Вторник, 1-ое сентября 2009. Вечер

Как и все, наверное, первогодки, Тедди сильно волновался перед своим распределением.

— А вдруг это будет Слизерин? Может, я, на самом деле, довольно злой и плохой волшебник… — спросил он как-то у Андромеды.

— Тедди, солнце, я училась на Слизерине. И что, ты скажешь, что я злая и плохая волшебница?

Мальчик отрицательно покачал головой, а бабушка продолжила:

— Твой отец был на Гриффиндоре, твоя мать — на Хаффлпаффе. Твой дед Лайелл окончил Рэйвенкло. Видишь, у тебя все шансы поступить на любой факультет. На любом из них ты непременно добьёшься успеха, и я в любом случае буду тобой гордиться.

Но Тедди всё равно переживал. Перед церемонией распределения его волосы были естественного чёрного цвета: он счёл, что обычный синий будет выглядеть, как намёк в сторону Рэйвенкло, а ничего лучше не придумал. К табуретке он шёл на дрожащих ногах, нервно одёргивая подол мантии.

— О, ещё один Люпин… я мучилась с твоим отцом целую минуту, знаешь? — прогремела Шляпа, и Тедди заёрзал. — Но, зная историю… не ошиблась. Что же мне делать с тобой? — Шляпа задумчиво помычала несколько секунд и громко выпалила: — Я знаю, что! Конечно, Хаффлпафф!

Мальчик тут же облегчённо и счастливо выдохнул. Когда Шляпу сняли с его головы, весь Большой зал увидел копну ярко-жёлтых волос с несколькими чёрными прядями.

Среда, 16-ое марта, 2011

— Слушай, давай так: ты мне — всего-то одну свою дурацкую мантию, а я тебе — всю свою коллекцию золотых карточек от лягушек. Там всего пары не хватает. О Хельга, ну что тут думать вообще? Соглашайся давай: это очень выгодный обмен.

— Э-э, да, но зачем она тебе? — тучный слизеринец с третьего курса неуверенно почесал затылок. Тедди закатил глаза.

— Вообще-то, в приличном обществе такие вопросы не задают. Предлагаю — значит, надо, понял? Так что: по рукам или нет, м?

— Чёрт с тобой, Люпин. По рукам!

Через такие обмены Тедди довольно быстро заимел формы всех факультетов. Ему они нужны для одной, безусловно, благой цели: по школе тут же стали ходить слухи то о каком-то светловолосом слизеринце, подложившем грязевые бомбы из «Зонко» во все туалеты на третьем этаже, то о брюнете-гриффиндорце, выпустившем из клеток всех пикси в кабинете защиты от тёмных искусств, то о рэйвенкловке, подорвавшей котлы в подземелье. Все эти случаи объединяло одно: нарушитель всегда молниеносно исчезал с места преступления и терялся в толпе. Многочисленные свидетели рассказывали небылицы. Это было поистине гениально: разумеется, все знали, что это был Тедди, но никто не мог ничего доказать. Люпин ликовал. Попался он только один раз: тогда он слишком гордо и самодовольно шагал из кабинета трансфигурации, подготовив поле для своего очередного пранка. На нём была форма Рэйвенкло, но в руках он держал Карту. С Хаффлпаффа тогда сняли целых пятьдесят очков за раз, да и с Рэйвенкло — десять, потому что какой-то идиот согласился поделиться мантией. С тех пор за формой стали следить гораздо строже.

Четверг, 13-ое мая, 2013

На четвёртом курсе у Тедди образовалось как-то слишком много «окон» и простора для безделья. Из дополнительных предметов он зачем-то выбрал нумерологию, маггловскую литературу и прорицания, наугад три раза ткнув в перечень дисциплин палочкой. По нумерологии почти ничего не задавали, литература ему нравилась — но читать что-то художественное он мог только перед сном, а прорицания ему не давались вовсе, и Тедди быстро сдался. Это, на самом деле, страшно раздражало Кассандру, его однокурсницу с Рэйвенкло. Из-за того, что Аддерли была лучшей в классе, а Люпин — один из самых отстающих, профессор Трелони постоянно ставила их в пару и рассчитывала, что Кассандра уж точно как-нибудь повлияет на Тедди. Правда, в контексте прорицаний она не влияла на него ровным счётом никак, потому что его «третий глаз» отсыпался за первые два, но за пределами Северной башни Аддерли казалось Люпину очень даже милой девчонкой. С ней было о чём поговорить, она очаровательно смеялась, и Тедди отчего-то чувствовал странное тепло в районе сердца каждый раз, когда о ней думал.

В одно из таких окон, когда большая часть его однокурсников отправилась на уход за магическими существами, а остальные — заниматься в библиотеку, Тедди бесцельно прогуливался по коридорам. Из класса истории магии раздавался слишком громкий шум. Он был таким хаотичным и весёлым, что точно не мог исходить от занятий историей магии. Тедди припомнил, как за завтраком он услышал сплетню о том, что профессор Перкинс слёг в больничное крыло с обострением аллергии на пыльцу паффоподов, но, видимо, до некоторых студентов она ещё не дошла. Люпин возликовал: это означало лишь то, что он может вернуться к своей любимой забаве в полноценном виде. Он вмиг принял облик старого профессора, снял мантию, безрукавку и галстук, кинул всё это неаккуратной стопкой под дверь и, оставшись в одной рубашке и тёмных брюках, уверенно шагнул в аудиторию.

— Добрый день, класс! — пробрюзжал он, осматриваясь по сторонам. Ребята тут же затихли, и только задние ряды принялись перешёптываться. На столах он заметил фиолетовые книги: отлично, значит, второй курс. Давало ли это что-нибудь Тедди? Конечно, нет. Второй курс истории магии прошёл мимо него так же, как и первый. И третий. И четвёртый. — Я задержался, простите. Что… что мы там сейчас проходим?

— Становление Статута о Секретности, профессор Перкинс, — рыжая девочка за второй партой неуверенно подняла руку.

— О, отлично, просто прекрасно! Ну, вы знаете, я такой старый, что уже всё позабыл, — класс рассмеялся, а Тедди вальяжно сел на преподавательский стол спиной к доске. — Так вот, Статут о Секретности…

Тедди «проверил» домашние задания, сочинил лекцию полностью, а в конце так увлёкся, что даже дал самостоятельную работу на знание материала и задал тему для эссе, которые второкурсники должны были сдать не позднее, чем двадцатого числа. Когда часы отбили конец занятия, Люпин первым пулей вылетел из класса, коротко попрощавшись: ему нужно было забрать свою одежду. Он принял свой обычный вид, кое-как вдел руки в рукава мантии и перекинул галстук через шею, не завязывая. По дороге до класса нумерологии он едва не подскакивал от счастья: шалость удалась!

Вернувшись из лазарета, профессор Перкинс ещё неделю получал эссе на тему влияния господина Бильбо Бэггинса из Шира на принятие Статута о Секретности. И, сколько бы он ни пытался убедить второкурсников в том, что такого бреда он точно не задавал, они все благодарили его за лучше занятие за год…