобы лучше их рассмотреть.

— Что такое? – спросил Бокуто.

— Твои тату, — кивнул Куроо.

— А, да, смотри — Бокуто поднял к свету свою руку, чтобы показать контуры ложки, ножа и вилки, прорисованных на чувствительной коже запястий. – А потом я сделал эти. Было забавно, — засмеялся он немного смущенно, показывая Куроо свои пальцы. На каждом из них был маленький, вполне детально прорисованный, нож. На указательном пальце расположился самый заметный традиционный поварской нож, на среднем – большой нож мясника, на безымянном – нож для разделки рыбы, а на мизинце – маленький нож для чистки овощей. Линии были нечеткими, казалось, будто татуировки еще не зажили из-за того, что пальцы находятся в постоянном движении.

Куроо был впечатлён и со свистом потянул воздух:

— Должно быть, было больно — совсем ведь близко к костям.

— Я был пьян, — Бокуто упёрся руками в бёдра, глядя на сияющую нержавеющую сталь, белые стены, плоские столешницы и газовые плиты. – Отличное местечко ты себе нашёл. Тут есть какая-нибудь еда?

— Конечно. Хочешь показать мне, что ты умеешь делать?

— Я уже боялся, что ты никогда не спросишь, — с улыбкой ответил Бокуто.

С этого началась их дружба. После небольшой экскурсии по кухне, Куроо попросил его приготовить что-нибудь из продуктов, которые он случайным образом достал из шкафа. Бокуто застыл на минутку, пролистывая в своей голове невидимую книгу рецептов, а затем приступил к делу, чувствуя себя так комфортно и свободно, будто он родился на этой кухне.

Куроо притворился, будто занят составлением заявок на новые поставки продуктов, сидя на стуле у стола выдачи, а сам наблюдал за тем, как работает Бокуто. Он делал всё так ловко и уверенно, будто и не было на руке никакой серьёзной раны. Куроо мог бы сказать, что тот проработал на кухне чуть ли не всю жизнь, судя по легкости его движений.

Пятьдесят минут спустя, а это очень неплохое время приготовления, учитывая, что не было никаких заготовок, Бокуто представил своё небольшое блюдо: три обжаренных до золотистой корочки гребешка и нежное орехово-тыквенное пюре с добавлением лука и белого изюма. Прямо перед самой подачей он, слизывая пюре со своей раненой руки, выложил овощи по спирали от центра блюда к краям, будто бы делая это случайно.

Куроо отодвинул свои бумаги в сторону, вытащил ложку из подставки и погрузил её в пюре.

— Что ж, нарезка у тебя не идеальна, но это я могу простить, потому что у тебя, считай, только полторы руки.

— Она хороша, — усмехнулся Бокуто.

Все кусочки были почти одинаковыми по размеру, но для наглядности Куроо положил рядом большой кубик лука и нарезанный поменьше кусочек на край тарелки. Бокуто раздражённо сжал губы, и на его лице Куроо заметил досаду.

— А вот гребешки получились хорошего цвета: они не сырые и не пережаренные – я впечатлён. Не каждый повар может их так приготовить.

— Я работал, кажется, в тридцати ресторанах, и не все из них были такими, как тот, в котором ты меня встретил. Так что я умею готовить чёртовых гребешков, — с гордостью сказал Бокуто. А Куроо подумал, что было бы здорово познакомиться с ним раньше: возможно, он смог бы научить его чему-то большему и направить эту гордость на развитие таланта, которым он уже обладает.

Куроо рассмеялся, перекатывая пюре во рту и наслаждаясь им: от лёгкого вкуса чеснока до терпкости красного вина, от солёности каперсов до нежной сочности масла.

— Почему ты добавил масло? – спросил он, надламывая один из гребешков, чтобы рассмотреть изнутри, насколько  идеально он приготовлен. Куроо окунул кусочек в пюре, захватив изюм, и отправил всё себе в рот. Медленно пережёвывая, он осознал, что впечатлён гораздо сильнее, чем предполагал: всё вместе прекрасно сочеталось и играло новыми красками.

Бокуто на минуту задумался, пытаясь выразить словами, что благодаря опыту и методу проб и ошибок, он теперь многое делает инстинктивно:

— Чтобы сделать блюдо сочнее.

Куроо кивнул в ответ:

— А ты удалил ножку?

Бокуто моргнул, а затем простонал:

— Чёрт, — он сказал это так, будто разделяя слово на два слога «чи-оорт». – Нет, я забыл. Дерьмо! – выругался он на себя, имея очень злой вид, и разочарованно хлопнул здоровой рукой себя по ноге.

Отлично, значит, в следующий раз он не забудет. Гребешок хоть и был очень вкусным, но его оказалось сложно пережевать из-за мышцы, которую следовало убрать перед приготовлением. Куроо никогда не позволит поварам на своей кухне так ошибаться.

— И всё же, блюдо приятное на вкус.

— Правда? – обнадеженно улыбнулся Бокуто.

— Да, мне нравится. Придешь завтра еще раз? Отработаешь полную смену. Нам ведь еще нужно придумать меню.

— Ты серьёзно? – не веря своим ушам, проговорил Бокуто, наблюдая, как Куроо ест вторую половинку гребешка и пальцем собирает с тарелки остатки пюре.

— Я бы не предлагал, если бы не был серьёзен.

— А как же моя рука?

— Думаю, к тому времени, как мы откроемся, она уже почти заживет. А если нет, то мне кажется, что какая-то рана в руке тебя не остановит.

— Никогда в жизни! – просиял Бокуто, а Куроо пододвинул к нему тарелку с едой. Он взял пальцами один гребешок, закинул его себе в рот и принялся убираться на станции, на которой он готовил.

***

В каждом рабочем коллективе бывает такой человек: добрый, усердный и прилежный в работе, но немного глупый.

Здесь таким человеком был Лев Хайба. Он был слишком высок, как-то непропорционален, и это делало его таким неуклюжим и неуверенным на кухне. Он постоянно ударялся об углы столов, неловко задевал оборудование или ронял баночки с продуктами, спотыкаясь о собственную ногу. Другие повара даже начали делать пометки на доске за каждый раз, когда Лев опрокидывал еду или инструменты, а позже дошло до того, что они стали делать ставки на результат каждой недели. Действующий рекорд — 52. Ставку тогда сделал Бокуто и выиграл двести долларов.

Кондитерка была меньше, чем основное помещение кухни, но всё еще достаточно большой, чтобы вместить три печи (одна из которых кирпичная), несколько стеллажей, длинные столы и разные кухонные приборы, которыми были увешаны стены. Яку вёл себя тут как капитан военного корабля, и каждое его слово звучало, будто приказ. Ему и Суге придется проводить здесь свои дни вместе, бок о бок корпеть над слоёным тестом и пышными багетами, обмениваясь формулами и споря о том, сколько соли добавить во французский хлеб. Лев здесь был как бы за компанию: его знания в выпечке ограничивались записями по учёбе, большая часть которых была рецептами, а не формулами.

Для приготовления большей части выпечки используются пекарские проценты. Это значит, что в таких рецептах указано содержание каждого ингредиента в процентах по отношению к количеству муки. Таким образом, пекарь может приготовить всё, что угодно, в любом количестве, зная только, сколько муки он хочет использовать.

— Лев, всё не так сложно, — сказал Суга, смеясь и указывая на формулу на доске, висящей на одной из стен. – Смотри, формулу французского хлеба запомнить проще всего.

Лев облокотился на стол, а выражение его лица как-то скривилось, пока он вникал во множество цифр на доске.

— Чему равны сто процентов?

Яку насмешливо фыркнул.

— Это столько, сколько тебе нужно. Ты разве не проходил этого в школе?

— Думаю, да… На первом семестре три года назад.

Суга покачал головой, пытаясь придумать, как преодолеть эту пропасть между новичком и профессиональным пекарем.

— Ладно, лучше всего учиться на практике, верно? Смотри, не важно, сколько у тебя есть муки, это всегда будут твои сто процентов. При этом для французского хлеба нужно 66% воды, два процента соли и чуть больше полпроцента дрожжей. Понятно? Представим, что я дал тебе 20 килограмм муки. Как ты будешь печь хлеб? Сколько тебе понадобится других ингредиентов?

Лев насупился, глядя на доску и пытаясь в уме что-то посчитать:

— Много?

Не говоря ни слова, Суга вручил Льву маркер, а затем отступил вместе с Яку в сторону, стараясь не засмеяться, пока их ученик старательно высчитывал простейшие примеры. Закончив, он развернулся и нервно посмотрел на своих учителей.

Яку с серьёзным видом просмотрел результаты, а Суга рядом чуть посмеивался:

— Что ж, у тебя получилось очень густое тесто, но его вполне можно испечь.

— Исправь всё, — в свою очередь сказал Яку, — а потом приготовь. А, и нам не надо так много… Полкилограмма муки будет достаточно.

Он развернулся и пошел на другой конец кухни, чтобы замешать ингредиенты для трюфелей, которые он хотел днём представить Куроо.

Несколько часов спустя хлеб успешно испёкся, трюфели одобрили для меню, а пекари занялись меренгами для пирогов. Яку взбил белки и красиво украсил ими пироги, а Льву было поручено их пропечь. У него едва получалось справиться с маленькой горелкой, всё мучился с тем, как бы настроить интенсивность пламени, и боялся её включить.

— Ну же, Лев, — сказал Яку, склоняясь над одним из пирогов, — чтобы остаться на кухне, тебе нужно быстрее шевелиться.

 Лев пробормотал извинения, а затем нажал на курок бутановой горелки – и будто магическим образом, пламя всё-таки вспыхнуло. 

Лев вскрикнул от радости, а Яку закричал от боли.

Газ был открыт на полную мощность – и струя огня получилась такой длинной, что чуть подпалила волосы Яку. От испуга Лев уронил горелку, она звонко ударилась о стол, а затем упала на пол, задевая пламенем их ноги.

— Идиот! Безмозглый придурок! Что ты, чёрт побери, творишь?! – визжал Яку на грани возможности своих лёгких.

Лев стоял на коленях, неловко пытаясь схватить горелку и при этом не обжечься.

— Простите! Мне очень жаль! Я случайно! – жалобно проговорил он, выключая горелку, пока Яку орал, возвышаясь над ним.

— Никогда не зажигай такое пламя! Как можно быть таким невообразимым кретином?! Не могу поверь!

Сразу Куроо только приоткрыл дверь, заглядывая внутрь, а затем, поняв, что тут происходит что-то неладное, вошел в кухню кондитеров.

— Хэй, в чём проблема?

Яку был весь красный, а его волосы чуть дымились и выглядели подпаленными.

— Выметайся отсюда! – было непонятно, кому именно он это говорил: сразу он смотрел на Куроо, а потом сверлил взглядом Льва.

Хайба попятился, поднимаясь на ноги, и, кажется, даже стал меньше, пытаясь спрятаться от злости Яку. Куроо шагнул вперёд, забрал у Льва горелку и посмотрел на Яку:

— Прекрати кричать и расскажи, что произошло, — требовательно произнёс он.

Яку негодующе на него взглянул, указывая при этом на Льва:

— Он идиот! И ходячая катастрофа! Я хочу, чтобы его здесь не было!

— Нет! Успокойся. Я не буду его увольнять за то, — в этот момент Куроо хихикнул, мельком глядя на волосы Яку, — что он немного тебя подпалил. С тобой всё будет в порядке.

Яку покраснел еще больше:

— Мудак! Он чуть меня с ожогом не оставил!

— Он подпалил твои волосы. Чуть-чуть. Всё в порядке.

Мориске одарил Куроо своим самым злобным взглядом, пнул мусорное ведро и, чертыхаясь, вышел, забыв, что открывающейся в обе стороны дверью нельзя хлопнуть.

Куроо осмотрел Льва, побледневшего и широко открывшего глаза.

— Что случилось?

— Это… Получилось случайно. Я не знал, что газ открыт так сильно… И я только…

Куроо вздохнул, захватил с собой и вторую горелку, и сказал:

— С ним всё будет нормально, не волнуйся. Приберись тут, хорошо? Если на кухне не будет ни единого пятнышка, он тебя простит.

Лев кивнул, всё еще потрясённый произошедшим, и начал собирать грязную посуду, пока Куроо решил закончить с пирогами и, наконец, запечь меренги. Уходя с кухни, он забрал с собой обе горелки, ставя себе мысленно задачу – купить маленький сейф, чтобы его поварам было безопаснее.

***

Бокуто на кухне Куроо пришлось начинать свой путь повара заново, как новичок, пока сам Куроо не решит, что его кулинарное мастерство улучшилось. Он долгими часами нарезал овощи для мирпуа* (две части лука, одна — моркови и одна – сельдерея). Куроо был для него Шефом первые двадцать минут, затем он стал другом, со временем Куроо, чувак, бро, йоу в зависимости от того, как быстро он хотел что-то сказать.

Эту кухню нельзя даже сравнивать с той грязной, низкокачественной забегаловкой, из которой он уволился. Он работал на хороших кухнях, но и они не казались такими прекрасными, как эта. Дело, конечно же, было и в самом Куроо. Он обучался в ресторанах с двумя и тремя звёздами Мишлен в самом сердце Парижа, и это отражалось на его работе: от организации продуктов в кладовой и размещения стола подачи до болтовни и шуток на английском и французском с поварами на линии. А ещё он знал название каждого повара на кухне, вроде chef de cuisine, rôtisseur, legumier, а мальчик на побегушках, которого на памяти Бокуто всегда окрикивали эй-придурок-иди-сюда, здесь называли изящно aboyeurs.

Куроо проводил с ним несколько часов в день, заново обучая основам. Бокуто думал, что возненавидит это, но Тетцуро оказался отличным учителем, таким вежливым, внимательным и терпеливым. За неделю такого обучения Бокуто узнал о луке больше, чем за все двадцать лет своей кулинарной карьеры. Иногда он занимался с Каем, тихим и спокойным су-шефом, который всегда хвалил за хороший результат, но и не забывал мягко указывать на ошибки. Бокуто начал думать, что он попал в рай.

Когда Бокуто разрешили немного поиграть с едой, проявить креативность, ему пришлось познакомиться и начать работать с плоскими чугунными плитами и газовыми конфорками. На последних шести кухнях, где он работал, использовали только электрическое оборудование, старые глубокие фритюрницы и грязные микроволновки, поэтому ему оказалось действительно сложно освоить новую технику.

— Куроо, иди попробуй вот это, — сказал он через плечо, выкладывая еду на тарелку с большей заботой, чем он когда-либо это делал за последние несколько лет.

Шеф подошёл к нему и ждал, пока Бокуто закончит с сервировкой, чтобы взглянуть на его творение:

— Что это?

— Жареные креветки, дынный салат, мята и лайм, — объяснил Котаро, выключая конфорки и вытирая руки полотенцем. Рана от ножа уже почти зажила, поэтому теперь он потирал ее больше из-за волнения, чем из-за боли. Он не мог полностью сгибать пальцы на левой руке, но это не доставляло больших неудобств, ведь он был правшой.

Куроо одобрительно кивнул, подцепил одну из креветок и укусил ее, ухмыляясь:

— О, очень хорошо. Лимон отлично гармонирует. Мне нравится. Ты уже когда-то готовил подобное?

У Бокуто от гордости распёрло в груди, и он не смог сдержать улыбку.

— Нет, но я знал одного парня, который делал лимонный соус для креветок, и я подумал, типа… Я ведь могу сделать лучше.

— Мне нравится такой подход, — засмеялся Куроо. – Как только мы начинаем считать, будто всё знаем и умеем, мы прекращаем совершенствоваться. Не смей так даже думать!

— В точку! – сказал Бокуто и съел одну креветку. – Можно мне отойти на минутку?

— Зачем?

— Покурить.

Куроо закатил глаза и посерьёзнел:

— Точно, я и забыл про эту твою гадкую привычку. Тебе стоит бросить.

— Чувак, — громко засмеялся Бокуто, — все повара, которых я знал, выкуривали по три пачки в день. По-другому на этой работе не выживешь.

— Это убивает твои вкусовые рецепторы.

— Ты только что сказал, что я вкусно приготовил!

— Так и есть, но я бы не хотел, что бы это изменилось в худшую сторону. Серьёзно, — Куроо взял тарелку и развернулся, чтоб уйти в свой кабинет, — подумай об этом. Твоя жизнь станет гораздо лучше.

 Бокуто нахмурился, собрал всю грязную посуду, оставшуюся после него, и отнёс её в мойку. Куроо был прав, и его это раздражало. Он уже пытался бросать курить, но после шестнадцатичасовых смен в какой-нибудь паршивой дыре… Сложно было найти в себе силы сопротивляться. Возможно, здесь всё будет по-другому. Может, здесь всё будет лучше.

Вместо того чтобы выйти на улицу, Бокуто помыл посуду и отправился в кладовую в поисках вдохновения для следующего блюда, которое он приготовит для Куроо.