Среда, 22-ое июня, 2016. Вечер

Тедди вполне мог трансгрессировать до Ливерпуля и оказаться дома за секунду. Его уже год как не сковывали никакие законы об использовании магии несовершеннолетними, а теперь, когда в рюкзаке лежал свиток, заверявший, что «Эдвард Ремус Люпин окончил обучение в школе чародейства и волшебства «Хогвартс» со следующими баллами за ЖАБА…», он точно имел на это полное право. Но в этот раз он захотел поехать на поезде. На настоящем маггловском поезде, который со всеми остановками добирался до города целых два часа. Дома он первым же делом гордо вручил бабушке диплом.

— Тедди, солнышко, ты такой молодец! Твой отец бы…

— Сказал «кончай сачковать, веселье кончилось, ищи работу»?

Андромеда хрипло рассмеялась, но смех тут же сменился долгим приступом кашля. В последние дни она была совсем плоха и даже не вставала с кровати.

— Нет, — сказала она, как ни в чем не бывало. — Он бы тобой гордился, Тедди. И Нимфадора бы тобой гордилась. И я горжусь.

— Я… я… — Тедди не мог на неё смотреть — видеть бабушку такой было невыносимо. Сердце сжалось в крохотный комок, и Люпин еле сдержал слёзы. — Давай я поставлю музыку?

Старушка кивнула. Через несколько мгновений из проигрывателя заиграл «A Day at Races»³. Андромеда обожала этот альбом, а Тедди Queen недолюбливал — они были слишком аккуратными для него. Они сидели вдвоём и тихо слушали музыку. Всё будто бы было так же, как раньше.

Через несколько дней Андромеды не стало.

Пятница, 8-ое июля, 2016

— Ты же знаешь, ты всегда можешь прийти к нам, мы с Джинни…

— Я знаю, — ответил Тедди до такой степени сухо и коротко, что было понятно: разговора не будет.

Да и какой вообще может быть разговор на похоронах? «Да, она была замечательным человеком», «О да, ещё и семидесяти не было…», «Держусь, спасибо». Сочувствующие всё не кончались и не кончались: удивительно, как настолько необщительная, местами даже скрытная волшебница, отлученная от семьи, смогла оставить след в жизнях стольких людей. Тедди даже, кажется, заметил в толпе Лайелла, но не решился подойти. Тот всегда держался особняком, особенно после смерти Хоуп, и никогда не проявлял никакого интереса, сколько бы Андромеда ни звала его на семейные праздники. Так зачем налаживать отношения сейчас? Они были чужими друг другу людьми, хоть внешне и выглядели ужасно похожими.

Тедди так по-глупому наивно думал, что это будет самым сложным. Нет: гораздо сложнее, чем принимать бесконечные соболезнования от малознакомых людей, было вернуться в пустой дом. Пустой, холодный и тихий. И, конечно, слишком большой для него одного. Впервые со дня смерти бабушки он зашёл в её комнату. Стёр пыль с комодов и полок, вспоминая, как Андромеда постоянно журила его за беспорядок. Аккуратно, дрожащими пальцами, снял с проигрывателя ту самую пластинку и поставил её к остальным.

Андромеда любила разную музыку, но Queen всегда имели для неё особенное значение: она говорила, что под них легко танцевать, легко думать и легко жить. А вот любимых внуком Smiths она не переносила. Называла их слишком грубыми, но среди других пластинок Люпин с горечью заметил «Strangeways, Here We Come»⁴.

Тедди давал себе обещание никогда не плакать, как бы больно ни было, но сейчас он не смог удержаться: слёзы хлынули ручьём, и он, прислонившись к стене спиной, съехал по ней на пол.

Он очень хорошо помнил, как у них оказалась эта пластинка: бабушкина сова скинула плотный конверт из крафт-бумаги прямо посреди обеденного стола на его четырнадцатый день рождения. К пластинке прилагалась записка: «Они настоящие грубияны, но ты такое любишь. Я ведь не ошиблась с альбомом?». В школе ни у кого проигрывателя не было, поэтому пришлось ждать аж два месяца, чтобы её послушать, но оно того определенно стоило. Бабушка раздражалась, когда он ставил её по десять раз на дню, а он был только рад её раздражать. Сейчас он отдал бы всё, лишь бы снова услышать её «И как только ты можешь это слушать, Тедди, дорогой?», но в комнате стояла тишина, прерываемая только короткими всхлипами.

Неужели теперь и правда надо ступить на эти неизведанные пути самому?

Воскресенье, 19-ое сентября, 2016

Он остался совсем один. Можно было, конечно, пойти к Поттерам, но у тех своих забот и без того было предостаточно: в этом году Альбус поступал в школу, у Джеймса всё было не совсем гладко, в Министерстве были проблемы... Да и вообще, навязываться в, по сути, чужую семью, даже если они не против, было бы некрасиво. Позвонить Кас Тедди не решался, потому что не хотел беспокоить её своим горем. Только написал короткое письмо, в котором рассказал о смерти бабушки, и долго не мог его отправить. Сколько бы Аддерли ни названивала после, Люпин не брал трубку. У неё всё хорошо, у неё своя отличная взрослая жизнь с Министерством, зачем ей балласт в виде парня-нытика? В конце концов, звонки прекратились.

От Андромеды у Тедди осталось внушительное наследство: несмотря на все разногласия, семья Блэк всё-таки позаботилась о благосостоянии своей нерадивой дочери. Теперь, помимо их с бабушкой дома в Ливерпуле, у него был огромный счёт в банке «Гринготтс» — настолько огромный, что Люпин ума не мог приложить, что с ним делать. Думал даже отдать его на благотворительность целиком, но не нашёл никакого хорошего фонда в волшебном мире, а менять такую большую сумму на маггловские фунты гоблины отказались. За один раз обменяли только двести галеонов — в фунтах вышло около тысячи, и Тедди решил, что этого ему вполне хватит на жизнь. В таком состоянии, всё-таки, был очевидный плюс: ему не нужно было искать работу.

Тедди было совершенно нечем заняться. Пока его одногодки устраивались на службу и строили карьеру, Люпин потихоньку опускался на самое дно: закрыть зиявшую в сердце дыру никак не выходило, и отсутствие работы это состояние только усугубляло. Большую часть дня Тедди бесцельно слонялся по городу, сидел на скамейке в доках, смотря на реку, садился на поезда, шедшие в неизвестном ему направлении… а вечером возвращался домой, ставил в проигрыватель случайную пластинку и слушал музыку, открывая бутылки дешевого «Фуллера» одну за одной.

У него напрочь пропали способности в метаморфомагии: как бы он ни пытался, из зеркала на него смотрел один и тот же темноволосый волшебник с густыми синяками под карими глазами. Тедди ужасно не нравилось.

Тедди нравилась музыка — и больше Тедди не нравилось ничего. Кроме, может быть, пива.

В один из таких вечеров Люпин набрёл на полуразрушенное здание, из которого доносились тяжелые барабанные партии и звуки расстроенных гитар. Играли, кажется, что-то похожее на «Anarchy in the UK»⁵. И действительно: «вечер каверов на Sex Pistols» — прочитал Тедди в написанном от руки расписании. Он без сомнений вошёл внутрь.

Это был «Eric’s»⁶ — клуб с самыми липкими полами во всей Британии. Несмотря на то, что так про себя говорил каждый имеющий около-панковскую тематику клуб и бар, помещение изнутри создавало впечатление настоящего панк-рока. В центре, на небольшом танцполе, люди возраста Тедди не танцевали — скорее избивали друг друга локтями, на сцене невпопад играла какая-то маггловская группа, а по бокам, опершись о стену, компаниями по несколько человек сидели на полу явно пьяные и, может быть, даже накуренные панки. Пахло кислым пивом, потом, табаком и, кажется, травкой. Тедди почувствовал себя отлично — гораздо лучше, чем в любой из дней за последние несколько месяцев — уверенно заказал пинту светлого и встал у стены со своим пластиковым стаканчиком, покачивая головой в такт музыке.

— Здарова, — через несколько минут к нему подскочил какой-то парень с ярко-зелеными волосами и начал орать, чтобы его голос не терялся в музыке. — Ты новенький здесь? Раньше я тебя не видел.

Тедди кивнул.

— Слышь, пойдём на улицу, а? Ants and a Torch всё равно сраный отстой!

Они вышли на улицу. В клубе было довольно жарко, поэтому оказаться на свежем воздухе было очень приятно. Парень тут же протянул Люпину заметно скомканную небольшую картонную пачку. Это были сигареты Silk Cut — Тедди предпочитал Dunhill, но жизнь в Хогвартсе приучила его, что выбирать сигареты не приходится, поэтому он с радостью согласился.

— Я Сатклифф, кстати, — представился парень, закуривая.

— Прям как… — начал было Тедди, выпустив в воздух струйку дыма.

— Ага. Самый недооцененный, мать его, битл⁷. Ты знал, что он есть на обложке «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band»?

— Знал, — кивнул Люпин. У Андромеды была эта пластинка, и в детстве Тедди обожал разглядывать человечков на ней.

— О, чёта ты знаешь. А то я думал, ты совсем задрот. Уже хотел тебя на деньги развести, — Сатклифф гоготнул. Тедди непонимающе на него глянул, поэтому парень объяснился: — Ну, чел, ты в зеркало-то смотрелся? Выглядишь как додик из Королевского колледжа. Волосы бы покрасил хоть, ей богу, перед тем, как в Эрика припираться. Этот чёрный… мерзость.

Люпин сдержанно улыбнулся. Он был согласен: мерзость, но сделать с этим ничего не мог.

— Тя как звать-то, кстати?

— Тедди. Тедди Люпин.

— Люпин, а? — новый знакомый снова гоготнул. — А чё, звучит красиво. Это ж как… ща, — Сатклифф рыгнул. — Homo homini lupus est (лат. «Человек человеку волк»), да? Ты поэтому такое погоняло взял?

Тедди кивнул. Объяснять, что это была его настоящая фамилия, и она просто странная, потому что всё магическое для магглов странно, совсем не хотелось.

— Заебись: Люпин, так и запомним. Ты мне нравишься, Люпин, сразу видно: пацан ровный, тебя не наебёшь. Но волосы всё равно покрась. Чё там по времени? О, моя группа выступает через пятнадцать минут.

— Твоя группа?

— Ага. The Quarrymen⁸. Это тоже такая, знаешь, битловская отсылочка… хотя чё я тебе объясняю, мы ж в Ливерпуле живём, с-сука. Короче, оставайся послушать, Люпин.

Сатклифф пожал ему руку, затушил окурок о подошву кеда и исчез внутри клуба. Тедди, конечно, послушал выступление The Quarrymen 2.0, даже в первые ряды месива на танцполе выбрался. Ему тогда знатно отбили рёбра, но этим вечером, вернувшись домой совершенно пьяным, Люпин, наконец, смог заставить волосы окраситься в синий.

Суббота, 24-ое декабря, 2016

С того дня Тедди стал ходить в «Eric’s» постоянно. Группы на сцене сменялись непрекращающимся калейдоскопом, и все были такими одинаковыми, что Люпин не смог бы перечислить и пяти названий. Впрочем, это было главным правилом панка: выделяться из толпы жирных капиталистических свиней, но не из толпы своих собратьев. Никто и не думал на это жаловаться. Все были довольны. Особенно сильно доволен был Тедди.

К нему в полной мере вернулась метаморфомагия: под действием алкоголя, громкой музыки и нескольких запрещенных веществ, которыми щедро одаривали его новые друзья, Люпин обрёл спокойствие и постоянное весёлое состояние духа. Теперь он приходил в клуб с новым цветом волос едва ли не каждый день.

— Ты ж вчера ещё был с красной башкой, — кинул Сатклифф однажды. — А сегодня уже вон с голубой! Ну ты вообще лютый, Люпин. Волосы ж убьёшь, поберегся б хоть немного. Через год лысым ходить будешь такими темпами, брат.

Тедди загадочно улыбнулся и развёл руками: фокуснику раскрывать свой секрет ни при каких обстоятельствах не положено.

— А чё у тебя за краска, кстати? Так ровно всегда ложится… моя вон плешивая совсем. Покрасил бы какой-нибудь розовый, но эта дрисня ж не сойдёт никак. Въелась, понимаешь? Только стричь.

Тедди посочувствовал другу, но про себя ухмыльнулся: магглы такие простые. С магглами так просто. За несколько месяцев он узнал о Сатклиффе много: то, что его, на самом деле, зовут Бэзил Лоуренс, но он ненавидит это имя, потому что оно одновременно звучит по-викториански и по-американски. То, что раньше он учился на филологическом в Хоупе⁹ и должен был стать историком английского языка, но его отчислили после первого же курса. Что он ненавидит ребят из частных школ — Тедди умолчал, где учился он сам. И ещё что он ненавидит The Smiths — позёр. Тут уж Люпин не выдержал, и они проспорили до четырёх утра.

Декабрь выдался невероятно морозным: снег лежал на улицах десятисантиметровым слоем, с реки постоянно дул ледяной ветер, и, сколько бы дорожные службы ни старались, было так скользко, что даже поход в ближайший магазин превращался в игру на выживание. Несмотря на всё это, Тедди вечером двадцать четвёртого всё равно отправился в «Eric’s»: The Quarrymen давали последний в этом году концерт.

— О, Люпин! Ты всегда меня находишь! — Сатклифф бодро похлопал его по плечу и крепко обнял. От него сильно несло травой, которую он курил, когда нервничал. — Может, у тебя есть волшебная палочка или чёта вроде?

— Ты всегда тусуешься в одном и том же месте, Сатклифф, — отшутился Тедди. Не хватало ещё, чтобы он нарушил Статут так глупо. — Я смотрю, ты готов к выс-

— О да! Да, чёрт тебя дери, Люпин, я готов к выступлению! — он едва не подскакивал на месте от восторга. — Пойдём в гримуху, я тебя с ребятами познакомлю.

То, что в старине Эриксе называлось гримеркой, ею не было с припиской «совсем»: Сатклифф привёл его на лестничный пролёт, соединявший два этажа. На втором этаже располагалось какое-то хипстерское кафе, работавшее только до семи вечера — Тедди никогда там не был, а остальные заведение решительно презирали. На площадке стояло несколько продавленных и выцветших кресел времен Черчилля, стояло зеркало в полный рост — правда, разбитое, исписанное гадостями и заплёванное, но всё это было сложно разглядеть из-за плотной завесы дыма.

— Чуваки! — торжественно крикнул Сатклифф, чтобы привлечь общее внимание. — Чуваки! Это Люпин, мой братан.

— На ботаника похож, — хмыкнула брюнетка в короткой юбке и рваных сетчатых колготках, вальяжно сидевшая в одном из кресел. Она курила сигарету через мундштук. — Ты его в своем Хоупе подобрал?

— Прекрати, Бин. Он из нас вообще самый панк! Волосы каждый день красит, прикинь, — девушка закатила глаза.

— О, ну, раз так, то примите мои искренние извинения, ваше высочество, — она выпустила колечко из дыма. — Может, он ещё и играть умеет, раз он такой панк?

— Вообще-то умеет, — встрял в разговор сам Тедди. — На гитаре. И надеру задницу любому из вас.

Концерт прошёл не совсем отвратительно, но гораздо хуже, чем Кворри планировали. Людей было мало: никто не захотел тащиться в клуб в рождественский вечер. А те, кто был, набрались слишком сильно, чтобы хотя бы немного подрыгаться на танцполе. Инструменты были расстроены, а басиста не было вовсе — по словам ребят, он сломал ногу, но они подозревали, что это был просто предлог уйти из группы. Его звали Питер.

— Ну и что же ты предлагаешь, профессор Люпин? — они всей компанией заняли один из столов в углу клуба. Перед ними стоял десяток полупустых пивных стаканов, а из пепельницы торчала добрая пачка окурков разных марок.

— О, ну, во-первых, название, — оживленно начал Тедди. — The Quarrymen, серьёзно? Нет, я понимаю, что вы из Ливерпуля и всё такое, но… кто-нибудь из вас вообще учился в Кворри? — все покачали головами. — Вот именно. К тому же, вас могут прижать по авторским правам, если вы захотите записываться, — Тедди получил «П» за маггловедение на седьмом курсе. — Как насчёт, э-э… No Rest For the Politicians?

— Говно.

— Ладно, подумаем ещё. Во-вторых, состав…

За шумным обсуждением они просидели до пяти утра, пока усталый бармен силком не вытолкал их на улицу. Последний тост был поднят за «Люпина, нового гитариста многообещающей группы The Whomping Badger¹⁰».

Четверг, 12-ое апреля, 2018. Вечер

После многочисленных реформ The Whomping Badger обрели какой-никакой, но успех. Они потратили несколько месяцев на переработку материала, улучшение звучания, поиск репетиционных баз и всего остального, что касалось будущего группы. Тедди загорелся этой идеей так сильно, что, как ему казалось, обрёл, наконец, смысл жизни. С остальными ребятами он уже практически породнился: он знал про всех абсолютно всё (умудряясь при этом почти ничего не говорить о себе), постоянно ночевал то у одного, то у другого, и разработал каждую индивидуальную репетиционную программу. По окончанию всей проделанной работы у группы был один записанный на студии альбом, несколько концертов в других городах и даже небольшая фан-база в интернете. Тедди однажды увидел своё лицо на аватарке какой-то девочки из Лидса и страшно этим гордился. Фотография, правда, не была самой удачной.

Но больше всего ему нравились вечера после репетиций, когда они сидели в чьей-нибудь квартире, лизали марки, курили траву и строили грандиозные планы.

Заключительный концерт своего мини-тура по Англии «Барсуки» давали в родном «Эриксе». Тедди отнекивался, но ребята настояли на том, чтобы он был именно двенадцатого апреля — в его двадцатый день рождения. Сказать по правде, Люпин был этому несказанно рад.

— Готовы? — спросил Сатклифф, вернувшись в гримёрку. — Там человек двести набралось, полный аншлаг. Ребята на баре вешаются!

— Всегда готовы! — хором крикнули остальные.

Кто-то поднял вверх бутылку пива и воскликнул:

— За Тедди!

— За Тедди! — ответили все и звонко чокнулись. Люпин не мог быть счастливее.

Концерт шёл просто на «ура». В клубе и впрямь была огромная толпа народа, но все так хаотично и активно двигались, что никакой давки не было. Тедди чувствовал себя лучше, чем когда-либо: день рождения, алкоголь, музыка, публика и наркотики давали вместе гремучую смесь. Всё было замечательно, правда гитара, на которой играл Сатклифф, отчетливо фальшивила: тот сказал, что уронил чехол с ней на каком-то вокзале и никак не мог найти время сходить к мастеру. Терпеть это было невыносимо: воспользовавшись перерывом между песнями, пока Бин развлекала народ байками из тура, Тедди незаметно — как ему казалось — достал из-за пояса волшебную палочку и шепнул «репаро!». И, если эта выходка и могла остаться незамеченной, то дальше Люпин, почувствовав вседозволенность, не сдержался: на втором куплете «Grocery Girl» его волосы сменили цвет с кислотно-зелёного на небесно-голубой — грустная песня, как-никак. Через несколько мгновений в конце зала раздался характерный хлопок.

— Петрификус тоталус!

Все в клубе, кроме Тедди, тут же замерли на месте. Сквозь застывшую толпу к сцене грациозно шла она.

— Кас?

— Тедди?

Он не верил своим глазам: они не виделись меньше двух лет, а Кассандра так сильно изменилась: в ней ничего, казалось, не осталось от той девчонки, которой он на вокзале Кингс-кросс обещал звонить каждый день. Перед ним стояла серьёзная взрослая волшебница в министерской мантии. На ней было вышито «Сектор борьбы с неправомерным использованием магии».

— В любом случае, — Аддерли ловко взмахнула палочкой, и запястья Тедди опутало невидимыми кандалами. — Эдвард Ремус Люпин, вы обвиняетесь в грубом нарушении Международного Статута о Секретности и демонстрации магии магглам в количестве… около двух сотен. Нарушение зафиксировано младшей сотрудницей Министерства Магии Великобритании Кассандрой Еленой Аддерли.

— Младшей? — глупо усмехнулся Тедди.

— Заткнись. Пойдём, — Кассандра ещё раз провела по воздуху палочкой, и Тедди послушно прошёл за ней в гримерку. — Репелло магглетум! Обливиэйт максима!