Во время первого взрыва на ЧАЭС, Виктору Шурову было лет пятнадцать и он и думать не мог о том что через десять лет будет лежать в зеленоватой болотной воде, дышать через полый камыш и молиться что бы группа вооруженных мужиков прошла мимо.
Молодой мальчишка думал лишь о том как получше сдать экзамены и поступить хотя бы в ПТУшник, потому что думать о чем-то получше, со своими знаниями он не мог. Нет, глупым или, упаси боже, тупым он не был, скорее увлеченным. Читал и запоминал лишь то, что ему интересно, Шурый мог не знать как считать идиотскую контрольную по математике, зато мог сказать все про Газ 53, на русском, немецком и криво косо на латыни, которую выучил увлекшись сериалом про медицину. Вместо стихов Пушкина он запоминал как устроен государственный строй Индии.
Кидался из крайности в крайность.
Молитвами всеми родственников и взяткой от бабки по линии отца, он поступает в Омский Техникум, вселяя в родню надежду на получение профессии и работы в будущем, где четыре года пинает балду. Занимается обычными делами подростка, гуляет, пьет и портит себе здоровье, до того самого момента пока один из преподавателей не упирается рогом и не соглашается как все остальные поставить студенту тройку. Вот тут то парень понимает что придется побегать и поулыбаться перед гнусной бабкой. Но видимо не судьба.
Летняя сессия ставит точку в учебной жизни Виктора Шурова в виде небольшого штампика «Отчислен» и только от одного взгляда на него, бывший студент слышал как набатом бьет звук марширования по плацу и песня о небе в облаках и юности в сапогах.
«Вот учился бы в школе хорошо, поступил бы куда-нить в Питер, а там глядишь и от армейки отмазался, — парень дернул рукой нагоняя отплывшую в сторону тину обратно, прикрывая лицо. — Да когда же вы свалите, твари»
Витя очень ярко помнит как мать рыдала навзрыд и хлестала его полотенцем и всем что попадало ей под руку, когда узнала о то что он прямой наводкой летит служить. Светлана Викторовна рвалась в его техникум и была готова ползать на коленях, лобызать и платить, делать все чтобы сына восстановили, но внезапно взыгравшая гордость парня процетировала «Тварь ли я дрожащая или право имею» от чего женщина схватилась за сердце и осталась дома. В армию Шурый шел.
Проводов в привычном понимании для многих сельских жителей не было, его тихо мирно собрали, вручили сумку и посадили в автобус, к десятку таких же лоботрясов и неудачников. Первые неприятности начались на выезде с села, километре на сороковом, когда один из будущих защитников родины взбрыкнул на Шурово, узнав в нем того самого своего школьного задиру. Сам Виктор видел его впервые, но молчать на обзывания и подобное не смог чисто физически и с достоинством почесал об рожу имбецила кулаки, разбив тому нос и губу. Разнимать их полезли остальные и весь автобус и к концу потасовки большая часть народу была подрихтована.
Особенно это понравилось встречающему на сборном пункте, ведь не каждый день приезжает автобус побитых восемнадцатилеток. Быстро выявив зачинщиков, среди которых оказался и он сам, хотя и пытался доказать что всего лишь жертва, их, как говорится взяли на карандаш.
Всем парням выдали форму и сказали ждать распределения и что-то подсказывало что уже на этом этапе ему может не повести. И чутье его не обмануло. Сразу после присяги он отправился к черту на кулички, в город Клинцы, в Брянской области, в аккурат между Беларусью и Украиной, с ее тогда бахнувшим Чернобылем и зоной отчуждения. О зоне ходило очень много сказок, начиная от сказаний про клондайк с золотом под ногами, заканчивая бесконечными кошмарами, кто-то даже пытался влить мол слышал от кого-то, что кто-то слышал, мол это все из космоса и все такое подобное, но такие идиотские версии были бредом, о чем понимали даже дети. Телевизоры в городах молчали и лишь порой поговаривали что военные пытаются привести ситуацию в порядок, и лишь у самых служивых было чуть больше информации, но и от этих крох хотелось повеситься.
Люди рассказывали о мертвых улицах, мутировавшим от радиации зверье, странных артефактах, что приносили деньги и смертях как по расписанию.Зона косила всех и вся не угодных ей.
А потом в 90, рванул залитый саркофаг, бахнуло так, что зарево малинового цвета было видно на сотни километров, землю кочевряжило не по детски, разваливая пустующие здания. Кто и оставался в радиусе поражения полегли в один миг, и не важно человек или тварь. Зону, за которой и так хорошо приглядывали, взяли в плотное кольцо, и Украина, принимала помощь от всех.
Частичкой этой помощи были солдаты, которых в один вечер погрузили в ГАЗы и отправили на новое место службы. Так Виктор Шурый оказался на контрольно пропускном пункте на границе в месте под названием Белая Сорока. Белого там ничего не было, кроме странной речушки, течение которой несло от Припяти всякий хлам и порой куски плоти, которую вылавливали сетями и ликвидировали, что бы зараза не шла дальше. Именно такой работой занимались молодые парни в неудобных костюмах защиты, без всякого пригляда, пока в один миг из белесой воды, что было похоже на мешанину гуаши и грязи, не выскочила оскаленная морда и в один хват не утащила сослуживца Шурова. По белесой поверхности пошли алые нити и народ кинулся в разные стороны, крича о твари в воде.
Это был первый раз когда он видел чью-то смерть и дитя Зоны.