Утро выдалось совсем не таким, каким хотелось бы. Мобильник начал трезвонить спозаранку, и если сначала удавалось его игнорировать, то после десятого вызова пришлось ответить — как бы некто, требовавший внимания и испуганный молчанием, не заявился сам. Дазай что-то тихо и вымучено бормотал, очевидно не обрадованный известиями, и напоследок пожелав собеседнику катиться к черту, положил трубку.

— С кем ты такой невежливый? — приподнявшись на локте, Чуя уткнулся в затылок Дазаю и зарылся носом в спутанные волосы. Оставил крепкий поцелуй на шее и, сантиметр за сантиметром приспуская одеяло, провел путь губами вдоль плеч, вниз по позвоночнику, и не останавливался, пока не заметил линию, которая начиналась от лопатки и пересекала спину. Светлый старый, почти исчезнувший шрам. Чуя невольно нахмурился: откуда у самоубийцы и городского инфантила несвойственная ему отметина?

— Сакагучи из полиции, — чересчур грубо ответил Дазай и торопливо накинул рубашку. — Почему-то решил, что с самого утра никто не хочет отдыхать и ему будут рады.

— Может, он думал, что ты спишь по ночам, а утром полон сил и бодрости, — Чуя изо всех сил старался не ехидничать, но в голосе всё равно сквозил сарказм. — Ах да, точно, ты ведь и так спал всю ночь!

Завуалированный упрек не принес плодов. Дазай продолжал одеваться и не оборачивался, словно боялся увидеть всё еще лежащего в кровати обнаженного Чую, на что тот раздраженно хмыкнул и потянулся за брошенными накануне вещами. Не хотелось вести себя как супружеская пара с двадцатилетним стажем.

— Дазай! — сердито позвал он. — Ты стесняешься меня? — Тот отрицательно мотнул головой, что угадывалось лишь по тому, как колыхнулись лохматые пряди. — Тогда почему?.. Обернись, я не стану тебе соблазнять. Почему запретил вчера включать свет?

Чуя вновь подавил раздосадованный вздох. Романтический вечер с признаниями и жаркими поцелуями закономерно привел их в постель, где и выяснилось, что представления о горячей страстной ночи у них не совпадают. Повздорили из-за банальности и даже глупости: темнота или свет. В итоге, правда, нашли компромисс: легли спать. Однако, судя по нервозному метанию Дазая, доволен он был не больше рассерженного и страдающего бессонницей Чуи. Совсем не так они рассчитывали завершить свидание.

— Считаешь, я убегу в ужасе, когда увижу твои шрамы? — нахмурился Чуя. Неужели повторяется та же история, что с кочевником? — Мне всё равно, как ты выглядишь: идеален или безобразен. Не рассказывай, если неприятно вспоминать. Не имеет значения, — он качнул головой и поправил себя: — Мне не безразлично, кто нанес тебе ту рану на спине, но я просто надеюсь, что виновник получил по заслугам. Если нет, то скажи, кто это был! — в сердце загоралась жгучая ненависть к тому неизвестному, кто мог когда-то причинить боль Дазаю — его Дазаю! — и остаться безнаказанным.

— Не надо, — кислая улыбка сопроводила усталый тон. — Это случилось так давно, что никто ничего не помнит.

— Наверное, я могу смириться с твоим недоверием, — обида, хоть и запрятанная глубоко, проскальзывала в голосе. — У меня нет достаточно времени, чтобы выводить тебя из зоны комфорта, поэтому пусть будет по-твоему. Однако замечу, что ты напрасно прячешься под слоями бинтов и одежды — многое упускаешь.

— Я не готов, — спустя минуту молчания выдавил Дазай. То ли он ощущал вину, то ли его давило гнетом, но говорил он будто бы через силу.

— Не можешь выбраться из мрака и открыться мне? А когда будешь готов?

Не придется ли ждать слишком долго? Чуя перебрался на краешек постели, словно предчувствуя скорый уход. Он был открытой книгой, предельно откровенным, а взамен получал скрытность и притворство, которое ранило гораздо больнее, чем постоянные насмешки.

— Когда ответишь на мой вопрос.

Чуя надеялся, что вчерашняя тема не поднимется вновь и они благополучно забудут тот разговор, но, похоже, Дазай только и думал о сказанных на крыше словах. Именно они давили тяжелым грузом. Он не мог доверять тому, чьи чувства оставались под сомнением. Чуя в свою очередь не мог дать четкого ответа даже самому себе.

— Легко тебе предлагать, — пробурчал он, — если только подобными мыслями живешь, а я не такой, мне сложно решиться. Я изо всех сил пытаюсь не погибнуть, а тут ты… — Чуя заметил, как поник Дазай, как опустел его взгляд и погасли искры, и сердце сжалось в колючих тисках так, что дышать стало невозможно. Еще миг — и из горла хлынет кровь. — «Рини» кончатся, и мне придется уйти, — чуть ли не давясь словами, продолжил он осипшим голосом и уставился в пол. — Я этого не хочу. Разлучаться с тобой не хочу, и чтобы ты исчез из моей жизни. И ведь я все прекрасно осознаю. Понимаю, что другого способа остаться навсегда вместе нет, поэтому я согласен.

— Согласен на что? — ровным тоном прозвучал вопрос.

— Будто бы не понимаешь? — рассердился Чуя. Ему и так приходилось тяжело, а от него требовались подробности. — О чем ты вчера говорил? Я согласен не расставаться, не возвращаться в девятнадцатый век, умереть здесь с тобой, потому что ты прав: мне не за что цепляться в прошлом, там ничего нет.

Дазай подлетел к нему в один миг, а уже в следующий, удерживая ладонями его лицо, целовал — глубоко, страстно, забирая воздух и даря дыхание.

— Правда? — Дазай отстранился с томным вздохом. Чуя кивнул. — Я могу взять тебя за руку и отвести на крышу? — В карих глазах загорелись алые огни лукавства, когда последовал еще один кивок. — Когда пожелаю? Прямо сейчас?

— Ага. А, то есть нет! — Чуя замотал головой, и ощущение, будто он кролик, следующий за гипнотическим удавом, развеялось. — Сначала я должен разорвать кровавую связь с барышней Изуми, а затем… — ему пришлось замолчать, когда Дазай втянул его в очередной поцелуй. Разве можно потерять голову и прийти в восторг только от того, что с тобой согласны разделить последний миг жизни? — Ненормальный! — не сдержался Чуя и, как бы ни было тяжко, выбрался из объятий и поднялся. — Вроде ты куда-то собирался?

— Не уверен, что это моя забота, а не проблема полиции. Помнишь тех двоих, освежеванных на побережье? Моя теория оказалась не верна. Несколько лет назад убили супружескую пару, я изучал преступление и смотрел досье того эспера, и сейчас решил, что он вернулся. Ошибся. Появилась куча доказательств, что тот человек давно мертв.

— Это всё-таки сделал Дагон? Давай я разберусь с ним.

— Ни в коем случае! — Дазай был непреклонен. — Я не разрешаю тебе вмешиваться.

— Почему-у-у?! — капризно протянул Чуя, будто ребенок, которому не хотели покупать конфету или новую игрушку. — Это глупо — отказываться. Он не сможет пробиться сквозь мою защиту и навредить. Я справлюсь лучше Акутагавы. Или ты наврал насчет моего принятия в портовую мафию?

— Не врал. Сегодня поедешь в штаб-квартиру и познакомишься с остальными. К сожалению, я не могу назначить тебя на высшую должность, хоть и понимаю, что ты опытнее и сильнее всех остальных, так что временно будешь простым исполнителем.

Временно? Чуя мысленно усмехнулся: он умрет через неделю, а может, раньше. Сколько раз он сталкивался с фактом своей скорой гибели, не пересчитать, но теперь ее вряд ли удастся избежать. Он решил, выбрал и не откажется.

Чуя так и не сумел убедить, что справится с морским богом быстро и эффективно, или попросту не успел — снова позвонил чересчур настойчивый инспектор полиции и заявил, что дело важное и не терпит отлагательств. Предупредив о приезде своего доверенного лица, Дазай был вынужден уйти.

Секретарь действительно вскоре прибыл — им оказалась молодая женщина, которая проводила Чую в один из корпусов мрачного черного небоскреба и передала какому-то пожилому мужчине папку с документами, добавив кое-что на словах. Изрядно поседевший, но с горящими жизнелюбием глазами человек был руководителем группы, куда причислили новенького — согласно легенде, дальнего родственника босса. В папке содержалось досье, разумеется, выдуманное от начала и до конца. Чтобы не проколоться на мелком факте из лже-прошлого, Чуя решил придерживаться амплуа суровой и неразговорчивой личности и почти смог, но всё испортил обычай отмечать вступление нового сотрудника в коллектив. Правда он не был до конца уверен, что такой обычай существует, а не подсмотрен где-то в фильме или телепередаче. Но как бы то ни было, предложение Чуи встретили с восторгом.

Он не должен ничего рассказывать, откровенничать перед этими в общем-то неплохими людьми, налаживать приятельские отношения и привыкать к вечерам в шумной компании. Это не надолго. Он тут временный гость. Как ни печально, но этот мир, да и любой другой, не для него.

Мысли заглушались громкой музыкой, чужими разговорами и заболачивались крепким спиртным, которое мутнело перед глазами, стоило посмотреть в стакан. Он слышал голоса и что-то отвечал, возможно, невпопад. Он видел, как вплотную к нему подсаживается единственная девушка в команде, которой он активно подливал алкоголь, и что-то спрашивает: кажется, ее интересовало количество жертв на счету новенького. Чуя не помнил — сбился со счета еще в семнадцатилетнем возрасте. Назвал первую пришедшую на ум цифру, сильно занизив, но вызвав неподдельное изумление.

Что он делал среди этих детей, нуждающихся в опеке взрослых? Чуя огляделся: почти все были старше, но мир их баловал и они не выросли. Дазай специально запихнул его в эту группу, чтобы позлить? Наверняка. Ничего удивительного, если их руководитель тоже мягкотелый божий одуванчик и его поручения окажутся унизительными для опытного воина-чародея.

«Паршивец! Засунул меня в этот курятник!» — Чуя сердито опрокинул в себя содержимое стакана. Горло обожгло обманчиво сладким сиропом, таким же приторным и лживым, как слова и намерения Дазая.

Коротко попрощавшись и надеясь, что никто не в обиде, он покинул клуб, а вместе с ним и праздник жизни, который только начинал набирать обороты. Чуя решил, что чужого веселья с него хватит, и на ватных ногах отправился на поиски своего. Стрелка компаса привела на побережье.

Ночное небо подсвечивалось красными огнями города: вывесками торговых центров, логотипами бизнес-центров, прожекторами небоскребов и парка развлечений. Над океаном висели алые облака. И даже костер, возле которого стоял Дазай, играл кровавыми вспышками. Очередной ритуал?

— Как прошел первый день? — Дазай заговорил прежде, чем повернулся. Разумеется, он не мог не услышать — Чуя тяжело ступал и запинался, увязая в густом песке, ничуть не протрезвев на свежем воздухе. Тянущийся с океана бриз, напротив, пьянил до головокружения.

— Мне не место среди желторотых птенцов, — Чуя старался придать голосу твердости, но, как и походка, интонация тоже оставалась вялой и тягучей. Дазай скептически окинул того с головы до ног и вынес вердикт:

— Ясно.

— Да что тебе ясно-то? Ты поиздеваться решил и поэтому отправил меня к слабакам? Если скажешь, что я должен буду подчиняться приказам того старикашки, я тебя ударю.

— Тот старикашка превосходный стратег и заботится о своих людях… Ай! — Чуя всё-таки легонько пихнул Дазая кулаком в бок, но сразу обнял и прижался щекой к его плечу. Он смотрел на набегающие волны, согревался теплом и спокойствием, которое источал Дазай, и сонно, без прежнего укора, продолжал бормотать:

— Я тоже стратег и в пятнадцать командовал армией отца. В заботе не нуждаюсь, — возразил он и вздохнул: — Конечно, ничто больше не имеет значения, когда будущее предопределено и просто движешься по прямой, но я бы предпочел остаться одиночкой на отведенный срок. Сначала хотелось бы совершить что-нибудь значимое, оставить след в этом мире, прежде чем… — Прежде чем добровольно расстанется с жизнью, но произнести фразу до конца Чуя не смог. Слишком уж она дышала чуждой ему обреченностью и грустью. — Например, позволь мне уничтожить морского божка.

— Нет, — ни на миг не задумавшись, отрезал Дазай. Непреклонен, как всегда. — Он существо иного порядка, не смертный, а настоящее древнее божество, и для борьбы с ним потребуется нечто большее, чем способность эспера.

— Считаешь меня обычным эспером? — надменно фыркнул Чуя.

— Не обычным, — судя по тону, тот улыбнулся. — Разве простой человек, пусть и одаренный, сумел бы занять такое важное место в моей жизни? Я всегда выбираю самое лучшее и ненавижу это терять, поэтому ни за что не позволю тебе рисковать собой ради призрачной надежды на победу. Ты принадлежишь мне, и только я могу распоряжаться тобой. Неужели забыл?

— Вообще-то, не можешь, — осторожно, словно разбалтывая великую тайну, проговорил Чуя. Непреодолимо клонило в сон. Он позволил себе сомкнуть веки, чтобы в полудреме продолжить: — Мой проигрыш в покер под сомнением, поскольку ты жульничал, так что еще раз назовешь меня своим песиком, узнаешь мой истинный гнев. Ты босс, а я исполнитель портовой мафии — ограниченные работой отношения. Мне, солдату, было бы приятно служить тебе как своему даймё, но всё это остается пустыми словами, пока нет присяги. Клятву верности приносят на боевом мече, а у меня его, увы, нет. У тебя, полагаю, тоже.

Конечно, Дазай не мухлевал в картах и присяга была формальностью, но Чуя не привык сдаваться и не мог окончательно признать чью-то власть над ним. Особенно если этот кто-то вызывал противоречивые эмоции, если поцеловать его и ударить хотелось в равной степени. Тот не спорил и не возражал в ответ. Тишину нарушал только рокот пенящихся волн, который усиливался с каждым мгновением — надвигался шторм, и его отголоски достигали берега. Следовало вернуться домой, пока их не смыло прибоем.

— Дазай, — начал было Чуя, приоткрыв глаза, но в ту же секунду замолчал. Представшая перед ним картина вмиг разрушила планы.

Невдалеке от пирса темнела фигура и медленно двигалась навстречу волнам, пошатывалась, замирала, чтобы сохранить равновесие, и продолжала путь. Откуда здесь взялся этот сумасшедший? Разве не знает, что море давно облюбовало морское чудовище? Очередной самоубийца на его голову?!

Чуя кинулся на помощь, но первая попытка провалилась — вокруг запястья что-то крепко сжалось, и он оступился. Дернулся снова, не сводя глаз с фигуры. Та уходила вглубь. К горлу подкатила тошнота, словно это не какой-то незнакомец, а сам Чуя погружался в океан. Единственная мысль «спасти его» вытеснила всё остальное, без остатка опустошила разум, переросла в одержимость, заставила грубо оттолкнуть преграду и броситься вперед, ни разу не обернувшись.

Вязкий сырой песок утяжелял шаг. Огромная черная тень отделилась от темноты и быстро метнулась к океану, она летела, подхваченная ветром, поблескивала острыми щупами и неумолимо приближалась к утопающему. Чуя не успевал помочь. Если захлебнется не морской водой, то непременно собственной кровью — и незнакомец, и Чуя. Предотвратить смерть невозможно.

— Выйди из воды! — хрипло, с надрывом, не человеческий голос, а рычание из звериной глотки.

Вместе с криком человека настигло жало гигантского скорпиона. Тот развернулся, вскинул руку, в которой оказалась трость, и палка приняла на себя удар, тут же отбросив. Отбитый кол разделился на множество игл. Те окружили жертву, дрогнули, сомкнулись в попытке проткнуть насквозь. Человек пригнулся, чуть ли не полностью скрывшись в толще воды, взметнулись брызги, он развернулся вокруг своей оси, поднырнул под противником и снова ударил тростью.

Чуя запнулся. Песок будто стал затвердевшим бетоном. Он мчался спасать не незнакомца — его одержимостью оказался русский дилер из закрытого клуба, а напавшим был не монстр из океанских глубин, а Рюноске. Осознание на миг огорошило. Чуя растерялся. Ничем не примечательный и без выдающихся сил человек способен выстоять против Расёмона? Вряд ли. А если может, то надолго ли?

Еще один шаг и… Чуя опоздал. Пара черных заточенных лент обрушилась на жертву, и лезвия с легкостью рассекли плоть. А тот даже не успел понять, что случилось: уставился куда-то вдаль, не шевельнулся, вооруженная тростью рука повисла, а через миг тело захлестнуло волной. Море унесло свою добычу.

Акутагава выскочил из воды, очевидно боясь также угодить в лапы Дагона. Они тряслись за свою шкуру в океане и забывали об опасности, подстерегающей на суше. Чуя против воли растянул губы в злорадной улыбке. Резче потянул Акутагаву на песок, разворачивая на ходу, ударил в живот — еще чуть-чуть и ребра бы треснули. Снова улыбнулся, когда тот, кашляя, согнулся и открылся для новой атаки — добивающей, после которой уже не подняться. Кулаком в висок, чтобы проломить кости. Дар не нужен. Без него даже интересней, и страдания дольше.

Не ждал? Считал Чую другом? Но кто безжалостно убивает важных для друга людей?!

Рука обхватила Чую за пояс и потянула прочь от поверженного противника, окровавленного, глухо хрипящего, но еще живого. Увлекла почти с заботой, и голос прозвучал слишком нежно для того, кто желал драться:

— Не сходи с ума, малыш.

Чуя мотнул головой: он больше не попадет под влияние Дазая. У него есть своя воля, он не марионетка! Он заехал локтем по наклонившемуся к нему лицу и снова довольно хмыкнул: в горле Дазая булькнула кровь и тот отшатнулся. Повернулся кругом и наотмашь ударил снова. Дазай не пытался сопротивляться и не блокировал удар — скверно не уметь обороняться. Он, поваленный на песок, лишь закрывал лицо ладонями. Ему же хуже, если не сражается!

— Зачем? — выкрикнул Чуя, приподнимая Дазая за ворот пальто. Это было мучительно, больно истекать кровью изнутри, но он продолжал: — Ты, мерзкая тварь, сделал это нарочно? Специально убил его?

— Если он так дорог тебе, отправляйся следом, — негромко прозвучал ответ.

А работник закрытого клуба был ему дорог? Чужой человек, за которого можно было прикончить двоих близких людей? Мутным взглядом Чуя зацепил Акутагаву, неподвижного и с поблескивающей чернотой крови и мелькнувший на мгновение силуэт, который возник в полумраке мостовых свай и сразу исчез. Чуя попытался встать, но что-то потянуло обратно. Слабо потянуло, но достаточно, чтобы обратить внимание, как липкие от крови и песка пальцы хватаются за его одежду. Из последних сил, слепо, как умирающий держится за тонкую прозрачную ниточку, которая связывает с этим миром. Оттолкнуть его ничего не стоило — только два разбитых сердца и две покалеченные души.

— Прости! — Чуя порывисто обнял Дазая. — Это было безумие, наваждение, будто заставил кто-то. Не понимаю, что случилось. — Он говорил, и дышать становилось легче, боль утихала, сердце стучало размеренно. Он целовал Дазая в шею, сквозь бинты и рубашку, целовал его лицо и губы сквозь кровь, забыв о присутствии на пляже еще кого-то. Опьянение нахлынуло с новой силой, и Чуя смог лишь неразборчиво пробормотать: — Отвези меня домой.

Пусть манипулирует, но только он один и никто другой. Пусть заберет, хоть домой, хоть туда, откуда им обоим не будет возврата. Мало помалу Чую одолел сон, и он уже не помнил ни как они шли до машины, ни как добрались до квартиры, да и покинули они побережье в эту ночь или остались, он тоже не понял.