Небрежно начерченными штрихами обозначились порезы и ссадины на руках Дазая, будто его тело стало холстом для ленивого неумелого художника. Следы темных красок или острых стеклянных осколков. Вторя кисти, распоровшей кожу, Чуя водил по узорам языком, то ли уподобившись живописцу, то ли зализывая чужие раны, как кот. Прижимаясь губами к костяшкам, он не смотрел на Дазая, но ощущал взгляд из-под приоткрытых век.

— Просыпайся, паршивец, — Чуя поочередно целовал кончики пальцев Дазая, который не отнимал руку и не пошевелился, когда поцелуи добрались до ребра ладони. — С добрым утром.

— Утро и впрямь началось чудесно, — прозвучал тихий ответ. Эмоций в голосе почти не слышалось, разве только легкая утомленность. Он больше не сердился? Простил?

— Откажись от клятвы.

Попытаться следовало, хотя особой надежды на сей счет не было.

— Ни за что, — отрезал Дазай, но прежняя надменность вмиг улетучилась, и он с тихим шипением отдернул руку — Чуя внезапно укусил. Что ж, сам хотел песика, а у собак есть зубы.

— Откажись, — серьезно повторил Чуя, присаживаясь на край кровати. — Завтра последний день, и мне потребуются «рини», чтобы задержаться тут.

— В чем проблема? — Дазай хмуро потирал укушенную ладонь. Что-то проскальзывало в его взгляде, и нечто неуловимое в тоне, некие искорки иронии и издевки, будто он готовил очередную подлую шутку.

— Что-то может пойти не так, я не слишком доверяю Мори, — Чуя рассеянно следил за каждой ноткой в его голосе и не мог отделаться от навязчивой тревоги. — Если я вернусь всё еще связанный с тобой клятвой, то умру… тем же вечером. Он сказал, что я не доживу до утра.

— Придется рискнуть. Можно подумать, ты не знал, на что идешь, когда бегал за мной хвостом и зацикливался на мне. Отчего ты решил, что я вдруг обеспокоюсь твоей судьбой? Я не откажусь от клятвы. Впрочем, — он осекся и задумался на короткую, а может и бесконечную, секунду. — Пожалуй, я освобожу тебя от клятвы, но при одном условии. Мне, признаться, понравилось сегодняшнее пробуждение, и если оно будет повторяться, ну предположим, неделю, то я произнесу ту заветную фразу, которая тебе так нужна. Увы, тебе всё же придется принимать те магические пилюли, как бы ты этому ни противился.

— Сначала откажись, а после… — Чуя уставился себе под ноги. Не простил. Дазай по-прежнему злился или обижался, а времени на исправление почти не было. — Я согласен делать всё, что захочешь.

— Ты сбежишь, — полный яда голос прошипел над ухом, заставив дернуться, а сомкнувшиеся на подбородке пальцы вынудили повернуть голову. — Ждешь момент, когда будешь свободен, чтобы улизнуть от меня, исчезнуть, скрыться, чтобы я до тебя не добрался. Нет, не позволю. Лучше ты будешь мертвым, чем сбежишь от меня. Ненавидь, но я удержу тебя любым способом.

Шепот острый и колючий, ядовитый и обжигающий, отравляющий кровь и растекающийся теплом на коже. Если бы Чуя мог, ненавидел бы, но он лишь бездумно мотнул головой:

— Не уйду. Мне некуда идти и я не хочу.

— Пустые слова, — раздраженно вздохнул Дазай. — На самом деле ты мечтаешь избавиться от меня, чтобы развлекаться с кем-то другим. Я отпущу, — его губы внезапно дернулись в улыбке, — но сначала принимай «рини», продолжай бегать за мной и выполняй все мои желания. Ты что, не потерпишь несколько дней?

— Нет у меня этих нескольких дней! — выпалил Чуя.

Зря. Напрасно он позволил себе вспышку гнева, сорвался и вмиг выдал себя с потрохами. Дазаю хватило секунды — брови наивно поползли вверх, а улыбка меж тем стала шире и злее.

— Как же так? Потерял волшебные пилюли? Значит, ты не только тупица и коротышка, но еще и растяпа? Ай-яй-яй, какая жалость, раз ты покинешь меня завтра вечером и умрешь, — Дазай сочувственно покачал головой. Фальшивое сострадание, похожее на издевательство. — Всё из-за того, что ты разбрасываешься действительно важными вещами, — он на миг замолчал и холодно добавил: — И людьми, и их чувствами. У меня нет никакого желания облегчать твою участь, так что даже интересно, как ты уговоришь меня отказаться от клятвы за столь короткий срок. Тебе придется очень сильно постараться.

Посчитав разговор оконченным, Дазай поднялся и принялся расхаживать по комнате, что-то ища в ящиках шкафа, в углах спальни и даже под кроватью. Не найдя, он хмуро глянул на Чую:

— Кстати, о пропажах. Не видел мой телефон?

— На кухне, — машинально ответил Чуя. Мысли крутились шестеренками в голове, отодвигая злость и обиду на задний план. Он не имел права расходовать драгоценные часы на ярость, потому что у него не было времени. Ни времени, ни выбора. Никогда, ни в прошлом, ни сейчас, ни в будущем.

Чуя со вздохом поднялся. Он не достигнет за один день того, чего не добился за две недели, но делать больше нечего и придется закончить существование, слепо потакая капризам этого невыносимого эгоиста, мерзавца, шантажиста и обманщика.

Точно, а ведь Дазай лжец! Мысль возникла плотной стеной, остановившей на полпути в кухню. Чуя даже оступился: какой же он дурак и почему не сообразил сразу? Стоило лишь глянуть на честную физиономию Дазая, как прояснялись его коварные планы.

В ящиках возле кровати не обнаружилось ничего интересного, когда Чуя перевернул их вверх дном. В шкафу тоже не нашлось ничего кроме одежды с пустыми карманами. Оставалось распороть матрас, и с осмотром спальни будет покончено, а затем начнется обыск других комнат.

— Что это? — громом прогремел голос Дазая. Гроза посреди белой метели и пушистых облаков, которые хлопьями разлетались до потолка.

— Верни их, — прошипел Чуя. Он так ничего и не нашел. — Ты украл «рини». Отдай их обратно.

Разумеется, это сделал Дазай. Больше некому. Кто другой мог вытащить кошелек с волшебными пилюлями из кармана? Они никогда не выпали бы сами, даже повисни Чуя вниз головой, поскольку он всегда, абсолютно всегда контролировал свои вещи. Еще пару дней назад «рини» находились при нем, а вчера ночью таинственным образом исчезли, так что они определенно не потерялись при драке и взять их мог только один человек.

— Я не воровал их у тебя, — спокойно и как будто бы искренне ответил Дазай, — так что напрасно устраиваешь тут погром. Это ни на шаг не приближает к цели. Впрочем, от тебя одни убытки, и я привык, — он безразлично передернул плечами и высыпал из ладони металлическое и пластиковое крошево — то, что недавно было его мобильником. — Надеюсь, ты понял, что это был обычный телефон, а не разыскиваемый тобой ключ.

— Вор! Отдай «рини»! Они у тебя, я точно знаю. Это твои шутки или месть, или эксперимент, но для меня это не игра. Верни их!

— Кажется, ты ищешь не там. Следует начать с того места, где бываешь чаще, чем в моей спальне. Что насчет дома Акутагавы? Или где ты с ним обычно… — Дазай оборвал себя на полуслове, будто задохнулся и не смог закончить фразу. Ему не хватило воздуха, и он на миг отвернулся. Лишь секунду спустя взял себя в руки, словно не было заминки и он всегда сохранял хладнокровие, невозмутимость и сарказм.

— При чем тут Рюноске? Не вмешивай его, — раздраженно огрызнулся Чуя.

— Я предупреждал! — резко перебил его Дазай. — Запретил даже имя его вспоминать! Забыл? Или может, считаешь, что у меня не хватит сил прикончить этого щенка?

Чуя в недоумении застыл и ошеломленно уставился на Дазая. Как пчела в бочке с медом, он застрял не в состоянии ни вздохнуть, ни шевельнуться — только тонуть в уплотнившемся воздухе. Как так получилось? Как ситуация неожиданно повернулась против него? Он не хотел заводить разговор о Рюноске, но Дазай его вынудил.

— Но это ведь не я начал, а ты, — обескураженно произнес Чуя. — Я ни разу не вспомнил о нем и совсем не думал.

— Я вчера предупредил, — отрезал тот, игнорируя аргументы. — Боишься за него и пытаешься выгородить? Тем хуже для Акутагавы. Я не позволю вам даже попрощаться, и его смерть будет на твоей совести. Только для начала разберусь с делами в офисе.

Чуя лениво поплелся следом, ни в коем случае не желая оставлять того одного, без присмотра. Сомнений не было — уж если кто и способен справиться с любым одаренным, так это Дазай. Тем более с таким хлипким парнем как Акутагава. Если не спускать с Дазая глаз, то вряд ли он доберется до несчастного Рюноске, да и будет целый день в запасе, чтобы решить проблемы с пропавшими пилюлями и до сих пор не снятой клятвой.

— Собирался отдать тебе это еще вчера, — Дазай на минуту задержался у порога и вынул из кармана коробочку. Он держал в ладони и протягивал компас. — Он хоть и раскололся, но я починил, то есть мне так кажется. По крайней мере, больше не разваливается, а уж сломан или нет, сам проверишь.

Проблески, пусть мимолетные, доброго отношения вселяли надежду: Чуя ему не безразличен. А может, это очередное притворство, чтобы затем ударить больнее. Можно ли быть в чем-то уверенным, если речь о Дазае?

***

Компас работал, то есть исправно указывал на одного и того же человека. В то время как тот человек сосредоточенно листал вкладки на компьютере, привычно игнорируя Чую и машинально отвечая неизменным «нет». Упрямо отказывался возвращать кошелек с пилюлями и освобождать от клятвы. Служащие агентства приходили и возвращались, не обращая внимания на словесные перепалки, — атмосфера царила прежняя и неизменная. Да и решись Чуя прямо тут прикончить Дазая, никто бы и ухом не повел.

Хорошего понемногу, решил он, заскучав от бездействия, и, как бывало прежде, опустил ладонь на крышку ноутбука, наклонился к Дазаю и прошипел на ухо:

— Отдай «рини» или пойдем по известному сценарию.

— У меня их нет, — Дазай попытался было подняться, но крепкая, как челюсти бульдога, хватка намертво удерживала на месте. Дергаясь, он рисковал оставить в ладони Чуи изрядный клок волос.

— Тогда откажись от клятвы.

— Лишить себя такого веселья? Никогда!

Каким-то чудом он исхитрился вырваться и даже успел сделать несколько шагов к выходу, потирая затылок. Далеко уйти, впрочем, не смог. Ситуация, значит, забавляет этого мерзавца! Что же, раз ему так по нраву побои…

Чуя настиг его за долю секунды и ударил в бок под ребра. Кости не сломал, но Дазай повис на нем едва ли не всем весом, не устояв на ногах.

— Я лишу тебя жизни без малейших усилий, — равнодушно предупредил Чуя.

— Думаешь, боюсь?

Он мог поспорить, что перед глазами Дазая пляшут кровавые звезды, а по телу разливается горячая боль, но нет, всё же не страшится смерти. Суицидник ведь! Наверняка того и ждет. Но отступить и проявить снисходительность — значит, сдаться. Это недопустимо, когда от рокового возвращения домой отделяет тонкая грань в один день. Он обязан испробовать любые доступные методы, чтобы спастись. Не помогут побои, придется сменить тактику.

Чуя не воплотил в реальности всё, что замышлял, как его опередили — дверь резко распахнулась и очень удачно (для кого как, однако) врезалась в Дазая. Тот ахнул и, хотя уже пребывал на грани обморока, тихо выругался, зажав нос руками.

— Простите, — обескуражено пробормотал парень, возникший на пороге и там же застрявший, боясь зайти в кабинет и испытать на себе гнев начальника. Несколько секунд Ацуши мялся в дверном проеме, прожигаемый разъяренным взглядом Дазая. В голову Чуе пришла своевременная мысль, что за добро нужно платить той же монетой, и он выдернул бедного тигра из опасности быть испепеленным.

— Что? Что вам нужно? — ни на миг не переставая удивляться, насторожился Ацуши. Не сопротивлялся, пока его стремительно утаскивали вглубь коридора — рассчитывал на тигриную сущность, если придется обороняться.

Чуя на ходу вытащил компас. Стрелка непоколебимо указывала на оставшийся позади офис агентства и не дрожала. Тигр не тот, кто ему нужен, но Чуя всё равно удержал того за воротник рубашки и четко произнес:

— Повторяй: я освобождаю тебя от обязательств и клятвы. Прими мой отказ.

Ацуши в непонимании таращился на Чую, молчал, а руки трансформировались в звериные лапы в предвкушении нападения или защиты. Тигриные когти вызвали исключительно снисходительную и беззаботную ухмылку. Если захочет подраться, Чуя не станет возражать.

— Скажи, что он попросил, — слегка гнусавый, но от того не менее грозный голос прозвучал за спиной. Ацуши виновато потупил взор и слово в слово повторил часть ритуала. — Свободен, — отрезал Дазай, кивнув в сторону офиса. Тон не терпел препирательств.

— Принимаю, — на автомате выдал Чуя без надежды на результат. Без ожиданий и без эффекта. — Ничего. Я должен был хоть что-то почувствовать.

— Мелкий засранец! — Дазай смотрел в упор на Чую, и тот вспыхнул от несправедливого оскорбления, прежде чем сообразил, что речь не о нем. — Отправлю его в логово Дагона или еще хуже — заставлю мои поручения выполнять, когда ты исчезнешь. Кровь не останавливается, синяк будет, — жаловался он, осторожно трогая переносицу под покрасневшим платком. — Опять за льдом идти?

— Вырежи себе сердце — ничего холоднее не найдешь, — съязвил Чуя. Что, уже подыскал новую игрушку на замену старой, изломанной и мертвой? За такое пренебрежение хотелось вмазать Дазаю в другой бок, чтобы неделю в больничной койке пролежал.

— У меня его нет, но твое сгодится, — Дазай обнял Чую, слабо, одной рукой, но прижался так тесно, будто и вправду надеясь на излечение. Если у него нет сердца, тогда что так гулко бьется в груди, в висках, в венах Чуи и болит? Неужели его собственное? Стучит одно, общее.

— Совсем стыда нет? Увидят ведь.

Однако сам он тоже не спешил размыкать объятия. Ну и что, что они стоят посреди коридора в общественном здании с множеством офисов.

— Откажись от клятвы, — завел Чуя прежний разговор, против воли руша идиллический момент. Дазай не выразил ни тени сожаления, как ни в чем ни бывало отстранился и зашагал прочь, напоследок кисло скривившись:

— Нет. Зачем мне уступать тебе? Ты совсем не стараешься мне угодить.

— Я тебя без стараний по стенке размажу! — Чуя поймал того, перехватив за шкирку у лестницы, и угрожающе подтолкнул вниз. — Выбирай. Освобождаешь меня от клятвы или отправляешься прямиком в больницу, а может, в могилу — как повезет.

— Ага. — Неопределенный ответ невозмутимым тоном. Согласен? Или что означало его «ага»? Чуя на всякий случай отпустил Дазая — свалится еще ненароком и правда убьется. Тот спокойно поправил воротник пальто и укоризненно посмотрел на Чую. — Может, для разнообразия перестанешь махать кулаками хотя бы на пару дней?

— Не перестану. Нет, пока не откажешься от клятвы или… Стой! Куда? — бросился он вдогонку.

— Я отдам эти твои волшебные пилюли, только завязывай с рукоприкладством, — вновь болезненно поморщился Дазай и очень тихо добавил: — Я ведь тоже не из камня и металла.

Вернет? Неужели? Радость от маленькой победы перекрыла собой обиду от того, что Дазай украл-таки «рини». Впрочем, важно ли, если поступил так не из мести и ненависти и в итоге раскаялся? Хотелось стиснуть его в объятиях до хруста костей и зацеловать до… Просто зацеловать. Однако сделать это прямо здесь и сейчас помешал угрюмый взгляд, которым Дазай окинул Чую, едва они оказались на улице.

— Жди здесь, — сухо заявил он. — Мне нужно идти туда одному.

Конечно, ничего страшного, что придется проявить каплю терпения. Можно подождать, это ведь ненадолго и Дазай вскоре вернется, и вряд ли он в нынешнем состоянии отправился убивать Акутагаву. Всего-то нужно чуть-чуть подождать, и Дазай придет обратно.

И Чуя ждал. Ждал так же, как когда-то ждал возвращения кочевника — долго, наблюдая за закатом и за погружением города в сумерки, безрезультатно. Снова обман? В глубине души, правда, по-прежнему теплилась надежда, что у Дазая имелась веская причина задержаться.

Надежда осыпалась прахом, умерла, вырванная вместе с мясом и кровью, болезненно, медленно трупным ядом впитываясь в кровь, — Дазай нашелся на побережье, сидел на песке и бросал кусочки древесины в маленький костер. Огонь разгорался фейерверком с каждой веточкой. Убить мразь на месте, и самому умереть следом? Чуя спрятал компас в карман и, не слышно ступая, замер в шаге от цели.

— Отныне Дагон сменит направление, — Дазай резко поднялся и развернулся. К нему так просто не подкрадешься, и вероятно, он давно заметил приближение Чуи, но не желал отвлекаться. Не только эгоистичный мерзавец, но и опасный.

— Где «рини»? — Чую не слишком интересовал морской божок, и с каждой секундой всё глубже укоренялись сомнения, что он сможет убить Дазая, как бы ни злился.

— У меня их нет, — тихо признался тот, зашвыривая костер песком и искоса посматривая на Чую. Догорающие искорки играли разноцветными бликами в без того огненных глазах и подсвечивали спрятанную в глубине тоску. Он наверняка считал, что та никогда не просочится наружу. Что его гложет, он не признается никогда — в этом можно было не сомневаться. — Ударишь меня снова? — он придал голосу прежнюю беззаботность и ироничные нотки. — Я ничего тебе не верну, так что тебе, вероятно, остается лишь погибнуть, проклиная меня и ища утешение у кого-то другого. На Акутагаву не рассчитывай — я избавился от него, и ты его больше не увидишь.

— Ты опять обманул! Обещал отдать «рини», вынудил несколько часов ждать около агентства, но не планировал возвращаться, а кроме того убиваешь людей, ни в чем перед тобой не виновных.

Внимая одной претензии за другой, Дазай отрицательно мотал головой, пока наконец не сумел вклиниться с ответом.

— Я бы обязательно вернулся, так что зря ты дурно обо мне думаешь, — примирительно начал он. — Хм, но не сегодня, разумеется, а завтра с утра. Сам посуди: час уже поздний, темнеет, а улицы в городе прямо-таки кишат криминалом, столкнуться с которым в темной подворотне совсем не хочется. Бр-р-р, — Дазай нарочито театрально вздрогнул, будто во всех красочных ужасах представил ту встречу. Пожалуй, не повезет бандитам, которые встанут у него на пути, а не наоборот. — Но на что ты надеялся, милый? — Дазай гнусно улыбнулся. — Я сразу выдвинул условия, которые ты не учел. Ты должен был схватывать на лету малейшее мое желание и угождать всем прихотям, а не отбивать мне внутренности и не грозить, что спустишь с лестницы.

Он развел руками, словно говоря, что со своей стороны сделал всё возможное, но Чуя всё испортил, не приняв правила игры.

Угождать этой мрази? Ну уж нет! Кошелек спрятан где-то в квартире — Чуя был уверен, и он обязательно его найдет.

Перво-наперво прихожая, где аккуратно висела одежда и располагались полки с обувью. Через миг весь гардероб вместе со стенками шкафа лежал на полу, а карманы и подкладки безжалостно вырывались с корнем, чтобы сэкономить время.

— Что ты делаешь? — переходя на шепот, пробормотал Дазай. Он обескураженно наблюдал, как его родные дорогостоящие и качественные вещи превращаются в негодные тряпки, и в какой-то момент даже протянул руку, чтобы спасти хоть что-нибудь, но быстро передумал.

— Ищу, — буркнул Чуя. — Сам-то не отдашь.

— Я всё на свете отдам тебе добровольно, — начал тот, но перебил сам себя: — Впрочем, ладно, ищи. Но сначала позволь спросить: зачем заставил Ацуши произнести отказ от клятвы?

— Компас, когда временами барахлил, указывал в частности на здание с офисом агентства, и кое-кто мне подал идею: что, если магическая штуковина настроена не только на тебя, но и на другого человека? По случайности или нет, стрелка успокаивалась, когда появлялся Ацуши, а затем снова сходила с ума, видимо, теряя. Я решил проверить теорию. В общем, он не имеет отношения к моей клятве.

— Любопытно, — буркнул себе под нос Дазай и поплелся в спальню. Не хотел становиться свидетелем погрома, помешать которому всё равно не мог.

Кухню постигла та же участь: ящики, столовые приборы и посуда разлетались направо и налево. Чуя даже в холодильник заглянул, и в результате все продукты оказались на полу. Ничего. Нигде не было ни следа, ни намека на «рини» — ни в коробках, ни под креслами и ни в ножках стола, безжалостно вырванных. Непроверенными в квартире оставались лишь стены, но нельзя же туда незаметно замуровать кошелек!

Дазай сидел на кровати, уставившись в новый мобильник и тщательно пряча истинные эмоции за равнодушием, будто ему нет дела до учиненного хаоса. Громить спальню не было смысла — Чуя обыскал ее еще утром. Скорее всего «рини» спрятаны не в доме, и ответить на вопрос «где?» мог только тот, кто их украл.

— Нашел? — Дазай с интересом оторвал взгляд от экрана телефона. У подонка хватало наглости спрашивать! Ведь сам знает, что нет! Чуя глубоко втянул воздух, тщетно пытаясь заглушить пламя, взорвавшееся в крови, — еще чуть-чуть, и он сорвется и разнесет дом вместе с обитателями, а заодно и всю Йокогаму.

— Не зли меня! Верни, что забрал! — прорычал Чуя. Горло сдавило огнем.

— Как страшно, — Дазай подался корпусом вперед и подпер ладонью подбородок, чтобы получше рассмотреть представление, а может, собирался увидеть, как дрожит и трещит пространство вокруг разъяренного Чуи. — У меня нет того, что тебе нужно, но я вполне могу помочь тебе отыскать «рини». Вряд ли захочу, однако. Зависит от твоего умения переубеждать, не прибегая к насилию. Для начала будь вежливым настолько, насколько сумеешь.

С куда большим воодушевлением Чуя выбросил бы Дазая из окна и не видел бы никогда этой наглой физиономии, не слышал этого саркастичного тона, и навеки, в нынешней жизни и последующих, лишился бы будущего. Он жаждал хоть на несколько дней или часов обрести свободу, и это его последний шанс.

— Дазай, прошу тебя, — борясь с клокочущей злостью и искрами пожара, бегущими по венам, выдавил Чуя. Он опустился на колени, наклонился вниз, и лишь поля шляпы не позволили упереться лбом в пол, который подобно сухому печенью захрустел под пальцами. — Пожалуйста, верни мне «рини». Без них я вернусь в свое время и умру. Я не трус, не боюсь смерти и готов встретить ее в любой миг, но не так, не беспомощно истекая кровью, не превращаясь заживо в пепел, не теряя рассудок и не уничтожая всё живое вокруг. Откажись от клятвы, и я обещаю, что без нее останусь с тобой до конца. Я буду, кем захочешь, слугой и верным псом. Я буду делать, что потребуешь, только произнеси ту магическую фразу.

— Я не откажусь от клятвы, — холодно и безразлично прозвучал ответ.

Что, недостаточно вежливо, убедительно и жалостливо? Или эгоистичная сволочь желает поиздеваться?

— Не веди себя как последняя мразь, Дазай! — воскликнул Чуя, и пол подернулся, как инеем, паутиной трещин. — Умоляю, не дай мне так умереть, спаси меня… Ты не представляешь, — помотал он головой, не поднимая ее, — каково ежеминутно испытывать боль и наблюдать, как кровь прожигает кожу. Пожалуйста, если хоть что-то было правдой, хоть одно слово, сказанное тобой, не было ложью, если ты хотя бы на один миг не притворялся в своих чувствах… Помоги мне.

Тишина. Страшная и тяжелая, густая, будто весь мир внезапно утонул в ней. Чуя решился посмотреть на Дазая, на каменном лице которого ничего не отражалось. Тот отрицательно качнул головой:

— Мне жаль, малыш, нет.

Пол взметнулся трещинами, по комнате разлетелись брызги осколков, окна вздрогнули и не выдержали — лопнули и осыпались. Чуя медленно и неуверенно поднялся, будто ноги стали чужими.

— Почему? — сипло пробормотал он. Воздуха не хватало на длинную фразу. — Что я сделал? Чем заслужил такое обращение? За что ненавидишь меня? — Чуя стянул с себя пальто и швырнул по-прежнему неподвижно сидящему Дазаю: — Я купил это тебе, вот ведь я дурак. Мне оно больше не нужно — выбрось на помойку, где ему самое место.

Тяжело ступая, он выбрался из комнаты, даже не обернувшись на оклик, настигший на пороге.

— Вернись, идиот! — услышал он голос Дазая.

Да, он идиот, и нет, он не собирался возвращаться. Чуя знал, что еще один обман его убьет, и теперь яростно колотил себя в грудь, но проклятое сердце отказывалось биться.