Шёл очередной день Адиного пребывания в этом мире. 

Очередной серый, ничем не отличающийся от прочих, день. Ада даже не могла сказать, какой по счёту с тех пор, как она сюда переместилась. Какое сегодня число или день недели она тоже не знала. Было ощущение, будто она жила в каком-то вакууме — если честно, она иногда даже сомневалась, что вообще живет. Существует. 

Приходилось самой себе это напоминать, сминая до боли пальцы и тайком от медсестер расцарапывая ногтями бедра. Не до крови, естественно, — она же не сумасшедшая какая. 

Она пыталась хоть как-то удержать себя на плаву, даже не понимая толком зачем. Как утопающий, прекрасно осознающий, что он обречен, но зачем-то продолжающий попытки держаться на поверхности. И, вроде бы, знает, что так только продлит свои страдания, что проще, лучше и логичнее вдохнуть не воздух, а воду и пойти, наконец, ко дну, но... зачем-то все равно цепляется за свою жалкую, никчёмную жизнь.

Будь Ада в нормальном состоянии — непременно поиронизировала бы над этим.

Сейчас у неё просто не было на это сил. 

Очередной день Ада внутренне разлагалась и тонула в болоте жалости к себе. 

***

День шёл как обычно. Она через силу позавтракала, выпила лекарства, прошла через обследование у своего лечащего врача, особо не прислушиваясь к его словам. Всё равно ведь, как обычно, скажет несколько дежурных фраз, напомнит не забывать про таблетки... 

— Что ж, поздравляю, мисс Уильямс. На мой взгляд, вы полностью здоровы. Уже завтра можно выписывать. 

...что?

Ада как-то не сразу сообразила, что обращаются к ней. Мисс Уильямс, Адена Уильямс, да, кажется, так ее теперь звали... 

Так, стоп, секундочку, погодите, ещё раз, что???

Ада сфокусировала взгляд на докторе, довольно приятном внешне, полноватом, но высоком лысеющем мужчине, и попыталась осмыслить то, что ей сейчас сказали. 

Доктор вздохнул:

— Признаться честно, мисс, вы выздоровели гораздо раньше, чем мы ожидали. Взрыв газа — это всё-таки не шутки, а нервное потрясение должно было только замедлить восстановление... Впрочем, справедливости ради, у вас изначально повреждений было не так много. Вы по истине будто в рубашке родились, мисс Уильямс. 

Ада никак на это не отреагировала. На самом деле, по большей части потому, что мало что вообще знала о том происшествии, но доктор, видимо, пришел к другим выводам. Ещё раз вздохнув, на этот раз как-то жалостливо, он осторожно проговорил:

— Послушайте, мисс Уильямс, я правда соболезную вашей утрате, но так замыкаться в себе — худшее, что вы сейчас можете сделать. Я понимаю, вам тяжело, но не стоит, правда. Если захотите, вы всегда можете посетить могилу своей матери и выплеснуть эмоции. Похороны прошли без вашего участия, ваши бабушка и дедушка решили не травмировать вас... ещё больше и провели закрытую церемонию.

- Ага, - кивнула Ада, не зная, что тут можно сказать, но чувствуя, что что-то да нужно. 

У нее было плохое предчувствие. 

— Кстати говоря... Боюсь, они не смогут быть вашими опекунами. 

Ада на секунду подумала, что ослышалась. Нормально, а жить ей где?.. 

— Они, в конце концов, уже пожилые люди, и сомневаются, что смогут позаботиться о вас должным образом. 

Звучало так, будто старики просто не захотели возиться с ребенком и решили сплавить его куда подальше. 

— Поэтому с завтрашнего дня вы будете жить в приюте Вула, с документами уже все уладили, — заметив, что девочка помрачнела, доктор улыбнулся такой типично докторской успокаивающей улыбкой, к которой у Ады иммунитет выработался ещё лет в двенадцать. — Но не волнуйтесь, условия там замечательные. Большой дом с двориком, вкусное какао на завтрак, много ребят, с которыми вы обязательно подружитесь... 

Звучало как абсолютное наебалово.

Вскоре, доктор, чье имя Ада так и не запомнила, закончил рекламировать приют, ещё раз улыбнулся и попрощался, оставив её молча пялиться в пространство и пытаться осмыслить весь тот поток информации, что он на неё вывалил. Поток осмысливаться отказывался — за всё проведенное в больнице время Адин мозг, по ощущениям, прилично деградировал. Проанализировать такой объем инфы, в которой — Ада жопой чуяла — скрывалось много всего... интересного, с наскоку не получалось. 

Она вздохнула и потёрла переносицу. Это... слишком внезапно на неё свалилось. Она чувствовала себя просто блядски дезориентированной. 

Она будто все это время жила в каком-то "Дне сурка", а потом временная петля разорвалась и ее вышвырнуло в реальный мир. 

И с этим миром надо было что-то делать. 

... 

И она сделает.

Обязательно. 

Но не сейчас, сейчас для всего этого у неё слишком болит голова. 

***

Вечерело. Ада пялилась на уже привычное хмурое лондонское небо через окно с поскрипывающей от сквозняка рамой и думала о своих перспективах. 

Ладно, пыталась думать. 

Её уже порядком уставший от постоянного стресса и отвыкший от нагрузок мозг прикинул масштаб пиздеца и, по ощущениям, попытался самоликвидироваться о стенки черепа — иначе свою накатившую мигрень Ада объяснить не могла. 

Но, как бы то ни было, чёртов морщинистый комок был прав — всё было очень плохо. 

Приют вряд ли был и в половину так хорош, как расписывал доктор, или она не жила в России, там людей так пытались дурить на каждом шагу. 

В истории Ада также не разбиралась от слова совсем и не знала, появилось ли уже движение суфражисток. Ибо если нет, то всё, что ей в жизни светило, — это выйти замуж за какого-нибудь урода и помереть лет в тридцать-сорок от десятых по счету родов. Ну или от побоев любимого муженька — адекватные люди на социальном днище, к которому она теперь принадлежала, не водились. 

Или ежедневно пахать на фабрике по двенадцать часов и сдохнуть в те же тридцать от переутомления — вариант не сильно лучше. 

Или вообще погибнуть при бомбёжке — Вторая мировая должна была начаться буквально через пару лет.

...

Пиздец, с какой стороны ни посмотри. 

Ада прикрыла глаза и начала дышать на счет. 

Ничего. 

Она справится. 

Она не умрёт ещё раз.

Выкрутится как-нибудь — мозги для чего даны? 

Да и жить с чувством, будто она без страховки идет по канату над пропастью, она давно привыкла. Здесь всего лишь повысились ставки. 

У неё даже кое-какой стартовый капитал был — Ада скосила глаза на потрёпаный чемоданчик у койки. Здесь были вещи, частично уцелевшие после приснопамятного взрыва, частично собранные сердобольным персоналом больницы. Одежда, предметы личной гигиены, деньги (совсем немного), и, как она поняла, что-то вроде выпускного альбома её покойной матери. Его Ада, как человек довольно сентиментальный, решила оставить, в память и о девочке, чьё тело она теперь занимала, и о её матери. Да и места он занимал немного... 

Внутрь Ада ещё не заглядывала — она, в конце концов, только-только восстановила некое подобие душевного равновесия. Она боялась, что едва это сделает — её тут же развезёт, чего она не хотела категорически.

Так что альбом пока подождет, а она постарается выспаться перед завтрашним днем. 

У неё обязательно всё будет хорошо.