Полегчавший на несколько тонн «Поморник» взял обратный курс без особой охоты. Ветер часто менял направление, так что следить за ним приходилось, как за непоседливым ребёнком, а потому над палубой часто звучало взволнованное: «Капитан!..». И Джек Воробей каждый раз на подобное обращение отзывался с охотой — обязанностей не прибавилось, но вот браться за них теперь было приятнее в официальном ранге капитана. Экипаж, казалось, тоже разделял его радость, и никого не утруждало обращаться как следует. Чем скорее уменьшался силуэт Святой Елены за кормой, тем с большим напряжением моряки поглядывали по сторонам. Юный Лилллиуайт так и вовсе, не спрашивая дозволения, забрался на бушприт, и периодически оттуда доносилось его звонким голосом ободряющее: «На горизонте никого!». Джек Воробей с лёгкостью отвечал на любое беспокойство экипажа, уверенно заявляя, что Барук им не встретится. Уж он-то это знал наверняка, а моряков старался убедить, что пираты не станут ждать их так скоро, да и к тому же им ни к чему пустая дряхлая шхуна.

Теперь уже полное отсутствие на борту Сесила Спэвенса взбодрило моряцкий дух: никто из экипажа больше не опасался попасть ему под руку, пока Джеймстаун маячил на горизонте — обсудили его выходки, посмеялись, порадовались и забыли. Воробей же помнил до самого возвращения в Калабар, ибо конверт с официальными донесениями полковника Эдни и лейтенанта Брэдшоу не только мозолил глаза, но и грел душу. И всё же, когда на закате из синеватой дымки проступили очертания земли, Джек невольно передёрнул плечами от навалившихся сомнений. Слова Брэдшоу (а насчёт полковника он и вовсе не переживал) при всей его предвзятости уж вряд ли бы помешали его планам: всё-таки Беккет не соврал и людей отбирал на основе дел, а не слухов. Но было в лейтенанте что-то, что не давало успокоиться Джековой чуйке с момента их знакомства. Когда забили рынду, Воробей вздрогнул, оглядел полумрак тесной и вонючей, как сапоги служилого, капитанской каюты и, пнув в угол пустой бочонок, отправился на верхнюю палубу.

В глубоких сумерках, когда гавань погрузилась в дрёму, укрывшись плотным слоем тумана, «Поморник», неуклюже переваливаясь по волнам, направился к пристани. День выдался не из лёгких, моряки желали отдохнуть — и если не под крышей таверны, то хотя бы в гамаке, а потому торопились причалить и покончить с авралом. Джек Воробей, как и положено капитану, нёс вахту на мостике и с лёгким разочарованием почёсывал ссадину на брови, обводя медленным взглядом затихший порт. В отличие от экипажа, его манил не отдых, не твёрдая суша под ногами и даже не звон монет, с которыми он уже заочно распрощался. Но ветер не пошёл на уступки, и «Поморник» поспел в Калабар лишь к закату, а значит, ожидание растягивалось до утра.

— Ну что, капитан? — Мистер Бьюкен отряхнул полы жилета и попытался заглянуть Джеку через плечо. В тот миг глаза Воробья были устремлены на доки, на корабль, где горели огни, согревая его душу. — Джек! — Воробей встрепенулся, оборачиваясь. — Мы закончили, — сообщил Бьюкен. Экипаж всем составом замер у трапа, как борзые, что ждут отмашки хозяина. — Пора заняться делом поважнее, — улыбнулся Бьюкен, — отдохнуть как следует.

— До утра у вас есть на это полное право, — согласился Джек.

— А ты что же?

Воробей на миг встретился взглядом с юнгой, и тот мгновенно отвёл глаза.

— Наведаюсь в контору, — скучающим тоном отозвался Джек, — может, кого застану и скорее избавлюсь от всех этих бумаг.

Бьюкен понимающе кивнул, затем свёл брови к переносице и хлопнул Воробья по плечу: у того едва колени не подогнулись.

— Ты молодец, парень. Признаюсь честно, удивил. — Губы Джека разъехались в довольной улыбке. — Да и капитан из тебя явно не хуже тех, с кем я уже ходил.

— Ну спасибо, — иронично вздохнул Воробей.

Бьюкен усмехнулся.

— Это чтоб не загордился. — За его спиной поднимался нетерпеливый гул. — Ладно, капитан, мы поднимем чарку за твоё здоровье, — пообещал Бьюкен. 

Джек качнул головой, лучась улыбкой. Моряки громко попрощались с ним, и весёлой толпой затопали прочь. И с каждым их шагом улыбка его становилась всё менее яркой, затем поблекла, скисла и сползла с лица. Ведь этой ночью его люди собирались пить не только за нового капитана, но и за добрый заработок. С минуту простояв в раздумьях, Джек Воробей решительно тряхнул головой и покинул шхуну под грозный лай псов у дальнего причала.

Калабар не менялся, как не изменилось и отношение Джека к нему. Особо не глядя по сторонам, он неспешным шагом дошёл до рыночной площади, подобрал забытое на прилавке яблоко, прогулялся к зданию конторы, пнул ожидаемо запертые двери, вздохнул и, отчего-то проводив взглядом кучку местных, спустился к докам. В этот раз путь его пролегал не по грязным окраинам, а по вымощенной камнем широкой портовой дороге, по которой так звонко стучали сапоги. Дорога упиралась в ступени — и в двух караульных, что встретили Джека хмурыми взглядами и грубо отказались пропускать. «Тогда до встречи завтра, друзья мои», — нагло ухмыльнулся им Воробей, обведя сверкающим взглядом мачты фрегата. 

Беккет сдержал обещание: «Распутную девку» приводили в порядок. Этот факт даже несколько унял гнев, что уже много дней кипел и настаивался в Джековой душе. А учуяв запах свежей краски, Воробей решил несколько смягчить речь, что предназначалась мистеру Катлеру Беккету.

— Вернулись? — вместо приветствия и пожелания доброго раннего утра фыркнул мистер Льюис, едва Джек показался на пороге.

— А не следовало? — с лёгким раздражением отозвался он.

Под его подозрительным взглядом Льюис облизал пересохшие губы и протолкнул в горле ком.

— Я доложу.

Джек снисходительно махнул рукой. Несколько минут из кабинета Беккета не слышалось ни звука, как бы ни старался Воробей напрячь слух. Потеряв терпение, он закатил глаза и с бесцеремонной смелостью ввалился в двери. Льюис подпрыгнул от неожиданности, а мистер Беккет лишь заинтересованно обернулся. Он стоял у окна, заведя руки за спину. Тёмный сатин его нового платья лоснился под солнцем, да и в целом служащий Компании выглядел свежим и довольным жизнью. Джек коротко кивнул, легко игнорируя пылающий гневом взгляд секретаря.

— С возвращением, — ровным тоном поприветствовал Беккет, направляясь к столу. — Вы неплохо справляетесь с обязанностями, — заметил Катлер.

Воробей свободной походкой направился к креслу.

— Вы поэтому отправили нас прямо в лапы пиратам, а? — Джек бухнулся в кресло и с невинной улыбкой уставился на Беккета. — Или нас просто не жалко?

Льюис надул щёки. Казалось, будто его вот-вот разорвёт от негодования. Беккет же слегка дёрнул губой, точно в попытке улыбнуться.

— Не берите на себя лишнего, это всего лишь рациональный подход к делу. — Он повёл рукой. — Поскольку пираты у Святой Елены вели себя агрессивно и не пропускали большие корабли, а снарядить конвой мы не в состоянии, с тактической точки зрения, направить туда судно меньшее и менее… существенное для Компании — всего лишь логичный выход. Разве нет?

— Вполне, — согласился Джек, закидывая ногу на ногу. — О! — он резко вскинул руку с указательным пальцем. — Знавал я одного моряка: он как-то кинул собаке кость в надежде её задобрить. Ему удалось, но в следующий раз псина тоже ждала угощения, а у того моряка его не было. — Его глаза лихо сверкнули. — Дело кончилось скверно.

Беккет сухо усмехнулся.

— Весьма поучительная история, мистер Воробей. Правда, подходит больше для таверны. Меня интересует другой рассказ.

Джек с готовностью и без лишних церемоний шлёпнул на стол два конверта и судовой журнал.

— Всё здесь, — пожал он плечами.

Катлер Беккет посмотрел имена на конвертах и перевёл взгляд на Воробья.

— Перескажете краткую суть?

— Хм, — протянул Джек, с десяток секунд задумчиво почёсывая макушку, — груз доставили, с пиратами разошлись миром, Спэвенс за устроенный дебош приговорён к труду на пользу славной общины Джеймстауна, а я принял на себя роль капитана «Поморника».

— Что значит «приговорён»? — вытянул шею Льюис.

Джек развёл руками.

— Ну, полковник Эдни счёл — и я с ним, как и команда, полностью согласен, — что от него на грядках пользы больше, чем на корабле. Хотите подробностей — читайте, — Воробей расцвёл искусственной улыбкой и взглядом указал на конверт.

Льюис обернулся к Беккету.

— Сэр? Мне стоит что-то предпринять? Ведь по контракту… 

Катлер вскрыл письмо от полковника и бегло прочитал содержимое. По его лицу скользнула тень холодной, но при этом довольной улыбки.

— Мы не обязаны ничего возмещать, если мистер Спэвенс каким-либо образом скомпрометирует себя или Компанию или поставит под угрозу её интересы. Что, собственно, и произошло, наконец-то. — Его насмешливый взгляд обратился к Джеку. — Отличная работа, мистер Воробей.

— Я? — он непонимающе указал на себя большим пальцем.

— Ну, — Беккет повёл рукой, — потакать его пьянству был пусть не самый быстрый, но вполне действенный способ. — Джек только свёл брови у переносицы и беззвучно ахнул. Катлер тем временем передал Льюису судовой журнал. — Поторопитесь с отчётом. — Льюис кивнул и, искоса бросив на моряка презрительный взгляд, покинул кабинет. Беккет вскрыл письмо с докладом лейтенанта и принялся читать, по мнению Воробья, излишне внимательно.

— Итак, — Джек пристукнул ладонями по подлокотникам, — операция, о которой, к слову, не было и речи, выполнена успешно. Груз доставлен без потерь. От балласта мы избавились. Всё складывается крайне удачно, верно? — просиял он. Беккет глаз не поднял. — Как насчёт заслуженной награды?

— Работы на корабле продвигаются скоро, — не отрываясь от чтения, безучастно сообщил мистер Беккет. Джек стиснул зубы, чтобы не сдать себя преждевременной улыбкой. — Можете сегодня к вечеру прийти в доки, там и познакомитесь с командой.

Воробей уже готов был ликующе хохотнуть, глаза его успели засиять, но взгляд затем быстро померк.

— С командой? — насторожился Джек, чуть подаваясь вперёд. В груди у него стягивался комок от предчувствия подвоха.

Беккет отстранённо кивнул:

— Да, мы нашли людей. 

— А как же мои люди? — вкрадчиво уточнил Джек. Его глаза чуть прищурились, глядя на служащего компании со смешанным со злостью недоверием.

Катлер Беккет наконец отложил письмо и, умостив руки на столе, неспешно поднял взгляд на Воробья.

— Им есть где работать.

У Джека заскрипели зубы: слышал ли это Беккет или нет, виду не подал, а продолжал смотреть прямо и, как теперь казалось Воробью, с явной насмешкой.

— Они отдали свои деньги ради этого корабля, — серьёзным тоном заметил Джек.

Беккет двинул бровями.

— Очень благородно с их стороны. — Катлер сухо усмехнулся, заметив, как Воробей с шумом выпустил воздух через нос, явно борясь с желанием почесать кулаки. И тут же его взгляд похолодел, стал прозрачным, словно бы никаким, будто вместо глаз у него остались стекляшки. От этого взгляда разило безразличием, только Джеку было трудно понять — это было безразличие к составу команд или человеческим судьбам вообще. — Я однажды сказал, повторю снова: я — человек дела и приветствую выгоду превыше… всего остального. Если тебя что-то не устраивает, у «Распутной девки» может быть другой капитан. А ты останешься верен своим людям на, — он нарочно скосил взгляд к бумагам, чтобы уточнить, — «Поморнике».

Джек Воробей молча буравил его тяжёлым взглядом. Он поймал себя на мысли, что хоть взглядом дыру во вспотевшем английском лбу не проделать, дыра от пули, например, — пришлась бы кстати. Бесполезно, зато приятно. Катлер Беккет взирал на него с уверенным спокойствием: хоть в его глазах и читалась насмешливая снисходительность, лицо было бесстрастно, как у заядлого игрока, что уже знает исход партии. Он намеренно давал время подумать, лишь затем, чтобы оттянуть момент триумфа и вдоволь насладиться осознанием поражения, что накрывало противника. 

Джеку отчего-то в тот момент привиделось лицо отца: это был обрывок воспоминания из тех времён, когда ему хотелось лишь одного — одобрения капитана Тига. И вот образ сурового капитана снова встал перед глазами. Тига многие страшились — как и сам Джек. И не без причины — как и сам Джек. Но он также знал, что у Эдварда Тига есть остатки того, что обычно называли душой, и, что странно, их проявление не зависело от числа опорожнённых бутылок. В тот вечер они вдвоём сидели за скрипучим столом в какой-то захудалой харчевне полузабытого порта. Джек молча глазел по сторонам, а его отец отчего-то, наоборот, не сводил с него глаз. Тогда в душу юного Воробья начали закрадываться подозрения, и грог шёл уже не так гладко. Однако припомнить весь список неугодных дел он так и не успел. Тиг подался вперёд и хриплым тяжёлым голосом проговорил: «Парень, если избрал дело всей жизни, иди до конца, даже если весь свет обойти придётся. Потому что если наконец отступишься, где-то посредине, то, значит, не стоили твои усилия ничего. И сам ты, как и жизнь твоя, ничего не стоишь». Тем же вечером «Трубадур» покинул гавань полузабытого порта и озадаченного Джека Воробья, что до глубокой ночи пытался уловить посыл отцовского откровения, но преуспел в этом лишь на заре — оказавшись одним у пустого причала.

Джек закусил изнутри щеку и испустил долгий шумный выдох. Беккет дёрнул губой.

— Для того, кто смело вступает в переговоры с пиратами, вы излишне нерешительны в иных вопросах, мистер Воробей, — заметил он с лёгкой издёвкой.

Воробей сухо усмехнулся.

— Тщательно взвешиваю за и против. Это всего лишь рациональный подход к делу, — развёл он руками, растягивая сладкую, но совершенно ненатуральную улыбку. Затем, с задумчивостью поковырявшись ногтем меж зубов, уточнил: — А как скоро «Распутная девка» сможет выйти в море?

Беккет откинулся на спинку кресла, чуть прищурив глаза.

— С этим вопросом обратитесь к мистеру Льюису. Он же оформит необходимые бумаги, — он дёрнул уголком губ, — если вы, конечно, остаётесь при своём.

— Ветер на море изменчивый, — отозвался Джек, с интересом разглядывая мраморный бюст неизвестного носатого господина, что только заметил, — через пару дней придут шторма с океана. — Его глаза блеснули, взгляд сместился на Беккета. — Не лучшее время покидать гавань.

— Считаете, рабочих стоит поторопить? — Катлер глянул на Воробья с недопониманием, которое часто встречалось у тех, кто на своём веку лишь раз или два выходил в море.

Джек пожал плечами с благодушной улыбкой.

— Считаю, важно не упустить благоприятный момент для начала плавания.

Мистер Катлер Беккет задумался, проводя ладонью по глазам, затем черканул несколько слов на бумаге и выпроводил Воробья с запиской для мистера Льюиса. Секретарь, что громко щёлкал массивными счётам, взглянул на Джека исподлобья и вырвал протянутый листок. Через секунду его брови резко скакнули вверх. Он глянул на Воробья, проглотил ком, а Джек, ухмыльнувшись, бравурной походкой покинул контору Ост-Индской торговой компании.

До полудня оставалось ещё пару часов, а Калабар уже прогрелся, как печь у деловитого кузнеца. Шаг у Джека был бодрый, уверенный, пыль клубилась под сапогами, и видную фигуру капитана ненароком провожали взглядом все встречные дамы. Он мурлыкал под нос мотив старой тортугской песни про нерадивого моряка, что никак не мог найти дорогу в порт и справлялся у каждого прохожего, и каждый посылал его во всё более отдалённое и менее пристойное место. Смысла у этой песни не было иного, кроме как занять мозг и отвлечься от раздумий. Джек даже принялся с дотошным усердием вспоминать слова, ведь мелодия вроде как кончилась, до доков ещё оставалось с милю, а нежеланные мысли уже просились в голову. 

Уже у самых ворот в порт он резко затормозил, воровато оглянулся по сторонам и молниеносно спрятался за гружёной телегой. Ему пришлось просидеть там с четверть часа, пока наконец двое матросов — Салли и Худой Тэд — не окончили спор и не покинули пристань, где отдыхал «Поморник». Проводив их помрачневшим взглядом, Джек выбрался из укрытия и продолжил путь.

С «Распутной девки» доносился нестройный перебор молотков и крики моряков, что натягивали фор-стень-штаг. Джек Воробей запрокинул голову, укрываясь рукой от солнца, и неспешным внимательным взглядом прошёл от топа первой мачты к грота-рею. Течь заделали, воду откачали, и фрегат слегка покачивался на волнах, заигрывая с бризом свободными краями подобранных — зашитых — парусов. Вблизи и при свете дня краска оказалась тусклой и заметно выгоревшей, словно бы корабль многие дни коротал в пустыне.

— Чего пялишься? — вдруг окликнул Джека один из сторожей у входа.

Он поочерёдно зажмурился каждым глазом.

— Присматриваю себе корабль, джентльмены.

Сторожа переглянулись. При себе у них были короткоствольные ружья и по палашу, но у Воробья имелись веские сомнения, что всё это оружие они способны пустить в ход. Один из охранников, постарше и повыше, с проплешиной на макушке, сделал пару шагов вперёд и уточнил:

— Что это значит, «присматриваю»?

— О, — Воробей повёл рукой и направился к ним, — предполагаю, как далеко смогу уйти на нём из Калабара, можно ли смело идти в открытые воды и как много груза она сможет увезти.

Сторож выровнялся и покачал головой.

— Этот корабль принадлежит Британской Ост-Индской компании. Ты не можешь его присматривать. Мы здесь для того и стоим.

Джек поднял указательный палец.

— Могу, — он посмотрел на одного, потом на другого, — если я его капитан.

Подоспел второй сторож и вылупил на Джека круглые глубоко посаженные глаза.

— Ты? — Он смерил Воробья взглядом. — Да ты небось только недавно в юнгах перестал ходить!

На губах Воробья расцвела лукавая улыбка.

— В ином месте я бы предъявил вам однозначные и поучительные доказательства, но раз уж мы здесь, я бы мог показать нужные бумаги, но мой секретарь ещё не подоспел, так что, быть может, вы не станете тратить своё и моё время и пропустите меня на мой корабль, чтобы я смог всё проконтролировать и Ост-Индская компания в лице мистера Беккета не понесла убытков, а?

Вылупленные глаза сторожа подёрнулись пеленой непонимания. Его напарник меж тем сурово повёл челюстью и сплюнул на землю, едва не угодив на Джеков сапог.

— Указания нам отдаёт мистер Хассел, а ему — мистер Льюис, и ты явно не один из них. Так что, если не хочешь фингал ещё и под глазом, кончай пялиться и проваливай. Уяснил?

Воробей глянул на корабль, закатил глаза и оскалился кислой улыбкой:

— Более чем.

Он круто развернулся и свободным шагом, держа подбородок приподнятым, направился прочь. А несколько ярдов спустя ему в спину прилетело: «Такой корабль слишком хорош для такого, как ты!». Джек приостановился, свёл брови и слегка повернул голову. Кровь его мигом вскипела, и в ладони уже чувствовалось прикосновение ребристой рукояти сабли, как вдруг он краем глаза заметил знакомые лица и, недовольно цыкнув, бросил через плечо: «Продолжим наш разговор позднее, джентльмены».

К причалу дружной толпой направлялась команда «Поморника» в полном составе. Лиллиуайт задорно скакал впереди всех, о чём-то увлечённо расспрашивая мистера Рэтчета. И хотя выход в доки находился достаточно далеко, Джек не мог ручаться, что зоркий глаз мистера Бьюкена или того же Лилли не подметил его. Поэтому он торопливым шагом занятого человека направился навстречу, хотя всё его нутро нашёптывало, что лучше бежать — и совсем в другую сторону.

— Эгей! А вот и капитан! — первым прохрипел Гейнс. — А мы уже обы-ик!-скались!

Джек против воли улыбнулся.

— Приятно слышать.

— Ды-ик! — Гейнс тряхнул головой. — Вчера нам в таверне в долг-то налили, а сегодня — уже нос воротят. Ну я говорю, что уже б жалованье выдали… Да? — Он покачнулся вперёд, и за его словами, словно эхо, в Джека прилетел стойкий аромат похмелья.

На Воробья уставились двенадцать пар глаз — голодных, нетерпеливых и потому весьма красноречивых.

— Увы, — Джек со вздохом развёл руками, — не так скоро.

— Ну конечно, — пробурчал Рэтчет, — как забрать с нас половину, так они тут как тут, а как отдать другую…

— Хорош тебе! — толкнул его локтем Вернон и кивком указал в доки: — Зато гляди, какой ладный!

Моряки согласно загудели, перемежая одобрительные возгласы довольным смехом, а у Джека Воробья защемило нерв от натянутой улыбки.

— Наконец-то твоя задница перестанет маячить перед моим лицом по ночам! — захохотал Салли, ткнув в бок Поченски, припоминая тесноту кубрика на «Поморнике». 

— А ты у нас в дальнем углу спать будешь, — ответил ему Гейнс, — а то от запаха твоих сапог даже крысы дохнут. — Все дружно зашлись громким смехом, и оттого сильнее, что тонкоголосое хихиканье Лилли веселило ещё больше. — Ну так, что? — Гейнс взглядом указал на «Поморник». — Когда пожитки забирать?

Джек повёл глазами и почесал нос, переводя взгляд на шхуну.

— Пару дней подождать придётся, пока они там с нужными бумагами разберутся.

— А я? — подал голос Лиллиуайт, и Воробей обернулся к нему. — Я ж тоже со всеми?

Едва слышно скрипнули Джековы зубы. Он приподнял плечи, дерзко улыбаясь:

— А то! 

Физиономия Лилли мигом засверкала ярче натёртого корабельного колокола под солнцем. Его искренний восторг умилил и команду, так что моряки принялись беззлобно подтрунивать над юнгой и его «повышением», оттого никто и не заметил, что улыбка Джека Воробья отнюдь не дерзкая, а кислая и натужная, как у висельника, что пытается сохранить бодрость духа перед казнью.

Поскольку путь в таверну был заказан, а благоразумие их ещё не оставило, чтобы тратить последнее, моряки с «Поморника» решили коротать время на его борту, если не найдётся других бесплатных развлечений. Джека они настойчиво зазывали с собой, но он улизнул, заверяя, что у него остались «капитанские дела» в городе, да и не мешало бы поторопить торгашей. Уходил он пружинящей походкой, чувствуя на себе взгляды команды, а потому со всем врождённым упорством затыкая глас пробудившейся совести. 

Спустя четверть часа бесцельных блужданий ноги занесли Джека в харчевню. Пустой зал с низким потолком заполнял тусклый свет немногих свечей и лёгкая дымка. Пахло съедобно, из-за приоткрытой двери кухни тянуло ароматом свежего хлеба. Воробей прошёл к стойке и несколько раз постучал по облезлой деревяшке. Тут же из коморки под лестницей объявилась смуглокожая дама округлых форм. Её лицо освещала лучезарная и вполне искренняя улыбка, от которой на душе у Джека стало чуть менее скверно.

— Чего изволите, милый господин? — мягким голосом протараторила она. — У нас булочки свежие, только спеклись. Похлёбка есть вчерашняя, да с сухарями — нарасхват всегда! А ещё я вот только полбу сготовила к рыбе — утром словили!

Джек встретился с собственным отражением в пустой бутылке за спиной хозяйки.

— А выпить? — мрачно вздохнул он.

Хозяйка хитро улыбнулась.

— Поняла, милый господин. Обожди! — Она юрко скрылась на кухне, не успел Джек и звука выдавить, и за дверью тут же поднялся шум, наполненный стуком и звяканьем утвари.

Воробей снова перевёл взгляд на бутылку и слегка прищурился. В мутном стекле цвет серого камзола без рукавов, что подарили ему в доме полковника Эдни, отдавал какой-то гнилостной зеленью. Некогда белая рубаха, повидавшая на своём веку больше, чем половина его знакомых, выглядела бедно под камзолом, а из-за загорелой моряцкой кожи её подвёрнутые рукава походили на культяпки, как у огородного пугала. Джек задумчиво почесал макушку, перебрал пальцами сальные пряди, и вспомнил, что уже и забыл, где и когда потерял старую бандану. Её он в юношестве отбил у дерзкого хулигана в шумной драке на заднем дворе церкви в Гватемале и долгое время носил как триумфальный венец. И кто же смотрел на него из мутного отражения — амбициозный капитан или всего лишь безусый выскочка-юнец?

На стойку с громким стуком стала приземистая бутылка с широким горлышком, а следом тарелка с едой и глиняная чашка. Нос Воробья активно задвигался.

— Что это? — Джека аж перекосило от пойманного аромата.

Хозяйка блеснула озорной улыбкой.

— Настойка, — гордо сообщила она, — моя, собственная. Такой больше нигде не найдёшь. — И, подмигнув, она щедро плеснула напитка в чарку.

Джек снова принюхался, прикинул в голове возможные последствия и сделал небольшой глоток. Хозяйка следила за ним во все глаза.

— Ого!.. — закашлялся он, удивлённо моргая.

— А то, — и она подлила ему добавки.

Воробей дёрнул бровью и отпил ещё, надеясь, что всё же это не та выпивка, после которой можно проснуться на необитаемом острове с козой и сломанной гитарой. Напиваться, однако, Джек не собирался, а вот утолить голод был не прочь, к тому же после пары глотков пряной настойки голос пустого желудка зазвучал громче.

— А ты чего смурной такой, милый господин? — Хозяйка устроилась напротив него, умостив локоть на стойке и подперев подбородок. — Небось, в барышне дело?

Джек оторвался от похлёбки и качнул головой.

— Вроде того…

— Ну, ясно. Не поделили чего? Или саму барышню не поделили с кем?

Воробей вздохнул и скосил задумчивый взгляд к полупустой чарке.

— Да нет, барышня вроде моя… — Он поднял глаза на хозяйку. Её живое лицо лучилось искренним интересом и даже сопереживанием — или, быть может, это был всего лишь азарт в предвкушении новой порции сплетен. — Как думаете, кто я? — серьёзно спросил Джек.

Хозяйка широко махнула рукой.

— Мне и думать не надо, я знаю, — заверила она. Затем вдруг спохватилась и быстро убежала на кухню, откуда следом донеслись возмущения, тихий грохот и скрип железа. Вернулась она так же скоро вместе с запахом горелого теста. Впрочем, энтузиазма в ней не убавилось. — Один из ваших, Салли, к нам часто захаживает, — запыхавшись, пояснила она. — Говорит, ты толковый парень и далеко пойдёшь.

Джек двинул бровями и, слегка качнув чаркой, осушил её одним залпом.

— А если б не знали, за кого бы приняли?

Хозяйка фыркнула.

— Да как я тебе скажу-то? Сейчас-то я знаю. — Со стороны Воробья донеслось разочарованное сопение. — Так, а в чём дело? Барышня твоя при чём здесь? — Джек решил не отвечать, а сосредоточиться на похлёбке с кисловатым привкусом. Не вытерпев долгого молчания, хозяйка понизила голос и участливо заговорила: — Ты расскажи, не бойся, дальше меня не уйдёт. А я в жизни много повидала, могу и советом помочь. 

Жизненный опыт Джека говорил, что люди, готовые дать совет всегда и всякому, редко советуют что-то хоть чуть более полезное, чем сказанное важным тоном: «Да не переживай ты». Поэтому он недоверчиво нахмурился и принялся языком выковыривать шелуху из зубов. Но постепенно то ли на душе, то ли в животе у него стало теплеть, давящий на грудь комок вроде полегчал, и плечи расправились свободнее.

Джек почесал нос и склонил голову на бок:

— Что бы следовало выбрать — барышню или… верность друзьям?

Хозяйка призадумалась.

— А она того стоит, барышня эта?

Воробей снова встретился с собственным отражением в бутылке, подвинул кружку и уткнулся взглядом в неё.

— Сейчас у меня такое чувство, будто она — моя судьба. Как будто всё это время была лишь мечтой и вдруг — стала реальностью.

Хозяйка многозначительно и вместе с тем понимающе кивнула. На дрожащей поверхности питья в кружке отразилось её круглое лицо с ностальгической улыбкой.

— Я мечтала продавать цветы… — Джек поднял голову, и хозяйка продолжила, руками рисуя в воздухе образы: — Ходить по улицам в нарядном платье, с букетами, улыбаться важным господам, делать комплименты их жёнам… И петь, чтобы все внимание обращали… И стук каблучков по мостовой… И чтобы брошь в волосах… — Она усмехнулась. — У нас все девицы с цветами всегда такие красивые ходили, ладные, хоть прибей.

Джек Воробей хмыкнул и чуть прищурился.

— А что потом?

Хозяйка сурово повела челюстью.

— Потом моего мужа увела торговка цветами, а на моей шее остались трое голодных ртов.

— И вы её прибили? — проницательно уточнил Джек.

— Возможно, — хитро протянула она и пожала плечами. — А может, великодушно счастья им пожелала до гробовой доски. — Воробей многозначительно кивнул и пригубил из кружки. — Ну а потом встретила Ангуса моего, и вот уже сколько лет живём душа в душу. Ишь, мечтала-то не зря…

— А может, всё дело в чудесной настойке, а? — лукаво улыбнулся Джек, и они вместе расхохотались.

— В общем, милый господин, если чувствуешь, что барышня — твоя судьба, не раздумывай. А друзья, — ежели они тебе и правда друзья, — поймут.

Ещё пару часов Джек Воробей провёл под крышей харчевни, отбиваясь от настойчивых попыток доброй хозяйки его споить и задумчиво слушая вполуха бесконечный ворох её жизненных советов. Выбравшись к полудню из полумрака таверны, щурясь и позёвывая, он принял как минимум одно твёрдое решение — отрастить усы и бороду и раздобыть капитанский наряд.

Когда Джек направился в доки, на борту «Поморника», к его странному счастью, никого не было. Он бросил на шхуну быстрый взгляд, вздохнул и продолжил путь к причалу, где его ждал мистер Льюис и похорошевшая «Распутная девка». Охранники теперь препятствовать не стали, один только буркнул: «Это ты Воробей?», а он решил даже не удостаивать его взглядом. Льюиса, правда, ни на берегу, ни на пирсе не оказалось. Джек обвёл фрегат медленным взором от кормы к носу, прищурился, присматриваясь к топам мачт, и решил не торопиться подниматься на борт. Неспешно, считая шаги, он прошёл по влажным доскам причала до самого форштевня. С самого первого дня их «заочного» знакомства ему не терпелось взглянуть на гальюнную фигуру фрегата: уж у корабля с таким названием она должна бы быть прелестной. Но до недавнего с бушприта, закрывая обзор, свисало непонятное месиво из сетей и старой парусины. 

Джек Воробей наконец поднял глаза на фигуру и тут же удивлённо хмыкнул: на его веку встречалось много распутных девок, а вот неизвестный резчик по дереву, похоже, в жизни не встречал ни одной. В юношестве Джеку довелось как-то побывать на одном из островов в Средиземном море, и эта вот фигура под бушпритом тут же напомнила ему о мраморных статуях с того острова, будто бы и впрямь взяли скульптуру какой-то древней богини, выкрасили на свой манер и закрепили на носу. Нет, она нисколько не походила на распутную девку, да даже и на просто девку. Изящная, грациозная фигура, искусное платье, что будто развевается под бризом, тонкая высокая шея, аккуратные черты лица, богатая причёска и парящая птица на элегантно вытянутой руке, а за спиной — мощные крылья. Как не сочетался её облик с названием корабля, так не подходили ей и тусклые краски. Джек упёрся в скульптуру задумчивым взглядом и принялся выбирать, какое имя ей подойдёт больше. Как назло, на ум ничего дельного не приходило.

Корабль был хорош, даже слишком хорош как для того места, где прозябал последние несколько лет, так и для людей, что стали его новыми владельцами. Британская Ост-Индская компания ревностно относилась к собственным «активам», но не всегда оценивала их по достоинству, будь то люди или подобные парусники. Торгаши называли это расчётливостью, моряки — скупостью, и вряд ли можно было наверняка сказать, кто из них прав. Джеку не было дела до терминов. В тот момент он довольствовался осознанием, что не много не мало спас это судно. Вот только какой ценой? Задумчивым взглядом Воробей поднялся по фока-штагу к верху мачты, стараясь не щуриться от яркого солнца. Без сомнения, это был один из лучших кораблей, что встречались на его веку. По крайней мере, с виду. Изящество в формах пронизывало не только носовую фигуру, но и сам фрегат, его плавный силуэт, словно бы отточенный ветрами и волнами.

— Эй! Воробей! — Джек невольно вздрогнул от резкого оклика. С другого края причала на него уставился мистер Льюис. — Меня утомило ожидание, — кисло заметил он, когда Джек приблизился. Тот только неоднозначно хмыкнул в ответ. 

Льюис тяжело поднялся по сходному трапу и неуклюже спрыгнул на палубу. Воробей спокойно взошёл на борт, инстинктивно оборачиваясь к капитанскому мостику. И снова хмыкнул.

— Так чей он был раньше? — спросил он у спины служащего.

Льюис, щурясь, как пьянчуга с похмелья в яркий полдень, обводил ищущим взглядом палубу.

— Не знаю, — бросил он через плечо, — архив переносили, у нас не все сведения имеются. — Наконец его глаза выцепили кого-то. — Эй ты! Да, — кивнул он обернувшемуся моряку, — где тут мистер Натансон? Найди его.

Джек Воробей проводил моряка взглядом и неспешным шагом направился на полуют. Доски под его ногами поскрипывали, запах свежей краски и смолы забивал ноздри. Джек поднялся на мостик и невольно приподнял брови от удивления. Корму «Распутной девки» венчали не только три фонаря — совершенно целых фонаря без единой трещины, — но и весь гакаборт, что поднимался выше человеческого роста, украшала искусная резьба на мотив морских легенд. Странно, что о таком корабле не слышал не только сам Воробей, но и никто из тех, кого ему довелось спросить. И снова ему вспомнились слова Билла Поченски: «Никто не знает, как и когда она здесь появилась». Конечно, такого быть не могло, кто-то обязан был знать, но если и впрямь корабль явился точно из ниоткуда, то только потому, что кто-то отчаянно хотел его спрятать. И эта тайна лишь раззадоривала жаждущую приключений душу юного моряка. Джек приблизился к штурвалу, помедлил, затем осторожно коснулся его сначала правой рукой, почувствовал тепло гладкого дерева и потом обхватил рычаг и левой. Глаза его засверкали ярче бликов, что в полдень рисовало солнце на воде, а в груди вдруг стало горячо, будто жаркий морской ветер ворвался туда внезапным порывом. Джек Воробей прикрыл глаза и глубоко вдохнул запах свежей краски, смолы и солёного бриза.

Застучали сапоги по палубе, загудели голоса. Джек встрепенулся, выпуская штурвал. На шканцах собирались моряки под надзором Льюиса и другого человека, приземистого и добродушного на лицо, — мистера Натансона. Воробей подошёл к перилам, что ограждали полуют, и его тень как раз накрыла Льюиса. Секретарь вскинул голову, заспешил подняться наверх, но, взглянув на высокие ступени трапа, ретировался.

— Здесь все? — деловито осведомился он у мистера Натансона. Взгляды всех моряков заинтересованно застыли на Джеке Воробье.

— Ещё четверо прибудут после заката, отрабатывают часы на погрузке, сэр, — плоским тоном отозвался Натансон.

Льюис обернулся к Джеку и недовольно искривил губы.

— Здесь двадцать девять человек, старший помощник капитана — мистер Натансон. — Льюис сделал паузу, а затем спешно объявил: — Это Джек Воробей.

Не успели его слова смолкнуть, раздался звонкий треск и под порывом ветра раскрылся фор-марсель, вырвавшийся из-под лопнувшего троса. Моряки завертели головами, Льюис испуганно переступил с ноги на ногу. 

Сердце Джека дрогнуло.

— Капитан, — Джек перевёл медленный взгляд с паруса на команду, — капитан Джек Воробей.

Вдоволь насладиться моментом и осознать его Воробью не позволили. Мистер Льюис намеревался избавиться от хлопот с новым кораблём и новым капитаном как можно скорее, даже несмотря на то что гавань покинуть «Распутной девке» надлежало только за час до полудня следующего дня. Пока рядовые матросы обменивались сомневающимися взглядами и с недоверчивой улыбкой поглядывали на капитана Джека Воробья, Льюис зачитывал ему и Натансону, казалось, бесконечный список грузов и необходимых работ. Джек слушал вполуха, заранее решив, что даст старшему помощнику сразу проявить себя — это был самый верный способ узнать человека. Старпом же, что был едва ли не вдвое старше своего капитана, внимания на него не обращал и с важным видом внимал каждом слову мистера Льюиса. Когда же тот наконец закончил, Джек ещё несколько секунд таращился невидящим взглядом на выбленки вантов чуть выше плеча секретаря.

— ...и мистер Беккет лично придёт проверить всё перед отплытием.

Воробей встрепенулся.

— Прошу прощения?

Льюис вздохнул, захлопывая книгу счетов, и уставился на Джека.

— Это большой корабль.

— Я заметил, — ехидно вставил Воробей.

— И корабль этот — имущество Ост-Индской компании в лице мистера Беккета. — Льюис подступил на шаг, поджимая губы. Его взгляд пропитался нескрываемым презрением. — Советую умерить ваш пыл и перестать строить из себя хозяина. Вы — лишь наёмный рабочий, не более.

Джек Воробей гордо вскинул подбородок.

— Я — капитан. Слово капитана — закон для любого, кто находится на борту его корабля. — Взгляд Джека резко слетел к палубе, а затем снова поднялся к лицу Льюиса. — А вы, милейший, — он пристукнул каблуком, — как раз на его борту. — Тёмно-карие глаза капитана дерзко сверкнули.

Льюис бросил растерянный взгляд на Натансона, тот только неопределённо моргнул. Секретарь вдруг криво ухмыльнулся.

— Капитан ты — только на словах. — Он перебрал пальцами по обложке книги. — Пока не подписаны бумаги. И поверь, вышвырнуть тебя отсюда гораздо проще, чем поставить подпись под твоим назначением. И, если не хочешь лишиться должности, которую ещё не получил, не забывай, где твоё место.

В глазах Джека пылал огонь ярости, способный спалить целую флотилию, и унять его он не пытался. Видя это, мистер Льюис только ухмылялся — ведь ничего не получил в ответ, вернее, не услышал всего того, что Джек ответил ему про себя. Острые слова он поймал буквально на кончике языка, решив, что в битве иногда необходимо отступать. Да и тратить время на жалкого прислужника и портить доброе расположение духа тоже не хотелось. Потому Воробей мудро молчал, твёрдо держал взгляд и слегка растянул губы в обманчивой улыбке. Мистер Льюис же принял его молчание за однозначную победу: выразительно хмыкнул, отрывисто кивнул Натансону и, круто развернувшись, торопливо покинул корабль.

Джек громко фыркнул.

— Назойливая канцелярская крыса… — Он скосил глаза на старпома.

— Меня не впутывай, — хмуро отозвался тот, — я тебя знать не знаю.

Натансон, как и другие члены команды — все зрелых лет, — видел в Воробье лишь мальчишку-выскочку, что по недоразумению, не иначе, достался им в капитаны. Подобное Джеку было не впервой: в те редкие моменты на борту «Трубадура», когда капитан Тиг расщедривался оставить сына за главного, его команда глядела на преемника теми глазами, какими живущая в мясницкой лавке кошка глядит на подтухающую мышь. Исключение было лишь одно — на борту пиратского корабля добиваться хоть какого-то послушания приходилось в прямом смысле кровью и потом, когда команда «Распутной девки» обязана была слушаться капитана, если хотела получить жалованье. Потому Джек повёл глазами, с облегчением сознавая, что этих ребят ему не придётся вести за собой в абордаж.

«За дело, я подойду позже», — сдержанно кивнул капитан Воробей старпому и с тщательной неторопливостью прошёл в кормовую каюту. Той дождливой ночью, когда он побывал здесь впервые, разглядеть ничего не удалось, разве что ощупать — мягкое кресло. Его Джек и теперь приметил сразу же: ибо в каюте не было больше ничего. Воробей дёрнул губой и отпустил наконец створку двери, она закрылась с тихим скрипом. Прислушавшись к перекличке на палубе, Джек сделал несколько шагов, приостановился, пристукнул пальцами по резной спинке кресла, погладил обивку и вплотную подошёл к окну. Ослепляюще поблёскивало множество солнц: блики на воде множились отражениями в небольших стёклах и разбегались по трещинам в них, переливаясь и сверкая подобно россыпям самоцветов. 

Похожую картину ему довелось как-то увидеть и на «Трубадуре» — и, по обыкновению, история снова закончилась поркой. Тогда Джек был в том возрасте, что ещё рано называть сознательным, но поздно учитывать, чтобы не давать по ушам. «Трубадур» вернулся из-за моря, привлекая в порт деньги и сплетни. У капитана Тига выдалось на редкость хорошее настроение, а после бутылки грога оно улучшилось до того, что Тиг широким жестом и грубым словом спровадил всю команду в город. И на борту остались только он и Джек, что обезьянкой болтался на шкоте. Пусть с небольшой, но всё же высоты был хороший обзор, особенно для любопытных глаз непоседливого отпрыска капитана. И вот, когда Эдвард Тиг неспешно покидал каюту, юный Джек приметил богатый блеск золота внутри — да не просто золота, а целой горы! Дверь захлопнулась. Про сокровища в капитанской каюте никто не ведал, а сам Эдвард не поддался на назойливые вопросы сына и не обмолвился ни словом. Позднее тем же вечером Джек решил сам получить ответы, ведь дело было не только в сокровищах: пусть ему и было немного лет, законы пиратского кодекса он знал и чтил — и воровство или сокрытие добычи значилось в нём одним из тяжелейших преступлений. Войти через дверь Джек не мог, потому, едва не сорвавшись пару раз, пробрался туда с кормы, через балкон. От скрипа дверей он невольно подпрыгнул, затем пригнулся и мышью юркнул внутрь. В напрасных поисках он провёл с полчаса, но так не обнаружил ни следа золотых россыпей, даже никакой случайной монетки. Поутру Джек вновь попытался выведать у отца его тайну, но Тиг был слишком увлечён похмельем, чтобы обратить на него хоть какое-то внимание. И тогда Джек пошёл к квартирмейстеру. Он, конечно, не собирался выдавать отца и разговор вёл с прилежной уклончивостью, но квартирмейстер оказался матёрым волком и раскусил его с такой лёгкостью, что страх от мысли о предательстве отца затмила обида. Вечером того же дня на борту «Трубадура» состоялся совет. Джек прятался за бочками на шкафуте и вздрагивал каждый раз, как над палубой грохотал хриплый голос Эдварда Тига: «Ты посмеешь назвать меня вором?». Прямо сказать такое капитану мало бы кто отважился, ибо не каждый решился бы такое даже подумать, оттого вопрос о недоверии Тиг воспринял болезненно. Совет разрешился миром, хоть потом ещё не один день на борту «Трубадура» потрескивали искры напряжения. А вот Джек удрать не успел. Злой и уязвлённый Эдвард Тиг долго разбираться не стал и преподал сыну доходчивый урок, что следить надо не только за тем, что делаешь, но и за тем, что, как и кому говоришь. Если хочешь солгать — лги так, чтобы поверили наверняка, или даже не пытайся. Джек выл под свист хворостины и клялся, что видел сокровища, что и не думал оговаривать отца — и что, между прочим, он знает, как надо врать. Поркой наказание не окончилось: через два дня «Трубадур» ушёл, а Джека оставили на попечение местной сердобольной старой деве, что за доброе слово Тига и пару золотых согласилась на роль не больно заботливой матери.

Джек Воробей невольно передёрнул плечами от воспоминаний и, жмурясь и запустив большие пальцы за ремень, застыл на несколько минут, пока расслабленный взгляд бесцельно полз по доступному кусочку гавани. Пока не зацепился за мачту «Поморника», как за занозу. Капитанское настроение мигом скисло. Края бровей опустились книзу, блеск глаз потускнел, на лбу пролегла складка. Джек обернулся к одинокому, но мягкому — как он уже знал — креслу. Капитанскому, как ни крути. Его. Непростое решение Джек принял не в голове, а словно бы где-то в глубине себя, под рёбрами, где, по слухам, теплилась душа. Верно ли, нет, — отступать он не собирался, хотя бы только затем, чтобы не дать лишний повод для радости Льюису и новоиспечённой команде.

«Распутная девка» погрузилась в аврал. По муравьиной суете на палубе и суматошному топоту Джек понял, что опасно оставлять подготовку корабля без капитанского надзора. Мистер Натансон не справлялся, его командный голос тонул в растерянном гомоне. Матросы не успели сработаться и действовать, как единый механизм, а потому походили на барышень, что вот-вот опоздают на долгожданный бал и бегают в поисках чулок. Первым делом капитан Воробей спустился в трюм, чтобы проверить груз и устранённую течь. И не зря.

— Кто отвечал за размещение груза? — сухо поинтересовался Джек. Из полумрака выступил здоровый моряк с грубой щетиной на лице и, чесанув скулу, лениво отозвался: «Ну я». Воробей смерил его взглядом. — Вес распределён неверно. Едва мы выйдем в открытые воды, у нас будет крен на этот самый борт.

Матросы переглянулись. Здоровый моряк выпятил губу.

— Не будет, мне это не впервой.

Джек слегка улыбнулся.

— Ваше имя?

— Теодор Хокни.

— Что ж, мистер Хокни, готовы поставить на это свою жизнь? — Теодор недоверчиво фыркнул. — Ведь именно вас я первым отправлю в трюм, когда появится крен, чтобы вы исправили это бедственное положение. И когда снова вскроется течь, — а это случится из-за сильной нагрузки на борт, — вы утонете первым. — Улыбка Воробья потеплела обманчивой доброжелательностью.

Остальные матросы глядели на Хокни уже с откровенным сомнением, сам же он только шумно сопел.

— Переложить, — твёрдым голосом подытожил Джек Воробей. — Распределить груз меж бортов. Мешки в кормовую часть, бочки с маслом обвязать и разместить по центру.

Из трюма Джека провожали уже менее недоверчивые взгляды, и чувствовать их на своём затылке ему было приятнее. С каждым шагом по трапу, с каждым стуком сапог по доскам палубы, с каждым новым замечанием и советом сомнений становилось всё меньше: нет, за команду он пока не мог ручаться, но в его собственной голове важный вопрос перестал звучать бесконечным набатом. Стоило ли оно того? Джек Воробей поднялся на полуют и взглянул на палубу. Определённо. 

До глубокой ночи Джек носился меж деков, не давая покоя своим присутствием не только рассеянным матросам, но и исключительно важному мистеру Натансону. Слово старшего помощника всё же брало верх над словом молодого капитана: в лицо Джеку согласно кивали, а за его спиной делали так, как велел старпом. Потому, услышав на верхней палубе оглушительный грохот, будто с фор-брам-стеньги спрыгнул великан, Джек поспешил туда, уже предвкушая реванш.

— Мистер Натансон! Что за… — требовательный голос Воробья растерянно умолк. Старпом скосил на него взгляд. Глаза Джека были устремлены на восьмифунтовую пушку, что неуклюже приземлилась на палубу. В печёнках Воробья что-то ёкнуло. — Откуда орудия?

Натансон приподнял плечи.

— Мне не докладывают. — Грузчики отвязали пушку и скинули тросы за борт для поднятия следующей. Старпом внезапно добавил: — Но вроде со старой шхуны.

— С чего это вдруг?

Натансон ухмыльнулся.

— С дозволения мистера Беккета, — и он взглядом указал на кружок света у причала, в котором проступали силуэты двух фигур в треуголках.

Катлер Беккет первым заметил громко топающего к нему Джека Воробья. Очевидно, настроение у главы офиса было замечательное, потому как на его лице проступила приветственная улыбка.

— Что ж, признаю, созерцать эту картину куда приятнее, чем наблюдать за тем, как этот корабль гниёт.

Джек про себя саркастично фыркнул: наблюдал он, как же — до недавнего и знать не знал про это судно.

— Приятно слышать, — улыбнулся Воробей. Затем кивнул в сторону: — Это пушки с «Поморника», так ведь? — Беккет непонимающе дёрнул бровями. — Оставляете его в гавани?

— На этом корабле от них больше пользы, вы не согласны? — Беккет заложил руки за спину, расправляя плечи. Его цепкий взгляд прошёлся по освещённой фонарями палубе. — «Поморник» ждёт лёгкий рейс в Макубо. Им пушки ни к чему. — Отстранённый тон Катлера Беккета дал чётко понять, что, отправься шхуна хоть через весь океан к мысу Горн, она бы всё равно осталась без пушек. И Джек согласился с ним без особых мук, заворожённо наблюдая за плясками огней на борту: подсвеченная в безлунной ночи «Распутная девка» теперь казалась ещё более таинственной, словно мираж, подаренный лукавым морем.

В густом предрассветном тумане капитан Джек Воробей покинул порт с единственной мыслью — добрести до койки (гамак в капитанскую каюту обещали повесить поутру, а заодно поставить стол). Он брёл по безлюдным улочкам, загребая сапогами пыль и искренне радуясь пустой голове. 

Зевая, Джек ввалился в таверну, наткнулся на кого-то и, не успев и глаз поднять, спиной влетел в дверь и загрохотал на пол. Нижняя челюсть налилась болью, в глазах потемнело. Тут же неведомая сила подхватила его за грудки и впечатала в дверь, что аж в голове загудело.

— Не только мерзкий предатель, но ещё и грязный трус! — проорал ему прямо в лицо Вернон. — А я ведь поверил! Сам их подговорил! — Искры в его сокрытых тенями глазах сверкали, точно молнии во тьме шторма. — Обокрал нас, попользовался и за борт! Так хоть бы совести наскрёб, чтобы самому сказать всё. — Джеку внос устремился кулак, но теперь он успел увернуться.

Вернон разжал хватку, и Воробей неуклюже съехал на пол.

— Я… просто не успел… — выдавил он, потирая челюсть. — Я собирался, время же ещё есть…

— Ага, — злобно отозвался Вернон, — «Поморник» уходит на рассвете. — Взгляд Джека съехал к оконцу, в котором проглядывало сереющее небо. Он болезненно скривился. — А ты и не знал, конечно же. — Вернон сжал-разжал кулак, скрипнули зубы. Больше он не сказал ни слова. Смачно плюнул Воробью на сапог и покинул таверну. Дверь грохнула о косяк, и ей отозвались тихим перезвоном пустые бутылки на столах и гудящая голова новоиспечённого капитана.