Я – крокодил, главенствующий над страхом. Я Бог – крокодил при

прибытии его Души среди людей. Я – Бог-крокодил, выявленный на уничтожение.

Елена Блаватская, “Тайная доктрина. Том I”

Кандида и Дэвид вернулись на то место, где он нашел часы Эсди — у святилища. Кэнди подошла к входу в пещеру и заглянула вовнутрь. Пусто и безжизненно. Духи ушли из этого места, даже тело кибунго исчезло. Утащили ли его лесные звери поотчаянней или чудовища, не брезгующие никакой пищей — кто знает?

— Нужно было взять что-то из оружия, — пробормотал Дэйв. Однако не было похоже, чтобы он собирался бежать назад в лагерь.

— Магия наше оружие, — отозвалась Кэнди. — Если я пострадаю, ты меня подлатаешь.

Дэвид утомленно вздохнул и закатил глаза. Можно ли было его винить? Он чувствовал волшебство, как любой среднестатистический маг. Очень посредственно. Тавелл — вот у того был дар. Но оба они сходились в мысли, что Кэнди природа наградила чем угодно, кроме магии. А еще осмотрительности и скромности.

Но они не собирались тут надолго задерживаться. Дэвид решил, что как только Кэнди спросит “ну что, назад?”, он тотчас согласится. Столько лет на острове он выживал именно потому, что действовал по инструкции и не геройствовал. Но теперь поддался желанию рискнуть, как Эсди — пусть для нее это плохо закончилось. Скорее всего.

— Почему вы перестали искать Эсди, если не видели тела?

— Тавелл сказал, что больше не чувствует ее магии. Такое случается только когда… Мы осмотрели окрестности, но там столько болот…

Дэвид присел возле с тем кустом, за которым нашел часы Эсди и принялся шарить руками по траве. Глаза не видели ничего необычного, но под пальцы могло попасться что-то важное. И тут даже его умеренная способность чуять магию играла роль. Кэнди обшаривала растительность по другую сторону от входа в пещеру.

— Но теперь у тебя есть надежда?

Дэвид выпрямился, потер находку меж пальцев и подул на нее.

— Да, теперь есть. Вот теперь — по-настоящему есть.

Кэнди заглянула ему через плечо. Дэйв услышал, как она тихо ахнула, он и сам чувствовал, точно мир несколько секунд пульсировал в такт его забившемуся в волнении сердцу.

— Помнишь, я говорил, что у Эсди есть “счастливый лак”? Если мы проверим руки Рокси и окажется, что у нее все ногти на месте, то…

Не требовалось добавлять, что если б Рокси поранилась, то лагерь уж точно об этом бы знал. Не факт, что она принялась бы реветь и проситься на ручки, но с ее-то умением скрыть хоть что-то и страшной рассеянностью…

Кэнди попросила взглянуть, и Дэйв протянул ноготь ей на вытянутой ладони. Кэнди пошевелила трофей кончиком пальца.

— Вырван с мясом. — Протянула она. — Или выпал.

— Пока Эсди еще была жива?

— Скорее всего. Раз уж тут только ноготь, а не целая фаланга.

Такая находка должна была встревожить, но Дэйв никак не мог перестать радоваться. Две находки в одном месте… вряд ли им повезло бы на третью, но его надежда, что Эсди еще можно спасти, крепла.

— Только не обольщайся, что она жива и теперь.

— Да. Но это не значит, что ее больше нельзя спасти. — Дэйв снова вздохнул глядя в изумленное лицо Кэнди. — Все время забываю, что ты двоечница. Надеюсь, ты о зомби знаешь не только из фильма “Поезд в Пусан”?

Кэнди собиралась ответить не менее едкой колкостью, но послышались шаги, и она отпрянула от Дэйва, выхватывая нож из-за пояса.

—  Ну конечно, ты вооружена. Все-то вокруг тебя напрягает, cabrita.

— Ты не умеешь ходить по лесу бесшумно, Нальдо. Учись, пока жив.

Это снова был он. Их беспечное пятое колесо с сексуальной щетиной.

— Ты хотела сказать, пока ты жива?

Кэнди покачала головой и прошла мимо Нальдо по направлению к лагерю. Нож в ее руке остался обнаженным. Дэйв спрятал их находку в карман и собирался последовать за Кандидой, но рука Нальдо ткнулась ему в грудь, останавливая.

— Умерь прыть, garanhão. Или ты думаешь, я ничего не вижу? Хочешь стоить из себя хорошего парня, чтобы зарыться Кэнди под юбку? Не раскатывай губу. Задротам вроде тебя девчонки достаются только в дешевых киношках на канале “Дисней”.

Вот сейчас я должен испугаться, подумал Дэйв. Но для страха в его голове просто уже не осталось места. Он отмахнулся от Нальдо, но пришлось надавить на его запястье, чтобы избавиться от стискивавших рубашку пальцев.

Наверняка Нальдо был задирой в школе, подумал Дэвид. Если рос тут, на острове, то он вряд ли испытал много треволнений. В Америке, на месте Кэнди — да. Но здесь он наверняка с детства привык брать все, что только хочет. И теперь он хотел Кандиду.

— Послушай… это действительно начиналось как-то… она просто симпатичная, сам видишь. Ну, носик, конечно, подкачал, и волосы не очень, но в целом, ты согласишься, она красоточка. — Нальдо почесал бритый затылок. — А потом я по-настоящему влюбился. Не на шутку. Поверь мне, теперь я на все готов, лишь бы она стала моей. Ты мне поможешь?

— Чтобы ты сказал ей это в лицо? — Дэвид криво усмехнулся. — Что у нее волосы подкачали?

— Стой. У меня есть предложение. Может, сыграешь для меня придурка?

— Чего?

— Поприставай к Кандиде. Ущипни за задницу, сделай что-нибудь, от чего она взбесится. А я спасу ее от тебя.

— Спаси меня от нее. Раньше, чем она оторвет мне член и запихает его мне же в задницу.

Врал ли Нальдо, говоря, что по-настоящему влюбился в Кэнди? Она была “в его вкусе”: невысокая, стройная, хрупкая… И она, очевидно, нуждалась в сильном плече. Нужно было ослепнуть, чтобы не видеть, как она постоянно напряжена. Кто-то должен был ею руководить, и Нальдо с удовольствием взял бы на себя эту роль.

— Позволь совет, знаток Диснея. — Сказал Дэйв. — Never Smile at a Crocodile. Не думай, что можешь подружиться с крокодилом. И это касается сразу многих вещей.

Нальдо не понял, к чему это.

— Не умничай.

И, на всякий случай толкнув Дэвида в грудь, чтобы тот не забывал, за кем последнее слово, Нальдо пошел в лагерь. Дэйв еще полминуты стоял, прикидывая, насколько мстительность способна взять верх над благоразумием. Пока Тавелл продолжал лежать, не в состоянии даже допить миску супа до дна, они нуждались в Нальдо.

И потом… Он не мог решать за Кандиду. Если ей нравился Нальдо, кто он такой, чтобы учить ее жить?

Совсем стемнело, и Кэнди свернула карту. Все равно она последние несколько минут только пялилась на нее, не видя того, что на ней изображено, а плутая по своим воспоминаниям. Разговор у воды всколыхнул в ее памяти то, что она хотела бы оставить там навечно похороненным.

Кэнди сунула руку в карман шорт, перетирая в узком пространстве плотно пригнанной джинсовой ткани крохотные находки. Она вспомнила, зачем вообще сунулась в палатку к “мальчикам” во время дождя.

Дэвид сидел у костра, перебирая в руках карты. Кэнди уже наслушалась его шуток про собственную неуклюжесть, однако в ту минуту никто в своем уме не поверил бы в слова Дэйва о самом себе. Карты двигались меж его пальцев с такой скоростью, что их края размывались. Он не перестал тасовать их, даже когда девушка села рядом на бревно. Только когда Кэнди достала из кармана детальку, похожую на осколок окислившейся микросхемы, и протянула ему на открытой ладони, Дэйв прервал свое занятие.

— Как думаешь, это может быть от часов?

Дэвид внимательно осмотрел детальку.

— Точно нет. Даже если бы я еще не собрал часы, сказал бы, что это новомодная штуковина, а часы — настоящий раритет. Возрастом, наверное, в дедушки мне годятся.

Кэнди такой ответ куда как удовлетворил. Она вернула обломок в карман и нащупала там вторую находку — монетку.

— Надеюсь, что ты прав… Только не ври мне.

— Врать девице, не расстающейся с ножом? Я подумаю дважды. И потом еще раз.

— Я подумала, что если приставлю к твоему горлу лезвие, ты на меня рассердишься.

— Тонкое психологическое наблюдение. Но предупреждаю, у меня может оказаться кинк на такое.

Она ткнула его кулаком в плечо, и Дэйв весело хмыкнул.

— Да, госпожа.

— Так себе шутка, — ответила Кэнди, улыбаясь.

От костра валил жар, совершенно лишний в душную ночь. Но Нальдо продолжал исследовать лес на свой лад, ему требовался проблеск огня, чтобы не заблудиться и помнить, в какой стороне лагерь. Его вяло пытались отговорить, но никто не стал стараться всерьез.

Кэнди бросила взгляд на футболку, испещренную пятнами от кофе, вспоминая утро. Она представила Нальдо с собой в постели. Он был бы немало удивлен… и разочарован, возможно. Стой, подумай, тебе-то чего с этого, одернула она себя. За столько лет жизни по своему разумению Кэнди привыкла к тому, что каждый мужчина, с которым она заводила роман, искренне и жгуче ей нравился. Про Нальдо она так сказать не могла, и то смутное чувство, которое она описала бы как влечение к нему, по ее подозрению, было ничем большем, нежели глупое желание так утвердить свое освобождение от Виктора. Как будто переспав с кем-то, не важно, с кем именно, так она могла бы убедительно соврать себе, что образ Вика больше не имеет над нею власти.

Она не терпела принуждения. Слишком много его было в прошлом, и как только она поняла, что может противостоять ему, она больше никогда уже не могла с ним мириться, ни в каком виде — даже пусть ее бунт рисковал обернуться бедой.

Соблазнительная это была мысль — женщина, усмиряющая демона. Сколько романов продано благодаря вере в эту идею! У Кэнди, впрочем, такой женщины в жизни не было, да и не могло быть. Как и мужчины. Был… был Виктор, который, напротив, открыл ее худшие стороны. Он держал ее на поводке, что на деле было отнюдь не тем же самым, что усмирение зверя. Он направлял ее разрушительную силу туда, куда ему самому хотелось.

Очень поздно Кэнди поняла, что не только “большая сила — большая ответственность”, как было вышито на одной из ее футболок с Человеком-пауком. Любая сила, хотя бы и средняя — уже ответственность. Если ты можешь хоть в чем-то повлиять на людей, следует триста раз сперва подумать. Все равно же провалишься. Дело это безнадежное. Все грешат. И ты, облеченная силой или своего рода властью, тоже облажаешься. Но, если попробуешь держаться, хотя бы не каждый раз.

Сколько она себя помнила, от нее ждали, что она проявит удивительную силу. Но когда это, наконец, случилось, никто не обрадовался.

Ее мать пыталась заработать на всем, что попадалось под руку. И когда Кэнди исполнилось четырнадцать, ее отправили на помощь ученым… таким же, как эти, с которыми она сейчас зависла на острове. Тогда же Кэнди была немало удивлена, увидев среди ученых штурмовиков в полном обмундировании. Мать пообещала, что сила ее дочери проявится в стрессовой ситуации, вероятно, сама искренне не сомневаясь в том, что говорит. Но когда в разгар операции отвратительный монстр навис над Кэнди, она могла только визжать в ужасе. Если бы не штурмовики, она была бы уже мертва. И с тех пор ее заклеймили безнадежной. В магии она звезд с неба не хватала, в обычном университете получила диплом, наполовину состоящий из троек. Что-то, конечно, давалось ей без труда. В некоторых дисциплинах она была сметлива и успешна. Но не настолько, чтобы покрыть себя мировой славой.

Мать отступилась от нее, сведя все свои надежды к тому, чтобы дочери удачно вышли замуж и родили по парочке детей: в конце концов, других матерей не интересовало большее.

Но Кэнди после всего не могла просто стать обычной девочкой. Даже обычной магичкой. Она запомнила, как смотрело на нее чудовище, а магия в ее теле знала, что это что-то такое же, как она сама. Это человек… во всяком случае, не меньше, чем она сама могла сказать о себе. Пусть и выглядел он как “нечто”, причудливое извращение природы. И это нечто было злонамеренно.

— Дай, — сказало чудовище, и Кэнди не поняла, вслух или прямо в голове прозвучали эти слова. — у тебя вон как много, а у меня мало!

Она могла бы поспорить, но не успела и глазом моргнуть, как осклизлые щупальца чудовища сомкнулись вокруг ее шеи, пытаясь пролезть через распахнутый в вопле рот в горло.

После, когда они летели домой на огромном военном самолете, командир попробовал поговорить с нею, успокоить. Он был мягок и по-отечески заботлив. Он вынул из ее волос ошметки чудовища, застрявшие там, когда солдаты разнесли того на куски. Вот только командир говорил с Кэнди, полагая, что она напугана произошедшим. А она стыдилась.

Она не была бесстрашной, но знала достаточно, чтобы волнение у нее не переходило в панику. А вот противопоставить стыду ей было нечего. Никогда. И он жег ее с детства, неотступно, неумолимо, он сделал ее тем, кем она в итоге стала. Стыд и Виктор.

— А ты не так плох, когда трезв.

Здесь, теперь рядом с нею был Дэйв. И Кэнди понимала разумом, что ей стоило бы бояться Нальдо, огромного, мускулистого, полагающего, что ты должен быть стереотипным гориллоподобным мужчиной, иначе один момент слабины — и тебя сочтут тряпкой. Но не в нем она видела что-то от Виктора, а в Дэйве.

— Спасибо. Если это был комплимент. Как мне кажется, это он был.

— Не заставляй меня хотеть взять свои слова назад.

— Ты… ты тоже ничего. Не такая злюка, как я сначала думал.

Да, в Дэйве было что-то от Виктора. Что заставляло Кэнди хотеть бежать от него. И то же заставляло ее сидеть здесь, не решаясь убраться в свою палатку.

— Ты меня не знаешь. Ни чуточки. — Сказала она.

— Я имею в виду, в стрессовой ситуации ты проявляешь себя…

— Стрессовой? Это какой? Ты еще не видел меня… — Кэнди покачала головой, обрывая открывшего было рот Дэйва. — У нас еще не было ни одной стрессовой ситуации.

— Ну, в таком случае, я… хотел бы узнать тебя получше.

— Ты мастер плохих идей, но эта, поверь мне, худшая из всех. Меня настоящую ты не выдержишь. Не забудь: я неспроста в разводе.

Ее семья постоянно пыталась утянуть ее в игру власти и подчинения, в которую играла сама всю сознательную жизнь, как и миллионы магов и не-магов по всему миру испокон веков. Но что-то пошло не так, и Виктор стал последней каплей. Кэнди перестала признавать чью бы то ни было власть над собой, кроме идущей изнутри нее самой. Так что она не слишком печалилась при мысли, что стала с некоторых пор страшна для самой себя и противна. Самих этих чувств обороть она, впрочем, тоже оказалась не в силах.

Строгой бабуле Виктор, возможно, даже понравился бы. Она всегда хотела, чтобы внучка вышла замуж за мужчину, который своими руками сколотил свое состояние, а не жил с детства на готовеньком. Вик так и поступил: свою первую серьезную кибер-кражу совершил в четырнадцать. Вторую в пятнадцать. Все последующие он перестал считать — да и шли они друг за другом, точно поезда в метро. К моменту его знакомства с Кэнди он уже был принцем подпольной империи. Но с нею превратился в короля.

Вику наскучили девушки, благоговевшие перед ним. Он жаждал любви-соревнования, в которой непонятно, кто из какой ссоры выйдет победителем… И, может, потому до самого конца меж ними почти не было размолвок. Редкий муж относится к жене как к богине, но Кэнди не повезло. На ее беду, он с первой встречи поклонялся ей.

В отношениях их всегда было трое: он, она и адреналин. Нет, четверо: она забыла упомянуть насилие. У них не случалось секса, когда бы он не душил ее. Когда она бы не кусала его до крови. Она не понимала, как ему может нравиться удар кулаком по лицу, но Вик действительно тащился от того, как она разбивала ему губы. Он целовал ее, размазывая свою кровь по ее лицу, и, хотя она не могла поставить себя на его место, происходящее ей нравилось. Он скручивал бусы на ее шее, пока те не рвались, разбрызгивая жемчуг. Кончалось это тем, что он нависал над нею, ее рука прижималась к его разбитому лицу, и через растопыренные пальцы кровь, черная в зеленом неоновом свете, капала в ее приоткрытый рот. Так они понимали секс. Люсия была в ужасе. “Разве это не просто БДСМ?” — возмутилась Кэнди, оскорбленная праведным гневом Люсии. Сестра не понимала, не могла понять. “Нет, даже близко нет!” — отвечала Люсия. Она видела и знала немногое, но ей хватило и того, чему она случайно стала свидетельницей. Она могла понять, отчего некоторым мужчинам нравится идея оказаться в полной власти привлекательной женщины, которая не причинит им на самом деле настоящего вреда, но вот только это никак не относилось к Кандиде.

Сильно ли добрый, неуверенный в себе доктор отличался от улыбчивого Виктора, каким Кэнди знала того поначалу? Она уже убедилась, что Дэйв неплохой картежник, к тому же, шулер, насколько ей показалось. Она предпочла бы открыто с ним собачиться, но не хотела думать, насколько в переносном смысле Дэйв способен подтасовать карты.

— Я тебя не боюсь.

— Возможно, напрасно.

— Возможно. — Дэйв снова принялся тасовать карты. — В смысле, я тебе доверяю.

Наконец-то она была в месте, в котором Вик не мог ее достать. Ну, по крайней мере, насколько ей это было известно. Ладно, по крайней мере, она была уверена, что ему пришлось бы постараться вдвое больше, чтобы найти ее тут.

Среди магов всегда было мало “нормальных”. Напряжение самого заурядного мага сравнимо с давлением, которое испытывает на себе директор мега-корпорации или ветеран войны. Слишком много знаний. Слишком много опасностей, о которых ты знаешь, а те, кто окружают тебя — нет. Подавляющее большинство магов — невротики, параноики или сразу то и другое. Особенная подлость же в том, что маг-психологов куда меньше, чем обычных, не подозревающих о существовании волшебства. Как оказалось, когда мир уже попрощался с Эрихом Фроммом, психологи магического мира едва ли доковырялись до теорий уровня Фрейда. Не в том смысле, что повально принялись практиковать лечение кокаином, но провели примерно столько же достойных доверия исследований.

Излишне говорить, что обычные, “нормальные” психологи для магов были бесполезны (а может, и вредны). По крайней мере, никто не отрицал, что как бы ни была соблазнительна мысль, что ты обладаешь способностями, превышающими средние по по популяции, это не больше, чем отклонение. Полезное, интересное, но… савантизм своего рода, когда ты не перемножаешь в уме четырехзначные числа, а можешь превратить человека в лягушку. Или превратиться в нее сам. Если посмотреть беспристрастно, разница выходила так на эдак не слишком большая.

Успокойся, скомандовала она себе. Вик остался на континенте, в своей шикарной тюрьме. Здесь и сейчас ты плавишься от жары в лагере с четырьмя занудами, и почти ничего не может тебе навредить. Да, почти, и то, что крылось за этой оговоркой, пока тебя не нашло. Если повезет, так и не найдет.

Кэнди провела по футболке под ключицами — там, где в штаб-квартире ночью ее касалась сотканная из тьмы рука.

— Вот еще что, — Кэнди вынула из кармана монетку и щелчком подбросила ее в воздух. — Следи за ней, а то у Рокси легкая клептомания. Или тяжелая.

— Моя счастливая монетка… — Дэйв поймал ее на лету. — Орел или решка?

Кэнди не слишком пристально рассматривала монету, когда прибрала ту, но все же сказала:

— Орел. Я выиграла или проиграла?

Ухмыляясь, Дэйв прокрутил монетку меж пальцев: одинаковая с обеих сторон.

Кэнди было думала, что, может, для Дэвида это способ помнить, что все в мире непредсказуемо. И ошиблась. Если какая идея ему и нравилась, то та, что все предопределено.

Кэнди поднялась и перешагнула через бревно. На мгновение ей показалось, что на прощание можно было сказать что-то… Спасибо, что был со мной откровенен у реки? Рокси на ее месте сказала бы, но Кэнди устыдилась того, как это звучало в ее голове — слащаво. И только кивнула, прежде чем скрыться в палатке. Побитая собака не должна давать гладить себя. А не то привяжется.