Поздний вечер упал над полуразрушенным Нэртельвеем, окутав улицы холодным темным покрывалом. Мрак пополз из темных углов, обступил кольцом горящие свечи и светильники, зашевелился трепетом неверных теней и всколыхнулся в небе большим закрывшим луну облаком. В такие вечера отчаянно хочется разговора и тепла, и Мартериар, оставив сказавшуюся уставшей Патрицию отдыхать и набираться сил, покинул Двойное дно, направившись к все еще полупустому храму Безликого — Кайра по-прежнему обреталась там, хоть теперь и тратила много времени на помощь в госпитале.

Дальняя часть храма всегда была безлюднее предыдущих, но Кайра, на удивление, отыскалась именно здесь. Она стояла у одного из окон в круге света, падающего от свечей в высоком канделябре поблизости, и сразу бросилась в глаза в своей непривычно обыденной одежде — должно быть, не так давно вернулась из города. Мартериар подошел к ней тихо, ни слова не говоря положил ладони ей на плечи — еще один жест, который стал привычен, хоть и не был дозволен уставом. Устав вообще не одобрял лишние прикосновения к жрицам.

Кайра не отстранилась и не вздрогнула — должно быть, услышала шаги.

— Что ты делаешь?

Кайра вздохнула и напополам свернула письмо, которое до этого задумчиво вертела в руках. Обернулась и, хитро усмехнувшись, привстала на носочки, быстро коснувшись губами щеки Мартериара — после того импульсивного поцелуя на городской стене она заметно осмелела и явно вошла во вкус как можно более частого нарушения жреческих обетов. С одной стороны, она уже объявила Верховному о своем отречении, с другой, ее еще не освободили от должности. Мартериар искренне верил, что устав все еще играет значимую роль — но, Заступники, если Кайра была не против таких нарушений, неужели ему следовало ее останавливать?

— Письмо пришло, — она пожала плечами. — Не то чтобы что-то серьезное. Из дома. Поместье далеко, и болезнь дошла до них только отголосками, мертвых они, вероятно, вовсе не видели.

— Повезло, — отозвался Мартериар, позволяя Кайре обнять себя за пояс и положить голову на плечо — да, ей явно нравились прикосновения, явно нравилась возможность выражать свое особое расположение чем-то кроме мимолетных взглядов и с трудом вяжущихся друг с другом слов. Или, что тоже вероятно, ей было холодно стоять у сквозящего окна в длинном полутемном коридоре. Так или иначе, Мартериар обнял ее в ответ и уткнулся носом ей в макушку.

— Да, я знаю. Я думала… о разном.

Рыцарь усмехнулся.

— Не поделишься мыслями?

В дальнем конце коридора глухо хлопнула дверь, и Мартериар с Кайрой заученным за годы движением отпрянули друг от друга на предписанное уставом расстояние. На дальней стене качнулась тень и ободок света от свечи или лампы проследовал мимо поворота в коридор — шаги стихли очень быстро. Кайра шумно выдохнула и покачала головой, жестом давая понять Мартериару, что все хорошо.

— Это солдаты Верховных, — шепотом пояснила она. — Они бродят здесь последние два дня — то в книгу заглянут, то переворошат какой-нибудь угол потемнее, то усядутся в библиотеке что-то записывать. Я не могу ни узнать, что им надо, ни выставить прочь. Они, конечно, не мешают — здесь и некому мешать, раз службы не идут — но ночами их возня жутковата.

Кайра совершенно не выглядела встревоженной их присутствием, и Мартериар тоже решил, что опасности они в таком случае не представляют.

— На чем я… Ах, да. Если тебе интересно слушать про застарелые междоусобные дрязги богатых вельмож, то могу и рассказать, — она пожала плечами и зашагала по скудно освещенному коридору, жестом позвав его за собой. — Знаешь про притязания внебрачной дочери лорда Рорета на земли недавно скончавшегося сына его сестры? Нет? — нагиранно удивилась она, увидев явное замешательство собеседника. — А что насчет свежих сплетен про брак леди Орлии и сэра Макбера? Его расторгли и заново заключили вот уже третий раз в этом году. Видишь ли, их родители весьма… непостоянны в своих решениях. По-моему, когда-нибудь кто-нибудь из них просто сбежит из дома. Не исключено, что оба. Не исключено, что вместе. Интересно?

— Нет, — спустя пару секунд со вздохом признался Мартериар. — Зачем ты это читаешь?

Теперь вздохнула Кайра. Немного помолчала, очевидно, не желая говорить или подбирая слова, и Мартериар уже собирался взять свой вопрос обратно, когда ответ все же прозвучал:

— Видишь ли, — начала она, вполне понимая природу вопроса: рыцарь никогда не скрывал, что аристократические корни имеет только на бумаге старой родословной книги да в воспоминаниях матери, все никак не могущей отпустить те времена, и потому вполне ожидаемо не вникал в некоторые условности, — это норма приличия: если вдруг письмо перехватят и вскроют, там должно быть что-то кроме личных переживаний и разговоров о семье. А то, о ужас, перехватчики сочтут тебя ужасным эгоистом.

— То есть писать про других подобные вещи…

— Совершенно нормально, — кивнула Кайра. — Ты же не думаешь, в самом деле, что это все правда?

— Тогда зачем?

— Чтобы тебя не сочли невоспитанным, конечно же.

Рыцарь, находясь в очевидном замешательстве, не сказал ни слова, пытаясь все-таки понять, что такого очень приличного было в пересказах и выставлении на всеобщее обозрение достаточно личных вещей, тем более что большая часть из них были попросту клеветой.

— Я не понимаю, — сдался он спустя какое-то время.

— Я тоже, — пожала плечами Кайра, толкая дверь в небольшую келью. — Зато теперь ты понимаешь, почему мое общение с родными несколько затруднено.

Мартериар так и остался нерешительно стоять на пороге. Ему не следовало здесь находиться — к кельям должны были иметь доступ только сами живущие в них жрецы и жрицы, иногда Верховные, а он мало того что не входил в число ни тех, ни других, так еще и был мужчиной — а между тем в этом флигеле, как было нетрудно догадаться по присутствию Кайры, кельи располагались женские.

Мартериар взлохматил волосы и неловко пожал плечами.

— Я, пожалуй, пойду.

— Останься, — мягко попросила его Кайра, бросая тяжелый плащ на единственный в комнате стул и выискивая что-то среди бумаг на столе. — Хочу кое-что тебе показать.

С этими словами она кивнула на стоящую у стены накрытую светлым покрывалом кровать с приоткрытым балдахином — там уже лежало несколько исписанных листов бумаги. Спустя пару мгновений она выудила из кипы листов еще две страницы и обернулась на Мартериара — тот по-прежнему стоял у дверей.

— Иди сюда, — она похлопала по покрывалу рядом с собой и снова зашуршала исписанными с обеих сторон листками, складывая их в нужном порядке. Мартериар, не переставая наблюдать за ней, сел рядом, по привычке просчитав, что будет, если их здесь застанут. По всему выходило, что будет скандал, потому что смотрелась ситуация более чем двусмысленно — они с Кайрой совершенно одни в небольшой дальней комнатке, сидят совсем рядом на кровати — черта с два им поверят, что целью визита был действительно обычный разговор, а четвертью часа ранее на этой кровати не творилось ничего запретного. Ему не положено было здесь находиться, а тем более так спокойно заходить на ее личную территорию, потому что…

— Вот, смотри, это утром прислал мне Сильвер. Написано много, но главное…

…Потому что это оказалось настолько волнующе, что ему тоже было сложно убедить себя в том, что это просто разговор.

В любое другое время он бы слушал ее очень внимательно, тем более что сведения она и впрямь сообщала важные, только вот этим же утром Сильвер отправил такую же копию ему, и с данными рыцарь уже успел хорошо ознакомиться. Так что теперь взгляд его бесцельно прошел по высокому потолку, мозаичному полу, стенам из светлого камня, письменному столу и вновь вернулся к увлеченно анализирующей написанное Кайре, которая так и не поднимала глаз от листа бумаги. Взгляд задержался на ее шее и падающих на нее длинных светлых прядях, выбившихся из высокой прически, какую в последнее время стала носить жрица. Захотелось пряди эти убрать, отодвинуть, какие-то заправить за ухо — он всегда считал, что уши у нее особенные, более аккуратные, нежели у других знакомых эльфиек — и прикоснуться к шее губами. Легко, всего один раз — она бы наверняка позволила, если бы вообще заметила.

Рыцарь себя тут же за это осудил — даже простыми поцелуями они уже здорово нарушали устав, а это выходило за рамки разумного. Пытаясь отвлечься, он перевел взгляд на ее плечи, прикрытые тонкой белой рубашкой, на ворот, на расстегнутую верхнюю пуговицу… и вторую тоже. Дыхание чуть сбилось — расстегнутые пуговицы открывали вид на светлую кожу и окантовку закрывающего грудь кружева. Если подумать, никакое другое положение не было бы столь искушающим, потому как он был так или иначе вынужден смотреть в документ из-за ее плеча — вот только до документа взгляд не добирался.

Мысли зашевелились самые разные, но все в одном ключе — дотронуться. Рукой сквозь рубашку, рукой под рубашкой, все же коснуться губами шеи и ключиц, положить ладонь ей на талию, окончательно отрывая от чтения; позволить ладони как бы самой по себе соскользнуть к бедру… Вместо этого к обтянутому плотной тканью штанов бедру скользнул взгляд.

До дрожи хотелось к ней прикоснуться, а если она позволит это, то, может, позволит и…

Рыцарь глубоко вдохнул, пытаясь выровнять сбившееся дыхание, закрыл глаза — нет, он не должен об этом думать. То, что он позволяет себе подобные мысли наедине с собой — уже порочно, а сейчас, когда Кайра совсем рядом с ним, это больше всего напоминает святотатство. Воображение услужливо подкинуло картинку сидящей у подножия священной статуи жрицы, решительным движением стаскивающей через голову рубашку, открывая соблазнительные изгибы тела, скрытые только легким кружевом, и рыцарь прикусил губу. Стало определенно жарче, чем он ожидал, во всяком случае, не поверилось даже, что они находятся в посредственно отапливаемой части храма, а за окном в ночи набирает силу вьюга. И каждая следующая мысль только подливала масла в огонь — он ведь действительно мог поцеловать Кайру, правильно? Ей бы понравилось осторожное — или не очень — ласкающее прикосновение к ключицам, Мартериар был почти уверен. Не будь она жрицей, он бы уже давно это выяснил наверняка — но, увы, устав запрещал даже слишком прямые взгляды. Да-да, тот самый устав, значительное количество пунктов которого они с Кайрой для себя постепенно упразднили — никто из них уже не следил, на каком расстоянии ведется разговор, сколько раз довелось взглянуть друг другу в глаза или коснуться друг друга, случайно или намеренно. Интересно, Кайра думала о том, чтобы пренебречь правилами совсем?

Во имя Бездны, когда он вообще настолько осмелел?

Мартериар вновь взглянул на Кайру. Она продолжала увлеченно читать вслух, но лучше от этого не стало. Ее губы так и притягивали взгляд, безумно захотелось ощутить их тепло на собственных губах, на шее, ключицах, возможно, на боках или бедрах… Нет, Мартериару действительно не стоило находиться здесь, потому что грязь его мыслей могла запятнать святость даже этого места. А еще он жалел, что одет сейчас в одни только штаны и рубаху с плащом — хоть ему и так было почти душно, от кожаной брони была бы очевидная польза — возбуждение уперлось бы в гульфик и не было бы столь заметно, пусть и причиняло бы больший дискомфорт.

— Я думала по этому поводу, — Кайра отложила листы и, чуть обернувшись, встретилась с Мартериаром глазами.

На том, что она там думала, сосредоточиться он уже не смог — было жарко и душно, сидеть неподвижно удавалось с ощутимым трудом, дыхание ко всем демонам давно сбилось. Патриция когда-то была в чем-то права, когда шутки ради предложила ему осознать безнадежность попыток добиться взаимности и погулять по борделям. Попытки оставлять определенно не стоило, а вот что касалось борделей…

— Кайра, — глухо выдохнул он, спустя миг сомнения подавшись вперед и осторожно целуя ее в приоткрытые губы. От удивления она широко распахнула глаза, но на поцелуй ответила — нерешительно и неумело, но так искренне, что рыцарь про себя воззвал к Заступникам.

-Что ты делаешь?

«Мысленно предаюсь греху и разврату вместе с тобой».

— Я, — запнулся рыцарь, отстраняясь и отводя глаза. — Я…

Не было ни одного пристойного способа объяснить то, что творилось с ним. Ее взгляд скользнул по его сосредоточенному лицу, по часто бьющейся жилке на шее, по тяжело вздымающейся груди, спустился к поясу и ниже… Эльфийка смутилась и отвела взгляд.

— Мартериар.

— Мне не стоило приходить, — тихо произнес он. Щеки и кончики ушей окрасились румянцем неловкости. — Я… не знаю, как объяснить тебе, чтобы это не звучало совсем пошло. Прости.

Кайра поднялась на ноги вслед за ним — по-прежнему смущенная до пунцовых пятен на щеках, но, кажется, почти не шокированная.

— Я… кое с кем говорила, — начала она, положив руки ему на плечи и приближая свое лицо к его. — Ты знаешь, что твоя выдержка стала предметом обсуждения в церковных кругах?

К паху прилила кровь — из ее уст это прозвучало невероятно развратно.

— Предпочту не знать.

Но он знал — не все, безусловно, только некоторые сплетни. Помнится, какие-то рекруты вполне серьезно спорили, сколько времени пройдет, прежде чем рыцарь, оставив попытки очаровать жрицу, попросту возьмет ее силой. При условии, конечно, что слухи о интрижке между жрицей и рыцарем правда, тут же уточняли они. Мартериар тогда предпочел сделать вид, что не слышит, а сейчас вспомнил об этом с раздражением. Мерзко было думать, что он и в самом деле начал терять над собой контроль. Кайра тем временем прижалась губами к уголку его губ и совершенно доверчиво обняла за пояс, а потом осторожно потерлась бедром о его пах.

— О-ох.

Она совершенно открыто дразнила его, открыто и откровенно со всей своей невинностью. Рыцарь чуть отстранился и переступил с ноги на ногу, пытаясь хоть как-то облегчить свое состояние и уже совершенно не заботясь о том, что открыто демонстрирует ей доказательство своего желания.

— Не искушай меня, — хрипло попросил он, с трудом удерживаясь от того, чтобы снова не притянуть жрицу к себе. Это было так неправильно, так… Да, это была чертова пытка. Стоять перед ней, мучаясь от желания, смирять его только усилием быстро иссякающей воли и встречать ее наивный доверчивый взгляд.

Она продолжала проходить поцелуями по щеке, спустилась к шее и ключицами — да, все как он хотел всего парой минут ранее — и в этот момент рыцарь не выдержал. За подбородок поднял ее лицо, прижался к ее мягким губам, почувствовал теплый запах ее кожи — что-то медово-цветочное — и, крепко прижав к себе, поднял над полом. Кайра интуитивно сжала ногами его бедра, поерзала, чувствуя, как упирается в ягодицу его возбужденный член. Рыцарь глухо застонал, не отрываясь от ее лица и шеи.

— Кайра… Кайра, — он повторял ее имя безотчетно, почти не понимая — и полностью пришел в себя, осознав, что оба лежат на кровати, а жрица позволила ему нависнуть над собой и совершенно бесстыдно расстегнуть еще несколько пуговиц. От этой картины бросило в жар — а потом в холод от осознания, что он делает.

— Прости, — Мартериар, сделав над собой усилие, медленно отстранился. — Прости. Я забылся.

— Мартериар? — ее глаза встревоженно округлились, и рыцарь перевел взгляд на потолок — не смотреть на нее, не смотреть, он и так уже перешел все мыслимые границы. — Что-то не так?

— Все не так. Я не должен был… вообще ничего себе позволять. С тобой, и тем более здесь — это святотатство. Давай… давай забудем.

В паху тянуло и мучительно просило прикосновения, но рыцарь только взлохматил волосы и снова вернулся на край кровати, сцепив руки перед собой и пытаясь восстановить дыхание. Не обращать внимания на желание, не замечать — и оно отступит. Не…

— Мартериар.

Голос Кайры успокоиться не помогал, новые нотки в нем дразнили, манили повернуть голову в ее сторону. Рыцарь знал, насколько желанную картину увидит, поэтому только прикусил губу. Не смотреть. Иначе не выдержит.

— Мне просто нужна пара минут, чтобы…

Кайра за его спиной пошевелилась, села рядом с ним, положила руки на его напряженные плечи. Краем глаза Мартериар заметил, что рубашку она не застегнула, даже не попыталась прикрыться, теперь его взгляду открывались ключицы и кружева на груди, еще немного, пара движений, и рубашка распахнется совсем. В паху снова запульсировало, на висках выступил пот.

— Я просто хотела сказать, — смущенно начала она, — я… понимаешь, я думала.

Он нашел в себе силы усмехнуться. Воистину, это всегда приводило к самым неожиданным вещам.

— Думала над тем, — жрица запнулась, Мартериар перевел взгляд на ее смущенно покрасневшее лицо. — Над тем, что… сказала Патриция.

— При чем здесь Патриция? — Мартериар старался успокоиться, но Кайра была так близко и ее прикосновения так жгли кожу, что не помогло бы и опрокинутое на него ведро ледяной воды. Не распускать руки. Не распускать. Она с ним разговаривает, а он со своими грязными намерениями…

— Она рассказывала мне о вещах, которых я как жрица была лишена.

Очень размытое определение, потому что жречество отказывается очень от многого. Семья, близкие друзья, вино, светские праздники, красивая одежда, любовь, близость… Опять он туда же.

— Она сказала, что раз я не жрица больше — то есть, если я избрала в дальнейшем путь иной, нежели жреческий, то и соблюдать обеты больше мне причины нет.

— Сомневаюсь, что она сказала именно так, — хмыкнул Мартериар. Из уст Патриции это скорее всего прозвучало как-то вроде: «Хех, знаешь, ну все нахер».

— Не совсем так, верно, — согласилась она. — Но хотела она сказать именно это. А еще она сказала, что мы с тобой в таком случае найдем много тем для, ммм… «обсуждения». Она так ухмыльнулась при этом… Кажется, я ее поняла. Так говорил герой из одной книжки, которую читала сестра еще давно, еще дома. Это была не очень пристойная книжка. Я помню картинки.

Кайра зарделась еще сильнее, отвела взгляд и закрыла лицо руками. Значит, вот откуда взялись ее поддразнивания, значит она действительно понимала, что делает. Мартериар поерзал на месте — неподвижно сидеть было невыносимо, было по-прежнему жарко, особенно после ее слов про обеты и необязательность их исполнения. Могли ли они.?

— Мне неловко. Скажи что-нибудь.

Мартериар собрался с мыслями, пытаясь не скатиться в пошлости, ибо легче от этого Кайре бы не стало, хотя он действительно хотел ее до сбивающегося дыхания и дрожи в руках.

— Я думал об этом, — негромко признался он. Знала бы она, сколь о многом он думал. — Но ни в коем случае не собираюсь принуждать тебя. Сложившаяся ситуация ни к чему тебя не обязывает.

Он действительно любил ее и не потерпел бы никакого насилия в ее адрес — и не позволил бы совершить его в том числе себе. Рыцарь подавил стон. Безумно хотелось почувствовать ее прикосновение — или в крайнем случае свое. Как-нибудь довести себя до болезненно нужной разрядки, уже даже не важно, как именно. Ох, пожалуйста.

— Ты не принуждаешь, — шепотом отозвалась Кайра, смущенно запинаясь через каждые несколько слов. — Я чувствую… подобное, и понимаю — если не все, то многое. Я хотела бы, чтобы ты продолжил… то, что начал.

И решительно отняла руки от лица. Мартериар с полсекунды смотрел на нее — пунцовую от смущения, в распахнутой на груди рубашке, практически прямо попросившую о том, о чем порой мечталось одинокими ночами — а в висках билось понимание: святотатство. Преступление против веры, одно из тяжелейших, какое только можно совершить. Совращение жрицы. Пусть и без пяти минут отрекшейся.

— Иди сюда, — хрипло прошептал Мартериар, притягивая Кайру к себе за пояс. Та, потеряв равновесие на мягкой кровати, подалась вперед, перекинув ногу через сжатые бедра эльфа и усевшись теперь вплотную лицом к нему. — О-ох.

Он отклонился назад, выставив для опоры согнутую в локте руку, и жрица снова поерзала на его бедрах, прижавшись к ощутимо возбужденному члену. Снова поцелуй — неспешный, долгий, его свободная рука сжала ее ягодицу, ее ладони легли на его плечи. Кайра чуть привстала и снова опустилась обратно, сперва пытаясь найти более удобное положение, но потом и приноровившись к остро-сладким ощущениям от этого движения. Вновь заерзала, чувствуя волну мурашек вдоль позвоночника и все плотнее окутывающий ее жар — и касающийся кожи прохладный воздух не заботил больше, и рука любимого, ласкающими движениями проходящаяся по бедрам, спине и бокам показалась до того правильной, что захотелось выгнуться ей навстречу.

Мартериар медленно, опасаясь напугать ее резким движением, расстегнул последние пуговицы ее рубашки, помог высвободить руки из рукавов. Кайра попыталась было прикрыться, когда кружево усовершенствованного корсета, только лишь поддерживавшего грудь и закрывавшего ребра, соскользнуло на кровать вслед за рубашкой, но Мартериар ее руки отвел в стороны, коротко прошептав: «Прекрасна».

— П-подожди, — произнесла она и аккуратно передвинулась на кровать, когда рыцарь положил ладонь на пояс ее штанов. — Я сама.

Она смущалась, краснела, пыталась прикрыться руками, хоть кроме рыцаря на нее смотреть здесь было некому, а потом лишь случайно отметила одну почти невероятную вещь — он все еще был полностью одет, в то время как она под его неотрывным взглядом только что рассталась с последним элементом гардероба.

— Сними рубашку.

— Сниму все, что вы сочтете нужным, смотрительница.

Кайра в ответ покачала головой и усмехнулась сквозь смущение. Нашел время вспомнить об уставе.

Мартериар, расстегнув верхние пуговицы, нетерпеливо стянул рубашку через голову, открывая взгляду Кайры множественные белесые шрамы на груди, животе и боках. Тут же еще сияли фиолетовым кровоподтеки и бросались в глаза свежие раны, с которых всего пару дней назад сняли бинты. Кайра осторожно прикоснулась к алой линии на ребрах рыцаря, а потом встревоженно заглянула ему в глаза.

— Я совсем забыла, — извиняясь произнесла она. — Я… все, наверно, так невовремя. Я имею в виду, ты ранен. Тебе не следовало напрягаться. Давай остановимся. Извини.

— Мелочи, — отмахнулся Мартериар. О ранах и синяках, оставшихся после обрушения башни у западных ворот, он сейчас думал в последнюю очередь. — Со мной все хорошо.

— И все-таки тебе стоит беречь себя, по крайней мере пока.

— Но я не хочу.

Во имя Заступников, он бы понял, если бы она прекратила горячие ласки из-за своих сомнений или страхов, он не сказал бы ни слова в протест, но теперь, когда она намеревалась отступить из-за его ран… Он бы не начал все это, если бы не был в силах.

— А чего ты хочешь?

— Тебя.

Слово сорвалось само, рыцарь вздрогнул, когда Кайра нежно коснулась кожи над поясным ремнем.

— Очень. Пожалуйста.

Хриплый шепот и собственная прикушенная ладонь — он не знал, почему Кайра вдруг сместила руку вниз и, миновав ремень, накрыла ладонью ноющий член, легко сжав головку сквозь ткань. Мартериар смог только приглушить стон. Заступники, почему она это делает? Неужели по нему недостаточно видно, насколько он хочет ее?

— Кайра, — он мягко перехватил ее руку за запястье. — Кайра.

— Что-то не так? Я имею в виду… Я читала, что… Сам, наверно, понимаешь, что опыта у меня никакого, и… Тебе неприятно?

— Мне слишком приятно. Не… не дразни. Ох.

Он все бы отдал, чтобы она не останавливалась, не отнимала руки, чтобы продолжала хоть так незамысловато ласкать его, но понимал, что долго это не продлится. Надо было прекратить, если он рассчитывал на что-нибудь большее, чем ее руки.

Он повалил ее на кровать, нависнув сверху и оставляя еще один поцелуй на желанных губах, коснулся талии, увереннее сжал грудь. Это иногда снилось ему, но, Заступники, на возможность вот так прикасаться к ней он бы без раздумия променял сотню снов.

— Помни, что ты в любой момент можешь остановить меня. Я не заставляю тебя, и если тебе неприятно, мы…

Ее ладонь останавливающим жестом тут же уперлась ему в грудь.

— Подожди, — прошептала Кайра.

Рыцарь прекратил несдержанно оглаживать ее грудь и бедра, глубоко вдохнул, пытаясь выровнять дыхание, и внимательно вгляделся в ее лицо, пытаясь угадать ее мысль. Если она скажет, что еще не готова и хочет остановиться, он остановится, потому что никто, и он сам в том числе, не посмеет заставить ее. Но услышать такую просьбу сейчас будет равносильно пытке. Они так далеко зашли…

— Осторожней, хорошо? Я нервничаю.

— Конечно.

Он вновь осторожно провел рукой по ее груди и животу, снова, медленнее, хоть от возбуждения и невозможности получить разрядку уже дрожали руки и хотелось только ощутить прикосновение к себе, хоть немного унять желание.

Осторожные касания — медленные, ласкающие, позволяющие кончиками пальцев изучить чужое тело, почувствовать разгоряченную кожу, привыкнуть к не особенно сдержанным поцелуям — Мартериар так или иначе чувствовал себя куда раскованнее, чем Кайра. Едва она успела привыкнуть к поцелуям на шее, ключицах и груди, как он отстранился и осторожно коснулся губами ее бедра, неотрывно глядя в глаза и замечая каждую мелькнувшую эмоцию.

— Эй, вернись, — Кайра поймала несколько прядей его волос и в подтверждение своих слов слегка за них потянула. — Ты что-то задумал, да?

Мртериар вновь приблизил свое лицо к ее и рассеянно оставил поцелуй на кончике ее носа.

— Просто расслабься.

Расслабиться оказалось не так просто, когда Мартериар, прижавшись чувственным горячим поцелуем к часто бьющейся жилке на шее, опустил свободную руку ей между бедер, оглаживая промежность и надавливая на чувствительное лоно. Кайра вздрогнула — ощущения были в новинку, — задышала чаще, когда он повторил незамысловатое движение увереннее, отыскав и тут же обведя подушечкой пальца чувствительный бугорок. Застонала, когда несдержанный поцелуй, почти укус ключицы совпал с особенно откровенным движением пальцами, схватилась за растрепавшиеся волосы возлюбленного, вынуждая его поднять голову от заласканных ключиц и шеи.

Вновь поцелуй, горячий, кружащий голову, и Мартериар в конце концов не выдерживает напряжения, нетерпеливо пытаясь распустить пояс. Руки слушаются плохо, он снова стонет, снова кусает губы.

А потом вновь он сверху, Кайра закидывает ноги ему на бедра, прикрывает глаза и тоже прикусывает губу — от новых неприятных ощущений, от болезненной растянутости. Мартериару большого труда стоит замереть так, дать привыкнуть хоть немного, не пытаясь тут же толкнуться еще раз, хотя это единственное, чего сейчас хочется. Еще поцелуй. Еще. И еще, пока она сама не начинает вычерчивать пальцами узоры у него на спине.

— Я только, — снова начинает она, запинаясь. — Я… совсем никогда ни с кем… не…

И снова краснеет и закрывает лицо ладонью.

— Я знаю, — голос у Мартериара по-прежнему хриплый, каждое слово приходится обдумывать дважды, чтобы не сорваться на несдержанные пошлости — интуиция подсказывает, что они точно не помогут Кайре почувствовать себя уверенней.

Он подается вперед, и удовольствие проходит вдоль позвоночника, становится еще горячее, еще…

— Нет, Мартериар, я… Я имею в виду, я надеюсь, ты ммм… достаточно ответственный.

Сквозь туман похоти тяжело соображать.

— Я была бы не готова к детям, если ты… ты понимаешь.

— Я понимаю.

Как бы ни захлестывало желание, он понимает. Он хочет ее до рваных стонов, но он все еще может контролировать себя.

Он снова целует ее — губы, шея, ключицы, уши. И, да, на уши она реагирует отзывчивее — вздыхает громче, ближе прижимается к нему, вздрагивает, словно бы ненароком подставляет острые кончики под поцелуи снова. Мартериар ухмыляется — да, миф про чувствительность ушей у некоторых эльфов оказался не таким уж и мифом — и слегка прикусывает острый кончик.

В ответ Кайра, сдавленно простонав и вскинув бедра, подстраиваясь под более размашистые движения, вцепляется короткими ногтями ему в плечи.

— Ах, еще раз!

Он опускает руку между их телами и снова находит клитор, очерчивая его осторожными ласкающими движениями. Кайра под ним всхлипывает от накатывающего острого удовольствия, оставляет у него на губах, скулах и шее беспорядочные поцелуи, пытается двигаться навстречу. И, не сдерживаясь, стонет, когда Мартериар прикусывает кончик уха снова. Бездна. Как она вообще собирается завтра показаться кому-то на глаза?

***

Утро началось посредственно. Сквозь еще туманящую разум пелену дремы Мартериар различил стук в дверь, два коротких уверенных удара, а потом справа от него голос Кайры очень сонно бросил негромкое: «Войдите!» Собственно, это и должно было стать подтверждением, что сама Кайра еще ни капли не проснулась — едва ли она на светлую голову стала бы приглашать в комнату неизвестных ночных визитеров, когда сама еще лежит в постели, завернувшись в одеяло и уткнувшись носом в плечо одному из своих рыцарей.

Утро началось посредственно, а потом стало еще хуже, потому что дверь без скрипа отворилась, пропустив в комнату полосу рассеянного бледного света и мягко очертив силуэт на пороге. Мартериар, повинуясь отточенным навыкам во всем неизвестном подозревать опасность, сел на постели, пытаясь рассмотреть вошедшего — и встретился глазами с замотанной во все черное эльфийкой.

Будь он проклят, если она не была посланницей Верховного.

Не стоило оставаться у Кайры на ночь, не стоило поддаваться уговорам и мягким поцелуям, не стоило сдаваться кольцу теплых рук, не стоило обещать себе, что он полежит с ней совсем немного, пока она не уснет, а потом уйдет, чтобы не множить сплетни. Что ж, теперь они не смогут опровергнуть ни одной истории, выдуманной или нет — не важно. Радовало одно: во всяком случае одеяло закрывало хотя бы бедра рыцаря — хоть видимость приличий удалось соблюсти, что ли.

Затянувшееся молчание окончательно разбудило Кайру — жрица приподнялась на локте и тут же прижала сползшее с груди одеяло обратно, пытаясь прикрыться. Первой нарушила молчание визитерка:

— У меня послание для вас, Кайра Нэль’Вирно.

Не последовало указания на жреческую должность — и Кайра, и Мартериар прекрасно поняли, что это значит. Верховный освободил ее от обетов, которые она когда-то дала. Визитерка тем временем пересекла комнату, положила на письменный стол конверт с посланием и, стараясь не смотреть в сторону кровати, так же безмолвно покинула комнату, плотно закрыв за собой дверь.

Кайра закрыла лицо рукой и с головой накрылась одеялом, оставив только макушку и алеющие кончики ушей.

— Это было… неловко.

Судя по выразительному взгляду обернувшейся на него Кайры, это был самый неловкий момент за всю ее жизнь.