Из раздевалки я выскочила первой. Немудрено — я ведь не могла по-настоящему переодеться! Пришлось напяливать толстовку прямо на пропотевшую футболку, а джинсы — поверх треников. Да, не продумала Изольда вопрос с раздевалкой, не продумала…

На улице уже почти темно. Что поделать, ноябрь! Я покрутила головой, соображая, сориентировалась и пошла к остановке.

— Эй, постой! — окликнул меня кто-то сзади. Я оглянулась. Меня догонял мальчик со смутно знакомым лицом — кажется, на разминке рядом со мной стоял.

— Ты на автобус идешь? Пойдем вместе!

Я кивнула с благодарностью — вместе, конечно, лучше. Не то чтобы я боялась заблудиться, но все-таки… Когда мы тут проходили с папой, было еще светло.

— Ты ведь новенький, да? Меня Максом зовут, а тебя?

— Я Славка. Да, я новеньк…кий, — я опять чуть не ляпнула о себе в женском роде. Сложно, оказывается, все время держать такое в голове!

— Ты раньше где занимался? — Макс, кажется. был любителем поболтать.

— Нигде не занимался. И сейчас бы не стал, я айкидо занимаюсь, мне хватает. Меня сюда родители загнали, только из-за сколиоза.

— Бывает, — сочувственно кивнул Макс. — У нас Севка тоже со сколиозом. А я сам сюда записался, мне нравится. Третий год уже занимаюсь. А тебе что, совсем-совсем не нравится?

Я хотела ответить «да», но вдруг снова вспомнила, как мы с Зотовой проходили круг за кругом медленный вальс, как музыка подхватывала меня, словно волна, и как кружились в зеркале наши отражения…

Я все-таки соврала, выдавив из себя:

— Не знаю пока, нравится или нет. Не понял толком.

Слово за слово — мы незаметно дошли. Нам оказалось ехать в одну сторону, только мне четыре остановки, а Максу две. Пока ждали автобус, я наконец смогла при свете фонаря получше разглядеть его. Макс был выше меня, наверное, на полголовы, из-под шапки на лоб падали прямые пряди светлых, словно соломенных, волос, а глаза были серые с зеленоватой искрой. В общем, симпатичный парень.

— Тебя Изольда с Зотовой в пару поставила? — продолжал он трепаться. — С ней раньше Пашка танцевал, потом перешел к Лахтиной, хоть она и хуже танцует. У Женевьевы такой характер — не уживешься!

У меня отвисла челюсть.

— Женевьева?! Что, Зотова — француженка?

Макс засмеялся.

— Ага, как я негр! Так, выпендривается. Она и французский язык учит, и историю Франции знает… И вот имечко себе такое придумала!

Я про себя подумала, что нет ничего плохого в таком выпендрёже — если она на самом деле хорошо знает язык и интересуется историей. Вообще, что значит «выпендриваться»? Значит — стремиться быть не тем, кто ты есть, а чем-то другим. Лучше. Значительнее. Вообще, если бы никто никогда не выпендривался, мы бы, наверное, до сих пор бы с пальм не слезли.

Вслух я этого говорить не стала. В конце концов, он с этой Зотовой третий год знаком, а я — пару часов.

В следующий раз, войдя в раздевалку, я сразу стала искать взглядом Макса. Все-таки мне неуютно одной среди мальчишек, а он — ну не друг, конечно, друзьями за пару автобусных остановок не становятся, но все-таки знакомый. А Макс и сам, увидев меня, заулыбался и замахал мне рукой:

— Давай сюда, я тебе место на вешалке занял!

Пошутил, конечно. Места на вешалке хватало для всех.

На разминке мы встали рядом. Занимаясь, смотрели на Изольду, как положено, а сами то и дело косились друг на друга. Это только кажется, что на разминке все одинаково повторяют за тренером, на самом деле все равно — кто-то выше подскакивает, кто-то сильнее тянется, кто-то перестает отжиматься раньше, чем тренер успеет договорить «Закончили!», а кто-то еще два-три раза отожмется… Когда после разминки шли в раздевалку, Макс с улыбкой сказал мне:

— Ну ты и силен, я еле за тобой угнался!

А я засмеялась, потому что собиралась сказать ровно то же самое.

После разминки мы отрабатывали элементы квикстепа. Этот танец только начали проходить, так что в этот раз я чувствовала себя куда увереннее, чем в прошлый — в том смысле, что остальные этого тоже еще не умели. Смешное слово — «квик-степ», и сам танец какой-то веселый, быстрый, нетерпеливый. Потом Изольда скомандовала «В пары!», и я подошла к Женевьеве. Теперь, после слов Макса, мне как-то не получалось даже в уме называть ее Зотовой или Женькой. Ей как-то очень шло это заковыристое имя.

На этот раз Женевьева не злилась — видимо, решила, что лучше уж я, чем вовсе без партнера. Да и не на что было злиться, у нас с ней неплохо получалось. Мы по несколько раз повторяли элементы квикстепа, потом для разнообразия прошли пару туров медленного вальса. Я уже заметила, что другие пары тоже не всегда занимались только тем, что Изольда сейчас показала. Ну что же, у нас на айкидо тоже такое бывает. Каждый сам знает, в чем его слабое место и что ему надо побольше отработать — а если не знает, то тренер напомнит.

Под самый конец в зал вошел какой-то мужчина. Изольда подошла к нему, они о чем-то быстро переговорили. Все сразу оживились, стали перешептываться.

— Это муж Изольды, — объяснила мне Женевьева. — Он тоже танцор, они сейчас, наверное, нам что-нибудь покажут!

Между тем Изольда сменила музыку, мы все поспешно расступились к стенам, освобождая зал.

А потом… Сказать, что я была поражена — не то… Меня просто не стало. Музыка — была, и сверкающие зеркала были, и была потрясающе красивая пара, которая танцевала потрясающе красивый танец. Они не шли, нет, они летели, плыли по кругу, отражаясь в зеркалах — высокий мужчина в самой обычной одежде, в джинсах и толстовке, и худощавая женщина в спортивном костюме. А меня — не было, я полностью растворилась в этой невероятной музыке, в этом сказочном танце…

Когда музыка замолчала и наваждение смолкло, я спросила у Женевьевы, задыхаясь от восторга:

— Что это, Женя? Что это было?

— Это быстрый вальс, — ответила Зотова чуть снисходительным тоном, каким говорят общеизвестные вещи, — еще называется венский вальс.

— А мы будем так танцевать? Скажи, мы так будем? — не успокаивалась я.

— Так?! — она посмотрела на меня, как на дурочку. — Они вообще-то по зондер-классу выступают!

Я поняла, что зондер-класс — это вроде черного пояса.

— Ну ладно, пусть не так! Просто… вообще… мы будем танцевать такое?

— Будем, конечно. В программу Е-класса венский вальс входит, — деловито ответила Женевьева.

Как будто меня интересовала программа!

В этот миг я поняла, чего хочу добиться. У меня появилась цель… ну, не жизни, конечно, но на ближайшие годы. Я поняла, что хочу научиться танцевать венский вальс так, как сейчас танцевали его эти двое.

Такого я раньше не чувствовала. Я занимаюсь айкидо и шахматами, мне это нравится, я радуюсь, когда достигаю успеха… Но ни разу еще я не чувствовала своей мечтой, своей целью достичь чего-то в айкидо или в шахматах!

Просто шахматы — это тренировка ума, именно тренировка, а не самоцель. И айкидо — вещь полезная, практичная, нужная, там ценность именно в полезности, а не в цвете пояса.

А тут… это было совсем другое. Это было настоящее чудо!

Мы уже переодевались, а музыка все еще звучала у меня внутри, в душе. И я невольно пыталась повторить их движения, их шаги — хотя что я там успела запомнить!

И совсем-совсем в глубине души была у меня одна мысль — в этом чудесном, волшебном танце я хотела быть на месте Изольды…