— И вот как ты хочешь, чтобы оно заживало, если ты постоянно где-то скачешь?

Лазар наигранно пожал плечами и усмехнулся, получив чувствительный тычок в, благо, здоровый бок.

— Не дергайся, — не менее деланно осадила его Онда, ощупывая поврежденное ребро, что так упорно отказывалось переставать болеть.

Встреча с ней до слез грела сердце, пусть эту радость и омрачили тяжелые знания о том, что их с Харсом побег стоил жизни многим солдатам из госпиталя — поскольку Зироха больше ничто не держало в Форасе, в плен забрали только тех, кто смог встать на ноги. От растерянных соболезнований Онда, покинувшая лесной замок тем же путем через туннель, отмахнулась, назвав эту жертву горькой, но ни в коем случае не напрасной. Хотелось верить, что она окажется права, что Харсу удастся исполнить задуманное, и шагары ответят за все. В том числе и за пережитый Ондой ужас, что черными тенями отпечатался под ее глазами и пронизал собранные в аккуратный пучок локоны ранним серебром.

«Не Харсу — нам с Харсом. Тариан теперь на твоей совести, Лазар».

Эта мысль до сих пор не укладывалась в голове. Где он, а где воздвигнувшие барьер демиурги прошлого. Даже понимание, что иначе и быть не могло, раз Лазар единственный свободно, без предрассудков владеющий ремеслом союзник Харса, не помогало.

Столь непомерная ответственность страшила. Но еще больше пугала неизвестность. Лазар с трудом представлял, к чему ему готовиться, что его ждет в стенах Тариана. А поговорить с Харсом на эту тему до сих пор не удалось — со вчерашнего вечера они так и не увиделись. После ужина и ближе к концу второй бутылки Харс попросил дать ему поговорить с Ханной наедине, поэтому размещаться в предоставленной комнате и засыпать, что, пожалуй, оказалось самым непривычным, Лазару пришлось одному. И хотя где-то среди ночи, на границе сна и яви, он почувствовал, как крепкие руки сгребли его в объятия, а хриплый шепот пожелал спокойных снов, проснулся, увы, он так же в одиночестве.

Глава Сопротивления приступил к своим обязанностям, так что Лазару, совсем как раньше, стоило запастись терпением и воспользоваться выделенным временем с пользой. И как ему казалось, с последним он вполне справлялся.

Да, утром ему стоило немалых усилий переступить порог трапезного зала и взять себя в руки, чтобы обратиться к своим же офицерам, в том числе к пережившему, хвала Потоку, шагарскую ловушку Эвеку. Но солдаты подсказали, что здесь и как, посоветовали воздержаться от бузы из ринета, а неловкость за совместным завтраком, остро ощутимая с обеих сторон, быстро развеялась, стоило за столом со всех его концов политься добрым словам, обращенным Солану. О плохом не вспоминали, только победы, только успешные шаги на пути к свободе, как в Веуле, так и здесь, во Врахайде. Офицеры гордились службой под командованием Солана, Лазар же в свою очередь искренне гордился тем, что такие айрды, как они, готовы следовать и за ним.

Здесь же, за общением с веульскими солдатами, Лазара и нашла Онда, подарив неподдельное облегчение своими скромные объятиями. А вместе с ним — неожиданную идею с ее помощью восполнить недостающие знания.

— Смещения нет, — заключила лекарка и немного отодвинулась на кушетке. — Пробуй.

Лазар окинул бесцельным взглядом комнату, в которую Онда увела его для осмотра, маленькую, по сравнению с госпиталем, а потому лишенную ширм и плотно заставленную пустыми — пока пустыми — койками и, глубоко вздохнув, коснулся Потока.

Перед мысленным взором предстала печать, заученная еще в Форасе перед тем, как отправиться в его подземелья за Харсом, а все внимание обратилось к больному ребру. Оно находилось там, где ему и положено, а значит, навредить себе Лазар не должен был. Лишь бы воспоминания о том, в чьих лапах он видел эти руны в последний раз и к чему это привело, не помешали сосредоточиться.

Стиснув зубы, Лазар высек в воздухе целебную печать и не раздумывая прижал ее к своей обнаженной груди, в тот же миг ощутив до омерзения знакомый освежающий прилив бодрости. Сердце как лихорадочное заколотило где-то под кадыком, норовя вырваться через глотку, из-под прикрытых век брызнули невольные слезы, но Лазар держал немеющую ладонь до тех пор, пока не почувствовал, что сила рун иссякла.

Уронив руку на колени, Лазар вновь набрал полные легкие воздуха, судорожно выдохнул и, прислушиваясь к своему телу, сделал несколько аккуратных наклонов в стороны.

— Кажется, не болит, — проговорил он.

— Ну кто так проверяет? — цокнула Онда и ткнула тонкими пальцами Лазару меж ребер. Неприятно, но не более того. — Неужели, сработало? Даже воспаления не чувствую.

— Сработало, — улыбнулся Лазар и потянулся за рубашкой.

Да только от волнения никак не выходило с ней совладать. Мучительная надежда исправить нанесенный Зирохом вред запылала в груди с непозволительной силой. Но, если Лазар научится исцелять, он сможет гораздо большее, в его силах будет помочь не только себе, но и другим.

— А может, ну тогда эти сражения? — Онда забрала из трясущихся рук Лазара рубашку и, вывернув ее нужной стороной, вернула. — Поможешь мне и другим лекарям латать наших ребят? — будто прочитав его мысли, спросила она.

— Я бы и рад…

«Но я буду там, где будет Харс».

— Но, если ты мне поможешь, я смогу быть полезен на поле боя ничуть не меньше, чем здесь.

***

Проведя весь день с Ондой, внимая ей и исписывая лист за листом, Лазар лишь поздним вечером вернулся в комнату, встречающую его бадьей с успевшей немного остыть водой, стопкой одежды, которую венчал аккуратно сложенный мундир в ставших родными серых цветах, и все тем же тоскливым одиночеством.

По-хорошему лечь бы спать, а утром на отдохнувшую голову разобрать записи, но кровать, какой бы широкой и удобной она ни была, не привлекала своей пустотой. Потому, вымывшись и переодевшись, Лазар устроился в кресле, разложил на столе перед собой бумаги и принялся приводить их в порядок, аккуратно переписывать, дополнять, пока в памяти свежи слова Онды, и складывать готовое в тубус.

Перед Лазаром раскрылась лишь малая крупица лекарских знаний, но даже их в сочетании с ремеслом могло оказаться достаточно, чтобы спасти кому-то здоровье, а кому-то и жизнь. Определить внутреннее кровотечение, собрать раздробленную кость. Свести края раны.

По старой привычке Лазар облизал рваную губу. Испытывать полученные знания на лице он не был готов, но шрамов у него и без того хватало.

Закатав рукав рубашки, Лазар выбрал один из ремесленных ожогов на предплечье, сосредоточился на его границах и торопливо повторил печать. В ладонь привычно впились тонкие ледяные иглы, но будоражащий эффект продлился очень недолго, вмиг рассеявшись по телу. Шрам же, к глубокому разочарованию Лазара, остался неизменным.

Нахмурившись, Лазар стряхнул с руки напряжение и попробовал снова — тот же результат. Либо он делал что-то не так, либо…

— Вот ты где.

— Ох, — от неожиданности вздрогнул Лазар и резко обернулся на хриплый голос. — А где мне еще быть?

— Утром я тебя здесь не нашел, — ухмыльнулся Харс, запирая за собой дверь.

Лазар не сразу поймал себя на том, что откровенно любуется им, его преображением. Крепкие плечи стягивал строгий темный мундир, на бедрах покоилась широкая перевязь с парными ножнами, а из аккуратного хвоста не выбивалась ни единая прядь. Но больше всего привлекала его клыкастая ухмылка.

— Я встретил Онду и попросил ее о помощи, — ответил Лазар, поднимаясь из-за стола, чтобы тут же угодить в долгожданные объятия.

— Это она тебя на весь день украла? — усмехнулся Харс над ухом. — Мне уже начинать ревновать?

Лазар хохотнул ему в шею и прижался сильнее, вдыхая полной грудью его запах.

— Подумать только, как можно за один день соскучиться, — сам от себя не ожидая, проговорил он вслух. — Но честно, я был уверен, что тебе сегодня не до меня.

— Как мне может быть не до моего генерала в такое время?

— Генерала? — в изумлении отстранился Лазар.

— Кроме тебя вести веульских солдат некому, — с легкой улыбкой ответил Харс. — Так кто ты, если не генерал Сопротивления?

— Ох, — повторил Лазар. — Надеюсь, как генерал я не пропустил сегодня ничего важного?

— Ничего, — хмыкнул Харс. — Кроме того, что мы завтра выступаем.

— Уже завтра?

Харс отпустил Лазара и тяжело опустился в кресло.

— Не хочу потерять преимущество внезапности.

— Думаешь, до шагаров могут дойти сведения об атаке? — вполголоса спросил Лазар, прислонившись к краю стола.

— Я не имею права сейчас ничего исключать, — проговорил Харс строго. — К тому же силы позволяют нам напасть на лагерь сразу — полк Ахада расположился у нас на пути не в полном составе. Но… — он умолк и окинул хмурым взглядом исписанные листы на столе.

— Но?

— Но это наши последние силы. — Харс повернулся обратно к Лазару. — Если мы понесем потери, а мы их понесем, Сопротивление очень не скоро сможет вновь принять бой. Поэтому нам с тобой нельзя ошибиться. Справимся?

— Справимся, — уверенно ответил Лазар, пусть и казалось, что с каждым словом Харса груз ответственности на плечах становился все тяжелее.

«Демиург, генерал… быть кронпринцем, кажется, было проще».

— С пользой хоть провел время? — вдруг спросил Харс. — Онда смогла помочь?

— Да, — растерянно кивнул Лазар и, окинув Харса взглядом, задумчиво спросил: — Могу я кое-что попробовать?

— Когда я тебе запрещал пробовать?

Лазар хитро улыбнулся в ответ, понимая, как это сейчас будет выглядеть, и, склонившись над Харсом, принялся расстегивать пуговицы его мундира.

— Вот так сразу? — усмехнулся Харс. — А я думал сначала ополоснуться.

— Говорю же — соскучился, — засмеялся Лазар.

Справившись с пуговицами и развязав тесемки на рубашке, он провел кончиками пальцев по одному из россыпи рубцов на теле Харса, выбрав его своей целью.

«Либо я делал что-то не так, либо…»

Ничего не объясняя, Лазар высек вновь целебную печать и приложил ее к широкой груди, почувствовав, как под ладонью зашлось маршем мощное сердце. Харс резко глубоко вздохнул и опустил голову, проследив вместе с Лазаром за рассеивающимися рунами, а после — за темнеющим следом шрама.

— Это будет весьма кропотливая работа, — выдохнул Лазар, с трепетом коснувшись куда более ровной сизой кожи на месте лиловой отметины. — Но приятная.

Он хотел было выпрямиться, но Харс поймал его и усадил к себе на колени.

— Мои шрамы могут и подождать, — проговорил он, мягко обхватив руками лицо Лазара.

— С моими не получается, — удрученно вздохнул Лазар. — Или не хватает сил, или вред, нанесенный ремеслом, даже им не исправить. Ну а этого, — Лазар положил на левую ладонь Харса свою, — я пока боюсь касаться. Так что, если позволишь, потренируюсь пока на тебе.

— Сколько угодно, — ласково ответил Харс, опустив руки Лазару на поясницу и прижав его к себе.

— Харс? — Очертив кончиками пальцев линии его подбородка и острых скул, коснувшись ровно выбритых висков и чувствительных кисточек, заставив Харса зажмуриться, Лазар прислонился своим лбом к его. — А можно я попробую кое-что еще?

— Попробуй, — отозвался Харс.

Лазара охватило волнение едва ли не сильнее, чем перед использованием самых сложных печатей. Но щемящая волна, в которой захлебнулось его сердце, требовала выхода.

Лазар наклонился к уху Харса и тихо сказал:

— Я люблю тебя.

— Думаешь, я не знаю? — усмехнулся Харс ему в шею, еще крепче стиснув в объятиях.

— Думаю, вреднее тебя нет никого во всем Союзе, — фыркнул Лазар и попытался отстраниться, но Харс не пустил.

— Слова правда так важны? — спросил он и сам отклонился так, чтобы поймать взгляд Лазара.

Нахмурившись, но не позволяя обиде взять над собой верх, Лазар ответил:

— Мне никогда не приходилось их говорить. Даже тому, кого я любил. И я никогда не слышал их по отношению к себе, разве что от матери в глубоком детстве, задолго до того, как ее забрала болезнь. Но я чувствую, что должен был их сказать здесь и сейчас. Я вижу твою заботу, я понимаю, что тебе не безразличен. Наверное, я тоже могу, сказать, что знаю о твоих чувствах. — Судорожно сглотнув, Лазар сжал в ладонях лацкан мундира Харса и только сейчас опустил взгляд. — Но если требуется столько сил, чтобы произнести какие бы то ни было слова — они не могут быть не важны.

— Раз так, тогда слушай внимательно. — Харс мягко расправил одну из ладоней Лазара и притянул ее к своим губам, невесомо поцеловав. — Ты как-то назвал меня своим якорем, и мне действительно понравилось, как это звучит. Потому что и в тебе есть то, что не дает мне окончательно отдаться губительному потоку, в который превратилась наша жизнь. Я знаю, что порой невыносим, у меня всегда был скверный характер, и война не сделала меня лучше. Но, когда ты рядом, я вспоминаю, что в жизни все еще есть вещи поважнее собственных амбиций, и что бороться за них нужно с не меньшей яростью. — Он улыбнулся и прижался к Лазару что есть силы. — Разве это не любовь, мой юный принц?