Приближались новогодние праздники.

Я приготовила подарки Максу и Женевьеве. Для Макса я нашла сборник песен с аккордами, я была уверена, что ему понравится. А вот над подарком для Жени мне пришлось поломать голову.

К тому времени я уже достаточно научилась танцевать, чтобы понимать, что означали те слова про пару и парочку.

Дело в том, что танцы — занятие парное. Парное.

Нет, ну понятно, что борьбой заниматься в одиночку тоже невозможно. Да и в шахматы самому с собой играть — на мой взгляд, отдает сумасшедшим домом. Но это другое дело, тут мы — соперники. Мы можем быть друзьями, мы можем искренне радоваться победам друг друга, можем помогать друг другу понять какое-то движение или вместе ломать голову над задачей, но все равно когда мы на татами или за доской, то у каждого цель — победить другого. И еще — если мы начинаем слишком хорошо понимать друг друга, то тренер разбивает такую пару.

А в танцах в этом и смысл — чтобы понимать друг друга. Чувствовать. Принимать. Мы — пара. И победить или проиграть мы можем только вместе. Наверное, только у альпинистов в связке бывает такое взаимопонимание… не знаю, альпинизмом я еще не занималась.

Ну, то есть, конечно, два хороших танцора неплохо станцуют вместе, даже если впервые увидят друг друга. Но «неплохо» — это не то же самое, что «по-настоящему».

И я понимала Женевьеву! То есть не то, чтобы понимала — но точно чувствовала. Я чувствовала ее упрямую гордость, ее болезненную обидчивость. И я не хотела ей дарить какую-нибудь ерунду, какую обычно дарят, что называется, для галочки, типа ручки или календарика. Ее бы обидел такой подарок.

В конце концов я купила ей рамку для фотографии, украшенную надписями «Pari», изображениями Эйфелевой башни и какими-то еще, как выражается мой папа, «архитектурными излишествами» — наверное, видами Парижа.

Вот смешно — я училась в школе уже пятый год, у меня полкласса приятелей, и половина шахматного кружка вместе со всей группой айкидо тоже — но мне еще ни разу не приходилось ломать голову о том, что подарить кому-то на Новый год.

Дарить свои подарки я собиралась на новогоднем балу. Про этот самый новогодний бал мне все уши прожужжали еще в ноябре. Еще бы — бал! Не дискотека, как в школе, где каждый отплясывает кто во что горазд, благо в полутьме все равно ничего не видно, а прямо настоящий бал, как в романах.

Нет, ну на дискотеку я тоже пошла, разумеется. Чего же не пойти! Это наша первая школьная дискотека. Правда, летом, когда я была в спортивном лагере, у нас были свои дискотеки. А в школе — в первый раз. В прошлом году мы еще считались малышами, и на Новый год у нас был утренник.

В общем, там нормально было. Шумно, темно и весело. Правда, смешно было слышать, как ведущий объявляет «быстрый танец» или «медленный танец». Танец! Ну и ладно, зато попрыгали, потолкались, повеселились.

А еще меня там ждал сюрприз. Когда я вышла из зала на минутку, чтобы немного отдышаться, ко мне подошел Генка Скворцов.

— Знаешь, Славка… ты хорошая девчонка и вообще… В общем, с Новым годом тебя!

— Спасибо, Ген, и тебя с праздником! — рассеянно ответила я. А Скворец сунул руку в карман, вынул что-то и вложил мне в ладонь, а потом вдруг покраснел и убежал обратно в зал.

 А у меня на ладони осталось лежать ожерелье из бисера. Неброское, неяркое — из разных оттенков зеленого цвета, но очень красивое. И не простенькая косичка или цепочка, которые Генка плетет за пару дней прямо на переменах и дарит всем подряд, а очень сложное, замысловатое, похожее на кружево.

Мне прямо неловко стало. И с чего бы это он? Мы и друзьями-то особенно не были. И мне нечего было подарить ему в ответ.

Но ожерелье правда очень красивое. Я его сразу надела, прежде чем вернуться в зал. Жалко только, что я на бал его не смогу надеть, не смогу им похвастаться своим друзьям — ни Максу, ни Женевьеве.

А через день я пошла на бал. Звучит-то как! Ради одного этого стоило заниматься танцами — чтобы иметь возможность небрежно бросить в разговоре: «Завтра я иду на бал!»

Накануне мы сами весь вечер накануне украшали зал, обвесили все стены мишурой, на окна и на зеркало наклеили бумажные снежинки и нарисовали типа морозные узоры. И с ламп свисала мишура, так, что получились как будто хрустальные люстры.

И пришли все такие нарядные! Ну, на дискотеку тоже не в лохмотьях приходят, но тут было другое. Тут, как бы это сказать, все выглядело как-то… не по-современному. На девочках — длинные платья с широкими юбками, на мальчиках — белые рубашки, сама Изольда в настоящем, конкурсном бальном платье. От всего этого мне даже говорить хотелось по-старинному, как в романах. И, похоже, не только мне — потому что все и правда разговаривали не так, как обычно, как-то вежливее и красивее.

Конечно, мы не только танцевали. Макс принес гитару и спел несколько песен, Сева показывал фокусы, две девочки разыграли очень смешную сценку… А еще были разные конкурсы, типа того, чтобы танцевать, привязав к щиколоткам воздушные шарики — у кого они дольше не лопнут. Мы пили газировку, болтали, смеялись… И снова, снова танцевали. Медленный вальс, квикстеп, кадриль и мой любимый венский вальс… Сначала я думала, что мы здесь будем танцевать со своими же партнерами, но оказалось, что можно приглашать кого угодно. И хоть я и старалась держаться рядом с Женевьевой, но ее то и дело приглашали другие ребята. Еще бы! Для одного танца характер значения не имеет, а танцует она лучше всех.

В какой-то момент я вдруг поймала себя на том, что мне неприятно видеть, как Макс танцует со своей партнершей. Разве они смотрятся вместе? Да она ему совсем и не подходит! Меньше его почти на голову, какая-то щуплая, чернявенькая, курносая… Я знала, что ее зовут Ксюша, а больше ничего о ней не знала — Макс ничего не рассказывал, а сама я с ней еще не общалась. Тренировки — не то что школа с длинными переменами, тут особенно болтать некогда, тем более с девчонкой… в том смысле, что я-то в мальчишеской раздевалке переодеваюсь. Так что я еще со многими толком не познакомилась.

И ведь глупость какая — ну какое мне дело, с кем танцевать Максу? С кем Изольда поставила, с тем и танцует…, а может, и не Изольда, а сам выбрал — тогда тем более какое мне дело? Но почему-то я все время чувствовала, что смотрю на нее с раздражением.

В какой-то момент мы с Максом вместе выскочили на крыльцо — немного подышать морозным воздухом, а то в зале к тому времени жарко стало.

— Макс, скажи, Ксюша — твоя девочка? — вдруг ляпнула я, неожиданно для самой себя.

— С чего ты взял? — удивился Макс.

— Ну как же, — промямлила я, чувствуя, что краснею. — Говорят же, что пара всегда становится парочкой…

Я думала, что Макс посмеется надо мной, но он ответил серьезно.

— Не всегда. То есть вообще-то это правда, обычно так и бывает… Только Ксюша — моя сестра.

— Какая сестра? — переспросила я, чувствуя себя полной дурой. Если бы они были братом и сестрой, то шли бы домой вместе! И они же совершенно не похожи!

— Двоюродная, — объяснил Макс, — но можно считать, что родная. Мы семь лет в одной квартире жили, так получилось. Так что она никак не может быть моей девочкой.

Я почувствовала, что мое лицо невольно расползается в идиотской улыбке, и поспешно отвернулась, чтобы Макс не заметил. На улице было темно, но прямо над крыльцом горел фонарь, ярко освещая нас, а мне совсем не хотелось объяснять другу, что это я так радуюсь.

А я радовалась, как будто получила самый дорогой подарок, вот ведь смешно!

Подарками мы, кстати, обменялись. Макс подарил мне флешку в виде шахматного коня, а Женевьева — брелок для ключей с фигуркой человечка в кимоно. Судя по кимоно, это был каратист, а не айкидок, но я не стала придираться.

Максу мой подарок понравился, он сразу схватился за гитару и стал пробовать какие-то сложные аккорды.

А Женевьева повела себя странно: она уставилась на рамку так, словно не на рисунок смотрела, а по-настоящему видела все эти здания и площади, и сказала строго и торжественно, словно клятву давала:

— Я там еще буду, вот увидите! Обязательно!

Я даже растерялась от такой реакции. А Макс вдруг улыбнулся и протянул Женевьеве руку, приглашая ее на танец.

И что мне оставалось делать, спрашивается? Я взяла и пригласила Ксюшу. И мы танцевали старинный танец под названием вальс-гавот, странный вальс, который танцуют на четыре, а не на три счета. А потом, когда музыка закончилась, мы вчетвером пили газировку, чокаясь одноразовыми пластиковыми бокалами, и поздравляли друг друга с наступающим праздником…

И оказалось, что Ксюша очень даже милая девочка, и чего я на нее взъелась?