Песок будто нарочно хватал цепкими щупальцами, сгорал в красном огненном вихре, твердел и удерживал на месте.

Один…

Дорога превратилась в нескончаемую крутую лестницу, которая по камешку осыпалась под ногами. Хоровод деревьев кружил перед глазами и сплетался ветками и корнями в единую сеть.

Два…

Холодный ветер раскаленными кольями врывался в легкие. Чуя захлебывался, казалось, собственной кровью — горячее, красное нечто облепило извне и внутри.

Три…

Дымящееся железо и асфальт. Гудящие машины, свист и скрип со всех сторон, как застывшие картинки на компьютере Дазая.

Четыре…

Проклятый шантажист! Ублюдок! Бесит. Чуя ненавидел его всем сердцем. Ненавидел себя всей душой.

Пять…

Далеко. Почему Чуя не умеет летать? Остановиться, бросить всё на полпути и умереть одновременно с ним?

Шесть…

Каменный лабиринт, где один поворот похож на следующий, никогда не кончится. Может, Чуя стоит на месте?

Семь…

Взорвать, обратить город в руины. Что угодно, лишь бы добраться до цели, увидеть его, хоть на пустыре.

Восемь…

Что, если Дазай не дома? Придется повернуть. Поздно.

Девять…

Металл протяжно скрипнул и погнулся, а ступеньки пролегли скользкой лентой. Еще одна дверь, но миг — и ее не стало.

Десять…

Тихо. Так же, как в телефонной трубке. Не успел или снова обман? Дверь в гостиную оказалась приоткрыта, и взгляд зацепился за стул, одиноко стоящий в центре, и ботинки. Ботинки, брюки, но самого человека не было видно. Сердце дрогнуло и застыло, и весь мир замерз. Дазай не лгал. Чуя ворвался в комнату.

Он был тут. Однако не он, а его подобие — просто тряпичная кукла с его фигурой и лицом, вокруг которой переплеталась нить. Одна толстая нить, свитая из сотни мелких и тонких, порванная и распущенная, как клочок сухой пакли. Но за нее никто не дергал, и марионетка лежала мертвой. А рядом нож, красные разводы на стали и полу.

Всего лишь кукла. Не бывает людей с восковым лицом.

— Не бывает, — Чуя нерешительно приблизился. — Ты должен был опять обмануть меня. Скажи, что солгал! — потянув Дазая за отвороты пальто и встряхнув, он уселся на того верхом и рывком отбросил петлю. Безжизненность и молчание в ответ. — Признайся, — уже упавшим тоном произнес он, провел рукой по щеке Дазая. Не тряпичная и не восковая, а настоящая кожа, но сквозь повязку на шее не прощупывался пульс. — Ты жив, я знаю, — Чуя склонился к его лицу. Кровь не бунтовала, но остановилась, наливая тело свинцом, выталкивая кислород и пеленая в тугое покрывало. Дазай не прав: они связаны клятвой. Иначе отчего так больно?

— Ты не умрешь по моей вине, как те двое, — Чуя прижался к губам Дазая в неосознанном поцелуе и слегка запрокинул тому голову, вынуждая приоткрыть рот. — Ты проживешь без меня, а я без тебя — нет, поэтому я отдам тебе всё, что у меня осталось.

Размеренный стук сердца и дыхание, один общий выдох и вдох, лишь болью не хотелось делиться, но она настигнет сама, без разрешения. Скрипучий звук вырвался из горла Дазая, и Чуя отстранился, усилием сдерживая улыбку, — нездоровый хрип был усладой для ушей только потому, что не мертвая тишина.

— Тебя не было слишком долго, — сипло и тихо промямлил Дазай, закидывая руки на шею Чуи и притягивая того еще ближе. — Я думал, что умру один, так и не дождавшись.

— Несносный урод, вот кто ты, — Чуя вмиг выбрался из объятий, слишком слабых, чтобы удержать, и сердито прорычал: — Конечно, всегда мечтал умереть вдвоем с таким подлым нахалом, как ты!

— Но ты всё равно бросил дела… Всё бросил, чтобы примчаться ко мне, — поморщился он и медленно поднялся вслед за Чуей, потирая шею. — Теперь понял, что я не просто шантажировал и я не трус, а настроен серьезно?

— Я тоже, — пробормотал тот, несмело шагая навстречу. Нужно извиниться. — Я не мог не прийти, потому что испугался. Ты ведь мог погибнуть. Мне невыносимо…

— Да-да, я в курсе, как действует кровавая клятва, — раздраженно перебил Дазай. — И вижу, что спешил. Так торопился, что по ошибке прихватил наряд пугала вместе со своими вещами. В каком кукурузном поле вы с Акутагавой развлекались?

Его слова отрезвили подобно ушату ледяной воды: он не изменится, не перестанет ехидничать и грубить. Никогда, что бы ни случилось.

— Бесишь, невыносимо, — ровно и без эмоций проговорил Чуя, пряча взгляд под полями шляпы. — Я уже жалею, что спас тебя.

Почему слова Дазая так много значат, почему каждое из них вонзается ядовитой стрелой и почему нельзя просто заткнуть его, заставить молчать, выбросить мысли о нем из головы? Не следовало его спасать. Лучше бы задохнуться и умереть рядом, считая их злосчастной судьбой друг друга, чем опять слышать пренебрежение и неизменную издевку в его голосе.

Дазай взял стоявший посреди комнаты стул и поставил рядом с креслом, где уже сидел Чуя. Он был так близко, прижимаясь плечом к плечу, что всем телом ощущалась вибрация его хриплого неровного дыхания. Если бы это могло длиться вечно!.. Они не говорили бы ни слова, забыли о клятве и жестоких шутках, о ехидных насмешках, гордости и предательстве. Чуя отдал бы ему всё, что имел сам, — месяц своей жизни.

— Я прощаю тебя, — Дазай наконец нарушил молчание, — за то, что променял меня на Акутагаву. Спасибо, что не бросил и вытащил меня из петли, но впредь ни с моей ни с твоей стороны недопустимы подобные поступки. Я не шантажирую самоубийствами, ты отказываешься от встреч с ним.

— Ты по-скотски обращаешься с людьми, — процедил Чуя, едва проговаривая слова и боясь, что голос изменит ему и дрогнет. Дазай выставлял его виноватым, когда сам оскорблял и насмехался, но именно сейчас стало особенно обидно. Хорошо, что Чуя не успел опозориться окончательно и сказать о подарке. — Твоя смерть означает и мою тоже, и это единственная причина, почему я спас тебя. Завтра я снова увижусь с ним, если он захочет, потому что сегодняшний вечер ты нам испортил.

— Судя по его изможденному тону, ты доводил Рюноске до сердечного приступа, — саркастично заметил Дазай, — а я вырвал его из объятий смерти. Мне мои подчиненные нужны живыми.

— Он не работает на тебя.

— Ха! — Дазай приник к Чуе еще теснее и заговорщически шепнул: — А на кого, по-твоему, ему еще работать? Благодаря кому у парня есть возможность обеспечивать себя финансово, в том числе тратя средства на паршивое тряпье вроде твоего? Рюноске купил эту одежку, я так понимаю, но с размером не угадал. Интересно, почему?

— Мне так больше нравится, — огрызнулся Чуя. — Он мне ничего не покупал, а просто дал денег в долг. И ты ничего не понимаешь в хорошей одежде, потому что у самого ни вкуса, ни стиля нет.

— В долг? Серьезно? Их принято возвращать. Чем собираешься с ним расплачиваться, если у тебя нет работы и даже возможности заплатить за свой обед?

— Придумаю что-нибудь.

Дазай пару секунд скептически смотрел на Чую, будто пытаясь найти то, чего прежде не замечал, а затем восторженно воскликнул:

— А я придумал! Поехали прямо сейчас, — он решительно поднялся, но Чуя не спешил следовать его примеру и бежать в неизвестном направлении по первому же призыву.

— Куда?

— В «Подвал». Горло что-то саднит, и нужно выпить чего-нибудь погорячее. А ты тем временем заработаешь денег. Я объясню, что делать. Это не сложно, так что, полагаю, справишься. Сейчас поздний вечер, когда завсегдатаи клуба легче расстаются даже с миллионами, не говоря уж о той мелочи, что требуется тебе.

Внезапное воодушевление, туманные обещания и задорный огонек в карих глазах не сулили ничего хорошего, но Чуя не сопротивлялся, когда Дазай уверенно повел его к выходу.

***

Вывеска над дверью «Подвала» горела вдвое ярче, чем днем, и тем мрачнее выглядел коридор, слегка подсвеченный белыми матовыми лампами. Обувь гулко стучала по каменным ступенькам, словно в подземелье старого замка. У широкой резной двери стоял охранник. Молча заглянув в карточку — очевидно, пропуск, — которую протянул Дазай, он посторонился, освобождая дорогу клиентам.

— Слишком цивилизованно, — Чуя повертел головой по сторонам. Ненавязчивая музыка, тихие беседы благопристойных горожан за бокалами вина, начищенные до кристального блеска стаканы в руках бармена — заведение не навевало мыслей о быстром заработке. Чуя ожидал обнаружить тут нечто вроде подпольного бойцовского клуба, но угодил на сборище интеллигентов.

— Что мы тут будем делать? — шепнул он, сердито покосившись на Дазая.

— Я расслабляться, а ты зарабатывать деньги.

— Как? Пол мыть, что ли? — Чуя раздражался еще сильнее и готов был прямо сейчас развернуться и уйти. — Так он и без того чистый. Что делать в этом стерильном клубе? Говори прямо, кого из местных мамкиных баловней избить, чтобы получить деньги.

— Где твоя гибкость мышления? Действуй тоньше, малыш, — Дазай приобнял Чую за плечи и повел в другую часть зала, скрытую за полупрозрачной вуалью. — Чтобы заработать, не нужно драться, а в сложившейся ситуации, я бы сказал, категорически нельзя этого делать.

Чуя собирался возразить и признаться, что ничего другого не умеет, как неожиданно очутился по ту сторону занавеса. Здесь за длинным широким столом сидели трое мужчин. Двое расплылись в радостной улыбке, а третий сдержанно кивнул.

— Дазай! Дружище, рады тебя видеть! Наконец-то! Где пропадал? — наперебой галдели двое, пока не заметили еще одного человека. — А вы, позвольте спросить, кто?

— Накахара, — коротко представился Чуя. Он не знал, что говорить и как себя вести, поэтому счел молчание лучшей тактикой.

— Он настоящий гений. Советую остерегаться, — доверительно наклонившись к столу, по секрету поведал Дазай. Он определенно шутил или снова решил поиздеваться, но его приятели восприняли предупреждение всерьез и вмиг сменили беззаботные выражения на подозрительность.

— Присоединитесь к нам? — с опаской, исподлобья посматривая на Чую, будто на вражеского шпиона, предложил один из знакомых Дазая. — Мы как раз подыскивали подходящую компанию и заставляли скучать без дела нашего нового дилера. Николай недавно в нашей стране, но успел зарекомендовать себя как профессионал.

— Результат оправдывает ожидания, и значит, время не потрачено впустую, — безэмоционально проговорил третий мужчина, который явно не входил в число приятелей Дазая. В его руках возникла колода карт, на которую он не смотрел, но которая распустилась веером, сложилась, распалась на несколько частей и снова соединилась за пару секунд. Небольшие картонные квадратики мелькали с поразительной скоростью и ни одна не выбивалась из ритма, словно склеенные в цветастую ленту. Всё это время его неподвижный взор был прикован к Чуе. — Накахара-сан, не желаете ли их проверить? — протянул он колоду на открытой ладони.

— В этом нет нужды, — ответил тот. Он бы сказал еще что-нибудь, уж слишком странное ощущение вызывало пристальное внимание иностранца, будто нечто знакомое, почти болезненное, под самой кожей, как брошенная Дагоном капля воды. Но не успел. Дазай оттащил Чую и насильно усадил в кресло, а сам расположился между ним и дилером, после чего наклонился и тихо шепнул:

— Умеешь играть в покер?

— Ага. Немного. Вроде того.

Чуя надеялся, что никто посторонний не расслышал его ответа. Шанс заработать кучу денег в карточной игре был существенен, но столь же велика была вероятность потерять всё — Дазай заранее пустил приятелям пыль в глаза, назвав Чую гением, и оставалось только поддерживать имидж.

Первые купюры легли на стол, и Чуя еле заметно дрогнул, когда ладонь Дазая опустилась ему на колено, а ухо защекотал шепот:

— Рассчитываю на тебя. Дуракам везет.

Он оставил Чуе свой бумажник. Они рисковали, но одного из них, кажется, это не волновало. Лениво глянув на свои карты и те, которые уже были открыты на столе, Дазай отложил их в сторону и с веселой улыбкой пожал плечами:

— Не мой день, однозначно. Лучше разорюсь в баре — хоть с пользой, — он хрипло кашлянул и мигом скрылся за ширмой.

Либо его теория насчет везучих дураков в корне неверна, либо Чуя обладал недюжинным умом — он смотрел, как дилер достает последнего четвертого туза, и на те совершенно бесполезные карты, что ему достались. Он не слишком хорошо разбирался в покере, но помнил выигрышные комбинации и понимал, что ни одну не соберет, так что шансы на победу таяли, подобно миражу.

Сколько они вдвоем уже потеряли? Тридцать, сорок тысяч? Для состоятельных господ из современного мира мелочь, а для Чуи прямая дорога в пожизненные должники. Придется грабить банк.

— Не пора ли удвоить ставки? — Чуя вальяжно откинулся в кресле, беззаботно отсчитал несколько банкнот и бросил их к общей денежной горке. Отступать нельзя, он и так много потерял, теперь обязан дойти до конца.

Двое приятелей переглянулись, словно общаясь телепатически, после чего глянули на вернувшегося Дазая. Надеялись на подсказку, сомневались. Пара мгновений потребовалась для раздумий, после чего один с досады бросил карты, а второй достал кошелек и последовал примеру Чуи.

Дилер, тоже покинувший игру, твердой рукой выложил последнюю карту. Какую — это уже не имело значения. Чуя не глядя выгреб из бумажника оставшиеся купюры, мысленно извиняясь перед Дазаем и не в силах на того посмотреть.

Все внимание было приковано к новичку, который вел себя излишне самоуверенно, в то время как его взгляд сверлил единственного соперника, исподлобья, нагло, высокомерно. Оппонент начинал теребить краешек карт, и те почти неуловимо, но дрожали. Закончились деньги, и нечего ставить на кон? Карты столь же безнадежны, как у Чуи? В зале повисло напряжение.

— Пожалуй, закончим на этом, — тот нервно поднялся, обогнул стол и, прежде чем выйти из комнаты, нагнулся к Дазаю: — Спасибо, удружил, век не забуду.

— Всегда рад. Обращайся, — Дазай помахал приятелю на прощание и, когда второй его знакомый тут же ретировался следом, сразу забыл о них. Он сгреб деньги, быстро вычел и забрал те, что давал Чуе для ставок, и подвинул победителю. — Твой выигрыш. Теперь расплатишься с Акутагавой да еще и при финансах останешься. Молодец! Я не сомневался.

Из бара он вернулся не с пустыми руками, а принес графин с жидкостью цвета крепкого чая и три стакана. Если, наблюдая за игрой, наливал только в свой, то теперь наполнил все стаканы и протянул один дилеру.

— Вы очень любезны, — тот всё равно смотрел на Чую, даже обращаясь к другому человеку. На миг оторвавшись от перетасовки карт, залпом опустошил стакан так невозмутимо, словно там и вправду был всего лишь чай.

— Николай. Так ведь вас зовут? — Дазай заинтересованно наклонил голову вбок, дилер в ответ кивнул. — Мы прежде встречались? У меня хорошая память на лица, и ваше мне кажется знакомым.

— Увы, у меня, напротив, ужасная память, если вопрос не касается карт. Если вы, однако, путешествовали на круизном лайнере, где я работал крупье в казино, то на нем могли меня видеть.

— Определенно, именно там. — Реплика, произнесенная растянуто и севшим голосом, звучала, как неприкрытая угроза. Рука Дазая, как кобра, метнулась и обвила шею Николая, который за несколько секунд изменился в лице: побледнел, глаза широко распахнулись, а затем взгляд уперся вниз. Он уставился на карты, что продолжали порхать, подобно невесомым крыльям мотылька.

— Как насчет еще одной партии? — Дазай развернулся, взвесил на ладони стакан, отпил глоток и хрипло кашлянул. — Только мы с тобой вдвоем.

— Хочешь вернуть свои деньги? — Чуя пригубил содержимое стакана, и то оказалось далеко не чаем. Ром, бренди или смесь коньяка с виски, но точно что-то крепкое, бьющее в нос травянистым шоколадным запахом и заглушающее вкусовые рецепторы огненно-горячим перцем. Вряд ли обычный человек мог выпить целый стакан за раз.

— Оставь их себе. Сыграем на интерес. В чем смысл, спросишь ты? — Рассеянная улыбка сошла с губ почти в тот же миг, как появилась. — В том, что мы оба хотим получить выгоду, один от другого. Пока мы тут и в крови играет адреналин, предлагаю воспользоваться моментом. Проигравший исполняет желание.

— Нет, — категорично и без раздумий отрезал Чуя. Он собрал деньги, сложил их аккуратной пачкой и положил в карман, но не успел подняться, как следующая реплика вкрадчивым тоном приковала его к креслу:

— Не нужна свобода от клятвы? Второго шанса может не быть. Когда еще я добровольно предложу подобное, ведь мне твой уход, моего телохранителя и гаранта безопасности, не выгоден. Если выиграешь, я произнесу ту ритуальную фразу.

— А если не выиграю? — осторожно поинтересовался Чуя.

— У меня нет конкретного желания, так что будет простая формальность: попрошу о незначительной мелочи, скорее всего.

Возможно, это была единственная возможность избавиться от уз кровавой клятвы. Упускать ее только из страха проиграть? Непозволительно. На кону не просто деньги или желания, а сама жизнь и смерть.

— Раздавайте карты, — отбросив последние сомнения, процедил Чуя, и Дазай с видом счастливейшего человека на земле уселся напротив.

По две карты на руки, три на стол, и Дазай жестом остановил дилера.

— Не передумал? — он хищно прищурился, словно предвкушал, как будет биться в крепкой паутине долгожданная муха. — Еще чуть-чуть, и достигнем точки невозврата, но пока я предлагаю вернуться к началу и отменить ставки.

Чуя отрицательно качнул головой. Это не его идея, но отступать он не планировал и в отличие от соигрока не мог пойти на попятную. Взгляд из-под полей шляпы упал на Николая, который отныне не решался посмотреть на Чую, сосредоточил всё внимание на колоде и придерживал двумя пальцами новую карту. Бубновые туз и дама уже были открыты, и до победы оставался маленький штрих, крошечная деталь — пятерка той же масти.

И вот оно! Свершилось! Наконец-то! Чуя бросил карты почти одновременно с теми, что достал из колоды дилер. С души скатился огромный камень, напряжение спало, обилие красненьких ромбов радовало глаз.

— Напомнить текст отказа? — Чуя не сумел удержаться от сарказма при виде растерянности на лице Дазая. Тот внимательно и задумчиво рассматривал карты, как будто не понимал, что за картинки перед ним, что они значат и каков финал игры.

— Нет, — ровным тоном выдал он, — я знаю эту фразу наизусть, но вряд ли она мне понадобится.

Что-то алое, как полосы крови, проплыло перед глазами. Цветные изображения, красные фигуры и черные буквы, как кружащие во тьме потоки магии, а еще чужой безэмоциональный голос, что вынес приговор: «Роял флеш». Слова оглушили.

— Не может быть, так не бывает! Ты мухлевал! — Чуя перекинулся через стол, схватил Дазая за ворот пальто и с силой дернул на себя. — Выворачивай карманы и показывай, что в рукавах, жулик! Живо признавайся! И бинты снимай, или я сам разорву их.

— Ну что ты, милый! — Отчаянная слабая попытка вырваться не дала результата, а наигранное смущение лишь распалило ярость. — Тебя зверски возбуждает ситуация, но потерпи до дома — мы в общественном месте, как-никак.

Рыкнув от бессилия и злости, Чуя толкнул Дазая и откинулся на спинку кресла. Шантажист и обманщик еще осмеливался выставлять его озабоченным дураком, но в чем-то прав: лучше дождаться, когда они останутся вдвоем. Дилер легким жестом собрал раскиданные карты и поднялся.

— Мне жаль, — потупил взгляд Николай. Он извинялся? За что? Не за победу ли Дазая?

— Отвратительное пойло, — глотнул Чуя напиток из стакана и снова наполнил до краев. — Что ты там смешал?

— Весь ассортимент бара, так что не пей. Исполнитель моих желаний должен быть трезвым и желательно вменяемым.

Чуя разом опрокинул в себя всю порцию жгучего алкоголя и задохнулся не то от резкого сжатия легких, не то от наглости Дазая. Того не остановил ни взор, переполненный гневом, ни громкий удар стекла о поверхность стола, и самоуверенные ленивые рассуждения продолжались:

— Когда я говорил об отмене ставок, то не шутил и всерьез хотел дать шанс отказаться от неприятных обязательств. Впрочем, хочешь или нет, нравится тебе это или нет, отвертеться не получится. Сам понимаешь, так ведь? Карточный долг — святое.

— Я никогда не отступал от своего слова, — севшим голосом заявил Чуя. Горло нещадно горело, на глазах выступали слезы, но он не останавливался, твердо решив прикончить весь алкоголь. А после прикончить жалкого шулера, который выиграл исключительно благодаря обману. — Будет тебе исполнение желания. Говори, какое.

— Скажу дома. Если ты еще будешь в состоянии слышать и понимать человеческую речь.

— Ты меня недооцениваешь, — поднял Чуя почти опустевший графин. — Я на многое буду способен.

Время текло вязкой карамельной лентой, горячий шоколад с кипением вливался в горло и обволакивал тонкими нежными нитями. Кресло и мрак, куда проваливался Чуя, разрастались мягким коконом. Дазай не раздражал. Молчал и смотрел. Да, с насмешкой и ехидством, но его взгляд был теплом, бренди и коньяком, бурлящей карамелью. Сладкий и липкий, он оставлял налет на губах. Чуя не чувствовал собственного тела, зато ощущал, как быстро колотится другое сердце — стремительно, неровно, с жаром. Дазай.

— Да, я здесь. Идем домой, пьяница.

Голос и резкий рывок вверх выдернули из мрака. Чуя куда-то шел, или его вели, потому что он ничего не видел и не падал лишь оттого, что уткнулся в чье-то плечо, а чьи-то руки его удерживали в крепких объятиях, не позволяя шагнуть в сторону. Теплые, сильные, липкие и…

Навстречу хлынул порыв ветра, пробуждая от темного сна, в который незаметно провалился Чуя. Из открытого окна доносилось гудение проезжающих машин, шорох покрышек и урчание мотора.

— Ты похож на собачку, — с улыбкой заметил Дазай. — Они тоже высовываются наружу, если опустить стекло.

Что за мерзкое глупое сравнение? Злобно покосившись на Дазая, Чуя сел прямо. Огни неслись перед глазами, навевая сон, а автомобиль мягко плыл по шоссе, убаюкивая.

— Приехали.

Дазай распахнул дверцу и помог Чуе, который едва держался на ногах, выбраться из машины. Он что-то недовольно бурчал, но вслух не жаловался. Они поднимались по лестнице медленно, как в продолжении сна, и только пальцы, обхватившие запястье, убеждали, что это реальность. Обхватившие так крепко, будто прилипли, словно их спаяло общим огнем, кожа к коже.

— Если мы дома, то назови свое желание, — Чуя остановился. Он без труда расцепил хватку, поднес ладонь Дазая к губам и лизнул ее от сплетения бьющихся вен до кончиков пальцев, отвечая на вопрос, который мучил последний час. Или два. Или всегда. — Сладкие.

Обескураженный или смущенный, Дазай застыл на миг, а через секунду метнулся вверх по лестнице, утаскивая Чую следом. Входная дверь хрустнула и покосилась, сорванная с петель еще до их отъезда в «Подвал».

— Вызову мастера завтра, — машинально бросил ничуть не обеспокоенный хозяин квартиры. Он торопливо разулся, и судорожно, словно после погони, добавил: — Наверное, вечером.

— Я могу починить прямо сейчас.

— Почини, — рассеянно отозвался Дазай.

— Это твое желание?

— Нет, — он покачал головой и направился в спальню. Неспешно, нарочно, чтобы Чуя сумел нагнать в одно мгновение и за пару шагов. Замер и слабо покачнулся, как будто заваливаясь назад, когда тот сдернул с него пальто. Карты, разумеется, россыпью не разлетелись.

Его короткий вдох был похож на прощание с жизнью, когда Чуя толкнул его к стене, развернул лицом, притянул к себе, удерживая за рубашку. Ближе, горячее, отчетливее стук крови. И вот уже не только биение чужого сердца в груди Чуи, но и на его шее влажные поцелуи Дазая, жадные до исступления. Чуя с силой ударил того об стену затылком. Дазай, зажмурившись, тихо сполз на пол и со скрипом процедил:

— Можно чуточку ласковее с тем, кто сегодня вернулся с того света?

— Это твое желание? — Чуя опустился на колени и, собрав волосы Дазая в кулак, рванул вбок, запрокидывая тому голову. — Чтобы я был нежен с тобой?

— Н…нет… — Сдавленный всхлип.

— Любое желание, Дазай. Разве ты не придумал его давно, когда предлагал ставки, когда планировал сжульничать и обыграть меня? — Чуя коснулся невесомым поцелуем уголка губ, изогнутых в тонкую линию, и ядовито улыбнулся: будто бы Дазаю происходящее отвратительно. — Не может твой извращенный ум не изобрести новую гадость, чтобы досадить мне. Ну же, это нечто мерзкое и унизительное, да? Конечно, ведь иные мысли не рождаются в твоем мозгу! Скажи, что мне сделать, ведь ты наверняка чего-то хочешь.

Ответом стало то же сбитое дыхание. Неужели он так и будет молчать? Чуя крепче сжал кулак, выбивая из горла Дазая новый болезненный стон, наклонился, но и сам не вымолвил ни слова. Его накрывала темнота, достигала сознания и превращала то в необъятную черную дыру, которая дрожала от напряжения, и он едва не падал в объятия тягучего мрака.

— Да, у меня есть желание, — тихим, но твердым голосом произнес Дазай. — Всю жизнь проведешь в качестве моего верного пса и всегда будешь следовать моим приказам.

Чуя разжал пальцы, отпуская Дазая, на мгновение отвел взгляд и вдруг рассмеялся. Это ведь была шутка? Кто в здравом уме станет требовать подобные глупости? Никто.

— Не нравится? — его тон был серьезен, холоден, непоколебим, и не сохранил ни толики нежности и прежней слабости. — Тогда не нужно было проигрывать. Научись думать, чтобы все подряд тобой не пользовались.

Научиться думать? Скорее уж, научиться не чувствовать. Сейчас даже выходки Рэя показались невинным ребячеством по сравнению с тем, что творил этот шантажист и притворщик: заигрывал, чтобы затем уколоть, раз за разом всё больнее, снова и снова, зная, что дурак опять поверит и попадется на ту же уловку.

Дрожащая ладонь сжалась, и Чуя ударил Дазая локтем, наотмашь. Тот свалился, прохрипев что-то напоследок, и замолчал, хотя всё еще был жив и в сознании — впрочем, это легко исправить.

— Ты должен благодарить меня за великодушие, — едва не рыча, произнес Чуя, возвращая Дазая в сидячее положение, стискивая в кулаке ворот рубашки, пригвождая к стене и почти ломая грудную клетку. Тот беспомощно глотал воздух и держался за руку Чуи, не имея сил оторвать ее от себя. — Обманул меня в игре, но я всё равно готов выполнить любое твое желание тогда, когда могу вмиг сделать тебя калекой. А у тебя хватает наглости предлагать мне роль твоей собачки! Нет, только одно желание, один раз, и никакой всей жизни.

— Других у меня нет.

Как можно быть таким упертым? Наглым, самоуверенным, отвратительным и упрямым!

— Придумай! — почти крикнул Чуя, приникая губами к его уху, и внезапно перешел на шепот: — Ты умный, так придумай что-нибудь. Мерзкое грязное болото, полное черноты и гнили… Такой сладкий, — он поддел языком мочку и прикусил. — Почему в тебе так приятно вязнуть? Объясни, как ты это делаешь и как заставляешь увлечься тобой? Презираешь меня, но не освобождаешь от клятвы и не отталкиваешь. Почему? — Ладонь от горла опустилась к сердцу. Застывший взгляд в никуда, стекающая по подбородку кровь, хриплое дыхание, бешеный ритм сердца, будто на пределе. — Боишься? — Чуя поцеловал бьющийся пульс, который прятался за человеческим телом, мышцами и костями, под тканью, но дрожал в его руках, на губах, внутри него.

— Да, — прошипел Дазай. — Мне много лет не было так страшно, как сейчас. Я забыл, что так бывает.

Он напуган? Но чем? Может, ему противны откровенные ласки, чрезмерная навязчивость, отвратителен сам Чуя. Но силы не равны, потому Дазай не противится агрессору и предпочитает терпеть домогательства, лишь бы тот окончательно не слетел с катушек, лишь бы не стало еще хуже и больнее. Жуткие догадки тяжелым темным сгустком давили на мозг. Что, если это правда?

Чуя вяло отпрянул и привалился плечом к стене, а Дазай, наверняка только этого и ждавший, наконец поднялся и поплелся вон из комнаты.

— Мог бы раньше сказать, что я вызываю у тебя ужас и гадливость! — зло кинул вдогонку Чуя, не оборачиваясь.

— Идиот, — насмешливый ответ пробился сквозь темноту, которая стремительно накрывала и уносила в эпицентр урагана.

Пространство кружилось вихрем, но Чуя сумел добраться до кровати и только после этого упал. Он зарылся во что-то мягкое, теплое и невесомое, обнял подушку и уткнулся в нее носом, вдохнул знакомый запах и пробурчал:

— Черта с два я буду выполнять твои приказы, жулик.