Запах крови Цю Юй узнала тут же. Он наполнил бесконечные коридоры, поглощая слабые ароматы пудры, весны и жизни. Чем ближе они подходили к залу собраний, тем тревожней ей становилось. Цю Юй обернулась, чтобы взглянуть на Хуа Фэна. Ответом ей стала безжизненная пустота темных глаз.

— А-Фэн, — позвала она, игнорируя взгляд старейшины Мэн.

Хуа Фэн нежно улыбнулся в ответ, и от этого Цю Юй стало особенно тошно: так в ночь своей смерти ей улыбалась наставница. Дышать становилось все труднее и труднее, но она не могла позволить себе погрязнуть в бесконечных воспоминаниях о мучительном прошлом.

Порой Цю Юй мечтала быть кем-нибудь другим; не собой — быть лучше, сильнее, умнее. Но ей некуда было бежать от самой себя. Оставалось лишь мириться с неизбежным. Голова шла кругом, а сердце сбивалось с ритма. Кончики пальцев похолодели, и Цю Юй поежилась — и от сквозняка, и от ужаса, что поднимался изнутри сокрушительной волной. Привычный зал для собраний — совсем не злодейский, без человеческих истерзанных тел и украшений из костей (вопреки мнению праведных заклинателей) — встретил полумраком и напряжением. Удивительно, как место преображалось от событий. В обычные дни Цю Юй сидела вдали, откуда хорошо было видно место главы (вечно пустующее) и Шу Сиянь, застывшую рядом. Она редко слушала обсуждения, но вот извечную ругань — всегда, чтобы вечером пересказать все Хуа Фэну. Никто ее не замечал — и мнением, касательно дел школы, не интересовался. Атмосфера со дня смерти Хуэй Сюэ царила скорее какая-то расслабленная, если не сказать и вовсе ленивая — ведь отныне темные заклинатели были предоставлены сами себе, творя бесчинства не по приказу, но по велению их черных душ. Иногда было весело слушать их ругань, наблюдать за драками.

А теперь было тихо. Ничего хорошего в этой тишине не было — лишь назревающая тревога. Свечи дрожали, выпуская жуткие тени. Цю Юй застыла: на привычном пустующем месте главы уже сидела женщина. Хотя ее лицо было скрыто вуалью… Демоническая аура не давала обмануться.

Хуэй Сюэ действительно вернулась.

Цю Юй ожидала, что от страха не сделает ни шагу, но ноги продолжали идти. Она бросила взгляд на Шу Сиянь — и замерла: впервые за много лет столь нежная улыбка сияла на этом прекрасном лице.

Шу Сиянь никому не улыбалась так, как улыбалась главе.

Боль отодвинула страх. Цю Юй вдруг остро осознала: ей здесь действительно не место — больше нет.

— Глава, — старейшина Мэн тут же упала на колени, благоговейно выдыхая.

Цю Юй следом опустилась за ней — но молча. Она стиснула зубы.

— Поднимитесь, — раздался голос Хуэй Сюэ.

Цю Юй вздрогнула — за столько лет она позабыла, каким властным и всепоглощающим был этот голос.

— Присядьте на свои места, — продолжила она. — Давайте же начнем. На повестке дня у нас такой любопытный вопрос… Как же так вышло, что вы проглядели шпиона из праведной секты?! Чем же вы занимались все эти годы?

Цю Юй отвыкла от того, что выражения лиц ее коллег могли быть такими серьезными. Даже Чэнь Фу, который ни на мгновение не закрывал свой проклятый рот, молчал, внимая Хуэй Сюэ.

— Может быть, — вкрадчиво, опасней прошептала Хуэй Сюэ. — Вы тратили время, чтобы отыскать мое место заточения? Или этим озаботилась лишь моя драгоценная Шу Сиянь?

Моя драгоценная Шу Сиянь.

Цю Юй бросила взгляд на Хуа Фэна, стоящего на коленях под давлением рук марионеток.

— Я разочарована, но что еще ожидать от сборища бездельников? Что ж, мы наверстаем упущенное. Пора доказать праведным сектам, что рановато они празднуют победу. Итак, Хуа Фэн, поделишься с нами чем-нибудь интересным?

— Мой брат не мог быть шпионом, — прошептал Хуа Фэн. — Это какая-то ошибка, глава. Он даже не изучал праведных искусств.

Хуэй Сюэ издала смешок, а затем медленно поднялась. Она махнула рукой, и марионетки отступили, но Хуа Фэн не сдвинулся с места. Цю Юй вцепилась в рукав собственного ханьфу. Хуэй Сюэ вблизи казалось похожей на скелет. Очевидно, воскрешение не пошло ей на пользу — было ощущение, будто мертвеца втиснули в мешок с костями, пытаясь вылепить подобие человека.

И все же глаза ее были прежними.

Цю Юй их не могла забыть — темные и глубокие, будто нескончаемая бездна — они никогда не обещали ничего хорошего. Вся красота и изящество кокетливо вздернутых уголков глаз терялись из-за необъятного мрака, расползавшегося от зрачка, и заполнявшего радужку.

— Сяо Фэн, — насмешливо сказала Хуэй Сюэ. — Не будь так наивен. Разве ты не знаешь: иногда праведные секты специально растят шпионов, которым не позволяют совершенствоваться привычным способом. Нет, из них специально растят таких, как твой брат — темных заклинателей, верных праведной секте.

— Нет, — нахмурившись, замотал головой Хуа Фэн. — Мы росли вместе — я бы знал.

Хуэй Сюэ покачала головой.

— Три ребенка… Твоя фамилия «Хуа», верно? Три ребенка, чудом выжившие в бойне. Вероятно, ты мог не знать, но семья Хуа была одной из самых почитаемых семей заклинателей, хранивших немало секретов… Их символом был цветок мэйхуа. Великий клан, воспитавший немало достойных заклинателей, но увы… Сейчас от него ничего не осталось. Вероятно, ты был слишком мал, чтобы запомнить что-то. Но как-то же три сироты выживали.

— Нас приютил старый монах, — едва слышно ответил Хуа Фэн.

Сердце Цю Юй забилось быстрее. Она поднесла руку к шпильке, где на конце покачивался цветок мэйхуа.

— Верно… Как думаешь, малыш, сделал он это из доброты? — Хуэй Сюэ расхохоталась. — Уверена, старик заключил сделку с твоим братом и сестрой. А ты остался в неведении — то ли был бесполезен, то ли тебя так отчаянно оберегали. Вот почему вы пришли сюда, а мой предшественник вас принял. Но удивительно, что столько лет твой брат умудрялся отправлять доклады своим хозяевам — и даже у меня под носом. Как похвально.

Хуа Фэна затрясло. Цю Юй впилась пальцами в спинку стула, отчаянно желая оказаться рядом.

— В любом случае, — скучающе произнесла Хуэй Сюэ. — Остался только ты — и толку от тебя никакого. Так что…

— Нет!

Цю Юй ощутила, как все взгляды обращаются к ней. Шу Сиянь покачала головой — и когда Цю Юй взглянула на нее, сразу осознала: больше никто ее не станет защищать. Игнорируя тянущую боль в груди, Цю Юй повторила так твердо и так уверенно, как никогда в жизни:

— Нет. Глава, Хуа Фэн ничего не знал. Он все это время был со мной. Прошу вас, сохраните ему жизнь!

— А-Юй! — одернул ее Хуа Фэн с отчаянием в голосе.

Он был единственным, кому было не все равно.

Цю Юй подавила дрожь, встречая темный блестящий взгляд Хуэй Сюэ. Та хмыкнула.

— Твоя игрушка научилась разговаривать, — сказала она, обращаясь к Шу Сиянь. — Мои поздравления.

Цю Юй стиснула кулаки. Она со стыдом подняла голову, чтобы встретить насмешки — но никто не улыбнулся. Цю Юй вздрогнула, когда старейшина Мэн выразительно приложила палец к губам, призывая замолчать.

Но Цю Юй… молчала столько лет. Молчала, позволяя себе превращаться в кого-то, кто прежде вызывал в ней презрение. Какая жуткая участь — однажды стать тем, кого всей душой презираешь. Слабая, жалкая, бесхребетная… Ведомая лишь своей больной страстью. Кем она только ни была в чужих глазах — но только не живым человеком. Цю Юй выпрямилась, делая шаг.

Хуэй Сюэ ее браваду встретила смешком.

— Что дальше, лапочка? Какой у тебя очаровательный грозный вид!

Цю Юй ощутила себя странно, будто в одно мгновение тело и вовсе перестало принадлежать ей. Она шагала вперед, не обрушившись под чужими осуждающими взглядами. С каждым шагом Цю Юй обретала странное, доселе незнакомое, спокойствие. Она остановилась возле Хуа Фэна, игнорируя его предупреждающее шипение: «Что ты творишь?».

— Зачем проливать невинную кровь? — спросила Цю Юй.

— Невинных в этом мире нет, — ответила Хуэй Сюэ. — Скажи, ты думаешь, что я сохраню тебе жизнь за эту дерзость только потому что все эти годы ты грела постель моей шимэй?

Ударило под дых. Напускное спокойствие пошло трещинами, угрожая не сдержать бешеную волну эмоций внутри. Но Цю Юй не позволила им отразиться на лице.

— Глава не изменит своего решения? — вместо этого спросила она.

Хуэй Сюэ рассмеялась.

— Нет в мире того человека, ради которого я отступила бы, — оскалившись, ответила она.

— Хорошо, — тихо ответила Цю Юй, решительно сжимая плечо Хуа Фэна. — Потому что… отныне я — тоже.

— Цю Юй! — выкрик Шу Сиянь стал сюрпризом, но Цю Юй не позволила ему остановить себя.

Она попросила тени: помогите мне. И они, будто ласковые звери, потянулись к ней. Прежде Цю Юй боялась теней — и спасалась от них ярким светом свечей, ласковыми поглаживаниями сестер. Но они не были врагами, нет — они нашептывали: позови. Сокровенная тайна, какую Цю Юй не смогла доверить даже Шу Сиянь.

Хуэй Сюэ отшатнулась. Тени хлынули — и с ними первозданная тьма. Цю Юй крепко схватила Хуа Фэна за плечо — и что-то глубоко внутри дернулось, нашептывая, где выход. Сквозь плотную пелену мрака отдаленно слышался шум и явная ругань, но Цю Юй заставила себя сосредоточиться. Ей не давались мечи и другие темные техники. Она во всем была посредственностью — и лишь фокус с растворением в тенях никогда не подводил ее.

Потому что я — тень. Я скольжу и во тьме, и в свету, никем не замеченная; я принимаю форму всего сущего в этом мире — и растворяюсь с этим же в пустоте.

Цю Юй ощутила, как сознание заволакивает туман. Тени ласково баюкали, умоляя: отпусти, отпусти…

***

Очнулась Цю Юй от удара по щеке. Она распахнула глаза — и увидела лицо заплаканное Хуа Фэна, искривленное от муки.

— Ты жива, — выдохнул он с облегчением. — Хотя бы ты.

Цю Юй попыталась ответить, но горло сжалось в спазме. Она закашлялась, и Хуа Фэн осторожно помог ей перевернуться, поддерживая под грудь. В следующее мгновение Цю Юй вырвало черной кровью.

— Что… это? — тихо выдавила она.

— Хотел бы и я знать, — печально ответил Хуа Фэн. — Ты способна взывать к теням? Небожители, Цю Юй… Это же…

— Молчи, — прохрипела Цю Юй, морщась. — У этого есть свои последствия.

Боль раздирала все ее тело.

— Прости меня, — прошептал Хуа Фэн. — Из-за меня ты впуталась во все это.

Цю Юй покачала головой.

— Где мы? — спросила она вместо этого.

— Когда тени рассеялись, мы оказались у подножия горы. Думаю, за нами уже отправили кого-то вслед, поэтому я решил идти в лес. Нашел здесь старый храм, но нам нужно поспешить — и хотя бы оказаться на территории праведных сект. Иначе шанса скрыться нет.

Цю Юй кивнула. В старом храме, который был просто убогой полуразрушенной хижиной, сильно пахло сыростью, мышами и благовониями. Хотя их явно тут давно не жгли (кто стал бы молиться богам, когда поблизости секта темных заклинателей?), но запах так впитался, что даже десятилетия запустения не вытравили его. Хуа Фэн был весь измазан грязью — и так непривычно было видеть у него такой облик. Волосы спутались. Цю Юй не сомневалась, что и сама выглядит не лучше, а то и хуже.

— Вставай.

— Нет, — поморщилась Цю Юй. — Не смогу. Нельзя.

Боль не утихала. Спазм вынудил ее застонать, а Хуа Фэна побледнеть, упав на колени.

— Где? — в панике спросил он. — Где болит?

— Везде, — прошептала Цю Юй, чувствуя, как пот скатывается по вискам. — Я нашла технику теней в старом свитке. У меня пару раз получилось, но слишком высока цена за это. Неудивительно… что лишь темная старейшина Хэйань могла призывать их.

Хуа Фэн покачал головой.

— Но ты их не просто призвала, А-Юй. Ты заставила тени помочь нам.

— Да, — скривила губы Цю Юй в горькой усмешке. — Хоть какой-то от меня толк, верно?

— Не говори так, — мягко отозвался Хуа Фэн. — Ты спасла наши жизни.

— Рано так самонадеянно говорить. Мы все еще в опасности.

— Я понесу тебя на спине.

— Не глупи, А-Фэн. Из нас двоих лишь у тебя есть шанс сбежать — вот и используй его.

Хуа Фэн рассмеялся. Смех его отдавал удушливым горьким безумием.

— А-Цю, мой брат мертв. Сестра уже десятилетие как — тоже. Я один в этом мире — и ради чего мне существовать, если даже ты оставишь меня?

— Ради себя самого, — фыркнула Цю Юй.

— Не глупи, — ответил Хуа Фэн, присаживаясь рядом. — А ты жила ради себя самой?

Цю Юй прикрыла глаза. В голове ее вспыхнул образ Шу Сиянь. Она склонилась над бесчисленными документами. Цю Юй было позволено сидеть рядом, занимаясь своими делами. И лишь в те моменты… когда дул утренний свежий ветер, донося аромат цветущей сирени, когда солнечные лучи скользили по мрачному кабинету Шу Сиянь — лишь тогда она ощущала особенную близость, трепет… Семейное тепло — давно утраченное, догоревшее вместе с костями наставницы и сестер. Никакая страсть не могла заменить потребность в человеческом теплоте и участии. Цю Юй испытывала внеземное удовольствие, распластавшись по шелковым простыням… Но после была лишь сосущая пустота и одиночество, когда Шу Сиянь оставляла ее наедине с собственными гнетущими мыслями.

Жила ли Цю Юй? Нет, существовала, ведомая слепой жаждой. И если бы Хуэй Сюэ не вернулась бы — сколько лет в этом мороке ей предстояло бы провести? Сколько бы Шу Сиянь протянула бы в их затянувшейся и бессмысленной игре?

— Она ведь меня не любила, — горько разрыдалась Цю Юй, чувствуя, как от вспыхнувшей душевной боли утихает физическая. — И я это так хорошо знала — но все равно позволяла себе обмануться.

Хуа Фэн ласково положил ладонь на ее взмокший лоб.

— Почему так? — прошептала Цю Юй. — Почему она тогда все равно позволяла приходить к ней?

— Я не знаю, — тихо ответил Хуа Фэн. — Я даже не знал о том, кем были мой брат и семья на самом деле. Мы не знаем ничего о себе, что уж говорить о других? Тешить саимх себя иллюзиями — вот что нам остается.

Цю Юй встретила его печальный взгляд.

— Нам нужно идти, — твердо сказал Хуа Фэн. — Терять больше нечего.

— Кроме жизни, — слабо улыбнулась Цю Юй.

Хуа Фэн наклонился, подхватывая ее на руки.

— А была ли у нас жизнь, А-Юй?

***

К рассвету стало легче. Цю Юй медленно шла сама, не желая мучить и без того уставшего Хуа Фэна. Шли они молча, разделяя тягостную тревогу и напряжение. Лес был тих, но тишина эта таила в себе не покой, а затишье — перед оглушительной бурей. У них не было при себе оружия, лишь пара талисманов, один из которых как раз дотлевал в ладони Хуа Фэна, освещая путь. Едва забрезжил рассвет вдали, как они вздохнули с облегчением. Хотя лес и казался все еще нескончаемым, солнечный свет прогонял въевшуюся тревогу.

Тихо шуршала трава под ногами. Цю Юй переступала через мощные корни дерева, глубоко грудью вдыхая аромат бесчисленных трав; аромат хрупкой, но уже ощутимой свободы. На мгновение она и вовсе терялась: все казалось смутным и зыбким сном. Как будто и не с ней происходило — но с той маленькой девочкой, какой она когда-то была. Цю Юй вспомнила, что в детстве ее всегда тянуло к Роще Мертвецов, но строгая наставница бдительно следила за своими ученицами, не позволяя ступить на извилистые опасные тропинки, где таилась погибель для юных дев.

Лес закончился неожиданно. А за ним был другой мир — свободный от власти Хуэй Сюэ. Все еще свободный. Цю Юй засмеялась — и со смехом из глаз ее хлынули слезы облегчения. Хуа Фэн уткнулся ей в плечо, тоже тихо всхлипывая. Ночь закончилась — начался новый день.

Они схватились за руки, вдруг чувствуя себя такими юными, будто время обратилось вспять — и они стали детьми. Цю Юй не знала, каким был Хуа Фэн в детстве — ведь их первая встреча состоялась в годы их юношества. Но, вероятно, таким он и был — смеющимся, легким, изящным, будто и вовсе не принадлежал миру людей. Цю Юй не могла видеть, что и сама стала такой же. Будто многолетние кандалы рухнули с ее тонких запястий, позволяя вознестись. Отпечаток вечной печали и скорби растворился, позволяя ее лицу стать юнее и прекраснее.

Никогда еще вид рисовых и гаоляновых полей так не радовал их двоих.

Хуа Фэн вытащил из спутанных волос шпильку, глядя на нее с печалью. Наверняка это была одна из вещей, принадлежавших сестре.

— Чистый нефрит, — сказал он, протягивая шпильку дочери хозяина, приютившего их. Дева замерла с широко распахнутыми глазами, не смея коснуться такого сокровища. — Ну так что, поможешь достать одежду?

Она тут же кивнула головой, защебетав:

— Вам, господин, могу выдать ханьфу брата — оно, конечно, не новое, но будет вам в самый раз. А вашей супруге подберу что-нибудь из своего.

Цю Юй поперхнулась водой, но не стала ее поправлять. Так было безопаснее — просто неудачливая пара бродячих заклинателей-супругов. Хозяин поверил им, что в горах они наткнулись на демонического тигра, но попросил убираться быстрее: слишком боялся, что могут нагрянуть темные заклинатели. Денег у Хуа Фэна и Цю Юй не было, зато были золотые серьги, с которым Хуа Фэн расставался с непередаваемой горечью. Они успели обмыться и поесть, а теперь лучше было двигаться дальше.

Цю Юй поморщилась, разглядывая ханьфу из грубой ткани, какие обычно носили бедняки. Она в такие и не одевалась никогда. Хуа Фэн и вовсе сник — он привык одеваться в самые изящные одеяния из дорогого шелка с ручной вышивкой. Их одежда после долгих скитаний заметно запылилась. Цю Юй запихала ее в простой холщовый мешок, где уже лежало немного еды в дорогу. Украшения с головы Хуа Фэн снимал с большой неохотой, а затем спрятал в небольшом мешочке, где заклинатели обычно таскали травы и талисманы. Цю Юй последовала его примеру, но оставила лишь шпильку с цветком мэйхуа — она терялась в копне волос, не привлекая внимания.

— Куда мы отправимся? — тихо спросила она.

Хуа Фэн нахмурился.

— Мир огромен и необъятен, — ответил он. — Но нам нужно где-то осесть — там, куда темные заклинатели не доберутся.

— Праведные секты нам не слишком-то обрадуются, — заметила Цю Юй.

Хуа Фэн фыркнул.

— Если мы не будем пользоваться ци, можно попытаться притвориться простыми людьми.

— Тот, чье совершенствование выше, запросто нас раскроет.

— Значит, следует держаться подальше от мира заклинателей. Вести где-нибудь тихую жизнь… Вот ты что-нибудь умеешь?

— Писать и читать, — ответила Цю Юй. — На этом все.

— Можешь учить детей, — заметил Хуа Фэн.

— А ты?

Хуа Фэн пожал плечами. Обычно, помимо прожигания жизни, он был хорош во всем, что касалось косметики и нарядов.

— Думаю, — решительно сказала Цю Юй. — Сначала нам следует убраться куда подальше.

Послеобеденное солнце сильно пекло. Надев доули, они двинулись дальше, распрощавшись с мрачным хозяином и его юной дочерью, которая напоследок обожгла Хуа Фэна восхищенным взглядом. С простым пучком и в небогатой одежде он выглядел не хуже, чем в привычных шелках. Цю Юй вздохнула: сама она похвастаться такой красотой не могла.

Путь в ближайшему большому городу, где было проще затеряться, был около дня пешком через широкую реку Шуюэ, а затем через посевные поля и лес. Пока у них не было денег, пришлось идти пешком, делая передышку в тени. Хуа Фэн тяжело дышал, привалившись всем телом к старой сосне.

— Признаться, я и забыл, как трудна жизнь простых людей, — сказал он. — Если бы я не швырнул тогда свой мешочек с монетами, а разумно оставил бы с собой…

— Бессмысленно сожалеть об этом, — ответила Цю Юй, чувствуя, как все вспотевшее тело чешется из-за грубой ткани. — Никто из нас и представить не мог такой ситуации.

— Это верно, — тяжело вздохнул Хуа Фэн. — Последний рывок?

К вечеру они добрались до портового города Юэ. Ноги Цю Юй дрожали от такой нагрузки — прежде ей не приходилось столько идти. Обычно она прогуливалась только по саду, который высадили на радость Шу Сиянь. Цю Юй застыла, когда перед ней раскинулся город.

Она редко покидала секту — ведь у нее не было никаких заданий, кроме как следить за библиотекой. Иногда Шу Сиянь могла взять ее с собой — и пока где-нибудь в небольших чайных принимались судьбоносные решения и шли яростные переговоры, Цю Юй замирала посреди жизни, бьющей вокруг. Она терялась в бесконечном потоке толпы, растворялась в шуме. Тогда это было безумно страшно. А сейчас — безумно желанно.

Даже вечерний город был шумным и людным. Хуа Фэн ориентировался в городах хорошо. На востоке от их секты был город, находившийся под властью Хуэй Сюэ, где обычно продавались незаконные артефакты, а жизнь была постоянным заигрыванием со смертью. Там в борделе Хуа Фэн утешал себя в печали — но никто не причинил бы вреда брату старейшины секты Хэйань.

Теперь они были бесправными путешественниками. Цю Юй не обманывалась: она хорошо понимала, что в любом мире — и праведных сект, и демонических — правят деньги и власть. Но у нее никогда не было и власти — лишь призрачное положение, где никто и не замечал фигуру за плечами Шу Сиянь. Хуа Фэн осторожно протянул руку, позволяя ухватиться за свой рукав, и они двинулись через толпу. Цю Юй вертела головой по сторонам, чувствуя себя до безумия странно.

Хуа Фэн остановился, вздыхая.

— Ну, либо мы найдем, где обменять украшения на деньги, либо украдем чьи-то, — сказал он — и по его тону было ясно, что он предпочел бы второй вариант, нежели расставаться со своими драгоценностями.

— Предлагаешь привлечь внимание? — поинтересовалась Цю Юй.

Хуа Фэн покачал головой, улыбнувшись.

— Ловкость рук, — сказал он. — Стой здесь.

Цю Юй прислонилась к каменной стене, складывая руки на груди. Она старалась отвлечься, разглядывая все вокруг. Город ворвался со своими запахами — яблок в карамели, женской пудры, помоев и мочи. Этот контраст казался безумной смесью, и привычная свежесть и тишина лесов не достигали этих пыльных улиц. А еще тут был непривычно светло — очаровательные бумажные фонарики пожирали тьму своим теплым сиянием.

— Скучаешь, красавица? — раздался поблизости насмешливый голос.

Цю Юй растерялась: прежде никто не позволял себе так фамильярно обратиться к ней. Все же она была старейшиной — пусть и с номинальной властью. Даже самые наглые ученики в ее присутствии не выходили за рамки. Но сейчас она была никем. Цю Юй перевела взгляд на мужчину, лицо которого украшали бесчисленные шрамы.

— Нет, — ответила она медленно. — Не скучаю, а жду своего мужа.

Мужчина фыркнул, но не успел ничего ответить. Хуа Фэн вынырнул из толпы — с румяными щеками и светящимися глазами.

— Жена моя, — сказал он, широко улыбаясь. — Пойдем.

— Ты с ним? — сплюнул мужчина. — Да он сам как баба — точно под других мужиков ложится.

Хуа Фэн продолжил улыбаться даже когда мужчина осел, захлебываясь кровью.

— Привлекаешь внимание, — сухо заметила Цю Юй.

Хуа Фэн брезгливо вытер руки платком.

— Кто догадается, что это моих рук дело? — спросил он. — Все хорошо?

Цю Юй кивнула головой.

— Ты достал деньги? Но как? — с изумлением спросила она.

Хуа Фэн фыркнул.

— А-Юй, мы же порочные темные заклинатели. Мы убиваем людей, а воровство — меньшее, из того на что мы способны.

— Прости, забываю, — ответила Цю Юй. — А теперь спать?

Хуа Фэн ласково погладил ее по голове.

— Да — в самой теплой и комфортной постели, какую может предоставить этот шелудивый городишко.

Но в ту ночь Цю Юй не было суждено уснуть крепко.