Арагорн снова хотел поделиться подробностями произошедшего с Гэндальфом и снова передумал.

Что-то в глубине души подсказывало ему, что со всем этим он должен разобраться сам.

В следующую ночь он чувствовал себя подозрительно хорошо; раны не болели, а те, что накануне кровоточили, будто бы даже начали затягиваться, хотя ни ацелосом, ни чем-либо другим Арагорн их не обрабатывал и эльфийского целителя, призванного в своё время из Ривенделла и служившего теперь при дворе, к себе не звал.

Раны стали затягиваться сами собой, и Арагорн просто не мог не связать это с голосом из палантира.

Но это глупости, сказал он себе.

Даже если бы Враг действительно уцелел, с чего бы ему врачевать его, Арагорна, раны?

Тем не менее, боль прекратилась, и Арагорн, ясное дело, не мог этому не радоваться. Вечером того же дня прискакал гонец от Леголаса, которому тот велел передать, что ждёт короля Элессара в гости, чтобы устроить грандиозную охоту на орков. Арагорн прекрасно понимал, что эльф зовёт его вовсе не за этим, но чувства, возникшие было на войне, давно притупились, и Леголас стал его очень раздражать. Когда Арагорну случалось приезжать в Итилиен, эльф не отходил от него ни на шаг. Пил он наравне с людьми, от выпитого становился развратнее самой порочной девки с постоялого двора, и это ужасно утомляло Арагорна. Всякий раз он старался подарить любовнику какую-нибудь ценную побрякушку в надежде на то, что тот отвлечётся и временно оставит его в покое, но это не помогало.

В этот раз же Арагорн был твёрдо убеждён не ехать.

— Передай принцу Леголасу, что я нездоров, — сказал он, прекрасно понимая, что по этому поводу скажет Гэндальф, ежели узнает.

— Мне жаль, государь, — немедленно рапортовал гонец, опустив голову. — Думаю, принц будет рад видеть вас в любое время, когда вы... когда вы поправитесь.

С Гэндальфом Арагорну вообще не особо хотелось пересекаться, и вечером он удалился в свои покои пораньше.

Он выпил намного меньше вина, чем уже привык, и долго сидел перед палантиром. Тот неизменно показывал Арагорну его владения, но Арагорн ждал не этого.

Бесполезно. Палантир молчал.

Молчал он и в следующую ночь.

И в следующую после следующей.

Только когда минула четвёртая, до Арагорна, кажется, дошло, в чём было дело.

Он хочет, чтобы его позвали.

Чтобы к нему пришли на поклон.

Не дождёшься, шваль мордорская.

Раны, не болевшие все эти четыре дня, к ночи, снова предательски заныли, и это отчего-то убедило Арагорна в его правоте.

Ночью, как обычно, наполнив кубок вином, он поставил перед собой палантир и какое-то время задумчиво смотрел на него. Затем опорожнил кубок и протянул к палантиру руку.

— Появись, — сказал он.

Ответ не заставил себя долго ждать.

Кажется, ты забыл, что я не твой подданный, Элессар.

Арагорн нахмурился.

— Извини, — сказал он наконец.

Принимаю.

— Я хочу задать тебе несколько вопросов. Ответишь?

Всё зависит от того, что за вопросы ты задашь.

— Как так вышло, что мы тебя не убили... если это действительно ты... Саурон.

Не зови меня этим именем, оно оскорбительно[1].

Арагорн миролюбиво кивнул.

— Хорошо. Как к тебе обращаться?

Моё имя Гортхауэр. Я выбрал его для себя. Так и зови.

— Договорились. Так почему мы тебя не убили, Гортхауэр?

А почему должны были?

— Это не ответ.

Ответ. Для того, кто умеет думать.

— Что и требовалось доказать.

О чём ты?

— Ты не отвечаешь честно.

Отвечаю. Учись думать, Элессар.

Поморщившись, Арагорн осушил кубок.

— Признайся, это ты сделал так, что мои раны целых четыре дня меня не беспокоили? — спросил он.

Палантир отчётливо хмыкнул.

Понравилось?

Какое-то время Агагорн молчал, отчётливо ощущая, что боль снова отступает.

— Я не верю тебе, — сказал он наконец.

Твоё право.

— Это всё, что ты можешь ответить?

А какой ответ ты хочешь услышать?

Арагорн начал заводиться. Голос из палантира, кем бы он ни был, заставлял его почувствовать себя дураком, а это Арагорну не нравилось.

— С тобой невыносимо говорить.

Палантир снова хмыкнул.

А чего ты хочешь? Я Тёмный Властелин.

Какое-то время Арагорн молчал, размышляя, а затем заговорил снова:

— Если всё так, как ты говоришь, то зачем понадобился весь этот маскарад?

Не того спрашиваешь.

— В смысле?

Могу сказать, кого следует спросить. Надо — или попробуешь подумать?

Арагорн задумчиво уставился в чашу, на дне которой было ещё немного вина.

— Говори, — ответил он наконец.

Палантир тихо рассмеялся.

Ты безнадёжен. Митрандир.

— Мне спросить Гэндальфа?

Да. Только не жди, что ответит.

Арагорн уронил лицо в ладони.

— Я не верю тебе, — вымученно проговорил он. Голова начала кружиться. — Не верю. Это не можешь быть ты, не можешь, не можешь, проклятье...

Если ты увидишь меня во плоти, ты поверишь?

Арагорн мрачно взглянул в палантир:

— А это возможно?

Палантир молчал, и Арагорн уже решил было, что не дождётся ответа, когда вдруг услышал:

Если ты этого хочешь, я сделаю это для тебя.

Больше Арагорн не колебался ни мгновения.

— Где и когда? — спросил он.

Палантир ответил сразу же.

К восточной границе Арагорн прибыл заблаговременно.

Умыкнуть в одиночестве из дворца, избежав расспросов Гэндальфа, оказалось, как ни странно, проще, чем он предполагал, и теперь хотя бы одна проблема была решена.

Небо на границе было мрачным, серым, с каким-то лиловым оттенком, и на какое-то мгновение Арагорн даже залюбовался им, подумав, что есть в таком устрашающем небе своя особая суровая прелесть.

К назначенному времени никто не появился, и Арагорн начал было думать, что всё это действительно чья-то недобрая шутка.

Если это действительно Гэндальф — для чего ему это понадобилось?

С этими мыслями он хотел было уже было поворачивать обратно ко дворцу: смеркалось, и Арагорну совершенно не хотелось, чтобы его хватились и бросились на поиски короля. На душе у него было тяжело и неспокойно. Но, когда он уже собрался вскочить на коня, он услышал шаги.

Обернувшись, он увидел пред собой высокую фигуру в военном облачении и шлеме, который Арагорн узнал сразу же.

В своё время он изучил все летописи, повествующие о битве Исильдура с Сауроном. Некоторые из них были иллюстрированы, и на всех картинках изображали именно его.

Поэтому этот шлем Арагорн узнал бы из тысячи.

Он инстинктивно схватился за меч и, должно быть, отшатнулся, и фигура это явно заметила. Сделав предупреждающий жест одной рукой, второй она быстро сдёрнула с головы шлем, и Арагорн увидел волосы цвета красной меди а, заглянув в лицо, — горящие ярко-жёлтые глаза. Глаза вернули взгляд, и на какое-то мгновение Арагорну показалось, что он вот-вот упадёт в обморок.

— Не бойся, — сказала фигура, подойдя максимально близко.

Вокруг всё вращалось, в глазах темнело, воздуха не хватало, а одна, самая глубокая рана, полученная у Чёрных Ворот, кажется, вновь закровоточила, и туника пропиталась липкой влагой.

— Да не бойся ты, проклятье.

Арагорн инстинктивно отпрянул от протянутой руки, поймав себя на том, что почти залюбовался красотой доспеха.

— Сам же просил.

Отдышавшись, Арагорн снова взглянул в эти ужасные «горящие» глаза. На этот раз блеск в них выглядел более приглушённым; видимо, их носитель каким-то образом умел это контролировать.

Мысль, острая, как наконечник стрелы, пришла в его голову, и Арагорн, отшатнувшись, тихо произнёс:

— Твоя рука. Дай мне свою руку.

Янтарные глаза вновь запылали ярче.

— Дать тебе свою руку?

— Да. Дай руку, — повторил Арагорн и, сообразив, как это звучит, пояснил: — Если это действительно ты, то Исильдур отсёк тебе палец. Я хочу это увидеть. Покажи.

Снисходительная усмешка тронула губы, которые выглядели нарисованными на этом странном лице, блеск в янтарных глазах снова приглушился.

Сняв перчатку (на каждом пальце которой были стальные наконечники — Арагорн никогда такого раньше не видел), незнакомец протянул Арагорну свою правую руку. Указательного пальца не было, он был отсечён от самого основания. Сам не понимая, что творит, Арагорн вцепился в руку, трогая её и разглядывая.

— Проклятье... — тихо произнёс он. — Проклятье...

— Ты держишь мою руку неприлично долго, — Саурон (да, это был именно он, точнее — Гортхауэр, ведь он просил звать себя именно так) рассмеялся тем самым смехом, который Арагорн уже не раз слышал из палантира. — Она нравится тебе?

Арагорн отшатнулся, бросив его руку.

— Прости, — быстро проговорил он.

Янтарные глаза вновь впились в его лицо. Они разведывали, изучали, и Арагорн вдруг вспомнил все ужасы, которые слышал о пытках Саурона.

Наверняка ему даже не нужно было ничего делать — достаточно было просто смотреть.

— Ничего, — ответил он наконец, и Арагорн только сейчас заметил, что, в отличие от него, Гортхауэр его руку отпустил только сейчас.

Арагорн нахмурился, глядя куда-то вдаль, а затем снова перевёл свой взгляд на Гортхауэра.

— Чего ты хочешь? — устало спросил он.

— Я? Это ты жаждал узреть меня во плоти. Полагаю, у тебя есть какие-то вопросы ко мне? Я тебя слушаю.

Арагорн покачал головой, а затем схватился за неё.

— Я никак не могу уложить это, — признался он.

— Я понимаю.

— Ладно. Тогда расскажи про Кольцо. Почему то, что оно было разрушено, тебя не убило?

Гортхауэр взглянул на него, глаза его вновь заполыхали.

— Меня всякий раз оскорбляло то, каким глупцом вы считаете меня, — сказал он.

— Глупцом?

— Да. Только глупец будет вкладывать всю свою силу в один предмет.

— Но ведь... ведь это был предмет, который... который дарует власть...

— Власть и жизнь — не одно и то же, Элессар.

— Тогда что оно...

— Кольцо действительно имело большую силу... даже огромную. Сказать по правде, оно было моим лучшим творением.

— Но оно не могло убить тебя?

— Конечно, нет.

Арагорн покачал головой.

— Но, — сказал он, — но Исильдур же поверг тебя!

Гортхауэр выразительно поднял брови. Его глаза теперь казались почти красными.

— Исильдур? — переспросил он, усмехнувшись. — Исильдур, этот душевнобольной пьяница?

Арагорн выпрямился наконец в полный рост, отметив, что с Гортхауэром они почти одинаковы. Кажется, рана больше не кровоточила.

— Только не начинай снова смеяться надо мной, — предупредил он. — Я твоего смеха ещё в палантире наслушался. Исильдур отсёк тебе палец, так?

Гортхауэр кивнул.

— Это было больно, — сказал он. — Очень.

— И это развоплотило тебя, — продолжил Арагорн.

— Ничего подобного, Элессар.

— Но как, — Арагорн всплеснул руками, — это тебя развоплотило, и ты рассыпался прахом. Так написано в нашей истории.

— В истории, которую писали подобные твоему Исильдуру пьяницы. Элессар, никто никогда не развоплощал меня. Это ложь, которую выдумал твой народ и которая ходит-бродит из поколения в поколение. Вам нужен был свой герой, и вы выдумали Исильдура. Да, он действительно отсёк мне палец и присвоил моё кольцо... вор! — глаза Гортхуэра вновь всполыхнули, и Арагорн почти физически ощутил, как его обдало жаром. — Но он никогда не развоплощал меня, Элессар. Ни-ког-да. Как и никто другой. Правда, надо отдать должное вашим человеческим бредням, они оказались очень даже полезны, —Гортхауэр усмехнулся, но глаза его, казалось, снова «успокоились». — Не имеющий телесной оболочки Саурон пугал вас больше, чем что-либо иное. И мне это понравилось, — он улыбнулся уголками губ. — Люди такие глупые. Сами себя пугают, сами себе роют могилу. А ты сиди да наблюдай.

Арагорн сощурился

— Тварь ты, — сказал он.

Гортхауэр развёл руками.

— Вы сами придумали всё за меня, — ответил он. — Всё от начала и до конца. Так отчего же я — тварь?

Арагорн тяжело вздохнул.

— Ты говорил о Гэндальфе, — сказал он. — Митрандире. Можешь рассказать поподробнее?

Гортхауэр кивнул. Глаза его теперь светились спокойным янтарным блеском, и Арагорн попытался рассмотреть, есть ли в них зрачки, но не смог этого понять.

— Я могу даже показать, — ответил он и протянул Арагорну палантир — точь-в-точь такой, какой был в его королевском дворце. — Мне кажется, тебе будет лучше посмотреть на всё своими глазами.

Арагорн усмехнулся:

— А как я узнаю, что то, что я увижу там, — правда? Что это истина, а не твои чёрные чары?

Гортхауэр пожал плечами:

— Никак. Ты волен сам выбрать, чему верить. Стать одним из тех немногих, кто знает правду, или продолжать верить в сказки. Решай, Элессар. Мне терять нечего. Тебе — есть. Но ты сам должен решить, готов ли на такие жертвы.

Какое-то время Арагорн молчал и смотрел на стремительно темнеющее небо. Гортхауэр также не произносил ни слова. Он выжидал. Взгляд его янтарных глаз, казалось, скользил по лицу и фигуре Арагорна, и это было не особо приятно, но Арагорн отчего-то не стал возражать.

— Покажи, — сказал он наконец.

Гортхауэр кивнул:

— Как скажешь. Повторюсь: это твоё...

— ...моё решение, я знаю, — перебил Арагорн. — Но пред этим позволь задать тебе вопрос?

— Спрашивай.

Арагорн взглянул ему в глаза, ощутив, что эти бесконечно мерцающие кусочки янтаря его больше не пугают.

— Я звал тебя у Чёрных Ворот, — сказал он. — Так отчего же ты не вышел?

Гортхауэр тихо рассмеялся.

— И развеять ваш дурацкий миф о том, что я — огненное Око? — ответил он. — Не глупи, Элессар. Ваш страх перед невоплощённым сколько времени развлекал меня, я не мог отказаться от этого ради того, чтобы удовлетворить тебя, — он улыбнулся уголками губ. Только сейчас Арагорн заметил, что его янтарные глаза были подведены углем.

Арагорн с трудом удержался от того, чтобы сплюнуть.

— Вот проклятье, — сказал он.

Гортхауэр сложил руки на груди.

— Не стоит так расстраиваться, — возразил он. — В противном случае мне пришлось бы убить тебя.

Арагорн хотел было огрызнуться, поинтересовавшись у Гортхауэра, с чего это он так уверен в этом, но передумал.

— Показывай, — сказал он.