Невозможно запоминать всё подряд. Кто бы вообще стал держать в голове, например, многочисленные варианты фраз, какими Пьерре умолял старшую, Жианну, ещё совсем юную, не носиться вместе с Элиской по верхнему этажу особняка? Или возраст, в котором средняя, Габи, впервые прочитала ту самую "Алхимию любви", – это же лишь ничего не значащая цифра. Или первые слова, которые сказала Элиске младшая, Сондра, когда той разрешили с ней общаться: какая разница, с чего всё началось, когда важнее, во что переросло. Или бесчисленные положения, в которых случалось находить отца, лорда Беллемонро, спящим в кресле с книгой в руках. Если нарочно хранить в памяти подобные мелочи – можно и с ума сойти. Поэтому Элиска навсегда запоминала лишь то, что считала важным, на что обращала внимание. И то, что разум не пытался изо всех сил отрицать.

Вот так она и не могла теперь разобрать, кто именно тащил её, заламывая руки, прочь из зала, дальше вниз по лестнице и за тайную дверь до самого подземелья, куда люди ни за что не нашли бы дороги из дома сами, а Петрик уж точно не открыл бы им. Уже после путём логических измышлений она пришла к выводу, что это мог быть только Берард: ведь руки Сатилия были заняты Иемилией, а лорда Дитрича – Релеей. Дулли вряд ли был бы так осторожен, его-то мертвецкую хватку не спутать ни с чем. Уж кто, а родной брат наверняка не сбежал бы, если бы разглядел хоть малую искру жизни в теле любимой сестры. Он и видеть-то мог сквозь дым и огонь – сквозь что угодно, в отличие от Элиски. Что же именно ей самой удалось разглядеть за почти непроглядной пеленой из гари и собственных слёз – тоже ускользало из памяти. Ведь хотелось-то верить вовсе не глазам. Что великий герцог Хаурес не бросил бы свою подопечную в последний момент и защитил бы от любой опасности. Или смог бы вылечить, как Марбас помогал Иемилии. Или что вампиров в целом так просто не убить, – да хоть в то, что Виттория теперь будет как Дулли нуждаться в новой голове, но останется живой! Но если Берард решил прежде всего утащить Элиску прочь, если не увидел демоническим зрением даже толику надежды – значит, её и не осталось.

– Дитрич! Вы опять выходили без моего ведома? Я же просил! – шумел где-то в стороне Петрик, от негодования шлёпая губами и шепелявя больше обычного.

– Я попрошу – "лорд" Дитрич, – послышался ответ, совершенно безучастный. Как обещает не есть запрещённого в пост тот, кто только что вдоволь насладился сочным мясом и способен думать только о собственном набитом животе.

– Столько лет я сидел тут – и о подземном тоннеле в ваш дом никто не узнал лишь потому, что я был осторожен! Поскольку вы здесь мои гости – извольте уж подчиняться моим правилам... Которые вы нарушили уже столько раз, что нас всех скоро вычислят, отловят и убьют! И все мои труды – псу под хвост!

Петрик закипал неимоверно быстро. Раньше Элиска его никогда таким не видела, но теперь – чем чаще тот вступал в диалог с лордом, тем ярче зажигался, как порох от спички. Может, поэтому раньше эти двое и старались видеться как можно реже?

Считать, сколько дней они все вместе уже занимают подземное логово, Элиска и не начинала. Тут ни движения солнца по небу не заметить, ни к округлому потолку, с которого постоянно капало, не прицепиться. Так и сидела в своём углу без единого движения – обхватив колени и сверля взглядом кучку пыли напротив. Голод из раза в раз прогонял любое желание шевелиться – прямо-таки подсказывал, что без возможности пополнить запас сил так будет экономнее. Крылья и вовсе задеревенели от этой позы настолько, что казалось – никогда больше не раскроются. Если случалось в таком состоянии и положении заснуть, Элиска просто позволяла сознанию провалиться в темноту, а уж сколько получалось поспать – её совершенно не заботило. Хоть сколько – всё лучше, чем беспрестанно вспоминать об одном и том же и мучительно прокручивать в голове одни и те же мысли.

Нельзя громко разговаривать и вообще как-либо шуметь. Нельзя идти навстречу случайно проходящим мимо людям, гнаться за ними и тем более нападать. Нельзя зажигать свет: больше одного факела или лампы на комнату будет уже перебор. Нельзя покидать этот обжитый закуток канализации, а если и выходить – то только теми путями, какие укажет Петрик. Иначе – если выбираться более короткими и менее запутанными маршрутами – человек заметит, откуда приходят вампиры, и быстро тем же коротким путём нагрянет в их последнее пристанище. Правило, которое Дитрич, судя по ругани Петрика, – а кричать во весь голос он не мог, иначе давно бы уже наорал на своевольного вампира, – нарушил уже не раз и не два.

Из всех гостей больше других хозяин подземелья общался разве что с Берардом – с ним вот только не конфликтовал. Наверняка они по старой привычке продолжали заниматься прежними делами: разбирали хлам, что приносило в канализацию – словно люди воспринимали её как мусорку, право слово, – а иногда и от трупов избавлялись. "Так же, как избавились и от Беаты", – думала Элиска каждый раз, когда видела этих двоих, уносящих за дальний угол мешок, отдалённо напоминающий по форме человеческое тело. Берард, в отличие от всех, не нуждался ни в каких правилах: сила артефакта даровала ему возможность заранее видеть, где опасность, и никогда не попадаться. Кормился он тоже лучше всех – на улицах эта уловка наверняка точно так же позволяет с лёгкостью обходить любой пост городской стражи за несколько домов. Порой случалось, что вампир притаскивал жертв ещё живыми – чаще всего хорошеньких крестьянок, конечно же. И где только находил их? Элиска бы порадовалась тому, что и на окраине, на задворках городской жизни, где нет роскоши, удобств и беззаботной жизни, всё ещё можно встретить истинную природную красоту. Вот только даже слабые попытки об этом задуматься разбивались о неотвратимость скорой смерти любой красоты, что сюда попадает.

В постоянном полусне, не разбирая, где день, а где ночь, сама Элиска могла бы и вовсе не есть. Организм и все мускулы в нём словно работали в половину своей силы, если не меньше. Это Сатилий успешно засыпал – превращался в камень – как и раньше. Проклятие в любых условиях работало как часы и от видимости солнца в небе ничуть не зависело. От приспособления доктора Денкена, что должно было оповещать господина Гаргулью о скором превращении, пришлось избавиться почти сразу: оно нарушало правило о громких звуках. По Сатилию и без этого можно было бы сверять часы и столь важные Элиске времена суток – если бы только он показывался почаще и становился камнем прямо при ней.

Всем в основном подземном зале – если вообще можно было так назвать помещение, прямо под которым стекались все нечистоты этой части города – места никак не хватило бы. Потому Петрик определил в первую очередь пострадавших – Иемилию и Релею – в комнатушки поменьше. Элиска с трудом представляла, какой мог быть от этих помещений толк, когда здесь всё ещё не было заброшено. Наверное, работники, поддерживавшие порядок в канализации, оставались в этих комнатах, чтобы отдохнуть, переодеться, отмыться, перекусить во время смены в конце-то концов – это лучшее, что Элиска смогла себе надумать. Сатилий из комнаты Иемилии почти не выходил, Дитрич – от Релеи. В другие же поселили доктора Денкена и господина Дулли. Первого потому, что старик оказался слишком слабым даже по лестнице бегом спускаться, уж лучше пусть сможет запереться и переждать, если охотники всё-таки нагрянут. Второй же ценил тишину ещё больше, чем Петрик, и любой даже самый слабый шорох мешал ему думать и приводил в небывалую ярость – такую, с какой все правила Петрика могли бы рассыпаться в одно мгновение, а с ними и незаметность всей команды.

– Ну что ты разнылся, Петрик? – ответ лорда показался больше злым, чем весёлым, а поднять голову, чтоб заглянуть в его лицо и убедиться – сил не хватало.

Как не хватало слов и голоса высказать хоть что-то. "Будьте осторожны, лорд Дитрич", – когда он перед уходом зачем-то присаживался рядом с Элиской и сообщал о своих планах по очередному нарушению правил Петрика. "Спасибо, лорд Дитрич, вы очень заботливы", – когда возвращался с успехом и ставил напротив Элиски кубок, наполненный настоящей человеческой кровью – не иначе как только что добытой Берардом. Почему Элиска не останавливала лорда? Ведь никому здесь не нужны конфликты в и так поредевшей семье. Сама себя оправдывала слабостью тела и смятением духа. Мысли, впрочем, иногда подсказывали, что если отказываться от подношений лорда – можно остаться совсем без еды и навсегда зачахнуть здесь.

Петрик же приносил еду – обычную, человеческую – для Сатилия, Иемилии и доктора. Они ведь не могут так же долго голодать, как вампиры, – особенно доктор. У хозяина подземелья явно свои связи в этом городе – в подземной его части. Поставки продовольствия не прекратились даже когда вампирский особняк ускользнул из-под контроля тёмных сил – и в этом, несомненно, заслуга именно Петрика.

Получается, они с лордом оба заботились обо всей команде в это трудное время – но каждый по-своему. И вот сейчас эти двое так близки к настоящей междоусобице. Ведь обычно сразу после любезностей с неподвижно сидящей Элиской лорд направлялся в келью, где заседал господин Дулли. Спрашивал, как у того успехи с планом и чего ещё недостаёт, чтобы наконец отбить уже родной дом у ненавистных людей. Но результаты всегда были плачевными: хоть план и продвигался, а без средств против Пероса надеяться было совершенно не на что.

Теперь же разговор лорда с Петриком затянулся подозрительно надолго: словно Дитрич выжидал, что ещё услышит про правила, про дисциплину, про то, кто хозяин в этой богом и людьми забытой дыре и что с вампирами случится, если не будут осторожны. Выжидал лишь для того, чтоб разбить все умозаключения очередной язвительной ремаркой. Злые слова пренебрежения выводили Петрика из себя, он и сам наполнялся злобой, отравляя ею свои последующие ответы, что в свою очередь не могло не задевать лорда... Эта спираль могла бы бесконечно закручиваться, пока не лопнет – вместе с терпением одного из участников перепалки. И пусть каждый из них наверняка хотел знать, кто же потеряет самообладание первым, – Элиска этого видеть никак не желала.

Подняться и распрямиться оказалось вовсе не так трудно, как она думала. И даже крыльями пошевелить – оцепенение спало с них, будто застаревшие каменные наросты сбросила. Не тратя время на разминки и проверки своей подвижности, Элиска подошла к обоим спорщикам сбоку и деликатно взяла каждого за локоть.

– Господин Петрик, лорд Дитрич, нам всем не нужны сейчас ссоры. Пожалуйста, – чуть осипшим от долгого молчания и едкого воздуха голосом произнесла она как можно тише. – Мы все всё поняли: и что иначе, без ваших смелых выходов наверх, было нельзя, и что больше так продолжаться не может. Я ведь права?

Она уставилась сначала на лорда, а потом на его собеседника, поочерёдно бегая взглядом от одного к другому и надеясь, что в её глазах увидят строгость, а не мольбу.

– Да, – Петрик отмахнулся почти сразу и едва ли не растаял от одного лишь пристального взгляда взгляда юной вампирши. – Что тут взять, Дитрич всегда таким был, ну его, обижаться ещё... – Он пожал плечами, растопырив длинные перепончатые пальцы, но после всё же погрозил лорду одним из них: – Но чтобы впредь... А то нас всех...

– А вы, дорогой лорд? Теперь ваша очередь. – Хоть Петрик уже ушёл, шурша ластами, и раздор можно было бы считать предотвращённым, Элиска наоборот вцепилась в рукав вампирского камзола и второй рукой. – Вы же всё поняли? Пообещайте. Вы должны пообещать. Если не Петрику, то хотя бы мне. Ради всех нас.

– Да, я всё понял, – мрачно протянул Дитрич и элегантно высвободил руку из её хватки. Это было на него не похоже: Элиска предполагала, что он воспользуется даже малым её объятием, чтобы перевести во что-то большее. Неужели она настолько оголодала здесь, что стала совсем непривлекательной?

– Что вы поняли, лорд Дитрич? – не сдавалась Элиска – и так просто отпускать его не собиралась. Подобных дискуссий больше не должно повториться. Элиска вдруг поймала себя на мысли, что будет готова даже возлечь с лордом, если это убедит его успокоиться и перестать выходить на улицы города в обход правил. – Я хочу это услышать.

– Что... Что так больше не может продолжаться, – ответил тот почти сквозь зубы и глядя в пол. – Не должно, я согласен. И не будет, уверяю вас.

Последнее он произнёс уже уверенно, с теплой улыбкой тронув её руку губами. Элиска выдохнула: похоже, на сегодня подступающую бурю удалось утихомирить. Но расслабляться – нельзя.

Лорд Дитрич, как и всегда, зашёл к господину Дулли, они о чём-то побеседовали, – Элиска даже набралась смелости подойти и немного послушать. Страсть как хотелось и вовсе зайти присоединиться к разговору, ведь им бы всем сейчас стать ближе, чем когда бы то ни было. Да и Дулли она давно не видела, пока сидела без движения. Пусть он с новой головой юного солдата, совсем ему не подходящей, пусть нервный и вскакивающий с места при каждом шорохе, – а Элиска соскучилась уже и по нему тоже.

Из подслушанного успела разобрать только одно: Дитрич, похоже, не просто так старался выйти как можно ближе к дому. Вампир обходил особняк и осматривал, что же от него вообще осталось после той катастрофы, что устроили госпожа Виттория и её демон огня. Путей возможного прохода в дом с улицы стало гораздо меньше, нападения – и подавно. Но главное – уже понемногу вырисовывалась карта этой новой выжженной дотла местности. Оставалось только надеяться, что господин Дулли сумеет сообразить, что делать со всей этой информацией. Вдруг в нём осталась хотя бы доля того ума, который он использовал, нося на плечах голову доктора Селиша?

Если бы Элиска только знала, что подобная разведка нужна, непременно вызвалась бы помочь лорду. Ведь с воздуха-то всё рассмотреть и набросать карту было бы гораздо проще, да и в памяти бы местность сохранилась не хуже... Впрочем, ещё можно оказаться полезной – если не лорду, то остальным друзьям. Вот решила пройтись да навестить всех, раз уж смогла встать.

Первым внимания удостоился Сатилий вместе с госпожой Иемилией. Он и правда как-то привязан к ней, раз не отходит ни на шаг? Элиска его с момента попадания в канализацию так и не видела толком – и уж тем более не разговаривала. 

– Ну, как она? – шепнула Элиска чуть ли не в плечо господину Гаргулье, когда увидала, как он стоит столбом посреди комнаты и безотрывно смотрит на поднимающийся и опускающийся бок девы-яшерицы. Змеиная кожа переливалась из буро-красного в мутно-зелёный, но потемневшее пятно на рёбрах оставалось лишённым всякого цвета. Наверное, этим местом Иемилия ударилась больнее всего, когда врезалась в окно: на улицу так и не вылетела, хоть стекло и разбилось, ведь снаружи Элиска её не нашла. И не сказать даже, не было б ли хуже вылететь. Вокруг дома сплошь густая трава, да и об чуть мягкую землю не так страшно удариться, как о мраморный пол. Но пролетев сквозь разбитое окно, вполне можно было заработать не только сломанные рёбра, но и ужасные порезы. Кто знает, как спаслась бы госпожа Иемилия тогда?

– Демон её лечит, – пожал плечом Сатилий. – Медленно очень. Но и так сойдёт. Джемма сказала, с таким вообще не выживают, а мы вон какую операцию провернуть умудрились.

– О, ты был бесподобен, – попыталась улыбнуться Элиска, вспоминая геройство Сатилия в малом зале у камина. – В одиночку против здоровенного голема... Да и как ты его...

– Да ты тоже постаралась, – отмахнулся он. – Мы все постарались. Пожалуй, мы хорошая команда.

– Что вы там болтаете? – прошипела вдруг Иемилия и обернулась как могла: прямо так, лёжа на боку. Не потому что надо соблюдать тишину и шептать как остальные, а просто её голос сам сделался шипящим – показалось, это от злобы.

Сатилий аж дёрнулся – тоже, наверное, думал всё это время, что подруга спит. Однако же глаза Иемилии сейчас были открыты – и полны слёз. Элиска никогда не видела её такой.

– Прости, мы не хотели тебя будить, – Сатилий легонько толкнул Иемилию в бок совсем рядом с демоническим поясом, стараясь перевернуть обратно. Наверное, в таком проверенном положении боли меньше всего. – Спи давай, тебе ещё надо лечиться.

Та послушалась, отвернувшись обратно, но при этом вся скрючилась, свернулась подобно младенцу в утробе, – под блестящей кожей даже выступил рельеф позвоночника и лопаток. "Хотя бы эти кости целыми остались", – подумала Элиска.

– Как вы можете так спокойно болтать? – с непривычным надрывом в голосе прорычала Иемилия куда-то себе в колени. Не злость – теперь в голосе звучала горькая обида и бесконечная печаль. – Как вообще вы все можете что-то делать, когда её нет? Ещё и ходить с видом, будто ничего не произошло. Неужели для вас совсем ничего не изменилось?

– Госпожа Иемилия, это неправда, мы все... – начала было Элиска, но Сатилий остановил её на слове "скорбим". Может, и правильно сделал: Элиска ведь совершенно не представляла, что говорить после этих слов. Как убедить, что искренне соболезнует, и как описать, сколь велика на самом деле её собственная печаль? А самое главное – как не получить в ответ сравнений её скорби с чужой и упрёков в фальши? Вот так же она в своё время и для матушки с сёстрами не нашла слов поддержки, когда отец не вернулся из последней экспедиции. Кто знает, может, бесконечно перерождающийся с каждым пробуждением древний вампир и вовсе не способен к пониманию смерти – и к сочувствию приносимой ею боли тем, кто остаётся? А все попытки выдавить из себя эмоции сейчас – лишь жалкая копия слов, жестов и реакций, о каких Элиска начиталась в сестринских книжках?

– Давай не сейчас, – шепнул Сатилий, отводя её в сторонку, к самой двери. – Она всё это время только и делает, что спит и рыдает. Просыпается, рыдает и снова засыпает. А что ни разговор – то истерика. Потому лучше оставь её пока.

– Надо же, – как можно тише произнесла Элиска в ответ, не отводя взгляда от бледно-зелёной спины у него за плечом. – Никогда бы не подумала, что наша госпожа Иемилия окажется такой... ранимой?

– Видишь ли, Виттория ей была особенно дорога.

– Особенно? – Элиска прямо-таки ощутила, как сами собой поднимаются брови.

– Настолько особенно, что она не пошла со мной, когда я решил валить из этого дома в прошлый раз, – таинственно пояснил Сатилий, после чего развернул Элиску лицом к двери. – Теперь тебе лучше уйти. Извини.

Сразу захотелось задать целый ворох вопросов. Как вообще так вышло, что Сатилию пришлось покинуть особняк? В каких всё-таки отношениях он состоит с Иемилией? Что там было между ней и госпожой Витторией? Как на это смотрел господин Винсен – и был ли жив тогда ещё? Если есть некие вампирские небеса, куда вся нечисть попадает после смерти, то там брат с сестрой теперь наверняка и встретят друг друга. Мысли об этом обволакивали разум чёрной как траурная вуаль грустью, так что Элиска решила не только не вытаскивать Сатилия следом за собой за дверь для расспроса по интересующим темам, но и самой постараться не думать об этом.

Когда-то сидя в этом общем зале, в который теперь пришлось вернуться, бок о бок с Сатилием, Иемилией и Петриком, Элиска думала: вот бы побыть здесь подольше. Вот бы лорд Дитрич не нашёл срочных поручений никому из них, вот бы обязанности не заставляли хозяина срочно бежать по важным делам, от которых зависит благополучие не только этого дома. Господь с ней с сыростью и с запахом гнили вокруг, к этому привыкаешь со временем. Вот бы никуда отсюда не ходить – думала она тогда. Теперь же её желание исполнилось, только в какой-то извращённой форме, словно могущественный джинн из сказки услышал её мысли и захотел поиздеваться. Совсем как тогда, когда она хотела, чтоб Беата не уходила из вампирского особняка обратно в общежитие...

Воспоминания снова начали цеплять за больное, так что Элиска поспешно направилась к очередной двери в стене, которых раньше и не замечала. Единственный оставшийся человек в команде, может, и не был ей прямо-таки близким, но сейчас определённо нуждался именно в её внимании и разговоре.

Казалось, эти боковые комнаты должны быть одинаковыми. Однако в той, куда поместили Иемилию с Сатилием, нашлось место и для них двоих, и крылатая Элиска ещё смогла свободно пройти, и даже скамейка какая-то стояла, на которой раненую и расположили. В соседней же, где кое-как теснился доктор Денкен, места было меньше едва ли не в половину. Всё из-за поваленного под углом шкафа, под которым – горы всякого хлама: от вскрытых ящиков до дверей и колёс от карет. Этот завал не разбирали как будто бы лет сто. От одного вида такой разрухи Элиску передёрнуло: тут же вспомнилось, что в какой-то вот такой же заваленной ни к чему непригодными вещами каморке у Петрика была дверца, за которой он складывал трупы обглоданных вампирами людей... Может, даже в этой же самой, но по ту сторону завала. Вид скрюченно сидящего на фоне этого мертвецкого хаоса старика только усиливал подступающую тоску.

Доктор Денкен ведь человек науки, вечно занятой и не склонный к мелочным эмоциям – уж он-то не станет просто сидеть и горевать, да?

Подойдя ближе, Элиска убедилась: доктор не просто так согнулся, а над собственной книгой. Более того – что-то пишет в другую, едва начатую. Поначалу захотелось повторить ему вопрос Иемилии, только убрав любые нотки упрёка: как можно продолжать работать, когда весь маленький уютный мир, которым они жили, в одночасье рухнул? Но чувство гордости за доктора не позволило этого озвучить. Кто знает, быть может, пока Дулли с Дитричем бесконечно строят планы мести, именно он спасёт их всех случайной гениальной идеей?

– Вы даже здесь умудряетесь что-то разрабатывать? – тихо спросила Элиска, останавливаясь совсем рядом и присаживаясь на край того же ящика, на котором сидел Денкен. А может, когда-то это был и чей-то гроб – сейчас она бы уже никакой находке здесь не удивилась.

– Если ничем не займусь – с ума сойду, – ответил доктор. – А чертежи артефактов в новой интерпретации со слов беса сами себя не перепишут. Работы ещё много, некогда бездельничать, – он всё же поднял на неё глаза и даже коснулся её руки. – Вам уже лучше? Вы сидели там сама не своя уже господь знает сколько. Я не доктор Селиш, но тоже прекрасно понимаю, что разум может болеть не хуже тела.

– Я не знаю, – пожала плечами Элиска, а ведь собиралась просто кивнуть. Это же не посчиталось бы за враньё, если просто не сказать правды? – Вот – хожу, говорю. Значит, наверное, жить можно. А вы как тут?

– Всё не могу перестать думать об Анетте, – тяжело вздохнул Денкен. Словно уловил, чего стоило Элиске не смолчать и быть честной – и решил ответить тем же. – Где там она? Как там она? Не сделалось ли с ней чего? Не опознали ли её?

– Я уверена, наша прекрасная Анетта сейчас в порядке. Солдаты приняли её за несчастную жертву – она очень постаралась. Наверняка прямо сейчас в покоях какого-нибудь генерала, кто натравил свои войска на нас, рассказывает небылицы о том, чего здесь не было. Запутает их, собьёт со следа – может, под впечатлением от её рассказов они и дом наш покинут.

– Или она попала в руки к тому же сукину сыну, от которого бы ни за что не сбежала без Винсена, мир его праху. И из неё прямо сейчас делают эту, как она это называла...

– Свинью? – у Элиски чуть в глазах не потемнело от попытки представить. – Нет! Даже думать об этом не хочу! Наш город не настолько маленький, чтоб спустя столько лет один человек смог найти другого, как только тот окажется на улице! Я видела этот город с неба, я знаю, о чём говорю.

– О, вы плохо себе представляете, на что способны местные богачи. Не хочу спешить с выводами, но не исключаю, что именно этот человек и направил солдат к нашему дому. Вы, вампиры, всё говорите "люди" да "люди". А люди эти между тем носят конкретные имена и лица. После того, как Винсен стащил Анетту у него прямо из-под носа, тот ублюдок вполне мог пойти войной на всю нечисть города.

– Да кто он, чёрт возьми, такой?

– Я не знаю, – печально пожал плечами Денкен. – Какой-то лорд, из богатых. Анетта не хотела говорить, так что мы не знали его имени. Надо было спрашивать её настырнее...

Конечно же, первым делом Элиска подумала на лорда Риктера – но скорее от застарелой обиды, а не из-за того, что охотник на вампиров Эйф приходил за ней аж в оба её дома. Лордов-то в округе – немало. Настолько, что для их торжественных встреч даже без жён и детей требуются целые залы. Пленителем Анетты мог быть кто угодно из них, а Эйф просто настолько востребованный профессионал в своём деле, что его нанимают охотиться и в рассадник нечисти в заброшенном особняке, и за одинокой безобидной вампиршей, выросшей в тепличных условиях.

– Мы найдём её, – холодно заключила Элиска. – Если этот ужасный человек настолько одержим Анеттой, что будет искать её всюду, в крайнем случае через него мы на неё и выйдем. Даже если придётся для этого растормошить солдата, которому доверили вывести Анетту в город – я его запомнила. Вывести как спасённую, не как пленницу, прошу заметить. И даже если придётся самого охотника на вампиров допрашивать.

Разумеется, Элиска себе этот диалог вовсе не представляла. Хоть и убедилась, что говорить Эйф всё-таки способен, но не могла вообразить себя вопрошающей и обстановку, в которой подобное момогло бы произойти. Он же успеет выстрелить раз десять до того, как она закончит хоть одну фразу! А стрелять он точно будет наперёд разговора, ведь ему заплатят сразу двое: и как за выжившую нечисть из проклятого особняка, и как за беглую нежеланную падчерицу лорда Риктера. О чём говорить с вампиршей, она ведь не человек. Потому-то Элиска и не стала сразу выдавать имени Марка Конроя: не приведи господь доктор, доведённый своими переживаниями до крайней степени отчаяния, проговорится лорду Дитричу или хуже того – Берарду. Тогда от единственной зацепки по поиску Анетты останется холодный труп – быстрее, чем удастся выведать, кому её передали на попечение. Уж с юнцом Элиска как-нибудь справится и сама...

В голове уже потихоньку начинал формироваться план побега из подземелья. И пусть Элиска ещё не вполне понимала, что будет делать, когда снова окажется на улицах города, где каждый человек желает ей гореть в аду, но выйти всё же твёрдо вознамерилась. В конце-то концов, почему остальным можно, а ей нельзя?

Однако же сразу после доктора встретиться с лордом Дитричем, чтоб упросить его показать путь наверх, – не получилось. Дитрич был слишком занят препирательством с господином Дулли: то ли просто так совпало, что уже у двоих за сегодня к лорду какие-то претензии, то ли разговор с Петриком задал настрой и испортил настроение – а следом и обычную беседу с Дулли. Оба едва держались, чтоб не перейти на повышенные тона. Элиска так и представляла, что стоит только звук издать, как они тут же обернутся и направят свой гнев на неё. И если от лорда можно было бы ждать хоть какой заботы и осторожности, то на что способен безголовый в ярости – Элиска не знала. Вдруг, стоит лишь вмешаться, он наорёт так, что эхо разнесётся по всему подземелью. Люди наверху такое точно не смогут пропустить мимо ушей.

Релею навещать оказалось бессмысленно: та стояла в буквальном смысле статуей у стены в очередной комнатушке. Наверняка с самого прихода вампиров сюда такой её и оставили. Почему было не разместить Релею в общем зале у огня, она ведь там никому не помешала бы в таком виде. Поверить в то, что лорд Дитрич иногда оживляет её для чего-то и заставляет страдать вот так без рук – Элиска не смогла бы. Особенно ради того, что ему нередко было нужно от Релеи раньше. А мысли-то ведь так и просились сами собой: иначе зачем тогда лорд не только оттащил её сюда, но и запирается наедине с ней с завидной регулярностью? Сидя напротив именно этой двери неизвестно сколько, Элиска и считать не бралась, сколько раз это видела.

Когда же вернулась в зал, где и собиралась ждать лорда после разговора с Дулли, на глаза ей как раз попался Берард. Несмотря на всю свою неприязнь к нему и на ещё не остывшую обиду за случившееся с Беатой, Элиска не смогла бы сейчас просто взять и отвернуться. Не потому даже, что из всей команды Берард единственный сумел бы вывести её на улицу не только не привлекая внимание людей, но и не заставляя хозяина подземелья негодовать. Петрик был в нём уверен, ведь Берард всё же не дурак – не пойдёт прямо к опасности, которую увидит сквозь любые стены. А значит, и Элиска может быть уверенной, что с ним её затею ждёт успех. Но больше всего хотелось всё же соблюсти элементарные правила приличия и задать Берарду главный вопрос, который в нынешних условиях просто нельзя не озвучить.

– Ну, как вы держитесь? Боюсь даже представить, каково это – потерять родную сестру...

А он ведь и правда изменился. Больше не был весёлым и нахальным как всегда, и даже теперь при встрече с Элиской не спустил очки-артефакт со лба, чтоб на неё полюбоваться и отвесить очередной нелепый комплимент. Неужели горе поразило его настолько, что даже женские прелести больше не интересны?

– Вы бы только знали, госпожа Элиска... – ответил Берард, немного помедлив в попытках отличить искренность в её голосе от намерения задеть за живое – а ведь оно вполне могло бы быть. – Вы бы знали, как трудно.

Так же с опаской, сторонясь, словно дикого зверя, Элиска заставила себя подойти ближе и коснуться руки вампира. Каким бы тот ни был чудовищем, но в моменты слабости даже он заслужил хотя бы толику сочувствия. И словно в пасть ко льву, Элиска медленно склонила голову Берарду на плечо.

– Роль госпожи Виттории в нашем доме и в вашей семье невозможно переоценить, – проговорила она куда-то ему в воротник. – Нам всем тоже её не хватает.

Хотела добавить ещё, что понимает его чувства лучше других, потому что видела жестокий финал жизни Виттории, но в последний момент осеклась. Если это Берард её стащил вниз по лестнице, то он тоже видел предостаточно. Да и внезапное объятие с его стороны помешало говорить хоть что-либо ещё. Берарда так тронули её слова?

– Вы не представляете... У вас же были сёстры в той, другой семье? Человеческой...

– Не будем о людях, я вас прошу. Только не сейчас.

– Вы правы, госпожа Элиска. Лучше вам и не представлять. Я же теперь совсем один. Сначала Винсен, брат, теперь вот сестра...

Показалось, его голос дрожит. Берард что, рыдает? Этот изверг и баламут, самый кровавый убийца из всей вампирской семьи и самый опасный кавалер для всех дам лёгкого поведения? Рыдает, как девчонка? В попытке как можно незаметнее ответить на его объятие, Элиска тронула спину вампира – та и вправду тоже невпопад подёргивалась.

– Ну, это неправда, – Элиска еле удержалась от того чтоб начать гладить его по волосам. – У вас есть мы. И вы нам очень нужны. Господин Петрик, я слышала, восхищается вашими способностями. Доктор Денкен высоко ценит работу с вами. Лорд Дитрич, я уверена, тоже...

– Знаете, я никогда не относился к нему как к брату, даже после их свадьбы... – начал было Берард, но Элиска не смогла устоять – перебила.

– Свадьбы? У них в самом деле была настоящая свадьба?

– Конечно, а вы как думали? Только представьте: наш главный зал, всюду свечи, столы еды, бокалы крови. Он в красном, она в чёрном... Самый что ни на есть вампирский бал.

Элиска даже зажмурилась, стараясь представить себе всё это великолепие: наверняка ужасное и богохульное для людей, но всё ещё по-своему прекрасное.

– А теперь он последнее, что осталось у меня от сестры... И этот дом, – Берард ненадолго отпрянул, глядя куда-то за плечо Элиски глазами, словно лишёнными взгляда. Как будто понял озвученное собой только сейчас. Может, не стоило затевать этот разговор вовсе?

– Это тоже не совсем так, – Элиска постаралась выдавить из себя улыбку: если все будут только грустить, облегчение само никогда не придёт. – Меня, как я поняла, тоже приняли в семью, пусть и не формально. Я ведь тоже вампир. И я тоже у вас есть.

– Правда? – теперь уже сосредоточенным и осмысленным взглядом Берард заглянул ей прямо в глаза.

И вдруг придвинулся так резко и так близко. Элиска едва успела подумать: он, наверное, хочет повторить объятия, – но Берард стремительно продолжил приближать свои губы к её. Вот она и попятилась – отстраняясь и отклоняясь назад так, словно ей прямо в лицо прилетел огромный шершень, на какого и руками-то махать страшно.

Беседа явно зашла куда-то не туда. Нет, Элиска без всяких обид и по-настоящему сочувствует вампиру, потерявшему семью, но это не значит, что... Неужели если она не может поддержать его вот так, как он желает, то не может никак? Делает ли это её плохим другом? Да и как объяснить, почему едва не произошедшее было бы неправильно – и для неё, и по отношению к нему, и для того, что осталось от вампирской команды?

Объяснять, к счастью, не пришлось: Берард быстро сообразил и надвигаться больше не стал. Лишь виновато опустил взгляд и покачал головой:

– Простите, пожалуйста, госпожа Элиска. Это всё мои дурацкие рефлексы. Порой мне кажется, они мною управляют.

– Ничего, – примирительно подняла руку она. – Главное, чтобы в бою не подводили.

А в бою Берард – настоящий зверь, в этом Элиска не сомневалась. Получается, и в жизни тоже. Вот что бывает, когда держишь дома на привязи самого что ни на есть дикого зверя как питомца. Наверняка лорд Беллемонро уже имел дело с подобными вампирами до Элиски – и потому был настолько осторожен с нею. Сразу вспомнилась золотая цепь. Интересно, где она сейчас?

Однако же несмотря на извинения и признание Берардом своей вины, – что, как показалось, относилось не столько к нынешнему внезапному порыву, сколько снова к ситуации с Беатой, – идти на вылазку с ним сразу как-то расхотелось. Оставалось только ждать, когда лорд Дитрич освободится наконец от разговоров с господином Дулли – и всеми правдами и неправдами уговаривать его. Можно, конечно, и разрешения Петрика слёзно попросить и постараться сделать всё так, чтоб у него не было придирок, но лишний раз заставлять его переживать тоже было бы неприятно. Не хватало ещё, чтоб он и в порядочность Элиски веру растерял.

Проситься к лорду в напарницы, правда, тоже так и не пришлось: тот, едва только вышел от Дулли, тут же поспешил на выход. Как будто безголовый его изгнал – если вообще кто-то кроме Петрика наделён таким правом. Или как будто окончательно взбесился до такой степени, что находиться под землёй стало совсем уж невмоготу. В подобном состоянии Элиска бы не осмелилась навязывать ему свою компанию. Впрочем, на новые причитания Петрика лорд Дитрич лишь улыбнулся, потрепал того по плечу, пообещал, что больше никаких нарушений не будет, – и взял с собой Берарда. Хозяин подземелья сдался: в таком составе с ними точно ничего не случится, люди не увяжутся следом, а те же, кому не посчастливится наткнуться на вампиров, падут от меча тьмы.

Значит, лорд не только не разъярён – напротив, он как-то странно повеселел после разговора с Дулли, – но и не прочь взять кого-то с собой. Зачем правда снова идти на улицы города, если сам только что оттуда? Ведь и часа не прошло с возвращения.

Теперь ждать их обратно – показалось самым настоящим испытанием. Элиска даже чуть не пожалела, что выбрала именно этот момент, чтобы прийти в себя, перестать сидеть и глядеть в одну точку, начать хоть как-то двигаться и общаться. Сейчас обратно так усесться уже не получалось, и она попросту места себе не находила. Слонялась по залу, будто тигр в зверинце – из стороны в сторону. Ещё и мысли всякие то и дело лезли в голову: а вдруг лорд Дитрич всё-таки нахлебался такой подпольной жизни и ему надоело? Вдруг он и Берарда по той же причине взял с собой – тому тоже надоело? Ведь ни Сатилий, ни Петрик им никогда особо не нравились, а от травмированных Иемилии с Релеей и вовсе никакой пользы больше не будет. Дулли слишком странный, когда с головой, его бы никто с собой не взял. А Элиска... А что Элиска? Разве может она быть полезна двум опытным вампирам там на улицах? Но нет, нельзя так думать. Подобными мыслями можно себя извести похуже любых охотников за нечистью.

Чтобы отвлечься, заглянула даже к Дулли. И тут же поняла, почему не сделала этого раньше или не встряла в их спор с лордом. Эта новая голова юного солдата, в отличие от доктора Селиша, как-то слишком быстро пришла в негодность: сгнила чуть ли не до самого черепа. Но Дулли продолжал ею пользоваться – наверное, пока работали глаза и голос. Зачем иначе она ему вообще может быть нужна? Однако смотреть на него в таком виде вовсе не хотелось. 

Поэтому Элиска, стараясь не косить глазами на облезлый затылок, постаралась заглянуть сидящему в дальнем углу комнаты господину через плечо. Тот согнулся как от боли в животе и всё водил прямо перед почти выпадающими глазами куском пергамента. Всё тем же самым. Так вот что он спасал из захваченного особняка, пока товарищи сражались за свои жизни, и потому его не было видно в решающем сражении? А может, так и таскал с собой всё время. Сложно, конечно, представить, что будет представлять наивысшую ценность, когда тебе не навредят ни меч, ни пуля – ни само время. Оттого Элиске стало ещё интереснее, что же может быть записано в этом трактате на древнем языке. А ещё – немного жаль господина Дулли: даже без доктора Селиша и его знаний он всё надеялся хоть каким-то чудом разгадать таинственные записи. Хотя надежды уж теперь-то точно не осталось.

Правда, всё это ничуть не тянуло прервать тишину и заговорить с некогда безголовым господином. Элиске и старый-то голос не нравился, новый же и вовсе звучал как скрежет металла по стеклу. Вот пусть только кто теперь попробует сказать, что у Иемилии голос некрасивый!

Получается, кандидатов на беседу, чтобы скоротать остаток ночи, не осталось. Дитрич с Берардом всё не возвращались. За время ожидания Элиска даже сумела, наконец, вспомнить, каково это: нормально заснуть, прицепившись к потолку, а не свернувшись клубком у стены как побитый щенок. 

Когда открыла глаза, вампиров всё не было. Когда поела наспех то, что принёс Петрик – тоже. А когда они, наконец, объявились, всё вдруг стало неважно. Замыслы Элиски о вылазке наружу тоже сразу отошли на дальний план и показались незначительными.

– Внимание всем, мы уходим! – вот с такими словами лорд Дитрич начал обход их маленького клочка подземелья, едва только вернулся. Зашёл и к Сатилию – Иемилию наверняка разбудил – и про Релею даже не забыл. 

С ней, конечно, никакого толку разговаривать, пока она в виде камня. Однако теперь ей даже вернули живой облик. Ясное дело: раз придётся всем куда-то идти – никто на себе статую тащить не будет, она куда лучше справится, способная ходить сама. Кажется, это первый раз вообще за время заключения в этом подвале, когда Элиска видела Релею снова живой. Правда, выглядела красавица неважно: хоть на её идеальной коже не было ни царапины, ни синяка, но вид у Релеи был такой, словно все эти дни её беспрестанно избивали. Ну а как ещё должен выглядеть человек – да, именно человеком Элиска её и считала, – который, едва начав жить, лишился обеих рук? Это не в заплетающихся шагах и не в некогда прекрасных, а ныне спутанных длинных волосах – это читалось во взгляде. Пустота, безвыходность и давящее осознание собственной никчёмности.

Поговорить с Релеей в любом случае не получилось бы – даже не потому, что она выглядела абсолютно не настроенной на беседу. И не потому, что лорд старался подталкивать её впереди всех и от этого в общей суматохе посреди подземных коридоров, словно в одночасье ставших неимоверно узкими, до красавицы было попросту не достать. А потому что более важным показалось поравняться с Берардом, что вызвался замыкающим, и спросить хотя бы его, куда вообще идти и с чего вдруг, раз уж до лорда тоже не добраться. Спросить, пока ещё их небольшая процессия не вышла за пределы той части подземелья, где можно без опасений хотя бы шёпотом общаться.

– Мы с лордом ходили в одну дружественную нам вампирскую коммуну... Семью, если угодно, почти такую же, как наша команда, – с готовностью ответил Берард – похоже, из всех одна только Элиска не знала, куда нечисти обращаться, если возникли проблемы. Остальным-то хватило короткого "идём в гости к пожалованной". Интересно, Сатилий бы отвёл её туда, если бы особняк семейства Дитрич был намного дальше от собора? – Они великодушно согласились приютить нас, пока мы не восстановимся.

– Это вот у пожалованной? – Элиска не сдержалась – сразу выдала, что подслушала. – Пожалованная – это кто?

– Этого никто не знает, – загадочно прошептал Берард. – Даже не могу сказать, одна ли она из нас, вампиров. Но говорят, она любой нечисти предоставит приют будто любящая мать. А ещё говорят, она это делает потому, что её прислал сам дьявол...

– Но местный дьявол и наш создатель из мира тьмы... это не одно и то же ведь, да?

– Кто знает, есть ли дьявол. И есть ли мир тьмы.

– У вас демонический артефакт, а вы не верите?

– Мне, чтобы поверить, надо увидеть, – ухмылнулся Берард и нацепил свои наглазники. Привычно прошёлся по Элиске взглядом, но даже бровью не повёл – вот и она не возмутилась. Неужто привыкла к его выходкам? Или стало настолько безразлично?

– Сейчас пойдём тоннелями, – вампир шепнул своё последнее напутствие перед тем как остаться далеко позади всех: – Они все одинаковые, но не бойтесь потеряться. Я вижу всех сквозь стены и в случае чего – догоню и верну на правильный путь.

– Спасибо, вы так заботливы, – протянула Элиска безучастно.

А бояться и правда было чего.

Стены, углы, каждый поворот, каждый кирпичик и даже лужи на полу оказались настолько похожими, что не один раз Элиске почудилось: здесь она уже проходила. Создавалось устойчивое впечатление, что лорд водит всех кругами. А пару раз Берарду случалось даже тащить её за руку в сторону от неверного поворота. И ведь должна же память помогать отличить один тоннель от другого, но нет: Элиска смогла бы запомнить дорогу, только если бы считала шаги и специально примечала, сколько раз приходилось сворачивать, а сколько подниматься по висячим железным лестницам. Увы, сконцентрироваться на этом ей никак не удавалось: тоннели стали такими низкими, что именно ей из всей их компании получалось пройти только согнувшись. Подобные лабиринты – явно не место для крылатого вампира. И как бы ни было жаль оставлять убежище Петрика, ближе к концу этого путешествия Элиска думала только об одном: поскорее бы выбраться из канализации. Приют у некоей госпожи Пожалованной – звучало как хоть какой-то дом, какое-то здание. Что бы там ни было на самом деле.

Под конец этого исхода тоннели всё же стали другими. За одной из массивных дверей, которую вампирам пришлось отворять аж вдвоём, как-то резко пропала влажность, лужицы сменились кучками песка, а стены запестрели странным узором из красного кирпича и извести. По крайней мере, такие коридоры стало легче запоминать. Ещё и пахло это всё уже не сыростью, а скорее уж древесиной. Как будто из протекающего подвала мигом оказались на лесопилке. Однако долго запоминать эти стены не пришлось – уже скоро на них замельтешили тени от тусклого лунного света с улицы. Неужели добрались?

Команда вышла в некий лес, который поначалу показался Элиске абсолютно безжизненным. Это точно не тот же лес, в котором она в своё время изо всех старалась не умереть с голоду несколько дней. В том жизнь так и шуршала, так и шелестела отовсюду. Так и шептала, что вампиры тут не хозяева, и что дикая природа с их превосходством над людьми считаться не будет. А здесь же – поистине мертвецкая тишина. Элиска точно не видела с высоты похожий кусок леса где-то в той стороне, куда ей приходилось летать. Значит, тоннели вывели на противоположную.

Однако долго занимать мысли попытками понять точное положение на карте города Элиска не смогла: ведь впереди, в этом ярком лунном свете, пробивающемся сквозь лишённые листьев стволы, показались человеческие фигуры. А с учётом того, на встречу с кем лорд вёл свою команду, – точно не человеческие.

Уже скоро Элиска смогла разглядеть этих новых собратьев подробнее. Тот, что шёл впереди, выглядел истинным потомком какого-то древнего королевского рода – слишком уж аристократичные черты лица. Красив почти как лорд Дитрич, вот только этому вампиру дополнительного шарма придавали длинные лоснящиеся волосы. В старые времена, как Элиска знала из книг, многие бы душу продали за такую красоту, но довольствовались лишь подобием – париком. Двое других встречающих позади – солидного вида джентльмен в плаще с высоким воротником и в широкополом цилиндре да девица крепкого телосложения в мешковато сидящих на ней явно крестьянских одеждах. Не зная о вампирах и ориентируясь лишь на людские представления об обществе, можно было бы подумать, что это служанка сопровождает двух господ, а то и вовсе они пришли в безлюдный лес договариваться о её продаже друг другу.

Скоро Элиска заметила, что встречающие тоже рассматривают её.

– О, я вижу, у вас пополнение, лорд? – негромко заметил первый – тот, что впереди. – Я вижу новые лица. И... демоны всемогущие, это крылья?

Пока мужчина позади обогнал товарища, чтоб поздороваться с Сатилием – почему-то именно с ним из всех, причём по имени назвал, – и помочь нести дальше Иемилию, первый поспешил к Элиске с галантно протянутой рукой.

– Будем знакомы, я Рудвиг.

– Очень приятно, – смущённо ответила она – за прошедшие дни позабыла о том, какое восхищение один лишь её вид вызывает у сородичей. В них сомневаться причин не было: глаза у всех троих встречающих горели в темноте таким же жёлтым огоньком, как у Дитрича и у Берарда – да и у самой Элиски. – Меня зовут Эли...

– Тс-с-с, нет-нет, никаких имён, – новый знакомый остановил её, прикладывая палец к своим губам. – У нас так не принято. Не переживайте, дорогая мадам, мы придумаем вам достойное прозвище. Вот, например, знакомьтесь: это господин Шляпа, потому что, очевидно, никогда не расстаётся со своим головным убором. А вон там – Волчиха. Потому что... ну, потому. Очевидно.

Господин Шляпа лишь поправил выше упомянутый головной убор в знак привествия. Девица же – и впрямь, очевидно: глаза бешеные словно у какого зверя, даже удивительно, как она не бросается всё рвать и крушить в ответ даже на взгляд – была слишком занята помощью лорду с Релеей, чтобы поздороваться хоть с кем-то. Тут же Элиске стало понятно, что Пожалованная – наверняка тоже прозвище, а значит правило касается всех, даже самых главных. Вот только...

– Но разве же Рудвиг – не имя? – Элиска приподняла бровь.

– Себе я не смог придумать, – досадливо пожал плечами вампир. – Не повторяйте моих ошибок.

– Так это вы придумываете новые имена, господин Рудвиг? И мне тоже вы придумаете?

– Конечно, – тот кивнул. – С такими божественными... данными это будет несложно.

Элиска чуть глаза не закатила – опять всё сводится к восхищению. Неужели ей так и ходить в этом новом кругу общения с прозвищем "красотка" или, не приведи господь, "богиня"?

– Я думала, мы вампиры не в ладах со всем божественным... – тихо буркнула она.

– Вы правы. Что же, хотите – будете тогда Дьяволицей?

– Не знаю даже. Ну какой из меня дьявол?

– Ну как – какой... – растерянно хохотнул Рудвиг. – Маленькой Дьяволицей?