Чуя открывал один ящик за другим и пересматривал каждую полку, что были развешаны по стенам кухни, но не находил там ни ножей, ни чего-то на них похожего или хотя бы острого. Дазай молча наблюдал, сидя за столом.

— Ну и где они? — сердился Чуя. Ему казалось, что на поиски он потратил битый час, и не покидало ощущение, что его водят за нос. — Обманул меня?

— Куникида еще на прошлой неделе спрятал все ножи в доме, поэтому мне пришлось обходиться без них и, когда наконец приобрел новые, утаить от него покупку. Они там, где ты их не добудешь, — он окинул Чую оценивающим взглядом и ехидно усмехнулся, — потому что мелкий.

Это был намек? Ножи лежат где-то высоко, может, под потолком? Если так, то достать их не составит труда — рост не проблема. Но насколько реально там что-то прятать?

— Они в спальне, — Дазай поднялся. Ему хватило одного шага, чтобы приблизиться вплотную, а затем упереться ладонями в подвесной шкафчик, чуть склонить голову и прошептать: — Чуя… Малыш, там еще много интересных штук. Поищем их вместе?

В его тоне должна была звучать ирония или издевка, в его взгляде не мог не пылать огонь насмешки, в нем должно быть то, что неизменно присуще Рэю. Они слишком похожи. Но, напротив, голос пронизывали печаль и усталость, а глаза прятались за дрожащими ресницами. Мог ли он быть столь же искренним, как тот, кого так сильно напоминал, кто так же глухо тянул его имя, кто был готов так же терпеть жестокость и всё равно любил?

— Откажешься от клятвы? — Чуя дернул Дазая за ремень, вынуждая неловко подаваться навстречу. Что стоит произнести глупую фразу прямо сейчас? Несколько простых слов были преградой между грубостью, которая управляла поведением в этот момент, и готовностью пойти куда угодно после. Разве так трудно?

Дазай покачал головой.

Нет, ни искренности, ни чувств, а только морок и сплошное притворство!

Руки безвольно опустились, и Чуя толкнул Дазая плечом, вырываясь из плена его прикосновений и собственных мыслей. Шаг обратно — и тот вернулся на прежнее место, подпер ладонями подбородок и с былым ехидством заметил:

— Отдашься мне за освобождение от клятвы? Как дешево ты себя оценил, учитывая, что мы не связаны кровью и тебе нужен кто-то другой, а не я.

— Ты именно тот, кто мне нужен, — Чуя резко сел напротив, — и ошибка исключена. А ты, если планировал услышать от меня романтические признания, только что упустил последний шанс. Но продолжай тешить себя иллюзиями, что никогда не ошибаешься.

Чуя любил воспоминания, кроме которых ничего не осталось, любил отражение кочевника в чужом человеке — не более. Раз так, то пора прекращать самообман.

— Ничего я не упустил, — скучающим тоном возразил Дазай, — а ты скажешь и сделаешь всё, что я ни потребую. И не понимаешь этого только потому, прости за откровенность, что страдаешь врожденным скудоумием — иначе твою глупость не объяснить. Например, скажи, почему не ищешь того, кому действительно давал клятву, а пристал ко мне? И нет, — он предостерегающе замахал ладонью, — внезапная неземная любовь как вариант не рассматривается.

— Любовь, любовь, — Чуя с ворчанием достал из кармана компас. Следовало рассказать всю правду от начала до конца. — Почему все постоянно видят то, чего нет?

— Почему ты не видишь того, что у тебя перед носом? — парировал Дазай. Он был настолько уверен в своей правоте, что спорить с ним казалось невозможным.

Ударить его? Смачно и от души, и прихлопнуть сковородкой, как наглую муху. Это всё, что наглец заслуживает. Не беда, что его боль станет болью и для Чуи.

— Любопытная штука, — Дазай открыл крышку компаса. — Должно быть, древняя. Никогда прежде не видел таких.

— Ага. С его помощью я нашел тебя в первый день на пляже. Стрелка указывает на того, с кем я связан клятвой. Смотри, — Чуя мгновение боролся с искушением сжать эти пальцы, покрытые свежими ссадинами, так крепко, чтобы хрустнули, сломать их или приникнуть губами и выцеловывать каждый миллиметр, впитывая их тепло. Не терпелось сделать и то и другое. Совладав с нездоровым наваждением, он осторожно повернул коробочку, и стрелка снова сдвинулась. — Видишь, она поворачивается к тебе?

— Что-то здесь не так, — нахмурился Дазай. — Прибор сломан, или он изначально врал, но в любом случае тут явно ошибка. Не верю. Ладно, — через миг он сдался, пройдя стадию отрицания, — а как быть с преследователями, которые покушаются на мою жизнь?

— Им нужен ключ.

— Всего-то? Надо отдать им его и пусть оставят меня в покое. Нас дважды чуть не убили из-за какой-то ерунды, а ты всё время молчал! Ключ — от чего он, вообще, и где? У тебя?

— У тебя, но отдавать его ни в коем случае нельзя. Барышня Изуми, то есть та, с кем я связан клятвой, не могла управлять способностью без ключа. Я понятия не имею, что тот из себя представляет, но эта вещица должна находиться при тебе.

— Какая еще барышня Изуми? — в отчаянии простонал Дазай. Он закрыл лицо ладонями. — При чем тут она и ее неспособность контролировать дар? У меня-то такой проблемы нет, значит, и этот мифический ключ мне не нужен.

— Ее звали Кёка, ты ее реинкарнация, а убили ее надзиратели — люди, которые сейчас охотятся и на тебя. Ты не помнишь, кем был в прошлой жизни. И если ключ всегда был с тобой, а так и должно быть, то ты можешь даже не подозревать, что именно он помогает контролировать дар. Что, если без него ты бессилен?

Дазай глянул на Чую сквозь пальцы, по-прежнему хмуро и обеспокоенно.

— Ключ чрезвычайно важен, — Чуя придвинул стул, — и нужно найти его раньше надзирателей. Что ты всегда носишь с собой? Часы? — он закатал рукава, но ничего кроме слоя бинтов там не заметил. — Может, цепочка? — Чуя избавил Дазая от галстука, аккуратно открепляя брошь, и расстегнул пуговицу, открывая перемотанную шею. Интересно, зачем ему бинты? Что он прячет за ними? Рассеянно, словно под гипнозом, он продолжал расстегивать одну пуговицу за другой.

— Хитрец, — Дазай лукаво прищурился. — Признайся, что просто хочешь снять с меня одежду. — Чуя поспешно убрал руки и затряс головой. Нужно отойти подальше, на противоположную сторону стола, но мягкий спокойный голос как цепь удерживал на месте. — Я не возражаю. Но предлагаю перебраться в спальню, где, если пожелаешь, разденешь меня и обыщешь.

Он поднялся, уводя Чую следом и легонько удерживая того за ладонь.

Стоило ограничиться обыском, но на категоричное заявление не доставало решимости. Хватит ли смелости и духа? Должно хватить. Чуя не марионетка и не будет повиноваться чьим-то прихотям, принимать чужие правила игры. Нет, он будет действовать только по своим! Он выполнит задание и добудет ключ — и точка. Не добром, так силой.

Он вырвался и на мгновение замер — в голове не имелось даже зачатка плана, как получить желаемое. Желаемое? Знал ли он, чего на самом деле хочет?

Одной рукой обняв Дазая, он прижался к нему, уткнулся носом в плечо и вдохнул, пропуская сквозь себя будоражащую щекотку. Чуя будто нырнул в теплое пушистое облако, проглотил его и слился с ним воедино, избавился от земного притяжения и вместе с тем превратился в обычного человека. Это именно то, о чем были его грезы и что не способен дать никто. Никто кроме того, кто остался в далеком прошлом, кто хотел стать его будущим. Но что, если будущее Чуи сейчас перед ним? Другого уже никогда не будет — по возвращению домой, независимо от выполнения задания он умрет.

— Безымянный, — беззвучно пробормотал Чуя. — Почему ты не он?

Дазай не слышал — для него шепот был лишь горячим дыханием, которое прожигало через ткань. Он не двигался и позволял Чуе свободно запускать руки под распахнутую рубашку, проводить ладонями по голой коже и, задевая пряжку ремня, скользить вниз по бедрам.

— Что это? — Чуя отстранился и достал из кармана на брюках Дазая пластиковый прямоугольный предмет. — Телефон? Ты постоянно его носишь с собой?

Мозг пронзила идея: может ли эта вещица служить ключом?

— Не сломай, — насторожился Дазай. — Там куча важных контактов, поэтому верни и не выдумывай глупости. Это всего-навсего мобильник. Как он окажется тем ключом, который управляет способностью?

— Контакты? Хм, и Рюноске тоже есть, получается. Ты не позволил встретиться с ним, но зато можно ему позвонить и хотя бы поговорить.

— Рюноске, значит? — Дазай выдернул телефон из рук Чуи и сжал ладонь в кулак до побелевших костяшек, будто планировал раздавить пластиковую вещь как источник зла и бед. — Даже сейчас не можешь не думать о нем! — почти рычал он, а взор наполнялся яростью так, что в глубинах тьмы проглядывали искры огня. — Утомил меня, пора ложиться спать. Иди за мной.

— Я наверное останусь здесь, — нерешительно произнес Чуя. От холодного жесткого тона и безумного пламени в глазах по телу бежали мурашки.

— Плохо уяснил, тупица? — Голос звучал так же грубо, а уголки губ дернулись в ядовитой ухмылке. — Ты делаешь то, что я велю, и когда я велю. Не обсуждаешь, а просто делаешь. Да, у тебя есть выбор: перечить мне и наутро обнаружить мой остывший труп. Если это то, чего добиваешься, то не смею мешать.

В лучшем случае у него будет месяц, половину из которого придется провести в двадцать первом веке. Две недели в боли, физических муках, истекая кровью, без поддержки и единственного лекарства — без кочевника. Кем Чуя вернется? Ходячим мертвецом, не годным ни на что? Пусть он уже заранее похоронил себя, но за собой в могилу собирался прихватить армию надзирателей.

У Чуи не было выбора. Облокотившись о дверной косяк, он наблюдал за Дазаем, смотрел, как тот невозмутимо готовит кровать ко сну, откидывает одеяло, заботливо взбивает подушки. Две. Ему не привыкать делить с кем-то квартиру и постель — естественно, но внутренности внезапно скрутило холодом, он опустил взгляд и отвернулся. Ревность? Как нелепо! Чую не волновала личная жизнь Дазая, совсем не волновала, ни чуточку, и пусть тот спит с кем хочет, а ему абсолютно всё равно.

— Ляжешь здесь, — безжизненный тон напоминал треск ледяной корки на озере, а не обычный голос. Он указал на расстеленное на полу одеяло и туда же бросил подушку, оставив одну себе. — Ты явно рассчитывал на большее, но на беду я не самый гостеприимный человек. Не забудь выключить свет, — негромко добавил Дазай, в одежде забираясь на кровать и закутываясь чуть ли не по макушку.

Дазай злился из-за Акутагавы. Почему? Неужели их что-то связывало помимо совместной работы? Вероятно. Причина точно в Рюноске, ведь нельзя ревновать того, кого презираешь и с кем попросту играешь в забавную опасную игру.

***

Следующие сутки прошли как в тумане, в самом жутком кошмаре, который мог породить лишь отравленный опиумом мозг. «Принеси-подай, не исчезай из виду, помалкивай. Попытаешься улизнуть, порежу вены, повешусь на дереве, утоплюсь в речке, сигану с крыши». Одни и те же слова и угрозы не смолкали с утра до позднего вечера так, что прочно засели в сознании и звучали в ушах, даже когда Дазай молчал. Ни соль в кофе, ни стеклянная крошка в еде, ни тумаки, которые выдавались ежечасно, не меняли его настроя — он не желал отказываться от общества Чуи.

Даже пьяное шатание по Йокогаме и забытье в лесной хижине были увлекательней, чем день, проведенный в бесконечных скучных встречах и беседах Дазая с унылыми личностями. Наверняка это были важные переговоры и касались они проблем с Дагоном, но слушать их и вникать абсолютно не хотелось. В конце концов, это заботы людей двадцать первого века и пришельца из прошлого нисколько не касались.

Новый день не сулил ничего приятного: та же тоскливая повседневность. Чуя бы отдал полжизни за подобные рутинные будни вместе с кочевником, а нынешние дни были потерей времени в чужом мире и рядом с тем, кто притворялся и играл.

— Брошь не видел? — Дазай окинул сонным взглядом кухню и скривился: Чуя сосредоточенно бил металлическим молотком по столу. — Отбивные с утра готовишь? Как мило, — саркастично заметил он, но сразу вернул серьезность: — Та, что на ленту была приколота. Ценная вещь, между прочим, фамильная.

— Вот как? — Чуя ударил последний раз, и из-под молотка брызнула синяя пыль. Камень передавался из поколения в поколение, и хозяин вещи, вероятно, с ней не расставался — признаки налицо.

Чуя поднялся. Шаг — реальность подернулась красноватой дымкой. Еще шаг — дверцы шкафов, полки и окна дрогнули от вибрации. Он взял руку Дазая в свою, переплетая пальцы, — сила рассеялась.

— Малыш соскучился по ласке? — Дазай очертил подушечками пальцев линию скул на лице Чуи и приподнял за подбородок, вынуждая пересечься взглядами. Открытый ярко-синий и хитрый прищур огненно-карих глаз. — Или поумнел?

— Твой дар по-прежнему действует, — досадливо протянул Чуя и в раздражении отпрянул.

— Конечно! — Опять дурацкий ехидный смех. — Скорее земля перевернется, чем ты начнешь соображать. Я предупреждал, что полностью контролирую дар и у меня нет ключа, так что ищи в другом месте и у другого человека. Отлично, — вздохнул он, глянув на бирюзовое пятно, которое расплылось на столешнице, — ты расколотил старинную реликвию, но я не сержусь, и времени на пустяки нет. Через час у меня назначена встреча с инспектором полиции, которому я обещал помочь с поисками подрывника.

— Разве ты занимаешься не убийствами на побережье?

— Интуиция подсказывает, что эти дела связаны. Иногда чтобы найти одну таинственную личность, следует разоблачить другую, не так ли? — подмигнул он и сразу угрюмо добавил: — Неужели ты и впрямь такой тугодум, что ничего не замечаешь? Что же, собирайся, сегодня будешь моим телохранителем, поскольку повар из тебя никудышный, как выяснилось вчера.

— Нет, — твердо заявил Чуя. — Я больше никуда не пойду и не позволю манипулировать мной. Я не мальчик на побегушках и отныне пальцем ради тебя не пошевелю.

— Я… — растерялся Дазай, но Чуя решительно его прервал:

— Делай что хочешь со своей жизнью. Режь себя или утопись, а мне надоело. Ты просто жалкий шантажист и трус, который только мелет языком и ни на что не способен! Готов поспорить, что боишься даже крошечной раны и будешь цепляться за жизнь, как последний нытик, поэтому не стоишь того, чтобы тебя спасали. Манипулятор, лгун, шантажист и подонок! Лучше быть дураком, чем похожим на тебя. Я устал, бесишь!

Дазай молчал. Он превратился в истукан, а потухший взгляд устремился в пол, будто слова ранили глубоко в душу жестокостью или своей правдивостью. Он не шевельнулся и тогда, когда Чуя прошел мимо, чтобы оставить его в квартире одного.

Надоел, раздражает, бесит один его взгляд и постоянная издевка в голосе! Чуя ему не повар, не телохранитель и не слуга, и не намерен бегать следом и сдувать пылинки, как с драгоценного хрупкого раритета. Тот расстроился и обиделся? Пусть. Он несносная мразь и не центр вселенной.

Чуя торопливо юркнул за угол, когда Дазай появился в дверях высотного дома, и облегченно выдохнул: просто-напросто шантажист, который и правда ничего с собой не сделает. В действительности тот живет в свое удовольствие, находит рычаги влияния на других людей и вволю развлекается, но у жертвы иногда кончается терпение. Вот и терпение Чуи иссякло.

«Мне нужен перерыв, — рассуждал он про себя. — Отдых, хотя бы на один день. Потрачу это время на себя, на восстановление душевного равновесия, а после обязательно вернусь. Что с ним может произойти за несколько часов? Ничего, ведь такого паразита ничем не вытравишь».

Когда Чуя последний раз виделся с Рюноске, тот упоминал место в городе, где располагалась штаб-квартира портовой мафии, и вспомнить адрес не составило труда. Да, почему бы не посвятить время себе и немного Акутагаве?

***

Похоже, современные люди отличались непомерной любовью к ресторанам — Акутагаву Чуя обнаружил в одном из престижных и дорогих заведений. Однако вряд ли тот заглянул пообедать, поскольку уже направлялся к выходу, сосредоточенно уставившись перед собой. Следом, едва поспевая, семенила девушка.

— Чуя-сан? — удивился он, едва не столкнувшись с ним на пороге. Напряженная складка меж бровей разгладилась, зато спутница Акутагавы помрачнела так, будто получила весть о кончине всех родственников разом. Она скептически смотрела на Чую и нервно барабанила пальцами по маленькой сумке.

— У меня выдался свободный день, — беззаботно начал Чуя, стараясь игнорировать прожигающий взгляд девушки, — и я подумал, что неплохо будет провести его приятно и с пользой. Что скажешь?

— Ага, — растерялся Акутагава.

— Вижу, что ты занят, поэтому увидимся вечером. Пляж, пирс, на прежнем месте, как только освободишься.

— Хорошо, — выдавил тот. Должно быть, тоже ощущал, как стоящая рядом девушка сверлит их обоих суровым взглядом, оттого смущался.

— Рюноске! — Чуя окликнул того уже на улице. — У меня небольшая просьба. Одолжи денег.

Через минуту девушка кусала губы, глядя, как Акутагава отсчитывает купюры, словно расставалась с деньгами, вынутыми из ее собственного кармана.

Несколько часов в уединении и спокойствии — что могло быть лучше? Чуя сидел на песке, в тени, смотрел на океан и слушал мирный рокот волн, но насладиться тишиной и свободой в полной мере не получалось. Червь сомнений пожирал его сердце, словно не сердце это было, а прогнившее яблоко, которое скоро превратится в ржавую труху.

Если Чуя позволит новым чувствам пустить ростки и зацвести, то потеряет гордость и самоуважение, станет грязью без достоинства и чести, дешевкой и мусором. Если продолжит вести себя намеренно грубо и холодно, будет до конца жизни терзаться от боли, которая рвет сердце. И тот и другой путь казался неприемлемым, потому оставался единственный вариант: как можно скорее выполнить работу и уйти, исчезнуть из жизни Дазая и из этого мира. Безразличие и цинизм Чуи толкнули Рэя к краю обрыва, а его любовь убила кочевника. Какая разница, если финал один? Он мог только бежать и прятаться — лишь так убережет тех, кто ему дорог. 

Впрочем, для начала следовало извиниться, хотя бы за то, что разбил фамильную брошь в порошок. Слов недостаточно, и Чуя обошел все ювелирные салоны, но всё оказалось либо жалким подобием и подделкой, либо стоило заоблачную сумму. В итоге он потратил деньги на новинки в гардеробе: фетровую шляпу, в которую влюбился, едва завидев на витрине, и пальто, как уверяли продавцы, из последней модной коллекции.

«Дазаю обязательно понравится, — подумал Чуя, поправляя лежащее на плечах пальто. — Черное будет смотреться лучше, чем бежевое».

Акутагава, как они и договорились, появился на побережье, когда солнце уже клонилось к западу, но не сразу заметил Чую, который скрывался в сумраке среди мостовых свай.

— Надеюсь, рабочие обязанности тебя не вымотали, — заговорил Чуя, обращая на себя внимание.

— У меня ни с чем не бывает трудностей, благодаря дару, конечно, по большей части. Неплохой выбор, кстати, теперь выглядишь серьезней, но кажется… — его взгляд задержался на рукавах, которые свободно болтались, — тебе немного великовато.

— Мне так больше нравится, — сухо ответил Чуя. Не объяснять же ему, что пальто купил не для себя? Он дернул сваю, и та, словно сухая тростинка, сломалась и осталась в руке длинной металлической балкой. — Проверим, на что ты способен. Я обещал сделать из тебя бойца, но сперва должен посмотреть потенциал.

— Мне не надо, — боязливо попятился Акутагава, — ни к чему еще лучше сражаться. Хватит того, что есть.

Они оба знали, что камень и железо не пробьют Расёмон, каким бы ни был удар, и всё равно Рюноске интуитивно отступал. Может, из-за холодного колючего взгляда? Вокруг дрожало и горело марево, а внутри застывал лед.

— Какие отношения у тебя с Дазаем? — Чуя метнул балку, и та вошла копьем в песок возле ошарашенного Рюноске. Акутагаву надежно спрятал щит, и он не пострадал.

Как глупо! Глупо и недостойно вмешивать личные чувства, раздражаться, подозревать и срывать злость на том, кто этого не заслужил.

— Отвечай! — Кулак с треском сжег преграду. — Защищайся! — Стена выросла вновь, и новый удар не добрался до человеческой плоти. — Нападай! — Шипы Расёмона полетели сверху. Чуя замахнулся, сбил оппонента и тут же разнес колья, несущие смерть, в пыль, прижал Акутагаву к себе, крепко, передавив сонную артерию. Горячий воздух взорвался, взметая струи раскаленного песка и накрывая мелкими частицами. Чуя сразу отпустил.

— Мне всё ясно. Ты в порядке? — сочувственно коснулся он плеча Акутагавы. Бедняга задохнулся и теперь, сидя на земле, громко и надрывно кашлял. Бойцовские навыки на нуле, здоровье еще хуже, даже Расёмон может подвести. — Ты должен научиться атаковать и обороняться одновременно.

— Я обязан ему всем, — хрипло произнес Акутагава. — Без него моей сестры и меня давно бы не было в живых. Он спас нас и научил… — его прервал кашель и тихая мелодия. Он достал из кармана телефон. — Алло. Дазай-сан, не понимаю… Вы не вовремя… — Акутагава снова кашлянул и попытался восстановить дыхание. — Нет, не занят, но вы не вовремя. Да, — поднял он взгляд на Чую, — он со мной… Почему вы стоите на стуле? Кхе… Говорите громче, я не понимаю… Что значит, мешает веревка?

— Что ты там задумал, псина?! — Чуя выхватил телефон и крикнул прямо в трубку. Сам удивился, как дрогнул голос и как тяжело удерживать маленькую вещичку, что не больше деревянного бруска, когда руки лихорадочно трясутся. От одиночного, хриплого короткого вдоха пробрал мороз. Так далеко, но будто бы рядом.

— Прощай, малыш. Отсчитай мне десять секунд.

А затем лишь тишина. Звонок оборвался, и вместе с ним оборвался мир, рухнув в темноту.