Тсукишима сидел за столом, попивая кофе и наблюдая за своей кошкой: она улеглась на окне, мягко урчала и довольно прикрывала глаза, наслаждаясь тем, как приятно яркое солнце греет её шерсть. Он подошёл к ней и погладил по голове, заставляя её взглянуть на него своими большими лазурными глазами. Он опустил руку и вздохнул, разочарованный в ней. Хотя скорее даже в себе.

Тсукишима взял Цэру из приюта три месяца назад, привёз домой и любил всем своим сердцем, но она не отвечала ему тем же. Она позволяет себя гладить или держать на руках, но по ней сложно было сказать, нравится ли ей новый хозяин. Проблема усугубилась, когда она устроила прогулку по карнизу на высоте седьмого этажа, пробралась к соседу, Куроо Тетсуро, и привязалась к нему.

Его-то она любила.

И он, очевидно, любил её в ответ: готовил кошачью еду, покупал игрушки и держал на руках, будто маленького ребёнка. Она даже позволяла ему гладить её пушистый животик — Тсукишиме она так не доверяла. Он уткнулся щекой в свой кулак и взглянул на неё:

— Знаешь, ты ко мне несправедлива? Ведь это я тебя спас. Не он.

Цэра прекратила мурчать, глядя на него снизу вверх, пока Тсукишима сам не отвёл взгляд, глотнув кофе и делая вид, будто кошка не заставляет его сердце разбиваться. Внезапно она обернулась, приподняла уши, спрыгнула с подоконника, издав урчащее «мяу», и мягко пробежала к входной двери. Через мгновение Тсукишима услышал три уверенных стука и нахмурился, уже зная, кто пришёл.

Открыв дверь, он понял, что оказался прав. Прямо перед ним стоял высокий темноволосый Куроо, улыбаясь и сияя весельем.

— Привет, — сказал он, упираясь локтём в косяк. — Давно не виделись.

Цэра промурчала, усевшись у его ног, и Куроо наклонился, поднимая её на руки, прижал к себе и принялся чесать за ушком. Тсукишима в это время тратил все силы на то, чтобы выглядеть собранным и серьёзным, хотя рядом стоял человек, из-за которого в его животе летают бабочки. А видеть, насколько Куроо нравится Цэре, сводило его с ума, потому что он, возможно, никогда не услышит, как она мурчит так по-особенному для него.

— Мы виделись в субботу.

— А сейчас уже понедельник, — улыбнулся Куроо во все свои идеально ровные белые зубы, а потом продолжил, наклонив голову вперёд: — У тебя есть какие-нибудь планы на сегодня?

Тсукишима поджал губы, не уверенный, к чему всё идёт:

— Думаю, мой ответ зависит того, какие у тебя планы на сегодня.

— А у тебя есть машина?

— Конечно. Почему вдруг спрашиваешь?

— Я бы хотел показать тебе одно место, там очень здорово.

И вот, они взяли машину, и, проехав по городским авеню, напоминающим бетонные каньоны, Тсукишима выехал к раскинувшимся бескрайним полям.

— Не могу поверить, что ты меня вытащил куда-то ехать.

Куроо пристроился на пассажирском сидении, отодвинув его как можно дальше, чтобы потом закинул свои длинные ноги на приборную панель, игнорируя выразительный недовольный взгляд Тсукишимы. Через какое-то время Кей перестал поглядывать на это безобразие, поэтому Куроо продолжил так сидеть, откинувшись в кресле и набирая что-то в своём телефоне.

— Тебе понравится, я обещаю. Ты когда-нибудь уезжал так далеко из города?

— И да, и нет, — ответил Тсукишима. — Я не ездил так далеко от города самостоятельно, но я достаточно путешествовал по стране, чтобы насмотреться на поля.

— А был когда-нибудь на действующей ферме?

— … Нет.

— Вот, отлично, — улыбнулся Куроо, посмотрев на Тсукишиму. — В таком случае, должно быть весело.

— Постой, ты собираешь просто показать мне ферму?

— Нет, кое-что поинтереснее, можно сказать, эксперимент, — сказал Куроо чуть тише, заставляя Тсукишиму напрячь слух, чтобы расслышать его голос сквозь звук двигателя. — Я познакомился с одним человеком год назад, когда только приехал в Нью-Йорк, но из-за открытия ресторана у меня не было времени на то, чтобы снова с ним увидеться. Но недавно мы всё-таки списались, он пригласил меня взглянуть на его урожай и забрать что-то, что он подготовил специально для меня.

— И зачем ты тогда тащишь меня с собой? — спросил Тсукишима, взглянув на него.

— Чтобы показать тебе, откуда берётся еда, — просто ответил Куроо, улыбаясь.

— Я знаю, откуда… — начал было Тсукишима, закатив глаза.

— Но понимаешь ли ты, откуда она появляется? — прервал его Куроо, подняв в воздух указательный палец.

— Из земли, конечно, — резко и раздражённо ответил Тсукишима.

— Из природы, — вдохновлённо произнёс Куроо. — Не просто из земли, с ветки или дерева, а из природы.

Тсукишима встряхнул головой, глядя на дорогу, и чуть-чуть передвинул руки на руле:

— Ты странный.

Рассмеявшись, Куроо пожал плечами и опустил окно, высовывая голову наружу и улыбаясь:

— Оооох… Ты только вдохни этот свежий летний воздух!

***

Два часа, много километров и четверть бака бензина спустя они выехали на грунтовую дорогу, по обе стороны от которой открывался вид на бесконечные волны золотистой пшеницы и пробивающиеся то тут, то там пятна зелёных растений. Тсукишима чувствовал аромат природы, мускусный запах почвы и сладость воды, журчащей по реке где-то вдалеке. Атмосфера вокруг дарила чувство свободы и бесконечности, и, выйдя из машины, Тсукишиме показалось, что он даже понимает, почему Куроо так стремился приехать сюда, в местечко посреди всеми забытой глуши, взяв за компанию соседа.

Ферма оказалась прелестной и огромной. Справа от них неторопливо паслись коровы, парочка из которых с любопытством подошла к ограждению, чтобы посмотреть на незнакомцев. Где-то вдалеке слышалось кудахтанье кур и блеяние коз. Справа раскинулся огород, усаженный разными овощами. Тсукишима сразу заметил стелющиеся по земле, длинные веточки огурцов, большие округлые кочаны капусты, плотно заросший земляникой участок и высокие стебли кукурузы, тянущие к солнцу свои листья. На самом деле, здесь росло гораздо больше растений, но Тсукишима не смог различить их с первого взгляда.

Воздух был жарким, солнце беспощадно грело, поэтому пот практически сразу начал стекать с шеи Тсукишимы вниз по спине. Он хотел было сесть обратно в машину и на максимум включить кондиционер, но к ним навстречу вышел мужчина. Высокий, широкий, с короткими тёмными волосами, он деловитой походкой направлялся к ним по подъездной дорожке. Парочка пастушьих собак с длинной шерстью и острыми носами жизнерадостно кружилась вокруг него, и ещё несколько маленьких собачек целеустремлённо плелись за ними на своих коротких лапках. Тсукишима не любил собак. Должно быть, это как-то отразилось на его лице, потому что мужчина пронзительно свистнул сквозь зубы — и собаки остановились как вкопанные, махая хвостиками, высунув языки и глядя на своего хозяина так, будто он был их богом. И по крайней мере на своей ферме, он им и был.

Куроо вылез из машины и, обойдя её спереди, пошёл по дорожке, приветственно протягивая руку:

— Ушивака! Как же приятно снова тебя увидеть.

— Куроо, — мужчина пожал руку и кивнул, а потом перевёл взгляд на Тсукишиму, всё ещё стоявшего у машины. — Ты кого-то привёл с собой?

— Да! — улыбнулся Куроо, подзывая друга к себе. — Это мой хороший друг и сосед, Тсукишима Кей. Мне ведь нужна была компания в этой долгой поездке.

— Ушиджима Вакатоши, — произнёс мужчина своим низким, глубоким баритоном, крепко пожимая руку.

— Приятно познакомиться, — ответил Тсукишима, замечая, как отличается его тонкая аккуратная рука писателя от грубой, усеянной мозолями ладони Ушиджимы.

Ушивака сделал шаг назад, указывая раскрытой ладонью на огород:

— Куроо, хочешь взглянуть, над чем я работаю специально для тебя? Думаю, ты будешь доволен результатом.

— Конечно! — просиял Куроо.

Они пошли по газону, а собаки принялись прыгать вокруг них, словно вихрь, но за черту огорода за хозяином не побежали. Ушиджима вёл гостей, осторожно переступая через ряды с морковью и капустой, рассказывал, как он выращивает разные овощи, и даже сорвал на пробу несколько плодов, передавая их Куроо и Тсукишиме. Тетсуро разламывал их и вдыхал аромат так, будто это только что испеченная булочка, а не грязный лист капусты. Он интересовался, как нужно ухаживать за посевами, когда они дают всходы и может ли он что-нибудь взять с собой и вырастить дома. А потом Куроо восторженно спросил, не может ли Ушиджима вывести новый вид дыни и огурцов, в которых было бы меньше воды, ведь тогда они имели бы более выраженный вкус.

Постепенно разговор пришёл к более научной стороне растениеводства: какие растения восполнят недостаток питательных веществ в почве, созданный летними культурами, какие участки будут засеяны в следующем сезоне — и прочие вопросы, о которых такой фермер, как Ушиджима, может часами разговаривать, а такой увлечённый шеф, как Куроо, может слушать до самого захода солнца. Тсукишима слушал, понимая большую часть сказанного, только потому что те двое старались говорить простым языком, чтобы он тоже мог поучаствовать в разговоре.

— Мы каждый год высаживаем растения в другие грядки, потому что тогда в почве создаётся идеальная микробиологическая среда для выращивания практически любой культуры, — объяснил Ушиджима, произнося каждое слово медленно и чётко. При этом он присел, зачерпнул в руку пригоршню тёплой, влажной земли и провёл по ней большим пальцем так, будто раскрывает все содержащиеся в ней вещества. — Понимаете, нужно ведь помогать почве, наполнять её, а не только брать, брать и брать. — Тсукишима кивнул, и Ушиджима продолжил: — Чем больше жизни, чем больше организмов есть в земле во время рассадки, тем лучше получится аромат и вкус у плода. Почва всё сделает за вас, используя те вещества, которыми вы сами её наполните, — он говорил это с нежной страстью и напором и растопырил пальцы, позволяя земле просыпаться между его пальцев.

Куроо улыбался, он восхищался растениеводством:

— Например, морковь — очень «прожорливая» культура, поэтому в следующем сезоне на её месте нужно посадить что-то, что по максимуму восстановит недостаток питательных веществ: горох или что-нибудь из бобовых. Ну, или в крайнем случае картофель, — в поисках подтверждения своих слов он взглянул на Ушиджиму, и тот в ответ кивнул, а потом указал рукой на коров:

— В следующем году мы переместим их пастбище на то место, где сейчас растёт морковь. Они смогут насытить почву полезными веществами, а потом, следующей весной, на том месте мы сможем посадить новые культуры.

— Интересно, — кивнул Тсукишима. — Я и представить себе не мог, что растения требуют настолько обдуманных действий.

— Я не люблю ту химию, которую люди сейчас повсюду используют. Конечно, с ней всё становится проще. Можно ведь позволить искусственным веществам сделать всю работу, но урожай от этого вкуснее не станет.

Куроо перекатывал по ладони клубничку, её маленькое семечко отвалилось и застряло в складке кожи.

— Именно поэтому, Ушивака, мы так хорошо поладили: никто из нас не любит этот химический привкус в еде, — он взглянул на Тсукишиму, вопросительно приподняв брови. — Ты ведь понимаешь, о чём я? Этот почти металлический вкус у продуктов из супермаркета?

Тсукишима начал прокручивать в мыслях некоторые блюда, которые он заказывал в ресторанах, и овощи, которые он когда-то покупал в магазине, и действительно вспомнил, что чувствовал этот странный привкус в разных овощах:

— Да, понимаю.

Эти двое были довольны тем, что он согласился с ними. Ушиджима сорвал с веточек несколько ягод клубники и угостил ими Тсукишиму. Он с удовольствием их съел, пока они все вместе шли обратно к дорожке, а Куроо, сперва пожаловавшись на то, что с ним не поделились, спросил у Ушиджимы:

— Как дела с перцами, которые мы обсуждали? И у тебя получилось сделать те яйца?

Тсукишима насупился, не понимая, о чём идёт речь. Куроо заметил его замешательство и начал объяснять:

— Перцы и куры на самом деле очень связаны. У куриц гораздо меньше вкусовых рецептов, чем у людей, поэтому они не чувствуют остроту перцев. Они просто-напросто не распознают капсаицин, который заставляет наш рот так гореть. У меня возникла идея, что можно кормить куриц пюре из самых разных перцев, чтобы придать их яйцам вкус и цвет перцев, но избавиться от остроты. А Ушивака как раз занимается разведением самых чистых и вкусных сортов овощей. Ты понимаешь, в чём смысл?

Тсукишима осторожно переступил кустик клубники, и Ушиджима закрыл за всеми дверцу ограждения, уходя с огорода.

— Кажется, да. Но зачем тебе это?

— Если не пытаешься расширить свои границы, считай, потерял страсть к делу. Нужно всегда создавать что-то новое, — произнёс Ушиджима.

— Точно! И это тоже одна из причин, почему, Ушивака, мы с тобой так хорошо ладим, — кивнул Куроо, рассмеявшись, а Тсукишима не смог сдержать улыбку, глядя на них.

— И да, — сказал Ушиджима, — с яйцами всё получается. Пойдём, покажу вам.

Он повёл их огромному курятнику, который оказался гораздо больше тех, что Тсукишима когда-либо видел в жизни или по телевизору. Он обошёл его сзади и открыл большую деревянную дверь — наружу ударило тёплым, мускусным запахом. Он был не то чтобы неприятным, просто другим, и Тсукишима не заметил, как подошёл ближе, чтобы заглянуть внутрь: повсюду лежала трава и сено, курицы закудахтали, встревоженные светом, и обернулись к нему, а некоторые расправили крылья, встряхнув ими. В некоторых гнёздах лежало по несколько коричневых яиц, и Ушиджима потянулся к ним, собирая целую пригоршню, — в его больших руках с легкостью помещается шесть или семь штук — и отдал их Тсукишиме и Куроо.

Тсукишима аккуратно, двумя руками, держал яйца, прислоняя их к животу, чтобы они не упали, пока они шли к большому синему сараю и маленькому домику, стоящему в его тени. Он удивлялся тому, какие тёплые эти яйца, какой у них приятный бледно-коричневый цвет, и пытался представить, насколько их вкус будет отличаться от тех белых, безжизненно выглядящих яиц, которые продаются в супермаркетах. В какой-то момент вернулись собаки: маленькие начали вынюхивать пятки гостей, а пастушьи опять принялись бегать вокруг них кругами.

Они все вместе столпились в небольшом домике Ушиджимы, и Тсукишима заметил, насколько по-деревенски ощущалось это место: всё сделано из дерева, ворсистые кресла, вязаные одеяла и этот запах корицы и сосны, заполняющий каждый уголок. Ушиджима указал гостям на кухню и забрал у них яйца, чтобы сложить их в корзину. Куроо оставил одно себе и, получив от Ушиджимы миску, профессионально разбил в неё это яйцо одной рукой. Он принюхался к содержимому и довольно улыбнулся:

— Ох, Ушивака, у тебя получилось, яйца пахнул сладким перцем.

Ушиджима кивнул, но он выглядел не таким довольным и нахмурился своим мыслям:

— Я бы хотел, чтобы цвет получился более выраженным.

— Это было бы прекрасно, — сказал Куроо и, ткнув пальцем в бледно-красный желток, принялся перемешивать розовое пятно с белками, а потом выпил содержимое миски.

— Ты совсем не боишься сальмонеллы? — с ужасом спросил Тсукишима.

— Эти куры питаются по большей части перцем чили, который становится для них натуральным антибактериальным средством, — объяснил Ушиджима, пока Куроо смотрел на него с какой-то дьявольской улыбкой. — Это, конечно, не абсолютная защита от бактерий, но кишечник куриц в процессе борьбы с капсаицином также убивает и большую часть бактерий, которые вызывают сальмонеллёз.

— И тебя это устраивает? — нахмурился Тсукишима.

— Э, наверное. Люди постоянно пьют жидкие яйца ради протеина, едят сырое тесто и ещё какое-нибудь дерьмо… — он посмотрел на Ушиджиму, запнувшись на слове «дерьмо». — Прости, друг. И, да, — он снова посмотрел на Тсукишиму, — я не переживаю, — и с причмокиванием допил яйцо.

***

Чуть позже они оказались в высоком сарае, в котором рядом с каждым местом, где коровы едят свежее сено, были аккуратно расставлены доильные аппараты. Ушиджима рассказывал о телятах, которых им приходится выращивать, ведь если занимаешься молочным скотоводством, это становиться необходимостью.

— С бычками обычно обращаются очень плохо, — произнёс он так грустно, будто то, что происходит с телятами в этом бизнесе, правда причиняет ему боль. — Они оторваны от своих матерей, их кормят всякой гадостью, а потом они начинают болеть, потому что их пичкают антибиотиками.

Куроо положил свою руку на бочок одного из телят, который сосал молоко матери.

— Именно поэтому большая часть говядины, которая подаётся в ресторанах, имеет практически белый цвет — эти бычки очень слабые и бледные, с ними обращаются действительно жестоко, — он погладил телёнка, мягко улыбаясь. — Будет гораздо лучше, если их выращивать в заботе и кормить материнским молоком — тогда их мясо становится вкуснее.

Тсукишима скривился. Он знал, что такое говядина, но было так странно прямо перед собой видеть молодого бычка.

— А почему вы не можете просто продать или отдать их кому-нибудь?

— Мясное скотоводство будет процветать, пока рождаются бычки. Продажа их на скотоводческую ферму обеспечит им короткую, полную боли жизнь. Но если мы сами вырастим их с заботой и гуманно зарежем, мы сможем быть хотя бы уверены, что не делаем эту отрасль более жестокой, — объяснил Ушиджима.

Тсукишима протянул руку, прикоснулся к ближайшей к нему корове и, завороженно глядя на неё, почувствовал под мягкой кожей тепло, крепкие кости и сильные мышцы.

— Куроо! — позвал кто-то, заходя в сарай и идя к ним длинными быстрыми шагами. — Вот ты где. Давно не виделись, — это оказался высокий, долговязый мужчина с малиново-красными острыми волосами, торчащими во все стороны, и широкой улыбкой на лице. — О, сегодня ты привёл с собой друга? — он встал рядом с Ушиджимой, запихнув руки в задние карманы своих потрёпанных рабочих штанов.

— Привет, Тендо, — кивнул Куроо в ответ. — Да, это мой друг, Тсукишима.

— И тебе привет, — чуть приподняв подбородок, сказал Тендо.

— Здравствуй, — мягко улыбнулся Тсукишима.

Пропустив остальные любезности знакомства, Тендо снова обратился к Куроо:

— Хочешь попробовать мёд в сотах? Я уже упаковал несколько кусочков.

— Правда? Я бы не отказался от парочки банок.

Тендо улыбнулся ещё шире, не скрывая радость:

— Тогда пойдём скорее, ну же! — сказал он, разворачиваясь на пятках, и пружинящими шагами направился к выходу из сарая.

Ушиджима усмехнулся, едва заметно приподняв уголки губ, и кивнул Куроо с Тсукишимой, когда они пошли вслед за Тендо, помахав ему на прощание. Они пришли к маленькому ангару, спрятанному за углом большого хранилища. Внутри стояло несколько бочек из нержавеющей стали, по стенам вились трубы, а полки были забиты пустыми и наполненными золотистым мёдом банками. Тендо взял тряпичную сумку, свисавшую с полки шкафа, и аккуратно поставил в неё несколько больших банок.

– Как твои ульи? – спросил Куроо, разглядывая одну из баночек на полке.

– О, хорошо, отлично. Недавно рой очень расплодился, поэтому пришлось поставить ещё один улей на другой стороне поля. Они довольно быстро освоились с ним, поэтому сейчас у меня уже… – он замолчал и мысленно принялся считать, загибая свои тонкие длинные пальцы, – шестнадцать ульев.

Чувствуя одновременно и восторг, и ужас, Тсукишима спросил:

– Вы сейчас про медовых пчёл говорите?

– А откуда же по твоему мнению всё это появилось? – ухмыльнулся Тендо, а потом, увидев лицо Тсукишимы, вздрогнул и, повернувшись к нему, казалось, вырос на несколько сантиметров от возмущения.

– Что не так с твоим лицом?

Тсукишима переминулся с ноги на ногу, чувствуя на себе взгляд двух пар острых, внимательных глаз.

— Эм… Я просто не очень люблю насекомых. Вот и всё.

Тендо передал Куроо сумку с банками мёда, навис над Тсукишимой, уперев руки в бедра, и начал говорить голосом, который показался слишком громким в этом маленьком помещении:

— Чем же тебе не угодили медовые пчёлы? – он на мгновение остановился, но, когда Тсукишима чуть заикаясь не смог ничего произнести, продолжил: — Эти пчёлы дают нам практически всё, что мы едим! Знаешь ли ты, что один из трёх кусочков пищи, что ты съедаешь, так или иначе был произведён с помощью пчёл? Пчёлы делают всю нашу еду, кофе, пшеницу и даже люцерну, которой кормят скот! Видишь, именно благодаря пчёлам мясная промышленность всё ещё существует! Ты пьёшь кофе? – он наклонился к Тсукишиме ещё ближе, прищуриваясь. – Ну конечно да, ты выглядишь как человек, который постоянно пьёт кофе. А знаешь ли ты, откуда берутся кофейные зёрна?

— Эмм…

— Пчёлы! Медовые пчёлы опыляют растения, и поэтому вырастает кофе, который ты потом пьёшь! Ты пахнешь клубникой — наверное, очень любишь её? Тогда тебе стоит знать, что ягоды тоже опыляют пчёлы. Люди используют продукты их жизнедеятельности в еде, в изготовлении свечей, лекарств, пива и даже в борьбе с раком! Поэтому не смей при мне говорить, что тебе не нравятся пчёлы, очкарик! Ты меня понял?

Тсукишима ошарашенно моргнул и, сделав шаг назад, поправил очки.

— Простите, — спокойно произнёс он, чувствуя внутри лёгкое раздражение из-за этой внезапной вспышки гнева. Конечно, он знал всё это! Он ведь не сказал, будто хочет, чтобы все пчёлы умерли, просто ему не хотелось бы идти сквозь рой этих насекомых.

Тендо ещё раз взглянул на Тсукишиму, прищурившись, а потом внезапно развернулся, хватая с полки одну из баночек.

— Вот, Куроо, попробуй, — он открыл банку, приложив для этого некоторые усилия, потому что мёд уже начал кристаллизоваться и крышка приклеилась к резьбе. Отложив крышку в сторону, он указал на баночку с маленькими деревянными палочками, и Куроо взял оттуда три штучки – по одной на каждого. Он зачерпнул немного янтарной жидкости, поднёс её к солнечному свету, пробивающемуся через окно, и, улыбаясь мягкому блеску, рассматривал в стекающей по палочке капле мёда мельчайшие кристаллики.

Тсукишиму многие назвали бы уникальным дегустатором, ведь он обладал высокой вкусовой чувствительностью и памятью на различные ароматы.  Из-за этого некоторые вкусы, например, брокколи и уксус, были для него практически болезненными. Он обнаружил в себе эту способность в детстве и всю жизнь работал над тем, чтобы сделать свои вкусовые рецепторы ещё более чувствительными, чтобы различать вкусы даже через излишнюю сладость или горечь. Поэтому сейчас, положив на язык немного мёда, Тсукишима сразу отметил не саму сладость мёда, а скорее фруктовый, яркий вкус клубники, свежесть растущей в полях зелени, мускус кленовых деревьев, окружающих ферму и, как послевкусие, чуть заметный горьковатый привкус, который, возможно, появился из-за застоявшейся воды, которую пили пчёлы во время опыления.

Рецепторы Куроо были не такими чувствительными, как у Тсукишимы, но он улыбнулся:

— Кажется, я чувствую вкус полей.

Тендо просиял, облокачиваясь на стол и опуская в банку с мёдом свою палочку:

— Ммм. Надеюсь, пчёлы сделают мёд, опыляя рожь, которую Вакатоши посеет осенью.

Куроо посмотрел на Тсукишиму, улыбаясь, как ребёнок, которому только что вручили огромный подарок.

— Это было бы потрясающе! – он наклонился к баночке на столе и задумчиво постучал по ней пальцами. – Получится отличный цвет, согласись. Как чистое золото.

— О да, и на вкус будет как рожь.

— Но не будет ли он… Эм, кислым? – спросил Тсукишима, припоминая вкус ржаного хлеба, приготовленного в печи местной еврейской пекарни, куда он ходил, когда был помладше.

Оба взглянули на него, и Куроо пожал плечами:

— Иногда нужно, чтобы мёд был менее сладким. Думаю, у Семи найдётся такой… — он махнул рукой, быстро принимаясь объяснять. – Он содержит пчёл в городе, у него много ульев на крышах по всему городу. Ооо! Если я возьму у него несколько баночек из разных районов города, можно будет сделать блюдо, полностью построенное на различных оттенках вкуса мёда, — его глаза радостно засветились.

Тсукишима практически увидел внутри него огонь, разгорающийся от творческой искры, а потом, когда он начал продумывать новое блюдо, как зашевелились в голове шестерёнки. Внезапно Тсукишима понял, чтобы больше всего в жизни хочет попробовать именно это блюдо. Ему хотелось увидеть, что будет делать этот Куроо. Он видел его, играючи мешающего омлет или жарящего крепы, но Куроо, стоящий сейчас перед ним, был совсем другим существом. Тсукишима почувствовал внутри нерациональное желание поцеловать его, чтобы выяснить, сможет ли он почувствовать этот творческий огонь на его языке. Конечно, он смог себя остановить, ведь он умеет себя контролировать, но это не помешало его воображению тщательно прорисовать эту идею.

Тендо улыбался, глядя на гостей, а потом аккуратно забрал у Куроо баночку с мёдом:

— Если ты всё-таки приготовишь такое блюдо, обязательно зови меня и Вакатоши на дегустацию. Ему точно понравится.

***

Когда солнце уже касалось горизонта, Тсукишима и Куроо подъезжали к городу. Тсукишима не был из тех, кто любит бывать загородом, но ему правда понравилось на ферме, в окружении свежего воздуха и успокаивающей природы.

Большую часть поездки Куроо провёл в телефоне, периодически засматриваясь в окно, но не замечая проносящиеся мимо деревья и телефонные столбы. Он погрузился в свои мысли, складывая по крупицам что-то новое в голове.

— Ты придумываешь что-то для меню ресторана?

Куроо посмотрел на него, откинув голову на сидение:

— Угу. Меня всегда вдохновляла природа. Хочу перенести своё видение природы на тарелку. Чтобы еда была вкусной в том виде, в котором она есть.

— Тебе не по душе всякие кулинарные штуки, которые сейчас так популярны?

— Нет, — улыбнулся Куроо, — напротив, все эти гели, пенки и жидкий азот – это круто, весело. Они помогают достичь уникального вкуса, который нельзя получить при обычной обработке и приготовлении. Но мне нравится быть более приземлённым, что ли, — он замолчал, задумчиво постукивая пальцем по экрану телефона. – Мне нужно придумать это новое меню, — произнёс он тише.

— Что?

— Ну… Я пытаюсь придумать пробное меню для кое-кого. Думаю, оно станет сезонным. Однажды всё пошло не так, но у меня появилась возможность это исправить, сделать что-то своё. Я хочу произвести хорошее впечатление… Не только на этого человека, но именно его мнение услышит кулинарный мир и благодаря ему моё имя и название моего ресторана могут стать известными в этом огромном городе.

— То есть ты просто хочешь использовать этого человека, чтобы стать сделать своё имя знаменитым? – неуверенно произнёс Тсукишима.

— Нет, вовсе нет, — вздохнул Куроо, проводя рукой по волосам. – Я хочу впечатлить его. Я совершил ошибку, когда он ужинал в моём ресторане в прошлый раз. И я хочу всё исправить. Всё-таки у меня есть гордость.

Тсукишима улыбнулся, глядя в боковое зеркало, чтобы спрятать от Куроо своё лицо:

— Понимаю. Так что же ты планируешь?

— Я хочу показать еду: фрукты, овощи, мясо, сыры и всё прочее – а не прятать её. Думаю, это будет похоже на выставку о том… что было бы, вернись мы к природе, нашим истокам и… — он глубоко вдохнул, пытаясь выразить словами мысли, крутящиеся в голове, и заговорил чуть медленнее: — Блюдо никогда не будет лучше, чем изначальные ингредиенты, и, если мы сможем передать их естественный вкус, не маскируя его приправами и добавками… Мне это видится самым идеальным вариантом блюда. Еду можно любить просто за то, какая она есть и как сближает людей, а не потому что она приятно забивает желудок.

Тсукишима улыбнулся сам себе, обернулся, чтобы увидеть, каким восхищенным и мягким становится лицо Куроо, когда он думает о своей мечте, и почувствовал пробудившихся в животе бабочек. Мысленно проклиная всё на свете, он признался себе, что влюбляется в это загоревшееся чудесным пламенем вдохновения существо, устроившееся на пассажирском сидении.