Сквозь багряную невесомость пробился холодный белый свет с далекой звезды, и жар, с которым горела кровь, остыл. Чернота расступилась, и Чуя провалился, хотя, казалось, падать дальше было уже некуда. В последний момент его кто-то поймал, и, источая яркие пронзительные лучи, чьи-то руки крепко удержали его ладонь.

— Я испугался, когда ты потерял сознание, — прозвучал голос из глубин свечения.

Чуя не мог разглядеть человека — открыл глаза, но будто бы ослеп. Молчал, не понимал, боялся предположить и ошибиться. Голос был знакомым, приглушенным, будто ударялся эхом о преграду, о слой металла. Чуя моргнул, прогоняя пляшущие перед ним черные точки и режущий свет.

— У тебя снова поднялась температура. Я плохой доктор, но всё же что-нибудь придумаю. Я скоро вернусь, подожди, — но он не ушел. Продолжал сидеть на кровати рядом с Чуей, пока тот судорожно, будто утопающий, цеплялся за него, железными тисками хватая пальцы и сжимая запястья, и мотал головой.

— Не уходи. Ты не вернешься, — испуганно бормотал Чуя. — Мы ведь всё давно решили. Ты мое лекарство. Разве забыл?

Белый свет не тускнел, но рассеивался и постепенно приобретал новые очертания — превратился в бесконечные размытые линии, которые опоясали пространство кольцами, и теперь ничто не мешало видеть. Взгляд маниакально фиксировал всё: фигуру человека, его потертую кожаную куртку, отороченную мехом, сизые лисьи хвосты, вплетенные в темные чуть вьющиеся волосы. Лицо должна была скрывать маска, и это единственное, что по-прежнему пряталось за сиянием.

— Безымянный, — одно маленькое слово чуть ли не в кровь разорвало горло. Чуя захлебнулся и на мгновение умолк. — Это… был странный сон и страшный. Я очутился в далеком будущем. Там столько непонятного: автомобили и компьютеры, так много всего. А тебя нет.

— Отпусти меня, так надо, — на попытку освободиться Чуя лишь крепче схватил кочевника, потянул и привлек ближе, удерживая за затылок, утыкаясь носом в шею и вдыхая его тепло, и сбивчиво прошептал:

— Уже отпускал и потерял. Больше не повторю той ошибки. Если уйдешь, то не вернешься. Сними маску.

— Я давно ее не ношу, но ты всё равно ничего не замечаешь. Мне пора идти.

Но Чуя не разжимал объятий. Если маски больше нет, то… Зрение не нужно, если можно увидеть иначе. Он коснулся губами шеи кочевника, очертил легкими поцелуями линию подбородка, поймал его губы и чуть прикусил. Лизнул и с урчанием голодного зверя поцеловал. Он изучал и запоминал, обводил его язык своим, ласкал нёбо и продолжал игриво царапать зубами и посасывать его губы. Он задыхался от жара расплавленного металла, ползущего по венам, и мятно-кофейного аромата.

— Я не должен был молчать, а ты — уходить, — Чуя на миг прервался, — тогда бы ты не погиб. Мне следовало говорить это всё время, постоянно, каждый день. Я люблю тебя.

— Знаю, милый, — кочевник отстранился. Ему настолько не терпелось покинуть Чую. — Знаю, что любишь, но сейчас ты бредишь.

— Я не хочу оставаться тут без тебя, не уходи! — Тревога перерастала в панику, и в голосе против воли звучали нотки истерики, но, как бы крепко Чуя ни держал, кочевник ускользал, будто просачиваясь сквозь пальцы. — Забери меня отсюда, я уйду с тобой! — Веки наливались горячим свинцом, гортань сводило спазмами и слова звучали глуше. Тянущаяся рука не находила ничего кроме пустоты. — Чертов эгоист! Не уходи, мне больно без тебя. Разве не знаешь? Вернись… — и совсем тихо, на грани обморока: — Дазай.

***

Мори планировал отделаться от одного участника в их паре, собирался убить Чую, но Рэй опередил и лишил главу клана выбора. Зачем? Потому что любил, несмотря на жестокость и грубость, на презрение, которое демонстрировал Чуя? Пожертвовал собой, чтобы другой мог жить. Чуя всегда хотел знать, кто погубил Рэя, но ответ лежал на поверхности, с самого первого дня был известен: это он, а не кто-то чужой, виноват в смерти напарника.

Эти мысли стали первыми после пробуждения. Дазай — перевоплощение Рэя, наказание для Чуи и второй шанс спасти их любовь. Он даже вклинился в грезы о кочевнике — невыносимо настырный и отчего-то самый нужный и родной.

— Безымянный мертв, — шепнул Чуя, приподнимаясь в кровати. Слова по-прежнему отзывались болью, и вряд ли та утихнет, сколько бы времени ни прошло.

Со лба на колени упала белая тряпка, по краям еще влажная, а посредине сухая и шершавая — компресс для пациента, страдающего от жара. Надо же, Дазай оказался столь заботливым! Может, еще и завтрак приготовит?

Как и ожидалось, тот был дома — сидел за кухонным столом и угрюмо смотрел в чашку с дымящимся кофе, которую тут же придвинул Чуе, едва тот устроился напротив. От пристального изучающего взгляда сводило всё тело и пробирал озноб, будто Дазай видел насквозь и читал глубоко запрятанные мысли. Конечно, сверхъестественная проницательность была лишь плодом воображения, но всё равно становилось не по себе.

— Полдня насмарку, — Чуе нужно было хоть что-то сказать. Глотнул из чашки. Крепкий кофе с ноткой специй. Напомнило вчерашний поцелуй в бреду. Чуя поперхнулся: отныне он никогда не решится пить кофе.

— Я ничего не буду говорить о том парне в маске, я ведь обещал.

Накануне не всё было порождением болезни. Чуя принял Дазая за кочевника, целовал его, признавался в любви, умолял остаться с ним, и сейчас, ощущая, как краска заливает горящее лицо вплоть до кончиков ушей, желал провалиться сквозь землю. Ладони сжались в кулаки, но не от ярости, а от бессилия и невозможности совладать с собой.

— Да, он умер! — прохрипел Чуя, опустив взгляд. — Ты прав: меня там никто не ждет и никакого счастья тоже нет! Но он не притворился мертвым, не сбежал, а его убили надзиратели, когда он пытался спасти меня от возмездия кровавой клятвы, так что тут ты ошибся. Кочевник никогда бы меня не предал, а я почти умер в тот день, одновременно с ним, кажется, и только снадобье Хэнкока сохранило мне жизнь, переместив сюда. Считаешь, что он подло бросил меня умирать?

— Чуя, — Дазай накрыл ладонью всё еще сжимающиеся кулаки, — не заводи старый разговор снова. Есть только мы, и больше никого. Дай мне шанс.

— Шанс на что? Занести мое имя в список твоих любовных побед?

— Это тоже, само собой, но не главное. Попробуем забыть прошлое и начать с чистого листа. Признаю, что я отвратителен и жесток, мразь, подонок и эгоист, но больше чем уверен: ты можешь стать счастливым со мной. Давай хотя бы попытаемся, а если не получится, то… я отпущу тебя.

Опять стремление подарить Чуе счастье? Снова что-то пытаться, заведомо зная о неудаче? Какого черта он так похож на Безымянного?! Если только…

Чуя мигом отогнал мысль, даже не успев толком ее сформулировать. Слишком опасно и жутко думать, что его прежний напарник и кочевник всё-таки был одним и тем же человеком, ведь Дазай реинкарнация Рэя, а тогда получится, что и перерождение Безымянного тоже. Вот и причина мистического сходства и необъяснимой тяги к нему. Чуя вдруг испугался, что, если он продолжит рассуждения в том же направлении, то у него вскипят мозги и голова взорвется, и машинально выпил порядком остывший кофе до дна.

— Проклятье! — буркнул Чуя, невольно посмотрел на Дазая, который закусил нижнюю губу в полу-улыбке. — Лучше бы нормальную еду приготовил, чем дурацкий кофе, — пожаловался он и тут же хмуро выдал: — Я согласен, давай попытаемся.

***

Опять неудача, ничего не изменилось, Кёка не объявилась, и Ацуши явился ни с чем. Виновато поглядывая на начальника, он доложил, что номер по-прежнему недоступен и девушки не видно в городе. Чуе самому следовало ее искать, но вместо этого он полдня провалялся дома в забытье. Сегодня ему снова потребуется принять одну пилюлю, и оставалось надеяться, что история с обмороком не повторится.

— Ничего страшного, — невозмутимо заверил Дазай. — Найдется. Зато вы обезвредили бомбу, то есть сделали то, что является нашей непосредственной работой. О прочем не беспокойся. Вернется твоя Кёка живой и невредимой. — Почувствовав на себе тяжелый взгляд Чуи, он повернулся. — Я против насилия над детьми, поэтому в любом случае обойдемся без физической расправы. А ты думал, я всерьез собираюсь пытать девочку, чтобы она отказалась от клятвы?

— Ну и как ее найти? Она узнала, что я тут, и сразу испарилась. Отчего-то испугалась? Но ведь я не могу причинить вреда тому, с кем связан ритуалом, то есть я имею в виду смертельного вреда, — быстро поправился Чуя.

— Она считает, что ты отнимешь ключ и вместе с ним заберешь контроль над ее способностью, — прозвучал ответ, будто само собой разумеющееся. — Или боится не она, а ее тетка, к примеру. Что известно о той женщине?

— Ничего, — Ацуши пожал плечами. — Коё повелевает демоном, как и ее умершая сестра. Это их дар как эсперов. Она очень любила мать Кёки, а отца ненавидела. Ну, и она не из Йокогамы родом, а, кажется, из Нагано. Вот и всё, — невесело закончил он, но почти сразу оживленно продолжил: — Хотя Акутагава сказал, что у него там есть знакомые и он может навести справки, если нужно. С чего он вызвался мне помогать, не понимаю.

Что за ерунду нес тигр? Разве Акутагава не мертв? Чуя на миг потерял дар речи, и внезапно чуть не подпрыгнул на диване от громкого выкрика над ухом.

— У меня идея! Выйдем на минутку, — Дазай потянул Чую за руку, но тот отмахнулся, как от роя мошкары.

— Акутагава — в смысле Рюноске? — Ацуши кинул. — Тот, который работает на портовую мафию? — Снова кивок. — Когда вы с ним разговаривали?

— Эй! — Дазай потянул еще настойчивее. — Мы с тобой идем в парк, потому что меня посетила потрясающая идея. Прямо сейчас идем.

— Помолчи. Так когда ты с ним говорил?

— Сегодня, — обескураженно пробормотал Ацуши.

— Чуя! — тон стал требовательным, едва ли не сердитым. — Хозяин отдает тебе приказ, а ты не выполняешь? Плохой песик!

— Отстань со своей прогулкой, — начал было Чуя, как вмиг опомнился. Медленно повернулся. Дазай на всякий случай уже поднялся с дивана и с искрящимся лукавым взглядом сделал еще шаг назад. — Что?! Что ты сейчас сказал? Да я тебя… Гаденыш! На куски распотрошу!

Судя по широкой улыбке, Дазая полностью устроила реакция, и он резво выскочил из офиса. Дверь захлопнулась у Чуи перед носом, но преграду снесло то ли волной ярости, то ли ударом ладони. Коридор оказался пустым. Чуя на миг растерялся, и его тут же подхватило вихрем, закружило, как в карусели, и припечатало к стене. Дазай вжался в него всем телом, не оставляя просвета между ними двумя и лишая возможности двигаться, так что можно было лишь тихо дышать, почти соприкасаясь губами.

— Запрещенный прием, — прошептал Чуя. Гнев улетучился вместе с погашенной сверхсилой.

— Почему?

— Я не могу на тебя сердиться, когда ты так делаешь. Это нечестно, — он уперся руками в грудь Дазая, но не сдвинул ни на йоту, сам не понимая отчего. Не сумел или не пожелал? — Получается, что ты можешь называть меня, как хочешь, и полностью манипулировать, а мне нечего противопоставить.

— Зато действует, и ты сразу вышел за мной, — Дазай отпрянул так же внезапно. Даже слишком резко, будто норовя избежать долгого и тесного контакта, словно его спугнула излишняя откровенность. Продолжил по-деловому сухо: — Мне нужно сделать пару звонков, но я не хочу посвящать других в мои дела. Это касается Кёки и ее опекуна, — бросил он через плечо, мельком посмотрев на Чую, который шел следом. — По правде говоря, не надеюсь на Ацуши. Я разошлю их фотографии, и, если кого-то из них увидят в городе, я сразу узнаю от агентурной сети.

— И давно ты руководишь в портовой мафии? — просто и без обиняков спросил Чуя, и Дазай, с подозрением покосившись на него, кивнул. — Акутагава мне почему-то ничего не говорил.

Акутагава! По голове будто кувалдой стукнуло: он не мертв! Чуя в одно мгновение замер, а в следующее обхватил Дазая со спины за плечи и уперся лбом тому в спину, чудом не опрокинув их обоих через перила.

— Ты не убил его, — не в силах сдержать улыбки, прошептал он. — Ты всё-таки не такой мерзавец, каким пытаешься показаться. Спасибо.

— Я и не утверждал, что убил Акутагаву, — негромко и будто бы смущенно ответил Дазай. — Ты сам сделал выводы. Я избавился от него. Отправил на задание подальше от Йокогамы — только и всего. Кстати, он тоже не знает, от кого получает приказы, так что вообще-то это секрет. Не проболтайся, — он развернулся, по-прежнему прислоняясь спиной к перилам, — или мне придется заставить тебя замолчать навсегда.

Несмотря на угрозу и суровый тон, он улыбался с неизменными лукавыми искорками в глазах. Был серьезен, но вместе с тем играл. И Чуя был готов поддержать эту еще пока неведомую игру, ведь в конце концов из них и состояла жизнь.

— Я бы посмотрел, как ты это сделаешь.

— Вырву твое сердце, как обещал, — подобно хищнику, настигшему добычу, Дазай наклонился, чтобы добраться и сомкнуть челюсть на горле жертвы. Зубы клацнули, не дотянувшись до шеи, и укус тут же превратился в поцелуй, сопровождаемый тихим бормотанием. — Однако в этом деле нельзя спешить. Начнем с прогулки по парку.

— Это свидание?

Но Дазай не ответил. Взяв Чую за руку, потянул следом, быстро преодолевая оставшиеся ступеньки.

Не отпуская друг друга ни на миг, они не произносили ни слова, а время мчалось со скоростью света или же, напротив, застывало. Путь, казалось, занял считанные секунды. Вскоре они уже сидели на лавке и ели нечто удивительно холодное, но не похожее на лед, сладкое со вкусом фруктов, имеющее странное название «мороженое». Стаканчик постепенно становился мягким и таял в ладони.

— Не нравится?

Вопрос застал врасплох.

— Непонятный вкус, никогда такого не пробовал, — Чуя обвел отрешенным взглядом прохожих. — Почему взрослые едят лакомства для детей? Мир так сильно изменился за два века. Черт! — Мороженое с мокрым чавканьем упало на землю, а Чуя резко вскочил и тут же плюхнулся обратно. Забыл, что Дазай всё еще держит его руку в своей. На новую попытку высвободиться, пальцы сжались сильнее. — Отпусти! Там полиция, они меня узнают.

— Сиди, — невозмутимо отозвался Дазай, хоть и заметил пару человек в форме. Те приближались и скоро должны были поравняться с их скамейкой. — Ты со мной.

Совпадение или волшебное присутствие Дазая и впрямь помогло, но полицейские лишь удостоили их двоих молчаливым взглядом и двинулись дальше. Чуя облегченно выдохнул: каждая встреча со служителями порядка оборачивалась прятками и погонями — так долгие пять лет, в девятнадцатом веке и здесь тоже.

— Могу избавить от проблем с законом и превратить твои ночные вылазки в почти легальные.

— Как? — Чуе миссия казалась невыполнимой.

— Вступай в ряды портовой мафии. Не волнуйся, — сразу пресек он вопросы и сомнения, — ничего для этого делать не нужно, никаких испытаний и жертвоприношений не требуется. Достаточно принять предложение и согласиться защищать город, который оберегаю я.

Так просто? Наверное нелишним было бы поразмыслить, взвесить все за и против, прежде чем браться за ответственное дело. Наверняка так и поступил бы рассудительный человек.

— Даю слово, — Чуя придвинулся, чтобы только один человек услышал его негромкий голос, — что буду неусыпным сторожем этому городу и… тебе, пока живу. — Он замолчал на секунду, после чего отбросил серьезность и добавил: — Какие будут распоряжения, босс?

— Выполнить полную программу по развлечениям, — не задумываясь, откликнулся Дазай и указал куда-то вверх.

Из стеклянной кабинки, рассчитанной на двух человек, открывался широкий обзор на Йокогаму, на затуманенные дома, скверы и бескрайний океан, а прохожие и автомобили казались крошечными. Колесо обозрения — так назывался аттракцион, куда они отправились следующим пунктом. Движение было настолько медленным, что порой прекращалось полностью, и, застряв в ложной невесомости, Чуя с беспокойством озирался вокруг — до чего жутко было утратить контроль над ситуацией!

— Ты чего ерзаешь? Высоты боишься? — насмешливый вопрос и, как на контрасте, теплая ладонь нежно легла на колено Чуе. — Если начнем падать, я отпущу, и ты спасешься. Ты умеешь летать?

Чуя сердито мотнул головой: люди не летают, а он ненавидел, когда Дазай начинал рассуждать о романтике смерти. Гребаный поэт!

— Все умеют, — с потаенной грустью продолжил тот, — но крылья не всегда расправляются. Я всё еще жду, когда почувствую их.

И что он сделает, когда крылья появятся? Воспользуется ими, чтобы навсегда оборвать свое существование? Интерес и страх получить ответ смешались.

— Ты стал боссом мафии случайно, да? — неожиданно выдал Чуя лишь затем, чтобы разорвать напряжение. То окаменевшим клубком сдавило внутренности. — Потому хранишь это в тайне.

— Убил предшественника и занял его место — всё предельно просто. Полоумного старика по-прежнему считают главой организации, потому что в те годы я был никому не известен, заслуги были весьма сомнительными, и моя кандидатура не получила бы одобрения. Потом я привык, что веду двойную жизнь, в которую посвящены лишь несколько доверенных лиц.

— Вызов морского бога — одна из «заслуг»? — наугад предположил Чуя. Слишком много Дазай знал о Дагоне для человека, который не имел к нему никакого отношения.

— Я его не вызывал, а разбудил. Случайно. Свалился в океан не в то время и не в том месте, отчего древнее чудище проснулось. Да, предвидя твои расспросы, я тот таинственный исчезнувший эспер, который отправил Дагона обратно в спячку. И нет, я не могу повторить тот фокус второй раз. У меня больше нет оружия против столь могущественного создания. У меня только Акутагава и Ацуши, на которых я рассчитывал.

— Я могу стать твоим оружием. С сегодняшнего дня проблемы Йокогамы — мои проблемы тоже. Разве моя задача заключается не в защите города и его жителей? Скажи, как мне поступить, и я всё сделаю.

— В точности выполнишь все мои указания? — задумчиво протянул Дазай.

— Да, — Чуя с опаской наблюдал, как тот медленно ведет ладонью от колена по бедру, и мысленно отчитывал себя за то, что моментально на всё соглашается. Все уступки рано или поздно оборачиваются ему боком. Этот раз вряд ли станет исключением.

— Значит, сейчас идем кататься на паре-тройке самых сумасшедших аттракционов, а после обедаем в одном замечательном кафе возле фонтанов. — За секунду до того, как их будка достигла земли, он привлек Чую к себе и прошептал в поцелуй: — Не спорь с начальником.

Возражать бесполезно, и смысла конфликтовать тоже не было. Что, если этот день окажется последним и единственным на памяти, когда можно полностью довериться решениям другого человека и просто насладиться жизнью? Конечно, Чуя кривился всякий раз, когда съедал, то есть пытался прожевать и не выплюнуть, очередную кулинарную диковинку современности. Естественно, он бранился последними словами и ругал Дазая, когда они мчались в маленьких вагонетках по туннелям и рельсам, которые закручивались крутыми виражами. И разумеется, он ощущал себя счастливым как никогда.

Незаметно стемнело, вывески торговых лавок и рекламные щиты загорелись яркими огнями, зажглись фонари. День завершился, и настала пора возвращаться.

— Забыл, где живешь? — Чуя саркастично усмехнулся, когда Дазай, миновав свой этаж, завернул на следующий.

— Поднимемся еще немного, — уклончиво ответил тот.

Они прошли до последнего этажа и остановились у железной двери, которая, по-видимому, всегда наглухо запиралась, но сейчас замок лежал на пороге. За дверью гулял ветер и сгущалась тьма ночного неба, совсем не похожего на городское: россыпь маленьких белых звезд. Крыша небоскреба.

Не дожидаясь реакции, Дазай решительно направился к самому краю, к возвышению, невысоким бортиком отделяющему от пропасти, присел и поднял откупоренную бутылку. Он спланировал вечер заранее.

— Весь день жаловался, что в парке только сласти для детей, — Дазай наполнил бокалы и протянул один Чуе, — так что я приготовил кое-что для взрослых. Даже в крупном городе можно отдыхать в тишине подальше от мира, — он уселся на бетонный пол и запрокинул голову. Сощурился в темноте, как от слепящего света. — Что скажешь, дитя природы?

Чуя будто вновь окунулся в прошлое. Густое, терпкое обволакивающее вино словно из погребных запасов господина Сайджи, огоньки, сияющие в небесах, как будто хороводы светлячков, гул ветра и едва доносящихся автомобилей вместо соловьиного пения, и рядом тот, к кому Чуя доверительно прильнул. Если поднять на него взгляд, то, казалось, можно увидеть маску и вплетенные в волосы лисьи хвосты, но смотреть и развеивать иллюзию было страшно.

— Я не думал, что мои мечты тоже исполняются, — пробормотал Чуя, допивая вино и отставляя бокал. — Очутиться так высоко над землей вместе с любимым человеком. Тебе Рюноске сказал об этом? Признайся.

— Я запретил Акутагаве говорить и даже думать о тебе, так что нет, мы вас с ним не обсуждали, — холодно ответил Дазай, однако тон сразу смягчился: — Но я решил, что тебе понравится сюрприз и он станет удачным завершением дня. Знаешь, чем должно заканчиваться хорошее свидание?

Бокал рассыпался вдребезги от удара о камень, а Дазай сдавленно зашипел, упав на спину и наверняка крепко приложившись затылком. На мгновение даже зажмурился, но промолчал — боль неотъемлемая часть их странной любви, была таковой всегда, и будет, сколько бы сотен лет ни прошло и кем бы они сами ни стали. Чуя прижал его, навалившись сверху, и лишь пару секунд спустя, когда понял, что Дазай не пытается скинуть его с себя, ослабил хватку и чуть отстранился.

— В твоих глазах все звезды небес и весь огонь ада, — Чуя коснулся легким поцелуем закрытых век Дазая и ощутил щекочущий трепет ресниц. — В твоих губах нектар всех цветов и яд всех змей этого мира, — продолжал шептать он уже в приоткрытые губы. Перебинтованное запястье, ладонь, длинные пальцы — Чуя покрывал их поцелуями и не находил сил прерваться, но все мысли вылетели из головы, едва послышался слабый голос:

— Останься со мной, — Дазай не открывал глаза, глубоко и с трудом втягивал воздух сквозь стиснутые зубы, будто каждое слово причиняло жуткие муки. — Навсегда. Не возвращайся в девятнадцатый век, пожалуйста. Там никто тебя не ждет, потому что… Я здесь. Накахара Чуя, я люблю тебя.

Дазай обнял его, крепко-крепко прижал и, не дожидаясь ответа, или же попросту не надеясь на него, впился в его губы поцелуем.

Не возвращаться в свое время, а остаться в этом? Возможно ли?

На крыше небоскреба завывал поднявшийся ветер, угрожая смести и повалить беспечных гуляк с ног. Они на краю пропасти, и только один шаг отделял от черной, блещущей разноцветными искрами бездны. Они так же разлетятся вдребезги, как разбился стеклянный бокал, и станут всего лишь осколками. Какая разница, с кем разделить смерть, если Дазай и кочевник воплощение одного и того же человека, если у них общая душа, с которой желает сродниться Чуя? Лишь бы Дазай не отпускал. И может, он не врал насчет крыльев.