Когда слуги решились-таки высунуть носы, эльф уже был спроважен им в свою новую комнату — узкий закуток с зелёными стенами и серебряными светильниками. Там его ждала одежда и бадья с горячей водой. Реджиан заранее озаботился тем, чтобы невольник чувствовал себя как можно лучше. Это было в его же интересах: так он мог без труда установить доверительные отношения, чтобы от него не утаивали то, что ему полагается знать. А как первому лицу ордена всадников и далеко не последнему при дворе, знать ему полагалось всё.

Он переоделся к ужину: служанки постарались на славу с глажкой костюма, складки чёрной рубашки лежали так, чтобы обрисовать всё что нужно. Волосы он не укладывал, привык стричься под шлем так коротко, чтобы они и не кололись под пальцами, и не торчали дыбом. Его редко устраивало своё отражение в зеркале. От частых вылазок на Поверхность кожа высохла и прибавляла ему лет, когда в Карруме из-за сырости и пещерных солей люди чаще выглядели моложе. Война заточила углы его лица. Вместо своих двадцати восьми он выглядел на все тридцать пять.

Внизу было непривычно тихо, и Реджиан поспешил выяснить, в чём дело. Столу уже полагалось быть накрытым. Пройдя мимо пустующей залы, он собрал на ладонь статический разряд. Прокрался к повороту на кухню, выглянул и остолбенел. Нет, ужина из слуг не предвиделось, но, по сравнению с представшим зрелищем, он был бы куда уместнее.

Эльф нарезал свёклу тонкими ломтиками, за его спиной булькало варево в большой кастрюле, капая на раскалённую каменную поверхность печи. Поверх рубашки и брюк до голени был повязан передник, волосы ловко собраны в пучок. Не отвлекаясь на него, Ёсир достал с полки специи, и от души сыпанул в бульон этак с горсть. Реджиан вздрогнул и вышел из-за дверного косяка, приближаясь к нему с угрожающим видом.

— Где кухарка Августина? 

— В подвале, — оскалился Ёсир. Реджиан выпустил трескучие молнии, и те обвили руки до локтей. — Послал её в погреб за карто-о-ого! 

Он выдохнул, дымясь и распространяя палёный душок.

— Ты бы правда ударил меня молнией?

— Нет, — облокотился на стол Реджиан. — Зачем ты мне мёртвый? Мои вкусы специфичны, но не настолько. 

— Насколько же? — поднял брови эльф, облизал нож и кинул его в тазик с грязной посудой. 

— Мне нравится, как это пахнет, — кивнул он на кастрюлю. — Эльфийское национальное блюдо?

— Конеч-ч-чно, — прикрыл веки Ёсир, поднимая брови. — Эльфийская импровизация.

Он закинул свёклу и с удовлетворённым видом встал около печки. Лёгким движением руки приструнил огонь внутри, и пузырьки сошли на нет. 

— Подумал, что это поможет установить доверие между нами, — обернулся он к Реджиану. — Если тебе понравится, буду готовить каждый день, или когда сам скажешь. Не всегда же есть на это время. Когда найдём.

Тот усмехнулся, следя за тем, как эльф заламывает пальцы. 

— Что ещё придумал? 

Ёсир вздохнул, перевёл взгляд на кастрюлю. 

— А ты всегда ходишь в чёрном? — судя по внешне безмятежному голосу, он попал куда нужно.

— Да, — подошёл к нему Реджиан, заглядывая через плечо. Руки творили какие-то замысловатые символы. — Так проще. Не нужны все эти дурацкие цветастые одеяния, чтобы тебя узнавали.

На очередном пассе он схватил его за локоть. 

— В этом доме все потоки энергий упорядочены, — приблизился он к острому, слегка подрагивающему уху. Справедливости ради, эльф мог быть и пониже. — Это сделано ради меньшего расхода сил на извлечение магии. Для того, кто знает эти потоки. То есть, для меня. Вмешательства в свою стихию я не потерплю.

— Эльфийская магия не пользуется вашей грубой человеческой энергией. Мы работаем на над-уровне, там, где вы даже не чувствуете. 

Его рука легла на талию, притянула к себе вплотную. Ёсир отрывисто выдохнул, отводя взгляд, когда кончик носа прочертил линию на его шее. Реджиан оперся на столешницу, прижимаясь к нему, изгибающему спину, слыша учащённое сердцебиение. Провёл рукой выше, от паха к рёбрам.

— Можешь ведь, когда хочешь, — улыбнулся он и отстранился, уходя в зал. 

Оказавшись на достаточном расстоянии, призвал молнию на ладонь, успокаивая нервы колкой щекоткой. Если бы он знал, что за шестьдесят золотых ему придётся вот так по крупице вытягивать информацию, то попробовал хотя бы торговаться. Но нарушать им же поставленные условия было бы верхом бесчестия.

Так что он сел за стол и дождался, пока перед ним не возникнет миска с бульоном. Все овощи Ёсир переложил на отдельное блюдце, а вот на ложку поскупился. 

— Как это есть? — поднял на него взгляд Реджиан, когда эльф уселся напротив, подперев ладонью подбородок.

В ответ тот заулыбался и подвинул ему кружку, где на дне было что-то вроде томатной пасты. 

— У вас, людей, очень странная посуда, — пожаловался он. — И ллуретт едва нагревается.

— Если ты про печку, надо было ставить кастрюлю вовнутрь. Ладно, хорошо, что ты такой хозяйственный. Августина тебя ещё всему научит.

— Нет, я не… — прыснул Ёсир. — Я просто терпеть не могу полевую кухню, вот и готовлю для себя.

Реджиан навострил уши, но тот вовремя заткнулся.

— Солдат? Ты? Боевой маг что-ли? — отпил он бульона, на запах казавшегося куда вкуснее, на деле же — острой смеси пряного и овощного.

— Ну, с мечом обращаться я не умею… С луком, в принципе, тоже…

— Мне казалось, что все эльфы обучены боевым искусствам, даже маги.

— Родители посчитали, что мне нужны несколько другие науки.

Ёсир выглядел смущённым, заплетая тонкую косичку. 

— А твой дядюшка?

— Я всего год провёл в его башне. 

— Но на поле боя ты был, раз видел меня. 

— Пришлось.

— Когда это было?

— Под грядой Дангуна, восемь лет назад.

Реджиан призвал в памяти тот день. Зовущая Бурю легла на ураганный вихрь, и они пересекли Поверхность в какие-то часы. Нагрянули на эльфов внезапно, совсем на границе дня, когда их магические силы слабели, и ночи, когда грозило начаться кровавое месиво. Закат полыхал за их спинами, другие всадники ещё не пересекли даже первых миль пустыни. Зовущая Бурю набрала полную грудь воздуха и песка, и последний обратился в её горле раскалёнными стеклянными осколками. Белое пламя обрушилось на первые ряды пехоты, сплавив плоть и металл в одно целое. Победа была за ними.

Он даже не догадывался, что где-то среди вражеской армии на него смотрели не с ужасом, но с восхищением. Да уж, вот так живёшь себе и даже не подозреваешь, что кто-то о тебе думает на том краю света.

— И ты всё это время искал меня?

Ёсир опустил взгляд, уши подрагивали. Реджиан не сталкивался с эльфами в ближнем бою, но говорили, что их кровь голубая. Если это было правдой, покраснеть он не мог физически.

— Спасибо, — отодвинул Реджиан пустые тарелки. — Разве ты не должен ненавидеть меня за то, что я принимал участие в уничтожении твоего народа?

— У нас очень закостенелое общество, и традиции уничтожают нас не хуже захватчиков извне, — вздохнул Ёсир. — Но я не знаю, как это изменить. Некоторые устои настолько крепко въелись в головы, что, кажется, дети уже рождаются с ними. В этом плане межрасовая война — единственное, что заставляет нас идти в ногу с прогрессом. Если бы эльфы жили в мире и гармонии, то передохли бы быстрее.

 — И тем не менее, ты против войны.

 — Если бы это зависело от меня, я бы объединил наши народы.

Реджиан прыснул, потом засмеялся. От его смеха иногда трескалось стекло, а чувствительные личности морщили гримаски. Сухой, надорванный скрежет непромасленных петель.

— Люди даже не до конца понимают, вы существа из плоти и крови или демоны. Некоторые всерьёз утверждают, что вы забираете души покойников в Ад.

— Но ты так не думаешь.

— Я никогда не был суеверным. Мы с Зовущей Бурю были в таких местах, где впечатлительные люди сходили с ума, мы видели такое, от чего церковники думали, что они уже на небесах. Иногда нам встречалось то, отчего я сомневался, что мир был таким всегда.

Он это уже давно подозревал, слышал краем уха от высоких лбов в университете. Осклизлая ересь нет-нет да просачивалась сквозь зубы у тех, кто хоть раз высовывал нос на Поверхность. Когда-то мир был другим. Но вот что заставило его стать выжженной пустыней… Ни один трактат не сохранил упоминаний об этом. Или же кто-то хорошо постарался скрыть от людей правду.

— Что ты сделаешь с этим знанием, когда получишь власть?

Реджиан прищурился, слабо улыбаясь тому факту, что на том краю света об этом тоже думали. Он подозревал, что эльфы не столь скованы догмой, что уж им-то удалось что-то узнать о прошлом мира.

— Ещё не знаю, — он поднялся из-за стола, смотря за окна, на кроны каменных деревьев и крыши, далёкие своды пещеры за вуалью дыма печных труб. — А ты бы что сделал?

Ёсир тяжко вздохнул, скрещивая на груди руки и потирая плечи.

— Я, по правде, ненавижу принимать решения.

Реджиан оттянул уголок рта, проходя до него, отодвинул ближайший стул, опускаясь напротив. 

— Кто учил тебя имперскому?

— Друг отца.

— И кем же он был?

Легко улыбнувшись, Ёсир подался вперёд, раскосые тёмные глаза оказались напротив его глаз, и зрачки в них были шестиугольные, а цвет… то, что в темноте казалось тёмно-серым, оказалось насыщенным синим.

— Ты его знаешь, — выдохнул Ёсир ему в губы. Голос изменился, звуча внутри его головы. — Ты помнишь это лицо. Ты помнишь это имя. Бондретт Гинза. 

Прежде чем Реджиан успел среагировать, перед глазами явственно возникла картинка: он стоит во дворце, над одутловатым покрасневшим человеком в золотистой мантии. Тот хрипит, отползая, а его сапог прижимает край вычурного одеяния.

«Не надо! Реджиан, мы ведь были союзниками! Не надо! Меня повесят, если он узнает… Не надо, Реджиан, не говори ему!» — по гладкому толстому лицу стекают пот и слёзы.

«У тебя есть сутки, чтобы покинуть Каррум» — его голос напоминает рык. — «Только потому, что мне не дозволено прирезать тебя здесь и сейчас».

Так вот, куда сбежал жирный прохвост. 

Реджиан тяжело дышал, откинувшись на спинке стула, принялся тереть глаза, избавляясь от видения. 

— Извини, — подал голос Ёсир. — Я думал, люди привычны к ментальной магии.

— Да нихрена, — прохрипел тот. — Что это было? Ты достал из меня воспоминание?

— Мы используем это, когда нужно вспомнить что-то, что уже начало забываться. Яркая картинка позволяет заметить даже незначительные детали.

— Ты тоже это видел? — прищурился он. Ёсир кивнул, не спеша встречаться с ним взглядом, выражая смесь опаски и смущения. Реджиан выдохнул, облизал пересохшие губы и постарался, чтобы его голос звучал ласковее. — Этот тип в числе прочего знал кое что обо мне, поэтому я, мягко говоря, не горел желанием отдавать его дознавателям Его Темнейшества. Но я не ожидал, что он пересечёт Поверхность и скроется в ваших землях.

— Он просил помощи. Заплатил нашим разведчикам, чтобы те доставили его в Каньон.

— Гинза был твоим учителем имперского, — повторил Реджиан скорее для себя, пытаясь сложить картинку. Человека Его Темнейшества бы не прятали среди простого народа, ублюдок наверняка был доставлен на ковёр. — Око Зимы — дядюшкой. Ты либо король, либо кто-то из его окружения. Первый чародей? 

— Просто дезертир.

От очередной игры в гляделки у Реджиана проскочила искра подозрения.

— Так не хочешь возвращаться в свой лес, — цокнул он языком, закидывая ногу на ногу. — Что же там такого ужасного?

Ёсир уставился перед собой. По изгибу его мягких губ можно было рассудить, что те вот-вот предадут хозяина, хотя бы за обещание прикосновения не к клыкам, то и дело их прикусывающих.

— Тебе это, должно быть, покажется смешным, — вскинулся эльф.

— Возможно.

— Меня хотели женить.

Лицо Реджиана осталось серьёзным.

— Его Темнейшество трижды подсовывал мне в постель своих шлюх, чтобы выведать обо мне даже то, как я реагирую на шлепки по заднице. Я приходил в бордели, садился за ширмой и наблюдал, как мне положено вести себя, будучи с женщиной. Я не выдал себя ни разу. Если Его Темнейшество что-то подозревал, то он проглотил свои подозрения после второй девки. Если бы мне приказали жениться, ровно через девять месяцев я бы дал этому подонку подержать своего ребёнка, не моргнув глазом. Для всех, кроме самого узкого круга, я кристально гетеросексуален. Но если твой путь — это побег… Что ж, не мне тебя судить. Мой путь — это обман. Иногда малой, иногда большой кровью.

Ёсир побледнел, хоть на его алебастровой коже это и были какие-то полутона. 

— А что будет, если они узнают?

Реджиан вспомнил запах, из тех, которые въедаются не только в одежду, но и в память: палёная плоть, прилюдная агония, захлёбывающаяся от восторга толпа, окружающая со всех сторон, и он среди этой толпы. Его Темнейшество приказал сложить костры на главной площади — один для еретиков, второй для предателей, третий — для мужеложцев. Полыхало так, что своды пещеры осыпались чёрным снегом ещё десять лет до того дня, когда нога Реджиана ступила на ковёр тронного зала. Таких кострищ больше не было — теперь их или пытали в подземельях до смерти, или отвозили на плантации на Поверхность. Так что он сухо усмехнулся, напоминая скорее стального голема, чем живого человека.

— Молись, чтобы не узнали.

Ёсир сглотнул, ёрзая на стуле. Зрачки расширились, обратившись на Реджиана. Эльф улыбнулся, впрочем, весьма натянуто.

— У нас совсем другие порядки, но… Из-за мизерной рождаемости дети обязательны для всех. И пару всегда выбирают родители. То, с кем ты будешь в остальное время, никого не волнует. Только если ты не должен находиться на виду… всегда. Тогда у тебя нет права на вольность.

— Всё-таки король?

Ёсир вздрогнул.

— Скажи, — схватил его за коленку Реджиан, с удивлением провёл рукой ниже, чувствуя мягкий пушок. В голове зашумело, но вторая рука пустила на ладонь молнию, вернувшую ясность ума. — Я не позволю тебе молчать, но и лжи не потерплю. Предлагаю компромисс: ты говоришь мне правду.

— Вряд ли после такой правды будут возможны компромиссы…

— Ёсир, — его пальцы забрались под льняную ткань, — я обещаю награду за честность.

За минутной заминкой последовал вздох.

— Я… могу наследовать трон. 

Реджиан нехорошо прищурился, и Ёсир опустил плечи.

— Всё из-за моей магии, — словно в оправдание он поднял руку, и на кончиках пальцев начал собираться иней. — Я наследую её от Ока Зимы, она враждебна Лесу, но незаменима в войне. Из-за неё я — самая приоритетная кандидатура на роль полководца и, следовательно, правителя. 

Рука Реджиана докоснулась его запястья, поворачивая ладонью к себе, он с оттянутым уголком рта осмотрел иней, уже стекающий водой по бледной коже. Он и не ожидал ничего другого. Ёсиру что-то было нужно от него, чего он по-прежнему не мог сказать. Ни пленник, ни страдалец на чужой земле. Но чувствовать пробегающий дрожью по чужим венам страх сейчас было куда приятней, чем жить с разгаданной про себя загадкой.

— Не отдавай меня им, — умоляюще прошептал Ёсир. — Я сделаю всё, о чём ты попросишь, только не дай им забрать меня.

— Я заплатил за тебя шестьдесят золотых, конечно, я не отдам тебя, — усмехнулся тот, сжимая его ладонь и притягивая ближе, заставляя упасть на колени перед ним, — пока они не заплатят как минимум вдвое больше.