Эма устал от мыслей. Он устал от бессонницы. Он даже не о Кейте уже думал, а на темы скорее философские. И раз за разом ловил себя на том, что так быть не должно. Что-то шло в корне не правильно. И это его душило. Даже не душило, а отравляло всю жизнь, ибо разумом он понимал, что не так.
Эма слез с автобуса, задолго до прибытия почуял присутствие Каштанчика. Его «крёстный» был дома. А как только почуял в ответ, вообще перестал передвигаться, ждал. Наверное, засел в кресле с журналом в руке. Или лежал на кровати – Эма не мог определить точное место его нахождения. Наверно, Ава удивлялся, что птичка сама залетела в клетку. Если бы Эма вот прямо сейчас развернулся и дал дёру, Авалор метнулся бы вдогонку, разумеется, отловил бы беглеца и прижал к кровати. Но Эма не повернул. Он шёл с твёрдым намерением. В нём кипело возмущение и желание найти объяснение происходящему. С чего вдруг такая несправедливость? У Авалора нормальная жизнь, а ему что досталось? Почему только на Эму обрушилось всё это? Если так посудить, он не демоном должен был стать, а ангелом. Чёртовым сочувствующим праведным ангелом!
Он остановился лишь на финале путешествия. Все его эмоции свернулись в тугой комок: всё его недовольство, недоверие, злость и досада – все самые отвратные чувства. Если в них постоянно вариться, то можно дойти до крайности. Эма чувствовал, что его крайность уже близко. Он на родных начал огрызаться, с товарищами старался всё высмеивать. Лучше хохма, чем постоянные ссоры. Но его быстро раскусили. Вилл, будь он неладен, видел всё насквозь. И Шелли… эта демоническая бестия. Вот бы правда она была демоном. Она бы многому смогла Эму научить, в отличие от его настоящего «крёстного».
Эма увереннее взялся за дверную ручку дома, который, казалось, никогда не запирался на ключ, и медленно потянул на себя. Он был готов. Он собрал мысли в кучу: все свои требования, упрёки и вопросы. Если Каштанчик снова начнёт изворачиваться или врать, Эма просто не знал, что сделает. Его просто разорвёт. Он, наверное, разорётся и снова окажется в постели.
Нет, не сегодня. Не так. Сегодня Эма был настолько взвинчен, что не покорился бы, даже если бы Каштанчик снова начал обрабатывать его без подготовки. Всё это можно и стерпеть. А от того чувства и эмоции, стянутые в тугой комок, вырвутся с удвоенной силой. Если, конечно, Эма опять не упадёт в изнеможении. Но так больше продолжаться не могло. Всё то, что в нём накопилось, никуда не делось. Оно продолжало копиться и укрепляться.
Он помнил, как в последний раз наведался в реанимацию, как встретил там Стайна, сидящего на лавочке возле стены, обхватившего голову дрожащими руками. Эма его руку взял и развернул этот комок. Стайн на него посмотрел и сказал:
- Эма, ей хуже стало…
Они оба не двигались некоторое время. Стайн, обычно задирающий Эму из-за страха, что Кейта от него уйдёт, вообще чуть ли не ревел. Но держался. Хорошо держался, как человек, теряющий надежду, до последнего хватающийся за неё всеми силами. Эма то же самое чувствовал. И он тоже сел рядом с ним. И они вместе переживали одно и то же.
Эма прошёл в большой холл. Солнечный свет заливал каждый уголок. Было ярко, как в грёбаном раю. Не хватало только величавых божков, голышом возлежащих на облаках. Эма сдерживался. Он готов был ринуться бегом на поиски обитателя хором, но шагал степенно, оглядывался, словно Авалор мог прятаться за спинкой кресла и выскочить с громким «бу!», когда Эма пройдёт мимо.
Эма не оглядывался. «Дуновение» отзывалось неожиданно трепетно. Оно подхватило неустойчивое состояние Эмы и пыталось синхронизироваться с «дуновением» родителя. Но они уже разорвали глубокую связь и только цеплялись по привычке. Болезненное разъединение и жалостливое отторжение. Если бы их соединить, почувствовал бы Эма покой? Может, из-за разорванного «дуновения» он до сих пор неполноценный демон?
Нет, - он покачал головой, - это должно происходить сразу, постепенно. Постепенная утрата человечности. А Эма не ощущал вообще никаких изменений, кроме физической лёгкости и обострения чувств. И он учился сдерживать их, ибо с той же силой реагировал и отвечал.
Авалор был в гостиной, сидел перед столиком, заваленным глянцевыми журналами.
- Ты сдвинулся на них? – поинтересовался Эма сдержанно. – Превращаешься в высокородную недотрогу, помешанную на косметике.
Авалор проигнорировал замечание. Он отметил другое:
- Вэнс был прав. Они изумительны.
- Что?
- Твои глаза.
Эма не стерпел, бросился к зеркалу. И чего это Авалор их понатыкал по всему дому? Хотел убедиться, что его изображение не начнёт исчезать, как у истиной нечисти?
Эма замер с чуть приоткрытым ртом, то ли в удивлении, то ли в растерянности. Он видел то, о чём говорил Вэнс. Сколько раз пытался уловить «то самое», и каждый раз тщетно. А сейчас видел. Его глаза и правда светились. Жуткие глаза. Эма прислушался к своим ощущениям и понял, что не хочется реветь. Он для доказательства по щекам махнул, которые остались сухими. Слёзы подсознательно заменялись этим демоническим блеском. Очередное доказательство его сущности, никак не вяжущееся с состоянием его измученной души.
Он выдохнул и отлепился от зеркала, подошёл, встал над Авалором, возвышаясь над ним. Авалор только голову задрал, являл собой эталон того спокойствия, который Эме теперь мог только сниться, если бы он мог спать. Однако он не испытывал дискомфорта от круглосуточного бодрствования. Не было слабости или сонливости. Физиология брала своё и компенсировала потери. Эме только и оставалось пополнять запасы энергии, чтобы его телу было из чего брать.
- Ты обещал мне, - с давлением произнёс Эма. – Ты обещал, Ава!
- Что я обещал?
- Ты обещал, что я перестану быть человеком! Я поверил тебе. Я так устал от этой человечности. Я хотел быть демоном, а не существом, не знающим, к какому миру приткнуться.
- Разве ты не избавился от человеческого тела?
Эма не ожидал, что Каштанчик начнёт так по-детски. Мелковато для него. Для его такого высокого антуража со стажем из сотен лет, если речь не идёт о тысячах.
- Человека определяют его чувства и привитые человеческим обществом ценности. Я – человек. Чёрт возьми, Ава! Физическое состояние – это не определитель! Я хочу – чтоб тебя! – стать демоном во всех смыслах!
- Это философский подход, - отметил Авалор то же, о чём думал Эма, - условность. Я же говорил: тебе нужно только перешагнуть все условности.
- Как?! – пауза. – Ты можешь сказать как?!
- Это твои проблемы. Все, предложенные мной способы, тебя не устраивают…
- Ты предлагал кинуть всех и удрать в твой мир, наплевав на их чувства. Мне должно быть плевать, что мама будет плакать, а отец – худеть от переживаний? Да! Я хочу, чтобы мне было плевать! Но почему-то нет. Почему?! Я тебя спрашиваю – почему, Ава?! – и не дождался ответа. – Это твой косяк. Ты обещал, что я перестану быть человеком. Я поверил тебе, а ты снова меня обманул. Так приятно издеваться надо мной?!
Авалор изменил положение. Видимо, не хотел больше смотреть снизу вверх, раз дошло до такого. И он точно что-то чувствовал. Не мог пропустить мятежа в душе Эмы. Ава встал рядом, перед предъявляющим претензии гостем, и ответил с холодком в голосе:
- Почему, ты спрашиваешь? А разве я не говорил тебе? Ты сам загоняешься. По сути ты – демон. Стопроцентный демон. Чистокровный, если тебе так больше нравится, - приблизил лицо. Он казался намного выше Эмы. Это было обманом. Скорее даже, самообманом. Каштанчик просто давно научился использовать свою демоническую ауру, своевременно напуская её на собеседника. Наверно, Эма тоже покупался, и не единожды. Но сегодня не купится. Хватит. Эма изучил все его хитрости.
- Ты хоть когда-нибудь… хоть мельком… хоть кусочками, смотрел фильмы про нечисть? Хотя бы про вампиров. Тебя не смущает, что после своей смерти человек, обращённый в вампира, становится не тем, кем был прежде? Он душу свою теряет! Себя теряет! И ему пофиг становится, что когда-то у него была любимая девушка или семья, которая его холила и лелеяла. Самые благородные тварями становились! А что досталось мне!
- Ты не кричи, пожалуйста. Вспомни, что ты просил у меня…
- Я просил? – Эма брови вскинул и пальцем себе в грудь указал. – Я? Просил у тебя? А не ты ли подкатил ко мне там, на дороге, и сказал, что дашь мне новую жизнь? Если б знал, что снова так будет, послал бы тебя с твоим грёбаным предложением куда подальше!
- Так значит, это не ты просил меня помочь? – Авалор совсем близко. Опасный Авалор. Но Эма не намеревался отступать. Он бесился под покровом физического тела. Наверно, его глаза чуть ли не огнём горели. Вот бы посмотреть, но тогда он утратит весь образ и даст повод снова извалять себя по кровати.
- Я просил, чтобы ты убил во мне человека. Убил, понимаешь? Чтобы я той самой тварью бездушной стал!
- И охотился под покровом ночи до того момента, пока люди не осознают, что за монстр живёт с ними под боком? И что, Эммануэль? Что дальше? Уничтожение твари? Как в кино?
- Меня бы и это устроило! По крайней мере, от толпы можно скрыться, а от себя не убежишь.
- Для тебя сказки имеют значения больше, чем правда жизни? Зачем тогда ты миришься с теми, кто едва тебя выносит? Героя ведь все должны любить, не правда ли? Почему твои друзья тебя не слушают и продолжают лезть в твою личную жизнь, тогда как ты попросил их не вмешиваться? Вот это твоё кино? В нём полно недочётов.
Эма сделал несколько глубоких вдохов, чтобы не сорваться. Гнев душил его. На всё сразу. Но перед ним стоял только Каштанчик. Смотрел в блестящие глаза «крестника» и ничуть не опасался. Хотя он-то видел, чем чревата вспышка Эмы. Он то ли идиот, не боящийся никого и ничего, то ли мазохист, нарывающийся на грубость.
- Ты мне моей жизнью не тыкай! – рявкнул Эма, вопреки попыткам успокоиться хоть чуть-чуть.
- Ты же мне тыкаешь. С чего бы мне молчать? Ты демон – будь добр вести себя как демон.
- Ну так сделай меня демоном!!! – заорал Эма что есть сил и внезапно задохнулся от этого вопля. Словно этот отчаянный крик души из него всю силу высосал.
- Я сделал тебя демоном. Тебя результат не устроил. Демон – это физика, а не мораль, - Авалор себя пальцем по виску постучал. – Мораль – это твой разум. Хоть раз ты попытался последовать моему совету? Что тебе стоило просто раскрыть правду твоих отношений? Да, это был бы шок для твоих домашних. Но разве демон не должен поступать так, как выгодно ему, а не его окружению?
- Вот именно, - подхватил Эма. – Должен. А я, если тебя послушать, не демон вообще. Как мне справиться со своей моралью, если она в меня с детства заложена? Как?!!
- Эммануэль! – повысил голос Авалор и сразу же его сбавил, - ты услышал хоть слово из того, что я сказал тебе?
- Я прекрасно тебя слышал. Но, - он руками развёл, - ты меня не убедил.
- Тебя уговаривать надо? Как ребёнка? А своих мозгов у тебя нет?
- Видимо, нет, раз никак не справлюсь со своей… моралью.
Авалор выдохнул, первым сделал шаг к перемирию:
- Это из-за того, что я отказался помогать твоей девчонке? Ты никак успокоиться не можешь. Уже на себя перестал быть похож.
- Не смей даже упоминать её имя, - с угрозой выговорил Эма, ощутил новый подъём всех самых мерзких своих чувств. Он распалялся и ничего не мог поделать с собой.
- Ты сможешь, Эммануэль. Просто сядь и успокойся, - посоветовал Каштанчик миролюбиво. – Ты научишься контролировать свои усиленные чувства, как научился управлять прежними, будучи человеком.
- Ага, я сяду, успокоюсь, а потом ты начнёшь меня трахать? Ты всегда так делаешь! Меня достало твоё отношение. Ты вообще не замечаешь, как мне ненавистно осознавать себя педиком, но всё равно продолжаешь и продолжаешь. Потому что тебе, видите ли, захотелось. А мне, Ава? Мне разве хочется? Ты меня спросил?!
- Если с тебя это снимает стресс…
- Какое ты право имеешь вообще!!!
- Если это тебя успокоит – то имею! – Авалор тоже срывался. Мирного разговора больше не получится. Эма ждал, что его глаза тоже вспыхнут, но умом осознавал, что не дождётся. У него другая способность. У всех они разные. Встречались ли хоть раз полностью идентичные? Наверно, даже это чёртово предвидение у разных демонов проявлялось по-разному.
- Ты с самого начала считаешь, что имеешь право творить со мной всё, что тебе вздумается! А если бы ты маньяком был, то проводил бы свои кровавые эксперименты по моей коже? Зная, что она заживёт!
- Не искушай меня, Эммануэль. Моя мания не так крепко заснула, если ты думаешь, что можешь обвинять меня во всём, в чём захочется.
- Ты-то всё это делаешь. Почему я не могу?
- Потому что ты моральный уродец, - как отрезал Ава. Даже не «урод», что прозвучало бы настоящим оскорблением. Произнёс как насмешку. И вовсе он не стремился сгладить отношения между ними. Авалор сам распалялся. А если он входил в такое состояние, то заканчивали они в постели. Болью Эмы. Эма всегда ощущал, как грубо Ава его насилует в попытках избавиться от собственной злости. Эме всегда приходилось подстраиваться. Он мог бы сопротивляться, но лишь до тех пор, пока его силы не иссякнут. А боль всегда притуплялась через равный промежуток времени. Удовольствие Эмы – это победа Авалора. Больше Эма не станет его подстилкой.
Эма увидел движение Каштанчика. Всего лишь поднимающаяся рука. А дальше – постель. Быть может, в постели они и закончат, но больше не по правилам Авалора. Эма перехватил его руку, с силой запястье сдавил. Вложил в хватку все свои бурлящие эмоции и смотрел в лицо, не отводя взгляда. Авалор лишь поморщился от боли. Отлично, пусть тоже испытает это. Эма так же успешно перехватил вторую руку «крёстного» и не стал растрачивать время на осознание ситуации. Если промедлит, снова окажется в невыгодном положении и вспомнит об этой проклятой моральной стороне. А Каштанчик – не человек. На него правила милосердия не распространяются.
Авалор рванулся, понимая, что угодил в ловушку, и видя, насколько велика разница в их гневе. Авалор был зол, немного. Эма полыхал этим самым гневом. Он буквально чувствовал, как его глаза горят огнём. Наверно, если выключить свет, он начал бы как прожектором комнату освещать. Между ними завязалась короткая борьба. В итоге Эма отлетел к двери. За ней – короткий коридор и спальня. Отлично. Пусть всё будет так, как и рассчитывал Авалор – Эма зловеще улыбнулся, сам чувствовал, что это оскал – только правила изменятся.
Эма не ощущал боли от удара. Она точно была, ибо он даже кровь увидел, махнул по скуле и увидел алый мазок. Снова зверем на «крёстного» смотрел, ждал, когда он приблизится на расстояние броска. Авалор не приблизился. Тогда Эма сам на него ринулся, издавая то ли рык, то ли вопль, заменяющий боевой клич. Так было легче сосредоточиться. Однако метил он не в лицо или в грудь. Он не стремился сбить противника с ног. Авалор стоял крепко. Эма за его рог уцепился, сжал ладонь что есть силы и рванул на себя. Ава вниз ухнул. Показалось, будто что-то затрещало. В этот миг Эма мог бы вырвать его рог с мясом. Он бы и вырвал, если бы его усилий хватило. Эма второй рукой помог, саданул по верхушке рога, второй рукой удерживая его у основания. Думал, всё уже, но снова не получилось. С какой же силищей его в первый раз лупанули, если рог отшибли.
Эма запыхался. Увидел свою руку, которой по верхушке бил. Разорванная от середины ладони до пальцев. Он только глянул и опустил её вниз. А потом напрягся, хотел услышать «дуновение», умолял, чтобы оно помогло ему, ибо помощи больше просить не у кого. Если чуть раньше и можно было договориться с Каштанчиком, то теперь точно всё. И теперь его ни в коем случае нельзя выпускать, иначе случится совсем что-то плохое. Эма интуитивно дрожал, когда думал об этом, о развитии той вероятности, где Авалор успешно вырывается.
«Слушай «дуновение»», - как наяву раздалось в голове. Память – штука очень полезная. Авалор сам учил этому.
Эма прислушался и представил спальню: кровать и подушки на ней, мятое покрывало и Каштанчика, лежащего раскинув руки.
«Ну же!», - мысленно воззвал Эма, когда не получилось. А потом словно озарение промелькнуло. Словно «дуновение» синхронизировалось с «дуновением» Авы. Эма послушал его и очутился на кровати. Так, как он это и видел. Они оба тяжело дышали. Снова короткая борьба, где Каштанчик больше не пытался бить всерьёз. Он вообще не пытался: не хотел уродовать любимую секс-игрушку.
- Думаешь, сила в рогах? – Авалор улыбался. Его улыбку даже оскалом назвать нельзя – такая она чистая, почти наивная. Сколько девушек она обманула, улыбка эта. И Эму поначалу обманула. Но больше он не обманется.
- Если не в рогах, чего ж ты так задёргался? – Эма хотел нащупать его слабость.
- Рога, как и мораль – всего лишь условность, - было ответом.
- Тогда ты не будешь против, если я выдеру твой последний рог? Они ведь не отрастают заново? – и сразу же ответил на свой вопрос. – Если бы отрастали, у тебя давно снова было бы два.
Авалор крутанул головой, грубо выдирая рог из вспотевшей ладони захватчика, снова раня её, оставляя кровавую борозду. Эма задохнулся от резкой боли. Теперь он точно всё бельё перепачкает. Оно уже измазалось.
Когда Эма, после короткой борьбы, снова сумел остановить сопротивление Каштанчика, последний с запозданием рог спрятал. Ничего будто бы и не произошло, даже ветерок не дунул. Просто рог вдруг уменьшился и словно всосался в череп.
- Чего ж ты его прячешь? – злорадно произнёс Эма. – Если это условность и, как я понимаю, сломать я его не смогу.
Он не остановился на достигнутом. Внезапно, словно разделяя гнев пополам, врезалось дикое желание. Оно всегда приходило. Но на этот раз Эма его точно не ожидал так скоро. Если для возбуждения ему нужны были ласки Каштанчика, то сейчас он возбудился всего лишь от его присутствия. От постели и грёбаного чёрта, лежащего на ней.
Авалор снова попытался встать или хотя бы перекатиться, но Эма держал крепко. Любому человеку, будь он чемпионом по борьбе, было бы сложно вырваться. А они с Авалором в одинаковых весовых категориях. Всё, что Ава делал с ним, получалось почти без сопротивления. Теперь по-настоящему. Если бы только Эма раньше осмелился так яро протестовать, то уже давно перестал бы быть подстилкой.
Он глубоко втянул в себя, забирая у пленника. Потом ещё раз и ещё. Надо перестраховаться. Авалор реагировал. Ему явно не пришлось по вкусу такое обращение. Он только раз издал какой-то звук, когда Эма почувствовал, что просто-таки обожрался. Но у Каштанчика было ещё. У него было столько, что Эму просто разорвало бы, если бы он решил проверить дно источника.
Он задыхался от поглощённой силы Каштанчика. Его уже мутило, но он не остановился. Если что-то делать, то надо идти до конца. Ава точно его не пожалеет. Поэтому нужно показать ему, на что способен его «ребёнок». Дети растут. Они растут так быстро, что не замечаешь момента, когда вместо детского сада они идут на работу.
Мир вокруг вертелся. Было плохо. Эма словно отравился силой своего «папани». Но он больше не чувствовал раздирающего горя. Не до этого. Он сам потянулся к пленнику и поцеловал его. Так, как целовал его Каштанчик на пике страсти. Так, как хотелось целовать любимого человека. Он не мог остановиться. Он будто не наелся сущностью Каштанчика, хотел его всего. И когда швырнул на пол плуразорванную одежду, не стал ждать. Он вонзился в своего мучителя так, как множество раз это проделывал он сам. Если Каштанчику и было больно, то не так, как было Эме. Это не был его первый раз снизу. Ава вообще был опытным во всех отношениях. Это раздосадовало Эму. Он хотел забрать его девственность себе, сделать его первый раз адским, поэтому был чересчур груб. Слишком… даже для демона, переполненного гневом. Но только раз на подсознательном уровне мелькнул оттенок страха, слабый и неуверенный. Эма просто уничтожил его, ускоряя темп.
Авалор не поверил, когда Эммануэль накинулся на него. Не верил до тех пор, пока не почувствовал первое упоминание боли. Это был рог. Условность, как он и сказал, но очень болезненная, если правильно на неё воздействовать. Эммануэль постарался бить изнутри, из самого «дуновения». В кои-то веки прислушался к нему, а не начал во всём винить «крёстного». Дурачок, конечно, но исправимый. Ему, судя по всему, необходима лишь встряска.
Авалор лежал без движения, чуточку даже напуганный яростью своего компаньона. Вывалил всё разом, словно себя самого сорвал. Не боль была причиной заторможенности Авалора, хотя она тоже неприятный фактор, а чувство потери. Так всегда было, когда он раскалывал «дуновение» или обильно делился своей силой с кем-то ещё. Чтобы восстановить ослабшего демона, нужно было много силы. Чистой, чтобы она моментально ринулась обновлять ток его собственных. Эммануэль не задумался о том, сколько мог поглотить. Ему, должно быть, сейчас не слишком хорошо. Он дышал поверхностно, словно сам испытывает боль. А может, и испытывал. У Эммануэля было много причин для боли, в основном для моральной.
Авалор повернул голову к нему. Эммануэль лежал спиной, сам скрючился, и ненормально быстро дышал. Не знал, что делать со всей этой отнятой силой. Насколько же слабо его «дуновение», если так тяжело усваивается запас «крёстного».
Авалор злился на Эммануэля. Поначалу. А потом ворвался в синхронность, так похожую на то, что было в самом начале. Эммануэль сам не отпускал его, а ещё предъявлял какие-то требования.
Он сел. Пустота там, где должны перекатываться потоки.
- Ты остыл? – спросил он, больше не глядя на партнёра.
- Нет, - буркнул тот.
- Так плохо? – Авалор протянул к нему руку, тронул за оголившееся плечо. Эммануэль ведь прямо так начал, в одежде, стащив только самое необходимое.
- Не трогай, - огрызнулся он.
- Ты чего такой сердитый? Ты ведь хотел быть сверху – так радуйся.
- А для тебя всё так просто, да?
- Так чего ж тут сложного-то? – пауза. - Давай я чай, что ли, заварю.
Эммануэль зашевелился, повернулся. Его кожа буквально лоснилась, по ней видимо потоки переизбытка энергии двигались. Хотелось ему посочувствовать, но Авалор не стал. Не стоило поощрять нападки на «крёстного». Во все времена компаньоны относились к своим вторым родителям с уважением. Наверно, кроме Авалора. Он только с самого начала сторонился всего, что ему предлагали, а потом втянулся. Едва втянулся, пошёл вразнос. Он быстро обрёл свободу. Давать её Эммануэлю он не спешил.
Эммануэль смотрел на него, потом весь целиком повернулся и тоже сел, снова руку Авалора оттолкнул:
- Знаешь, кто я теперь? Благодаря тебе, я теперь настоящий педик. Раньше хоть под принуждением, а сегодня сам…
- Так уж под принуждением? – перебил Авалор. – Всегда-всегда?
- А ты мне зубы не заговаривай! И можешь забить на все свои ближайшие вечеринки, потому что ты останешься здесь. И я буду использовать тебя, пока сам без сил не грохнусь. А исходя из того, сколько я у тебя сдёрнул, мне это не грозит дня два, - и весомо добавил. – Без перерыва.
- Очень интересно. И как же ты собираешься меня удержать?
- Сомневайся, - Эммануэль старался выглядеть внушительнее, хотел нависать над собеседником, но Авалор не собирался играть по его правилам. Его беспокоило, что Эммануэль сможет воплотить свою угрозу в жизнь. Даже посредством секса, но он способен поломать планы Авалора, особенно на ближайший вечер. Авалор не рассчитывал сегодня на компанию. Он думал, что день-два ещё даст Эммануэлю на переживания, а потом бы начал его медленно исцелять. Если постоянно притуплять беспокойство, оно сойдёт на нет. Авалор даже поинтересовался в больнице, что с там с его возлюбленной. Плоха девочка, могла не выдержать.
Авалор вздохнул и спустил ноги на пол.
- Ты куда? – набросился на него Эммануэль, пока только словами.
- Чай заварить. Тебе необходимо успокоиться.
- Я спокоен.
- Не заметно.
- Что, прям глаза горят?
Это был провокационный вопрос. Глаза у него не светились, но до вспышки хватило бы пары резких фраз.
- Хочешь усыпить мою бдительность и слинять? – раскусил Эммануэль. – Я же сказал, что пойдёшь тогда, когда мне вздумается.
- Совесть не замучает? – язвительно.
- Не замучает. Ты за всё получишь сполна. Сыт я по горло и твоим враньём, и твоими привычками за меня решать, сколько мне кувыркаться в постели. Теперь ты меня послушай.
- Хорошо, послушаю, - Авалор отказался от чая, снова начал раздражаться. Несговорчивый настолько, Эммануэль казался даже диким. Как тот самый бог войны, которых любят показывать в кино, который ни на миг не останавливает облитого кровью меча.
Авалор тряхнул головой. Иллюзия. Чудовищная и прекрасная.
- Отлично, - Эммануэль встал на четвереньки в развороте, потом выпрямился, чтобы прямо напротив сидеть. – Тогда ложись, - кивок на середину кровати.
- Чтобы ты получил возможность удовлетворить своё эго?
- Это не твоё дело! – резко вспыхнул Эммануэль.
Слишком резко. Кажется, Авалор чуточку переборщил с прессингом. Эммануэля просто раздавило. А так как он не привык складывать лапки и прятаться по углам, он стремился напасть в ответ. Тем более, он больше не боялся смерти. Страшен тот человек, который её не боится.
Авалор не сдвинулся с места. Тогда глаза компаньона вспыхнули. Как по щелчку пальцами. Как будто кто-то невзначай…
Эммануэль не стал дожидаться и повторять, он снова бросился, как зверь, снова рванул на себя. Авалор утратил равновесие гораздо раньше, чем рассчитывал. Он мог бы поддаться, чтобы удовлетворить его ненасытную жажду мести, но не хотел. Претило всё внутри от мысли, что он намеренно проиграет. Он обязан взять верх. Он ухватился за Эммануэля, тоже рванул. Они вместе упали на кровать, на самый краешек, и, увлечённые борьбой, свалились на пол. Больно не было. Авалор прижал противника к полу лицом вниз, надавил что есть сил и услышал мокрый всхлип. Запах крови немедленно разнёсся по комнате. Авалор не знал, как остановить ярость Эммануэля. Может, кровь и поможет? Он наклонился, нажал на его затылок сильнее, чтобы голова чуточку в сторону повернулась. Кровь хлестала из разбитого носа. Эммануэль давился ей, глотал с тем самым мокрым всхлипом, иначе забил бы себе лёгкие. Не захлебнулся бы, конечно, но приятного тоже мало.
Авалор сжал руку в его волосах, его лицо к себе подтянул, наклонился, прикоснулся языком к окровавленным губам, к подбородку, к кончику носа… и получил удар затылком. Потом ещё один, который выбил его из равновесия. Затем последовал неожиданный удар в центр груди. Авалор хотел его мимо внимания пропустить, но силы внезапно обратились болью. Ужасной физической болью и мигом настоящей слабости. Авалор охнул и позволил себе пасть под напором гнева соперника. Ему было так паршиво, как в последний раз, когда его пытались отравить. По всем правилам человеческой физиологии он должен был уже биться в предсмертных конвульсиях. Он невольно вытянулся, чтобы не допустить их, а Эммануэль не терял времени даром. Зная, что его противник не погибнет, просто продолжил. Только когда Эммануэль начал неистово в него вдалбливаться, истина дошла. То, что произошло пару секунд назад, не было случайностью. Это был не просто удар. В руке, его нанёсшей, находилось что-то, способное пропороть не только кожу. Авалор не обращал внимания на отчаянные стоны партнёра, который уже не мог в себе этого держать, возбуждался от одного вида обнажённой жертвы. Крепко его прижало. Надо было посочувствовать пацану, а Авалор не умел по-человечески.
Он смотрел на рукоять ножа для колки льда, торчащей из собственной груди. Эммануэль ко всему подготовился. Он заранее предполагал, что может и не справиться с сопротивлением. Если бы он только увидел намерения Авалора. Если бы понял, что жестоко мстить никто не собирается. Возможно, Авалор распял бы его по кровати и снова мучил до изнеможения, но с таким суровым натиском просто не сумел. Невозможно подготовиться к подлому удару. Эммануэль сделал это, без сожалений и капли совести. Всё человеческое в нём обратилось гневом против «крёстного».
Авалор прикоснулся к торчащей рукояти и сжал на ней окровавленную руку. Толчки Эммануэля мешали сосредоточиться. Вместе с кровью, казалось, вытекали и силы. Это было иллюзией. Просто в мгновения адской боли невозможно сосредоточиться. Жутко больно. Хуже от того, что организм сам не мог вытолкнуть инородный предмет такой величины. Сердце кровью обливалось, в буквальном смысле, не способное биться беспрепятственно. С каждым его ударом кровь выхлёстывалась из сосудов. Она подступала к горлу, Авалор начал захлёбываться ей и продолжал тянуть нож. Он закашлялся, изливая потоки из горла, запачкал весь пол вокруг, себя и Эммануэля.
Только тогда партнёр понял, что творит, остановился и резко вырвался, чего Авалор снова не заметил за событиями куда более внушительными, чем простое насилие. Он воспользовался ситуацией и перевернулся набок, чтобы освободить горло, не отпуская руки от рукояти. Теперь, свободный от оков, он сумел вытащить нож, с громким вскриком. Боль убивала. Она раздражала Авалора. Он мог бы сам подняться и ответить, но эта проклятая боль лишала его воли. Он долго не мог отдышаться, зажимая пронзённую чуть ли не насквозь грудь. Кровь выходила толчками, не переставая течь из горла. Авалор затих, только в этом положении находя толику облегчения.
Эммануэль не нападал, сидел рядом, растерянный и удрученный. Авалор сквозь муть видел выражение его лица. И его сексуальную неудовлетворённость. Но он нашёл в себе каплю разума за стеной слепой ярости, чтобы осознать, что творит.
- Доволен? – хрипло поинтересовался Авалор, не меняя положения. Боль медленно начинала отступать. Слишком медленно. Для быстрой регенерации требовались все силы, а ими сейчас давился необузданный мальчишка, не знающий, что делать со всей этой украденной силой.
- Я не забыл, как ты проткнул меня рогом, - вместо примирения буркнул Эммануэль. Испытывал только неловкость от своего поступка? Поистине беспощадная реакция. Но он не закончил. – И я слышал, как ты ускорил мою последнюю смерть, - колебания из его голоса исчезли.
- Слышал? – Авалор вникал, но медленно, с той же скоростью, что отступала боль. Кажется, сегодня он и впрямь никуда не пойдёт.
- Разве не ты просто дал мне подохнуть, как собаке, даже не попытавшись помочь? Слышал я, что переход мог быть намного мягче. И безболезненным! – последнюю фразу он буквально выкрикнул.
Авалор сквозь кровавую муть увидел его лицо. Эммануэль снова заводился, снова блестел глазами и ничуть не раскаивался в содеянном.
- Знаю, что ты не умрёшь от такого, - набросился он снова.
На этот раз Авалор прочувствовал грубое проникновение и снова не мог сопротивляться – было слишком больно.
- Получай своё же блюдо, - не унимался партнёр. – Всё, что ты со мной делал… всё… что… - он застонал, когда резко разрядился, потом свалился сверху, чуточку ошарашенный. В буране чувств – неважно каких – оргазм всегда получается резче, неожиданно и мощно. Он утратил часть своих сил. Только бы теперь не упустить момента. Авалор шевельнулся, обхватил его за спину обеими руками, прижал к себе, испытывая новый взрыв боли, кода рану пронзило до основания. Теперь они оба были красочно разрисованы красненьким.
Эммануэль опомнился гораздо быстрее. Они столкнулись в поединке. Оба пытались сдёрнуть у соперника побольше. Авалор не учёл силы его гнева. Эммануэль намеренно нажал посильнее на его грудь, вырывая очередной стон, и потянул с удвоенной силой, отлично воспользовавшись шансом. Авалор замялся лишь на долю секунды, а энергия уже вытекала стремительным потоком. И никак не получалось её остановить. Авалор всё ещё не мог собраться и выставить достойную защиту.
Потом они оба лежали без движения. Эммануэль продолжал давить на горящую огнём грудь, Авалор не двигался. Только бы поскорее это закончилось. Ему не хотелось шевелиться, ибо боль пульсировала по всему телу. Можно было бы попросить Эммануэля слезть с него, а он молчал. Они оба не говорили ни слова до тех пор, пока само дыхание не стало болезненным. Тогда, словно почуяв, – а это вполне реально – Эммануэль сам слез, сел на колени перед неподвижным партнёром и наблюдал сверху вниз.
- Твои раны не светятся, - отметил он вслух совершенно отстранённое. – Почему?
- Свет бывает только один раз – когда ты переходишь, - сквозь знакомую муть, с которой Авалор уже сжился, ответил он. Всё ещё хотел отвечать. Наверно, точно так же чувствовал себя его наставник, когда Авалор пришёл к нему с теми же намерениями. Только Авалор не остановился, пошёл до конца. Как поступит Эммануэль? От этого стало не по себе. Эммануэль, струящийся его силой, не помещающейся в его слабом теле. Их «дуновения» снова синхронизировались. То, что чувствовал Авалор, должен был чувствовать и Эммануэль. Могло ли это остановить его?
- Ты счастлив? – слабым голосом, чего он не ожидал, спросил Авалор. – Счастлив? Я ведь исполнил твоё желание. Больше ты не человек.
- А? – Эммануэль явно не ожидал такого натиска. Авалор одной фразой перечёркивал всю его мораль, с чем, он, разумеется, смириться не мог.
- Ты ведёшь себя как настоящая тварь. Скажи, Эммануэль, в тебе есть хоть капля раскаяния? Нет? Это и значит – быть тварью, какой ты хотел стать.
- Заткнись!!!! – заорал Эммануэль. Его вопль снова болью резанул по ушам. Авалор даже вздрогнул, а Эммануэль не мог успокоиться. – Заткись! Заткнись! Заткнись!
- Что, правда глаза режет? – попытался усмехнуться Авалор. Это у него всегда выходило непринуждённо и естественно. И именно от того, что естественно, Эммануэль взбесился. Хотел опровергнуть неоспоримый вывод, но не нашёл ничего лучше насилия. Сейчас по-другому он просто не мог. Он не видел ничего за пеленой своего бешеного гнева. Он снова накинулся, желая вырвать опровержение из груди жертвы. Толкался, так же грубо и глубоко, и не переставал повторять с каждым толчком:
- Заткнись… заткнись… заткнись…
Авалор больше не пытался сопротивляться. Сейчас не вырваться. Сейчас он ничего не мог сделать, в таком плачевном состоянии, кроме как убить. Быстро и неожиданно. Но он не поднимет руки на этого прекрасного зверя. Не тогда, когда по уши им увлечён.
Он сам поддался. Он сквозь ту мучительную боль, сгладившуюся достаточно для того, чтобы впустить другие ощущения, испытал то же, что испытывал Эммануэль – дикую страсть. Пусть основанную на его медленно выливающемся отчаянии, но всё-таки страсть. «Дуновение» ласково отзывалось на каждое движение. Мучитель-Эммануэль, который внезапно перестал являться таковым, становился желанным объектом. Авалор слушал «дуновение». Он слушал оба «дуновения» и вливался в них сам. Потом, машинально, приподнялся и ухватил Эммануэля за бока, чуточку за спину заведя руки. И они вместе издали стон, полный боли и желания.
Это выбило Эммануэля из колеи. Он остановился, не в силах поверить. Никак не ожидал, что жертва будет кайфовать.
- Давай, - прохрипел Авалор, сам дёрнулся к нему навстречу – и Эммануэля захлестнула волна удовольствия. Их вместе. Их «дуновения» теперь видели только удовольствие, слившись воедино. Словно и не было того времени разрыва. Это была очень тесная связь. Наверно, она возможна только между теми, кто разделял «дуновение-родителя». Наверно, и в далёком будущем, когда Эммануэль утратит остатки этой связи, ставшей очень слабой, они смогут так же, будто вспоминая прошлое и ностальгируя во время такого же неистового секса.
Потом они вместе почувствовали оргазм. Синхронно, как и вело их «дуновение». Вместе они издали полустон-полувопль и вместе упали на пол. Авалор снова принял на себя вес истязателя, но не выпустил и не постарался избавиться от него, не захотел облегчать ту боль, что жгла его грудь до сих пор. Наоборот, он обнял Эммануэля и крепко прижал к себе, наслаждаясь его запахом и запахом крови.
Эма не вытирал его крови. Он будто боялся посмотреть на разлившееся кровавое пятно на полу. Он проследил, как истерзанный Каштанчик с трудом поднимается и двигается в ванную. В таком состоянии он вряд ли сбежит. И вряд ли захочет показываться перед другими. Вряд ли попросит у них помощи.
Эмануэль испытывал притуплённую сдержанность. Он сам себя боялся. Сколько времени прошло, а он родным и друзьям ни весточки не отправил. Сидел и смотрел на дисплей телефона. Едва экран гас, он снова нажимал кнопку и смотрел. Любое его действие, даже такое простое, превращалось в настоящую мучительную агонию.
Он сам двинулся на кухню, чтобы заварить этот проклятый чай. Авалор не только вытворял с ним всякие мерзкие штуки, не только обманывал – он ещё умел расслаблять. Наверно, он бы умудрился и этот стресс снять, но Эма накинулся на него, считай, на пустом месте, выливал чувства, направленные совершенно на другое. Авалор сам становился таблеткой для него. Больной и неестественной, с кучей побочных эффектов.
- Боже, - Эма за голову схватился, - я что, в маньяка превращаюсь?
Запоздалое чувство вины. Пусть Каштанчик и проделал с ним всё это, но не в такой же концентрации. Человечность всё чаще давала о себе знать.
Он мобильник с собой на кухню притащил. Когда затихла вода в ванной, он прислушивался и не отрывался от заварки, так и мял её в руках вместе с блестящим пакетиком. А мобильник зазывно лежал на столе рядышком, под самым носом. Он словно напрашивался, чтобы Эма позвонил. А он только кучу непринятых видел. Так увлёкся своей нездоровой местью, что обо всём остальном забыл. Было жутко стыдно. Казалось, если он ответит, все сразу узнают, что он сотворил. Он же черту переступил. Ту самую черту, что отличает демона от человека. Но в порыве гнева он вёл себя слишком неестественно. Даже демоны не такие твари.
Он смотрел на мобильник, продолжал мять в руках пакетик с чаем и прислушивался к звукам в доме. Больше всего он боялся, что Авалор просто исчезнет. Если он пропадёт сейчас, или вообще из жизни Эмы на длительный срок, что тогда? Он даже не знал, взбесит ли его исчезновение «крёстного» или нет.
Эма сидел за столом и чувствовал себя погано из-за грязного тела, облитого спермой и кровью. Не умылся даже, только халат накинул и бросился этот проклятый чай заваривать. Грязными руками. Он поморщился. И в этот миг Авалор на кухню зашёл, остановился на миг в дверях и продолжил шествие, забрал у Эмы чай и сам двинулся к закипающему чайнику. Выглядел он не ахти. Наверно, его нетоварный вид напугал Эму больше, чем если бы он сам лежал под колёсами. Его как парализовало. Он просто смотрел и ждал, как будут развиваться события. Без него. И не противно ли Каштанчику прикасаться к этому злосчастному пакетику, который Эма лапал своими грязными руками.
Ему было не противно. Напротив, Каштанчик посмотрел на Эму с каким-то вожделением, не более здоровым, чем всё происходящее, и лизнул пакетик языком. Эму чуть не стошнило, а этот бес наслаждался.
Затем Ава взялся за заварочный чайник, как ни в чём не бывало. Как бы между делом поинтересовался:
- Совесть не гложет?
- С чего бы? От того, что я наконец смог отыграться за все мои мучения? Ха!
Явно провокация.
- Нет, от того, что никого не предупредил, хотя исчез больше чем на сутки.
У них получался мирный разговор. Больной мирный разговор. Как вообще можно воспринимать всё это спокойно? Даже на вид Ава потрёпан. Должно быть, чувствует себя он погано, хуже некуда. А говорил ровно. Видимо, только с бесконечным опытом можно выдрессировать эту уравновешенность. То, чем кичился Каштанчик по любому поводу и подчёркивал несостоятельность Эмы. Это злило.
- Где твоя человечность? Разве не так поступают люди? – подначивал этот чёрт.
- Достал, - грубо швырнул Эма. Его благие намерения медленно уходили из-за вызывающего тона Авы.
Эма подскочил, вырвал пакетик с чаем у него из рук и почти рявкнул:
- Сам заварю! А ты сиди и жди.
- О-о-о, обслуживание, - Ава сразу сдался, даже поднятые руки продемонстрировал, сел на место Эмы, перед его телефоном.
Эма не сразу поверил. Смотрел на него, как зачарованный. Не думал, что Каштанчик сразу же так смело кинется нарываться на новую грубость, и не преминул-таки заявить вслух:
- А другого места не нашёл?
- Зачем? Мне тут нравится.
Эма сдержал гневный возглас. Совсем что-то расклеился. Поддаться ярости оказалось так просто. Она окрыляла. Он знал, что всё это временно, что потом сильно пожалеет, даже из-за мучений этого однорогого дьявола, но остановиться не мог. Он ещё хотел властвовать над Каштанчиком, который притягивал его. Он даже мысли о Кейте напрочь выкинул. Эма хотел его в постели иметь, а не её. От этого становилось жутковато. Сам себя в педика превратил. В законченного гея, которому всё равно, снизу или сверху. Ему даже предательская мыслишка на ум пришла, что после того, как он отделает Каштанчика, самому бы неплохо на него сесть. Он совершенно по-идиотски вспоминал те самые ощущения и постоянно сравнивал их. Хорошо было в обоих случаях. Только сверху – тёмное удовольствие, неправильное. Так не должно быть. Не те чувства и эмоции. Вместо любви и обычного желания что-то злобное окутывало Эму. Та самая жажда мести, разбуженная гневом.
Он разозлился из-за надуманных мыслей и продолжал злиться уже из-за этой надуманности. На себя и на Аву – на всех. Даже на Кейту, из-за которой всё это началось. Сейчас бы он наорал на неё, обвинил за то, что пошла с Джевом. Нормальные девчонки разве шатаются по подворотням, выслеживая личностей, занимающихся сомнительной деятельностью?
Он злился и снова хотел Каштанчика. Словно его ярость находила одно-единственное русло.
- А ты кайфуешь, когда тебя насилуют, - буркнул он вслух. Оскорбить хотел и добавил. – Особенно когда грубо.
- Ммм… - Ава помедлил с ответом. – Я бы сказал, не всегда. Сначала было очень неприятно.
- Снова врёшь ведь. Стонал, как шлюшка, - снова оскорбительно и снова без результата.
Ава только хмыкнул.
Эма зубы стиснул. Хотел тут же, на столе, продемонстрировать, как Авалор отвечать будет на его насилие, но передумал, едва заметил перечницу рядом с солонкой на одном маленьком лоточке. У Каштанчика даже столовые приборы походили на дорогие, разработанные супердизайнерами. Он взял и то, и другое, и от души сыпанул в чашку Авалора, потом подумал и ещё песочку добавил пять ложек. На маленькую чашечку. Ещё подумал и ещё подсыпал перца. Потом взял обе чашки и отнёс к Аве, сам уселся напротив и перегнулся через стол, хватая мобильник:
- Пей. Очень вкусный чай, - и с удовольствием потянул из чашки. Было горячо. Эма обжёг нёбо, язык и горло, но продолжал пить, строя умиротворённое выражение лица. Пусть Каштанчик попробует собственное блюдо изо лжи.
Каштанчик отпил – и чай вылетел из его горла распылённой водицей, с характерным звуком. Даже на Эму попало, но он не сдвинулся с места.
- Что такое? – невозмутимо поинтересовался он.
- Что это? – Ава ткнул в чашку пальцем.
- Твой чай.
- Ты обещал вкусный, - обвинил Ава.
- Ага, не нравится? А сколько раз врал мне ты?
- Так, - Авалор отодвинул от себя чашку с отравой. Эма больше не пил, решил подождать, пока остынет. – Сколько ты собираешься издеваться надо мной?
- Столько, сколько делал это ты, - уверенно. – Я ещё не забыл о второй аварии, когда ты меня с байка скинул и позволил подохнуть.
- И как же ты собираешься вовлечь меня в аварию?
- Если надо, привяжу к мотоциклу и швырну под большегруз.
- Очень человечно. Делаешь успехи, - одобрительно кивнул Авалор. – Продолжай в том же духе – и станешь мне неинтересен.
- Как будто твоё мнение что-то решает!
Вызов. Он ждал, что Каштанчик начнёт приводить доводы своей непревзойдённой власти, а он промолчал, вздохнул только.
- И что? Ничего не скажешь? – поторопил Эма. – А как же заверения, будто бы ты мне только позволяешь это делать с тобой? Как же сопротивление? Настоящее сопротивление, Ава! – он вскочил, руками в краешек стола ударил и опёрся на них.
Ава поднял на него взгляд, посмотрел, казалось, на само «дуновение», от чего Эма едва не поёжился. Но он выдержал. То, что он сделал за последние сутки, сминало все барьеры. Эма и впрямь переступил свою человечность – и это его безумно пугало. Так пугало, что он снова готов был сорваться, лишь бы не думать об этом. Превращается в настоящего монстра. Не того степенного демона, каким были все остальные, а именно в монстра из фильма. От этого его буквально парализовывало страхом. Он стоял и не шевелился, моля Аву хоть что-нибудь ответить в знак поддержки. Чтобы он снова успокоил и вселил уверенность в завтрашнем дне.
- Что я могу сказать? – Авалор говорил серьёзно. – Ты услышал своё «дуновение». Ты рад, что смог стать настоящим монстром?
Как из головы вытащил, от чего стало ещё хуже.
- Хватит повторять!!! – рявкнул Эма. – Я слышал и в первый раз. Я не о таком монстризме говорил. Я говорил о нормальном монстре, не повёрнутом на маньячности и… и ещё…
Потерял все слова. Вместо них он издал полустон-полурык, не в силах объяснить, что же на самом деле хочет, а потом слова сами всплыли, уже не единожды произнесённые в спокойной атмосфере:
- Я просто хотел не чувствовать горя и сожалений. Я просто хотел стать обычным демоном.
- Ты думаешь, мы, обычные демоны, лишены твоей, так называемой, морали? К этому, Эммануэль, нужно привыкать, - Каштанчик встал и стал одного с Эмой роста. Эма даже вздрогнул: а он думал, Каштанчик выше. Словно всё произошедшее поубавило не только его силы, но и физические параметры.
- А как же ты? Ты-то не больно привыкал! – напомнил Эма в отчаянии.
- Я всегда был таким, - в свою очередь указал Авалор тоже на уже известную истину, а потом добавил, отрывая одну руку от стола и протягивая её к щеке Эмы. – Твои глаза опять светятся. Если бы ты видел это. Это… такое неповторимое…
- Всё! – выпали Эма.
Он стоял так некоторое время, боролся с Каштанчиком и осознавал, что в чём-то постоянно проигрывает. Он снова хотел его, такого всего из себя умудрённого опытом и показательно-спокойного. Даже проигравший и осунувшийся Каштанчик заслуживал расплаты.
Эма сильнее надавил на стол, ногами оттолкнулся от пола и перескочил сомнительное препятствие. Он словно каждый предыдущий шаг видел и понимал, что это лишь «дуновение» направляет его. Но сейчас это было неважно. Он не стал дожидаться, когда Авалор выставит равноценную оборону, схватил тот самый горячий чай, практически кипяток, с перцем и солью, и плеснул Аве в глаза. И воспользовался его заминкой. Ава даже не попытался увернуться. Снова не поверил или сыграло роль его состояние? Плевать. Эма хотел его. А взять запретное можно только так: обманом и силой. Эма свалил его на стол, смахивая и вторую чашку, и мобильник, который только пикнул и отключился, и снова без подготовки заставил Каштанчика выгнуться. Этот чёрт мог и удовольствие испытывать, хоть обеими руками тщательно тёр глаза. Наверно, он ощущал боль везде. И наверно предвидел, что его снова разложат, потому что после душа даже трусов не надел. Эма злился из-за этого. Из-за его проклятой догадливости и покладистости. Хотя попробуй повозражай, когда все обстоятельства против складываются.
Гнев Эмы захлебнулся в желании. Он пользовался мигом беспомощности «крёстного» и ужасался этому. Себя страшился. Что ещё он мог сотворить, чтобы окончательно превратиться в монстра? Не так. Только не так. Он чувствовал себя именно тем, за кем поднимаются люди с вилами и факелами. Он ненавидел себя за это. Сейчас он бы сдержался, но уже не получалось остановиться. Каштанчик притягивал его, даже не удерживая. Эма хотел только его. Сейчас – его и больше никого во всём мире. Он стал двигаться медленнее, а Авалор до сих пор держался за глаза. Не стонал в ответ. Ему явно было не до удовольствия.
- Ава… - сквозь стон выдавил Эма, хотел его руки от лица отвести, но встретил сопротивление. Они будто приклеились к глазам.
Эма не останавливался. А потом потянулся к его «дуновению», тронул его, от чего Каштанчик сам резко опустил руки, смотрел широко открытыми покрасневшими глазами и не мог вздохнуть.
- Больно? – совершенно по-глупому осведомился Эма.
- Пере-стань, - отзываясь на каждый толчок, попросил Авалор.
Эма всё ещё держал его «дуновение». До тех пор держал, пока ледяная лапа не сдавила его самого изнутри. Ощущение было такое, словно ему запретили дышать, и словно агония распространилась по всему телу. Эма потерял связь с «дуновением» Каштанчика и свалился на него, медленно съезжая вниз, будто ноги утратили всю силу. Не заметил, как выскользнул из его тела и лишь возле пола подхватился. Его колотила неконтролируемая дрожь. Им обоим было паршиво. А потом Эма разрядился прямо на пол и сидел на корточках, а Ава не двигался, всё так же развратно, с раздвинутыми ногами, возлежал на столе.