Умение быстро и долго бегать – залог успешного выживания. Эту мантру знала каждая жертва, оказавшаяся в плену у Сущности, повторяя её из уст в уста, как какую-то проповедь. И учились данному навыку все без исключения. Не получалось – твоя проблема, старайся больше.

Но Джейк не был хорошим бегуном, в отличие от спортивной и уверенной в себе Мэг. Он быстро выдыхался, ноги не справлялись и подкашивались, а сердце всегда вот-вот останавливалось, не осиливая внезапную нагрузку. Поэтому он предпочитал скрываться в тени или в густой листве, или даже в разрушенных постройках, лишь бы подальше от глаз кровожадных убийц. Это помогало. Однако бегать всё равно порой приходилось.

Лёгкие горели жарким огнём. Мимо расплывался невзрачный и хмурый пейзаж макмилановской угольной шахты. Где-то позади, очень отдалённо и надрывно тарахтел заведённый генератор, ну а чуть ближе настигали торопливые и тяжёлые шаги. Джейк очень старался абстрагироваться от этого, но страх подстёгивал: «Вот он! Уже совсем близко! Не медли!». Необходимо было бороться с самим собой, дабы не оказаться пойманным; приходилось заставлять свои ноги слушаться, чтобы вновь не ощутить этой острой боли. Но была бы его воля – он бы упал ничком и больше никогда не вставал.

Чужое дыхание нарастало. Шаги становились ближе, а пронзительный жуткий взгляд не сходил со спины Парка. Ощущение неминуемого удара в какой-то степени помогло ему, и парень скрылся в черноте разваленных четырёх стен, обежал пару раз, дабы спутать следы, и тихо, стараясь лишний раз не шуметь, юркнул в притаившийся в углу ржавый шкаф. Джейк прикрыл рот и нос испачканной в земле ладонью, скрывая сбившиеся дыхание, и вгляделся в решётчатое окошечко в дверце шкафа, рассматривая исступлённо кирпичную стену и надеясь, что погоня за ним закончилась. Сердце по-прежнему ухало в ушах. Ноги жалко тряслись от усталости после бега, норовя ослабнуть и подкосить юношу. Однако страх не отлипал, заставляя Джейка натянуться, как струна, и выжидать.

Мимо проскочил тёмный силуэт. Парк не успел ничего разглядеть, однако в страхе всё равно отпрянул назад и прижался спиной к стене. Да так плотно, будто хотел слиться с окружающей его тьмой, словно пытался исчезнуть прямо сейчас и оказаться в другом, более безопасном месте. В глубине души он даже понадеялся, что вместо него найдут кого-то ещё. Например, ту самую невозможно-спортивную-и-хвастливую Мэг, которая не упускала шанса подколоть его за неумение отрываться в погоне. И это была мерзкая правда. Правда, которую он бы и мог закопать глубоко в себе, но предпочёл отдаться ужасным мыслям о наказании выжившей.

В конце концов, что за коллектив – да без ссор и разногласий? Каждый хоть раз, но подставлял кого-нибудь, и причины всегда были разнообразны: обычная месть, пакость под видом случайности из-за разных взглядов, или глумливая ненависть «просто потому что». И много чего ещё. Поэтому Джейк обрадовался бы, окажись тут кто-нибудь рядом.

Но рядом никого не было.

Никого, кроме уродливых перекошенных стен, рыскающего, словно гончая, убийцы, и его самого – напуганного, жалкого, взмокшего и притаившегося в ржавом шкафу.

Джейку либо мерещилось, либо он правда слышал шаги. Но каждый раз, когда Парк прижимался ухом к прохладной дверце и прислушивался – не слышал ничего, только насмехающиеся вскрики воронов, протяжные стоны-скрипы заброшенной шахты и отдалённый гул генераторов. Кто-то другой уже давно бы вышел, но он – не «кто-то другой». Его чутьё мерзким шёпотком прямо-таки обрубало на корню всякие попытки действовать: «Не смей! Не лезь! Он ещё здесь... Чудовище ищет тебя, а может даже и знает о том, что ты здесь. Просто ждёт… Притаился. Следит немигающим взглядом за дверцей – а вдруг приоткроется?.. А там и хвать! И нет тебя, Джейки-и-и…».

Не успел этот голосок закончить свою мысль, как большая тень встала прямо перед шкафчиком, загородив собой весь лунный свет, и задышала хрипло и часто. Сердце Джейка рухнуло в пятки, а дыхание спёрло – от страха он забыл, как дышать. Парк только и мог, что смотреть в бессилии на то, как двери с громким лязгом распахиваются, едва не сорвавшись с петель от невообразимой силы, и как тень накрыла его от макушки до пят. Только глаза напротив горели ледяной сталью. Слева от головы вонзился в деревянную стенку огромный нож, в лезвии которого Парк разглядел очертания своего перепуганного и чумазого лица.

— Нет! — опомнившись, закричал Джейк, когда его схватили за шею и небрежно вытолкнули из скромного укрытия. Лицом он прополол сухую, словно мёртвую, землю, хотя и рефлекторно выставил перед собой руки. Нежная кожа щёк и ладоней ободралась и боль, как от ожога, пронзила его.

Чудовище, что так настойчиво охотилось за Парком, нависло над измотанным и искалеченным телом. А затем, как тряпичную куклу, убийца развернул юношу к себе лицом и с такой же лёгкостью, как выдернул из шкафчика, поднял за грудки и придавил к стене. Джейк обессиленно захрипел, а потом зачем-то вцепился в держащую его руку и попытался отстранить от себя, хотя изначально было понятно, что это бессмысленно. Тогда он с бесконечной ненавистью и ужасом посмотрел на маску аккурат перед своим лицом: изношенная, бледная, ничего не выражающая, с тёмными провалами глаз, в которых порой проблёскивал в свете Луны стальной огонёк.

Это случилось снова. Джейк опять попался ему, не справившись с собственным телом и патологическим страхом погони. И, кажется, это стало привычкой для них обоих – один убегал, второй обязательно и без каких-либо трудностей догонял. Но в отличие от других выживших, которые либо предавались жертвоприношению на крюках либо погибали от рук убийцы, Джейка он оставлял для другого. Для чего-то более мерзкого, тёмного, личного… И не было никаких сомнений в том, что всё это было завязано на всеобщей ахинеи, которую Парк ласково называл «безумным гоном». Только парень не предполагал, что это коснётся и его самого.

Джейк заранее знал, что будет дальше: Майерс бросит оружие и затем, когда грязные жёсткие пальцы перестанут сжимать рукоять ножа, он начнёт лапать его измученное бесконечными испытаниями лицо; станет ощупывать, гладить, царапать обломанными ногтями так, будто видит человека впервые. И Джейку приходилось каждый раз выносить это, пропускать через себя, стараться не зацикливаться на этом безумии чтобы потом, уже в одиночестве, тихо возненавидеть себя за возникшую слабость. За слабость перед НИМ.

Однако, в этот раз всё пошло совсем не так, как Джейк предполагал. Убийца приблизил своё лицо-маску к юноше почти вплотную, и будто бы попытался вдохнуть поглубже весь этот страх, которым выживший был пропитан насквозь. А нож, который он почему-то не выпускал, вдруг оказался прижат кончиком к джейковскому бедру. Не больно, но ощутимо.

Джейк замер, недоумевая, что же всё-таки происходит. Перед глазами всё ещё расплывалась белая резиновая маска, а на бедре ощущалось медленно скользящее острие ножа. Парк судорожно сглотнул, прежде чем выдавить из себя неуместный вопрос:

— Что ты задумал?

Спрашивать что-либо у убийцы было глупо. Тот, даже если и мог говорить, не ответил бы.

Джейк ахнул и вздрогнул, когда кончик ножа скользнул совсем рядом с пахом, едва не порвав плотную ткань джинсов, а жуткая маска склонилась набок, ещё ближе к лицу. Казалось, что тяжёлое дыхание Майерса было повсюду: пульсировало в голове, отдавалось в грохочущем сердце, клокотало в желудке, ввинчивалось в барабанные перепонки — настолько оно было сильное и громкое. Джейк впитывал это в себя, словно губка влагу, не в силах избавиться, заглушить и противостоять этому. А убийце было подобное только в сладость — он как зверь из лесу, ни разу не чувствовавший тепла, тянулся к юноше, нагло отбирая такие незнакомые, но будоражащие чувства, ощущения. Словно имел на это право. И всё прижимал выжившего к кирпичной кладке, не оставляя путей отхода, — не сбежать.

Джейк не сразу заметил, как стыдливые слёзы скатились по ободранным щекам, только когда защипало. Ему было невыносимо от того, что он позволяет делать с собой подобное; его сознание рассыпалось на осколки от жалости к себе и ненависти к этому чудовищу, — не собрать. А затем весь его новый и отвратительный мир в одночасье рухнул, будто карточный домик, когда грубая рука Майкла перестала держать его за шею, и вместо удушения он теперь чувствовал... ласку. Неопытную, даже в каком-то смысле робкую, успокаивающую. Джейк не поверил бы в подобное, если бы не стал невольным участником.

Большая ладонь не смела прорываться под одежду, вместо этого оглаживая поверхностно: по плечу и предплечью, очень уж скромно по боку и почти незаметно — по бедру. Но и этого было достаточно для того, чтобы Джейк изумлённым взглядом посмотрел на Майкла, а тот, в свою очередь, (Парк готов был поклясться, что это действительно было так) взглянул не верящим на него. В этот момент даже сердце, до этого быстро стучащее, замерло, а волоски на загривке защекотали, будто дыбом встали.

И так, бесконечно долго глядя друг другу в глаза, Джейк впервые испытал влечение. Пока не загудел поблизости очередной генератор.

Джейк с задушенным вздохом очнулся, прокашлялся, быстро вскинул голову и беглым взглядом осмотрелся — он по-прежнему находился в самодельном бунгало, а снаружи уже слепило солнце. Майерс до сих пор находился без сознания на лежанке, что было как минимум удивительно.

Юноша со стоном выдохнул и провёл ладонью по лицу, сгоняя с себя остатки сна-воспоминания. Возвращаться в то безумное время, где за каждым углом поджидала болезненная смерть, искренне не хотелось. Однако странно было испытывать всё это снова: страх погони, ненависть к себе и к этому мужчине в маске, который, как оказалось, умудрился сохранить в себе остатки человечности. Или взрастил их снова, будто увядший цветок?.. Но больше всего было диковато и глупо вновь ощутить в себе это поганое влечение, которое и не думало покидать его — сильная эрекция после сна гордо оттопыривала нижнее бельё.

Разбираться в том, по какой причине его тело отреагировало, не было ни времени, ни сил. Тем более, что нестерпимо хотелось помочиться. Поэтому Джейк встал на ноги, быстро размял затёкшие конечности после неудобного сна и тихо, как только он умел, вышел наружу в одном лишь нижнем белье. Убийца, к его счастью, продолжил лежать неподвижно.

Всего на секунду его посетила приятная и ужасающая мысль о том, что Майкл не пережил эту ночь, однако она быстро растворилась, когда наступило долгожданное облегчение. Джейк беззастенчиво мочился на ближайшее к убежищу дерево, упираясь одной ладонью о ствол, а второй направляя член. Вместе с напряжением в мочевом пузыре спадала и мучительная эрекция, и не было ничего важнее и лучше в мире, кроме этого. Даже казалось, что вместе с мочой уходили все переживания, страхи, и даже то воспоминание, что посетило его ночью. 

Покончив с этим и заправившись в трусы, а вместе с тем и проснувшись, он вдруг чётко осознал, что хочет есть и пить. Желудок неприятно тянуло и он бесконечно бурлил, а вязкий язык едва ворочался во рту. Джейк долго думать не стал и вернулся обратно в лачугу за вещами.

О старой одежде можно было позабыть — он всё спустил на повязки для Майкла. Однако он вспомнил про свои находки у разбитого самолёта, которые он забрал себе. Поэтому, не смея смотреть на убийцу, Джейк оделся в простые хлопковые штаны камуфляжной раскраски, обычную майку и сланцы. В предупреждении солнечного удара он обмотал голову своим же шарфом — Солнце не щадило никого. 

В тихой спешке Парк перепроверил свой арсенал, с помощью которого мог добыть как воду, так и пропитание, и двинулся обратно на выход. Только у порога он замешкался, в нерешительности схватившись за закрывающую проход ткань, и закусил губу. Не выдержал, всё-таки обернулся на мужчину.

Тирания со стороны убийцы имела свои плоды. Джейк уже не мог убежать просто так — всегда, прежде чем уйти в ворота или люк, он подолгу смотрел себе за спину. Глядел в недоумении в эти чёрные провалы вместо глаз, будто пытался понять. Парк встречал регулярно выходящую навстречу тёмную высокую фигуру и не верил тому, что Майерс останавливался напротив и больше не преследовал.

Джейк улавливал в ответ взор, полный любопытства и чего-то ещё. Это «что-то» было опасным, но не спешным, — как надвигающийся с горизонта шторм. В представлении выжившего это были громоздкие свинцовые тучи, скрывающие за собой чистоту неба и ослепительное солнце. Они были на вид тяжёлыми и ленивыми, однако не менее устрашающими — они заставляли волноваться даже море, в которое то и дело бросались молнии. Но вместо раскатистого грома была только мёртвая тишина.

Скрывал ли Майкл под этим опасным своё личное, незамутнённое ничем, небо? Или же его не было вовсе? Джейк боялся встретить за этими чёрными облаками пустоту Вселенной, в которой бы не было даже звёзд.

Совершенно не готовый к правде, Джейк неизменно отворачивался и бежал на свободу, напоминая Майерсу трусливую косулю, что спасается от леопарда.

Майкл был подобен хищнику. В отличии от других убийц, которые шли к выжившим напролом, он наблюдал за каждой жертвой индивидуально. Майерс выжидал в тени, пока выживший ни о чём не подозревает, и атаковал, когда считал нужным, из своей засады. И даже в таком непотребном состоянии он был опасен — жуткое ощущение нагоняло дрожи. Тихий, жестокий, невероятно сильный. Джейк не понимал, какому чувству довериться: бесконечному ужасу или слабой, но настойчивой эмпатии. 

Порой Джейк ненавидел себя за такую сердечность и жалость к тем, кто был не принят обществом. А то, что Майерс был не понят и не принят по крайней мере в детстве, было видно налицо.

В конце концов, Парк преодолел себя в очередной раз. Он отвернулся от мужчины и покинул лачугу. Припасы были важнее, чем какие-то эмоции.

Остров был действительно немаленьким. Поэтому Джейк далеко не отходил от пристанища и исследовал только ближайшую местность, и в первый же час ему несказанно повезло — он наткнулся на небольшой источник пресной воды, а также на пещеру рядом. Хотя, вряд ли это было просто везение. Скорее всего Сущность специально создала такую проекцию, в которой было бы комфортно простому смертному. Но для чего Божество делало это — по-прежнему оставалось загадкой, которую Парк хотел разгадать.

Но не в данный момент, когда жажда почти полностью обессилила его. Он в прямом смысле рухнул перед источником чистой воды на колени, сбросил с себя сумку на землю и, по-прежнему сохраняя рассудок, сложил ладони «лодочкой» и начал черпать жидкость и медленно пить. Глотал совсем по чуть-чуть, позволяя истощённому организму неспешно прийти в себя, ибо так было правильнее всего. 

Напившись, он вытер влажные губы тыльной стороной руки и осмотрелся. Пещера, из которой небольшим водопадом струилась вода, была не так интересна, хотя Джейк всё равно её запомнил на случай, если возникнет необходимость спрятаться. Мало ли что.

А среди обычных тропических зарослей, среди колючих кустарников и плотных рядов серых стволов, Джейк заприметил кое-что крайне важное и нужное — манговое дерево. Большое, красивое, с сочно-зелёными листьями и плодоносное. Оно так сильно выделялось среди однообразного окружения, что Джейк удивился тому, как он раньше не увидел его. Мама родная, как же он давно не ел этот фрукт...

Почти не задумываясь, Парк стремительно подошёл к дереву и насчитал с пару десятков созревших манго на ветвях. Желудок подал одобрительное урчание.

Джейку даже было всё равно, что он, в общем-то, не один на острове. Что ему, как и любому другому человеку, угрожает опасность. Его волновали только спелые и сладкие фрукты, которые он, как дилетант, сбивал с помощью подобранной толстой ветки. Те с глухим стуком падали на землю, некоторые, правда, весьма неудачно — кожица лопалась от удара и сочная мякоть превращалась в месиво. 

Джейк сбил так много, что потерял счёт. И остановился только тогда, когда вся полянка подле дерева была усеяна фруктами. Он сгрёб их в одну кучу, уселся на траву и предался сладостному поглощению, которого у него не было уже очень давно.

Пока он набивал истосковавшийся по пище желудок, Джейк думал о том, что в принципе всё не так уж и плохо: да, он по каким-то причинам застрял с убийцей; да, этот самый убийца имеет на него, простого парня, какие-то странные виды. Однако эта проекция, или чем бы это не являлось, была в разы лучше, нежели мрачный безжизненный лес. И остров был гораздо привлекательнее, чем невыносимые испытания с погонями на не менее безжизненных, чем лес с костром, локациях.

И даже несмотря на то, что Майкл всё-таки пытался убить его, Джейк ощущал затерявшееся среди страха, гнева и отчаяния, долгожданное спокойствие. Убийца был в отключке, Сущность не нашёптывала мерзкие и неразборчивые слова; сам он посреди тропического леса, где на веточках щебетали неуловимые птицы, а в его руках сочный плод, сок которого остался на губах и щеках. Сквозь обильную листву просачивалось жаркое солнце, и его лучи, когда случались порывы ветра, игрались в джейковских тёмных волосах. Парк выдохнул, прикрыл глаза. А ведь до кошмара он мечтал когда-нибудь побывать в подобном месте, наедине с дикой природой, не тронутой человеком.

Парк глубоко вдохнул, улавливая запах свежести, солёного океана, смятой травы и запах сладости. Хотелось оттянуть этот момент на подольше. Желательно — на бесконечность, и забыть о том потоке безумия из крови, жестоких убийств и боли. 

Джейк прислушался к окружающему его миру. Птицы кричали и пели, казалось, прямо у него над головой, а ещё перескакивали с ветки на ветку, крыльями задевая листья и напуская тем самым шороху. Совсем рядом тихо, словно стесняясь, журчала вода из пещеры и прокладывала себе путь ниже, по неровному и малому склону, где еле слышно шипели волны, когда поглощали песчаный берег. 

Парк словно растворился в этом доселе незнакомом, но чудесном мире. Он отпустил все гнетущие эмоции и мысли, и устремился внутрь себя, позабыв обо всём.

В пристанище Джейк вернулся, когда уже смеркалось. В своей забывчивости он просидел долго, но всё же помнил о своём долге — помогать тем, кто в этом нуждается. Поэтому Парк потратил некоторое время на то, чтобы найти достаточно вместительную ёмкость и собрать в неё воду, а заодно принести необходимое количество еды, дабы удовлетворить ещё и чужой голод. 

Майкл очнулся как раз в тот момент, когда Джейк принёс с поляны оставшиеся четыре фрукта. Все страхи и тревоги вернулись стремительно, словно и не покидали юношу. Будто всё хорошее, что сегодня случилось с ним, только почудилось. Ему немедленно захотелось убраться как можно подальше от мужчины, спрятаться так, чтобы не смог найти больше никогда. 

Но под пытливым и тяжёлым взглядом Джейк только и мог, что бездумно перекладывать несчастные манго с места на место и притворяться, что всего этого нет. 

— Да тебе только мечтать об этом и приходится, идиот, — мысленно прошептал Парк, съёжившись и спрятав за волосами лицо. — Лучше бы проверил его раны, может, тогда убивать не станет.

Взгляд Майерса обжигал. Проходил, будто раскалённым ножом, по натянутым нервам, и заставлял кожу под одеждой покрываться мурашками. Слишком проницательный, чересчур понимающий. И тут Джейка как ледяной водой окатило — а вдруг Майкл знает? А вдруг он всё видел и чувствовал, как идиот-выживший не совладал с собой вчера, со своим любопытством? 

Горячий стыд впился в Джейка, протыкая его безжалостно насквозь, словно ржавые шипы в железной деве. У него запылало лицо, шея, уши, даже плечи, — наверняка был красным, словно рак. Сглотнув вязкую слюну, он с трудом заставил себя обернуться к Майерсу.

Он не ожидал, что мужчина в жуткой маске окажется так близко, а потому невольно пискнул и отшатнулся. Майерс находился от него всего в жалком метре, с обнажённым и дырявым торсом, всё ещё плохо отмытый от собственной крови, стоящий неровно на коленях и прижимающий ладонь к более внушительной ране на боку. Джейк против воли заострил на этом своё внимание, и краснеть ещё сильнее было просто некуда — он весь покрылся стыдливой и смущённой краской. Взгляд он быстро устремил на ветхую стену.

Спокойно, Джейк, дыши. Он такой же мужчина, как и ты, чёрт возьми. Это не миловидная девушка с красивой грудью, тут нечего смущаться. Вдох и выдох. Надо собраться и помочь ему, всего лишь помочь и всё, ты будешь свободен на какое-то время от его внимания.

Джейк успокоился, привёл мысли в порядок, согнал с лица невыносимый жар и даже смог вновь посмотреть на Майерса.

— Я осмотрю, — сказал он и осторожно подошёл к нему, словно это и правда был загнанный в угол клетки леопард. — Тебе надо прилечь.

Парк не ожидал, что убийца послушается, однако тот всё-таки лёг обратно на лежанку, не снимая руки с бока. Джейк наклонился над ним, принимаясь за осмотр.

Рваные дыры выглядели страшно, но не так, как вчера. Края были чистыми, без красноты и гноя, и повезло, что Сущность не задела внутренние органы, хотя и была близка. Надо было заново обработать все повреждения, только уже по-человечески: прокипятить воду и тряпки, перевязать, затем подсушить. Он, конечно, не врач, но помочь надо было. 

Джейк без слов встал, зачерпнул из небольшого бочонка в миску свежей пресной воды, которую собрал ещё днём, и подготовил несколько кусков чистой ткани. Из бунгало он вышел, даже не оборачиваясь. Также молча. Его почти не волновало, что убийца мог остановить его, попытаться снова покалечить за вседозволенность, воткнуть нож в спину. Но вместо этого Майкл проводил выжившего тем же невозможным взглядом.

Оказавшись снаружи, Парк буквально ощутил, как ему стало легче дышать. С сердца спала тяжесть, из всего тела ушла колючая напряжённость и плечи юноши невольно расправились. Он вдохнул поглубже знойный вечерний воздух. Нагретый ветер обласкал его лицо со стороны океана, слегка поддразнил крошечными и свежими каплями, создавая контраст.

— Как жаль, что это не рай, — мысленно сказал себе Джейк и оказался на притоптанной полянке рядом с лачугой. 

Вокруг широкого чурбака небрежной кучей валялись поленья. Джейк боялся, что древесина ещё влажная после ночного шторма, но приглядевшись он убедился, что местное солнце иссушило всё за день полностью. Поэтому, пока совсем не стемнело, выживший приступил к своему самому любимому, но почти забытому ритуалу.

Джейк по несколько раз возвращался в бунгало за необходимыми вещами и успешно не обращал никакого внимания на убийцу. Тот сидел тихо, будто притаившись, и следил за бегающим парнем, как кот за мотыльком. Только чудом удавалось игнорировать столь пристальное внимание.

Джейк принёс на поляну всё, что считал необходимым: сушёную солому травы, позаимствованную из пола их убежища, огниво, складной нож, верёвку, небольшую горсть сухих веток и груду камней. Парк умел и любил разжигать костры, но с помощью огнива — больше всего. Этот способ требовал немного усердия и терпения, а ещё чуткости: чуть скосишь нож или кусочек кремня — и искра заупрямится, осядет лениво на заготовку и жалко потухнет, испустив крохотную дымку; если же передавить — то должной искры вообще не будет, лишь зацепка останется на кресало. Необходим был твёрдый и нежный подход. Не сильно, но и не слабо. 

Расчистив землю и разложив камни кругом, Джейк положил внутрь него немного соломы и сухой стружки. Затем взял в левую руку огниво, а в правую нож. Коротко вдохнул, как перед погружением, и склонился над будущим костром, телом защищая от ветра. Опустил кончик кресало в самый краешек заготовки, чтобы не обожгло руки при возгорании, нежно приложил острие угловатой формы чуть ниже середины, оставляя для себя лишь одну попытку. Но Джейк не сомневался, — ведь с танто развести костёр было проще простого. 

Джейк расслабил руки, но так, чтобы в них продолжала течь твёрдость и уверенность. Указательным пальцем погладил гладкую, покрашенную в матово-чёрный, сталь клинка. Обхватил пальцами покрепче, чтобы не соскользнуло, наклонил огниво чуть ниже, чтобы искры точно попали на сухую стружку. Выдохнул. Задержал ненадолго дыхание. Острие с тихим шорохом резко, но не грубо, проехалось по блестящему кресало, и искры, игривые и яркие, бросились на стружку, как резвые львята на принесённую добычу. Джейк поспешно убрал нож с огниво и, как только загустел дымок, закутал пока ещё робкое пламя в солому. Нежно подул. И потребовалась всего секунда, чтобы огонь жадно раздулся и затрещал, пожирая своими языками всё, что ему давал человек. Сухие веточки с хрустом ложились в пока ещё маленький костёр, и совсем скоро в ход пойдёт нечто покрупнее.

Когда огонь разгорелся и в костре уже лежали поленья, солнце покинуло это место, скрылось за деревьями, а затем и за горизонтом. И тьма опустилась, своей чернотой полностью поглотив небо, а заодно и забрав вместе с собой всё тепло. Джейк ёжился, кутался, обнимая себя руками за плечи и наблюдал, как вода в котелке постепенно нагревалась. Парку пришлось постараться и потратить много времени на то, чтобы соорудить крепкую треногу и умудриться как-то надёжно повесить на неё посуду. Джейк также перелопатил небольшую свалку поблизости и потратил кучу времени на то, чтобы найти искомую утварь для походного костра. И всё-таки нашёл.

Когда забурлила вода, Джейк бросил туда лоскуты ткани и слегка «потопил» их веточкой. А затем к нему вышел Майкл. Джейк обещал себе не смотреть, но всё-таки поднял на мужчину взгляд.

— Ты только посмотри, ему же всё нипочём. Его едва не убило древнее Божество, а он до сих пор жив, ещё и ходит! — сказал себе удивлённо Джейк.

— Вижу, — ответил он.

— А ещё у него довольно-таки крепкое, подтянутое тело. Ты хоть знаешь, что залипаешь на этот торс уже с минуту? — с укором прошептал Джейк самому себе.

— Знаю, — согласился Джейк, не чувствуя ни уколов совести, ни даже вопящего стыда.

Майкл остановился напротив, по другую сторону от костра. Верхняя часть комбинезона по-прежнему болталась на бёдрах и Джейк, благодаря свету от огня, видел не только страшные раны. Он видел перед собой изувеченное и красивое тело. Побитое, но не сломленное. Это было тело мужчины, которое знает, что такое боль, но не знает, что такое ласка, — бледная и влажная от пота кожа была испещрена старыми шрамами. 

На широкой груди, совсем рядом с сердцем, были отметины от пуль. 

В Майкла стреляли. 

На руках кривыми, светлыми и слегка выпуклыми зигзагами расположились шрамы. 

Майкла резали.

На левой руке и левом боку слабо, но ещё заметно, виднелись старые шрамы от ожога.

Майкла пытались сжечь.

На правом запястье был символ. Чёрный, неуместный, яркий, словно не от мира сего и прилипший, как жвачка. Напоминало букву «Р» на первый взгляд, но присмотревшись, Парк увидел отличие: вместо полукруга были грани и вершина, как у треугольника, и выходили они из середины. От взгляда на символ у него просыпалось чувство дежавю.

Сердце поневоле сжалось — его уколола жалость. Перед ним был не типичный психопат-убийца, а человек, у которого много лет назад отняли собственное «я». У которого выпотрошили душу, вывернули наизнанку и вырвали с корнем, а на пустующее место вложили свои идеалы, свои цели, свои мысли. Приглядевшись к Майерсу, Джейк вдруг пришёл к неожиданной и ошеломляющей мысли: Майкл навряд ли хотел так жить, у него ещё теплилась где-то там, под плотным слоем мрака и жестокости, собственное и доброе «я».

Джейк очень чётко представил, как Майерс вместо того, чтобы отлавливать и убивать своих жертв с громадным ножом наперевес, очень уютно живёт в большом типичном американском доме. Как, проснувшись на рассвете, спускается из спальни на кухню. И обязательно пригибается, дабы не стукнуться — он большой парень. Представляет, как Майкл заходит и улыбается, потому что ему готовит завтрак любящая, прекрасная жена. И эта улыбка отпечатывается в сознании Джейка так ярко, так сумбурно, будто он видел её когда-то или вообще видел лицо мужчины, и заставляет споткнуться уверенное и, казалось бы, спокойное сердце. 

Сердце ударилось о клетку из рёбер. Вздёрнулось, затрепыхалось, как в адреналине, а затем замерло. От груди по всему телу разлилось что-то тёплое, щемящее, робкое, и это заставило Джейка спрятать взгляд под чёрной чёлкой. 

Джейку потребовалось некоторое время для того, чтобы снова посмотреть на Майкла, который по-прежнему стоял и... будто ожидал чего-то. Они встретились глазами — испуганные тёмно-карие и заинтересованные стальные, едва различимые в слабом свете. И тут Джейк понял: Майкл ВСЁ знает. Он понимает, он чувствует, он поглощает, и Парк просто не может этому противиться. Он впервые за всё время осознал, что сейчас всё правильно. Стало легче.

Джейк слабо улыбнулся ему — как умел. Майкл устроился на чурбаке, широко расставив ноги и по-прежнему держась за бок. Парку это не понравилось. 

— Позволишь?.. — тихо спросил Джейк, когда подошёл поближе и смело посмотрел маске в лицо.

Мужчина никак не отреагировал, лишь убрал ладонь, являя на свет то, что скрывал. Джейк мысленно ужаснулся, когда увидел глубокую рваную рану, истекающую сукровицей. Пока лишь сукровицей. 

Края красные, а от них расплывались безобразными кляксами гематомы, перетекая из бледно-синего в тёмно-фиолетовый. И если с дырами, которые оставила Майерсу Сущность, сверхъестественная регенерация справлялась, то с этой — нет. К бесчисленным вопросам напросился ещё один: «Почему оно не заживает, как другие?». 

Джейк напряжённо вздохнул. Ведь в данный момент он не имел ни малейшего понятия, что с этим делать, а в голову уже закрались тёмные и пропитанные страхом мысли: что Майкл может умереть, что он оставит его на этом сюрреалистично-прекрасном острове, что Сущность с какого-то тюленьего хера решила поменять их местами, и теперь не Джейку грозила смерть, а убийце... Хорошо, что это лишь предположения. Парк отмахнулся от этого, как от назойливой мошкары.

— Это Оно сделало? — боязно прошептал Парк Майклу, хотя и не надеялся получить ответ.

Однако, Майкл коротко, почти незаметно, кивнул. Если бы Джейк не смотрел сейчас на него, он бы вряд ли это заметил.

— Наверное, чертовски сильно болит.

Майерс никак не отреагировал, лишь смотрел на юношу безотрывно. Джейк, смутившись под этим взором, поспешил вернуться к костру. Нервно кончиком палки потыкал растопку. Подумал. Добавил ещё поленьев и соломы. Заглянул в котёл — вода кипела, шипела, булькала и пыталась выплеснуться за края, а лоскуты беспокойно мельтешили на поверхности. Поразмыслив, Джейк выудил чистые отрезки ткани из кипящей воды той же незаменимой палкой и бросил в пустую миску. Почесал затылок задумчиво. Глянул исподлобья на Майерса и понял — он в тюленячьем пиздеце под названием ТУПИК, из которого не знал, как выйти. 

Хотя нет, не совсем «не знал»: кое-какие предположения Джейк имел глубоко в мыслях, но реализовать их полностью не мог. И, кажется, Майерс заметил смятение и сомнения выжившего, потому что Джейк никак не ожидал ощутить на своём запястье чужие пальцы. Крепкие, властные, захватившие руку, как змея в свои тугие кольца, — не вырваться. Джейк удивлённо посмотрел на мужчину.

Что тот хотел этим жестом сказать? Было ли это то, что привиделось Джейку на мгновение?.. Нет. Разве человек, живший в океане жестокости и крови способен испытывать сопереживание? А если и да?..

Майкл с силой дёрнул его на себя и Джейк не удержался: он упал ему прямо в ноги, ощутимо ударившись спиной о чурбак, от страха и неожиданности вскрикнул, и этот крик был эффективно заглушен мозолистой ладонью. Джейк опешил. Майерс совершенно и восхитительно нагло зажал бока парня ногами, аккурат под подмышками, будто хотел пришпорить. А руку со рта всё же убрал и поместил обе ладони на напряженные плечи. 

Джейк не знал, чего в нём больше: непонятного щенячьего восторга от непоколебимой наглости мужчины, или всё-таки страха за свою жизнь — убийца в любой момент мог свернуть ему шею.

Но ни через минуту, ни через пять и даже десять минут, Майкл не посягал на джейковскую жизнь и оставался спокоен. Он лишь неумело растирал и массировал плечи юноши, вдавливал в плоть свои невозможные длиннющие и грубые пальцы, пытаясь расслабить забитые мышцы. Однако, Джейк не находил в себе силы расслабиться. Он всё сидел между ног мужчины и гадал, ну когда же!.. Когда же эти руки задушат его, когда колени сдавят его хрупкие рёбра; и когда же, наконец, Майкл вырвет из его головы эту позорную иллюзию о том, что убийца может быть другим.

Абсурд и пиздец — иначе не назвать. Только вчера Майерс пытался его зарубить, а теперь, как ни в чём не бывало, делал ему массаж. Кажется, Парк уже ничему не будет удивлён и если ему скажут, что мир рухнул, а человечество вымерло — то он лишь пожмёт плечами.

— Слушай, это всё конечно отлично, — заговорил Джейк в панике, пытаясь аккуратно выпутаться из странной хватки. — Но надо заняться этой раной на твоем теле, ладно?

Удивительно, но Майерс послушался. Выпустил из ловушки собственных рук и ног, и даже не попытался вспороть Джейку живот тем самым ножом, что был небрежно оставлен рядом. Впрочем, парень трусить и сбегать не собирался, а решил доделать свою работу до конца, как и сказал. 

Джейк снял котелок с треноги и отставил в сторону. Теперь надо было дождаться, когда вода остынет, а пока он тёплыми и влажными лоскутами ткани собирался очистить увечья убийцы. 

Абсурдность продолжала набирать обороты когда он, стоя на коленях перед мужчиной, оттирал тканью кожу вокруг раны, не забывая и про другие, но уже без проблем заживающие повреждения. Майкл не шевелился и смотрел в сторону, позволяя выжившему совершать над своим телом все эти манипуляции.

— Почему именно я? — внезапно спросил Джейк так, словно они закадычные друзья и знали друг друга много лет. Да и честно говоря — поговорить хотелось зверски. Хотя бы для того, чтобы проклятое напряжение ушло.

Джейк бросил грязную ткань рядом в траву и взял чистую. Он не ожидал от Майерса ответа, однако мужчина спустя некоторое время неопределённо взмахнул рукой. Любопытство, которое любило очень не вовремя показывать свой нос, показало его снова.

— А призыв, который был перед тем, как ты оказался здесь... Он был такой же, как и вызов на испытание?.. 

Майкл, как показалось Джейку, скосил на него недобрый взгляд. В этом чувствовалось предупреждение, что если Парк продолжит, то точно лишится как минимум языка. Поэтому парень стушевался и уже молча закончил с обработкой раны, а затем, уже другим чистым лоскутом, перевязал. Не успел он отвернуться к костру чтобы сложить все вещи, как убийца натянул комбинезон обратно, и израненное тело скрылось под плотной тёмно-синей тканью, как будто и не было его вовсе. Словно этот комбинезон и был его неизменной, крепкой кожей, а может даже и бронёй, дабы чужие глаза не увидели и не поняли, что за всем этим скрывается.

Джейк вздохнул, ощутив неясную тоску на сердце. Она была настолько всепоглощающей и тяжёлой, что становилось трудно дышать. И через призму этой тоски смотреть на Майкла было невыносимо. Ну почему именно этот прожжённый жизнью мужчина, к которому всё естество отзывалось неравнодушием и состраданием? Почему именно этот жестокий человек, которому убить человека всё равно, что прихлопнуть муху?.. Какого чёрта этот бестолковый клочок мышц в груди, стоило им пересечься взглядами, совершал остановку? Качало бы себе кровь дальше, поддерживало бы жизнь в организме, как ни в чём не бывало — но нет же. Обязательно надо вляпаться, утонуть в этой пёстрой гуще чувств, изваляться в этом омуте, оглушить здравомыслящий мозг своими кричащими эмоциями, чтобы потом, — что? Как и всегда — разбиться вдребезги. Хочется каждый раз спросить нежно: «Сердце моё, ну ты совсем глупое? Ну что ты мечешься, как дурное?.. Остановись, передохни, не время сейчас, не тот это человек. Пожалей себя, а не другого. Ну что ты, глупое...»

Но разве сердцу прикажешь? 

Ну проигнорируешь ты первые толчки. Первый раз, второй, пятидесятый — а потом сделает кульбит настолько сильный, что не замечать уже не сможешь. Всё, не отвертишься, родной, распускайся вдаль и вширь, раскрывай объятия, следуй за тем, кого избрало, а мозг... Мозг не слушай, он не понимает ничего, он параноик, из-за него всё упустишь...

— Лучше бы упустил. Лучше бы послушал своего параноика и спросил бы себя — а нужно ли это сострадание тому, кто не имел жалости кромсать ТЕБЯ, твоих ЗНАКОМЫХ и ДРУЗЕЙ? — сказал про себя горько Джейк, отвернув голову к небу, будто пытался найти там ответ.

Он не увидел ответа. Джейк нашёл только звёзды, большие и маленькие, что усеяли наверху чёрное, огромное полотно. А посредине, среди всех остальных, ярко и робко мерцал пульсар.