— Лань Чжань, — Вэй Ин крепко держался обеими руками за шею Ванцзи. — Я так счастлив сейчас.

— Отчего же? — он остановился, чтобы повыше подкинуть Вэй Ина у себя за спиной.

— Мы с Цзян Чэном решили оставить все обиды позади, — он прикрыл глаза и сладко улыбнулся. — Вот бы еще А-Лин хоть чуточку доверял мне… Но я буду стараться ради этого.

— Мгм.

Они пришли к дверям в покои для гостей. Лань Чжань опустил Вэй Ина на землю и первым зашел в комнату. Убедившись, что в ней никого не было, он позволил Вэй Усяню войти и закрыл двери.

— Я так уста-ал, — протянул Вэй Ин, на ходу стягивая сапоги. — Нет сил даже снять одежды.

— Я помогу, — отозвался Лань Чжань и встал перед Вэй Ином, сидевшем на краю кровати, бесстыже раздвинув ноги. В замутненном взгляде плясали огоньки.

Лань Ванцзи потянулся, чтобы развязать пояс верхних одежд, но Вэй Ин перехватил его руку. Он медленно поцеловал костяшки пальцев, а затем провел по указательному пальцу языком. Лань Чжань шумно выдохнул, но не отстранился. Вэй Усянь кокетливо улыбнулся и обхватил губами указательный и средний палец мужа. Лань Ванцзи приоткрыл губы, наблюдая эту пошлую, но безумно завораживающую картину. Он предусмотрительно потушил все свечи в комнате, так что единственным источником света оставалась луна, без стыда подглядывающая за ним из окна позади Вэй Усяня. Он все так же не спеша направил руку Лань Чжаня вниз по своему торсу и остановился на уровне пояса. Ванцзи в пару движений избавился от ненужно предмета одежды и распахнул ханьфу Вэй Ина, а затем толкнул его, заставив лечь.

— Как грубо, Ханьгуань-цзюнь, — Вэй Ин притворно надул губы. — Я же твой муж, прояви немного нежности.

В следующее мгновение Лань Ванцзи навис над ним сверху, впиваясь в мягкие губы страстным поцелуем. Влажный язык без промедлений скользнул в чужой рот, и Вэй Ин не сдержал громкий стон. Сознание его путалось от алкоголя, вдруг стало очень жарко, а на Лань Чжане как назло было так много одежды.

Вэй Ин непослушными руками принялся развязывать его пояс, но Лань Ванцзи перехватил его руки и в пару движений остался в одних лишь нижних штанах.

— От чего же ты так жесток, Лань Чжань? — Вэй Ин лукаво улыбнулся. — Неужели обижаешься на то, что я оставил тебя одного в главном зале и отправился пить вино со старыми друзьями?

— Нет, — одни движением он избавил Вэй Ина от остатков одежды. Свет луны жадно заливал подтянутое красивое тело, и Ванцзи на секунду остановился, созерцая прекрасный момент. Вэй Ин нетерпеливо потянулся руками к штанам мужа, но тут же был остановлен. Налобная лента соскользнула с высокого лба и в момент оказалась на запястьях Старейшины Илин.

— Ну Лань Чжань, я же так хочу к тебе прикасаться, — захныкал Вэй Усянь. — Ты что решил наказать меня?

— Нет, — Лань Ванцзи приник к тонкой шее, впиваясь в нее зубами. Вэй Ин запрокинул голову, подставляясь под настойчивые ласки. Руки Лань Чжаня гладили нежную кожу на его бедрах, а язык скользнул вниз по шее. В такие моменты Вэй Ин не мог составить в голове ни одной складной мысли, а сегодня ситуацию усугублял выпитый алкоголь, поэтому он, будто в агонии, лишь тихо стонал.

Внезапно он почувствовал, как в его губы уперлись тонкие пальцы Лань Чжаня. Он послушно открыл рот, повторив свой недавний фокус, но на этот раз второй нефрит клана Лань сам одернул свои пальцы и тут же направил их вниз. Вэй Ин тихо ахнул и закинул связанные руки за голову, прикрыв глаза. Ночная прохлада из открытого окна приятно остужала его мокрую от пота кожу, создавая контраст с горячими руками Ванцзи.

— Лань Чжань, — пытаясь успокоить дыхание, прошептал Вэй Ин. — Я люблю тебя.

Внезапно ласки прекратились, и Лань Ванцзи убрал пальцы. В следующий момент Вэй Ин громко застонал, прогибаясь в пояснице, когда он вошел в него на всю длину.

— Лань Чжань… ну не так же сразу… и это твой ответ? Больно, больно! Давай чуть помедленнее, — Вэй Усяня зажмурился и попытался отползти, но Лань Чжань придавил его к кровати своим телом.

— И я люблю тебя, — горячий шепот опалил ухо. — Я никогда тебя не отпущу.

— Ах… Лань Чжа-аах, — толчки стали сильнее и чаще, Вэй Ин почти задыхался. — Ты сводишь меня с ума… Ханьгуан-цзюнь! Ты такой прекрасный… ай, не так сильно! Я счастлив встречать и провожать каждый день с тобой!

Лань Чжань замер, вглядываясь в блестящие от вина глаза напротив. Вся боль, что он пережил за эти тринадцать лет, стоила каждой секунды, проведенной рядом с Вэй Ином. Каждый шрам, покрывавший крепкую спину, был с лихвой оплачен одной лишь улыбкой лежащего перед ним обнаженного Вэй Усяня.

Лань Ванцзи столько лет корил себя за то, что не был рядом с Вэй Ином, когда тот остался один на один с темными силами. Он не настоял, не поддержал, не забрал его и не спрятал от целого мира. Ванцзи так долго осознавал свои чувства, пытался отречься от них, забыться в медитациях, но даже там его настигал мелодичный голос Вэй Усяня. Любить мужчину, да еще и Старейшину Илин! Если бы второй из нефритов Лань не был выдающимся адептом своего ордена, его бы изгнали с позором или навсегда бы заперли в Облачных Глубинах. Но Лань Чжань больше никому не позволит отнять его счастье, потому что это было тем, что действительно принадлежало ему. С самого детства ему твердили о долге и обязанностях, он должен был подстроить свою жизнь под правила и ни в коем случае ни отклонятся от них. Но любовь к Вэй Ину — это тот кусочек его жизни, который он выбрал сам.

Он так долго смотрел на струны гуциня, ожидая хоть одного колебания в ответ на Расспрос. Но каждый раз инструмент молчал, а внутри у него вновь и вновь от боли сжималось сердце. Вэй Ин — такой дикий, свободный, открытый и искренний. Он вихрем ворвался в спокойную жизнь Лань Чжаня, где на каждое действие было свое правило. Так нагло забрался ему под ребра, в самое сердце, и заполнил его целиком. Он любил его так неприкрыто, отдавался целиком, позволял делать с собой невообразимые вещи. Так громко стонал, прижимался ближе, извивался в порыве наслаждения, выражал любовь в танце страсти.

Больше не нужно было бежать, искать, догонять. Каждое утро Лань Ванцзи вдыхал запах его волос, целовал сонное лицо, обнимал теплое тело своего теперь уже мужа. И ради него он готов был нарушить все четыре тысячи правил.

Вэй Ин жадно двигался навстречу толчкам и громко стонал, выкрикивая имя Лань Чжаня в сладком бреду. Волосы растрепались и прилипли к мокрому лбу, пухлые губы покраснели от жарких поцелуев и укусов, а на шее и плечах темнели сине-красные пятна. Лань Чжань одной рукой прижал связанные руки Вэй Усяня к кровати и с силой двинул бедрами, вырывая слишком громкое «Лань Чжа-ань!» из уст супруга.

В соседней комнате Лань Сичэнь вздрогнул и очнулся от медитации. Сердце его вдруг заметно ускорило ход, а щеки и кончики ушей покраснели от стыдливого румянца. Тонкие стены не могли скрыть криков Вэй Ина и скрипа кровати, и как бы Лань Сичэнь ни пытался игнорировать эти звуки, даже его концентрация дала сбой. Он конечно же догадывался, чем могли заниматься новоиспеченные супруги после столь долгой и мучительной разлуки, замечал следы на бледной шее Вэй Усяня и довольный, полный любви и наслаждения взгляд Лань Ванцзи, когда они встречались за утренней медитацией. Хотя для всех остальных второй нефрит клана Лань выглядел по-прежнему холодным и безразличным, Сичэнь мог видеть все оттенки эмоций в глазах своего брата. И он точно знал, что тот действительно счастлив. Лань Хуань был искренне рад за Ванцзи, тот наконец получил сполна за все свои страдания и обрел покой, хотя многие и осуждали эту связь. Лань Сичэнь всегда считал, что истинная любовь не должна поддаваться осуждениям. Если двое были созданы, чтобы стать друг для друга спутниками на всю оставшуюся жизнь, значит так было нужно небесам. Вэй Ин с нескрываемым обожанием смотрел на Лань Чжаня и старался сделать его еще счастливее каждый день. Он нелепо шутил и вел себя как ребенок только для того, чтобы заставить легкую, заметную только самым близким людям, улыбку расцвести на полных губах Ванцзи. И сам в ответ улыбался еще ярче. Грозный Старейшина Илин превращался в наивного мальчишку под строгим взглядом своего мужа, что поначалу вызывало удивление даже у Сичэня. Как сильно любовь может менять людей, и как многое они способны сделать ради любимых.

Хотел бы и Лань Хуань любить кого-то настолько же отчаянно и беспамятно. Но как теперь он мог доверить кому-то свое сердце, когда оно было вдребезги разбито одним из самых близких людей? И как перестать себя обманывать, отчаянно игнорируя трепет, который вызывал у него хмурый и строгий глава орденя Цзян? Сначала Лань Сичэнь думал, что это лишь желание увидеть старого друга и обменяться важными событиями в их жизнях, просто из хороших побуждений. После гибели Вэй Ина Цзян Чэн был сам не свой, он не скрывал своего гнева даже по отношению к высокопоставленным лицам, когда те хотя бы вскользь упоминали Старейшину Илин. Вскоре слухи разлетелись по всем кланам, и Цзян Ваньина стали открыто избегать, ибо ярость его сметала все на своем пути. Но это не могло остановить Сичэня. Когда Ванцзи оправился от ран и покинул Облачные Глубины, Лань Хуань стал чаще выбираться на встречи орденов, где и пересекался с главой клана Цзян. Он всегда сидел чуть поодаль, смотря исподлобья тяжелым взглядом. Так после одной из встреч Лань Сичэнь не удержался и первым начал диалог.

— Как дела в Юньмэне, глава ордена Цзян?

— Все в порядке, — сухо ответил Цзян Чэн, глядя на горизонт, но взгляд его чуть смягчился. — Надеюсь, как и в Облачных Глубинах?

— Вы правы, — Сичэнь сдержанно улыбнулся. — Наконец, наступили мирные времена для наших орденов.

— Вы так уверены? — Цзян Чэн повернулся к нему лицом. — Я знаю, что Вэй Ин со дня на день вылезет из какой-нибудь норы и продолжит свои бесчинства.

— Уже пять лет прошло, глава Цзян, не думаю, что он стал бы так долго прятаться, если бы остался жив, — Лань Сичэнь опустил взгляд, вспоминая окровавленного и еле дышащего Ванцзи. В бреду он бесконечно кричал имя Вэй Усяня, обливаясь холодным потом, а Лань Хуань сидел рядом и плакал, не сдерживаясь и пытаясь хоть как-то облегчить боль от глубоких ран на спине брата лечебными травами.

— Я забрал Чэньцин, он обязательно приползет, чтобы вернуть ее, и тогда я обреку его на вечные пытки, — Цзян Чэн упивался своей ненавистью, его глаза не выражали ничего, кроме огненной ярости. Казалось, с годами она будто только росла.

— Глава ордена Цзян… Лань Ванцзи десятки раз играл мелодию Расспроса, взывая к душе Вэй Ина… она ни разу не ответила ему. А после облавы горы Луаньцзан мы не нашли никаких следов Старейшины Илин, его тело было уничтожено без следа. Я уверен, вы знаете, что это означает, — Лань Хуань сделал шаг ближе, в глаза его читалась тревога.

— Он отлично познал Темный Путь, наверняка это одна из его уловок! — дыхание Цзян Чэна участилось, Цзыдянь на пальце заискрил. — Вы же знаете его!

— Именно поэтому я уверен, что Вэй Усяня больше нет ни в нашем, ни в другом мире, — слова Сичэня были словном громом среди ясного неба.

Но вечером, сидя в своих покоях, Цзян Чэн понимал, что это была правда.

Лань Сичэнь был очень наблюдательным и проницательным человеком, часто он видел то, что не видели другие, и даже в случае с Мэн Яо он был прав. Погибший глава ордена Цзинь никогда не желал своему названному брату зла и был открыт ему, поэтому Лань Сичэнь не смог увидеть в его сердце темное пятно. Но это не могло избавить Лань Хуаня от острой иглы, пронзившей его сердце, когда он в последний раз посмотрел в глаза своего названного брата.

Звуки за стеной стихли, и Лань Сичэнь снова попытался погрузиться в медитацию, чтобы уйти от тяжелых мыслей, но прислонившийся спиной к его бедру Цзян Чэн повернулся на другой бок, закинув руку на сложенные в позе лотоса ноги Хуаня и прислонился лбом к белоснежным одеждам. Цзэу-цзюнь резко выдохнул, глядя на безмятежное лицо Цзян Чэна. Он и сам не понимал, в какой момент он стал ждать этих случайных встреч, мимолетных взглядов и коротких разговоров. Но весьма скоро понял, что его чувства к главе ордена Цзян становились теплее дружеских. Он по крупицам узнавал его в их коротких разговорах, а после в рассказах Вэй Усяня о своей прошлой жизни. Они оба были вынуждены восстанавливать из руин свои ордена, отдавать себя заботе о ком угодно, кроме самих себя, пережили смерть своих родителей и познали удушающее одиночество. Казалось, Цзян Ваньин понимал Лань Сичэня как никто другой, но разве можно было рассчитывать на что-то, кроме дружбы?

Всю свою жизнь Сичэнь старался окружать заботой близких ему людей, беспокоился о брате и ордене. Но теперь Ванцзи больше не нуждался в нем, и внезапно Лань Хуань понял, что никогда не жил ради себя и не спрашивал, чего он хочет на самом деле. Белоснежная налобная лента в руках Цзян Чэна и его испуганное виноватое лицо все еще всплывали перед глазами первого нефрита Лань. Было так странно видеть такой сокровенный предмет запутанным в чужих пальцах, но в то же время так волнительно. Сичэнь не раз видел, с какой нежностью Вэй Ин касался губами концов ленты, перебирая черные локоны Ванцзи, и эта картина вызывала необычайный трепет.

Цзян Чэн уснул прямо в сапогах и верхних одеждах, приняв крайне неудобную позу, и Сичэнь понимал, что утром главе Цзян придется очень несладко не только после стольких чарок крепкого вина. Он тяжело вздохнул, понимая, что сосредоточиться у него никак не получится, и поднялся на ноги. Осторожно он стянул сначала сапоги с ног Ваньина, а потом перевернул его на спину, чувствуя, как тяжело бьется его собственное сердце, а руки поразила легкая дрожь. Он медленно развязал темно-фиолетовый пояс и навис над Цзян Чэном, освобождая рукав ханьфу. Хорошо, что глава ордена крепко спал, иначе ему бы открылась картина раскрасневшегося и смущенного Лань Сичэня, стаскивающего с него парадные одежды. Цзян Чэн поморщился сквозь сон, когда выбившаяся со лба прядка волос задела его ресницы, и Лань Хуань дрожащими пальцами заправил ее ему за ухо, касаясь нежной гладкой кожи. Сичэнь наклонился так близко, что у него перехватило дыхание от вида этого умиротворенного и прекрасного лица. Острые скулы, сильная челюсть, прямые брови, которые глава ордена Цзян так часто хмурил, пухлые губы, которые так украшали его лицо в улыбке, что хотелось сделать что угодно, лишь бы увидеть ее вновь.

Лань Сичэнь не первый год гнал от себя эти смутные чувства к Цзян Чэну, отвлекаясь бесконечными делами ордена, но каждая их встреча после долгой разлуки начинала радовать все больше и больше. Его восхищала сила и уверенность, исходящая от Ваньина, и так сильно ранило прозвище «бешеный пес», тянувшееся за молодым главой ордена, потому что Сичэнь знал, что эта жестокость скрывала под собой лишь разбитое сердце.

Они лишь старые друзья, боевые товарищи, политические союзники. Но сколько бы первый нефрит Лань не обманывал свое сердце, оно отчаянно просило тепла, оно было измотано тоской и скорбью, постоянными уколами совести и сожалениями. Лань Сичэнь за всю свою жизнь так и не познал, каково это — получать ласку и нежные поцелуи, делить жаркие ночи и согреваться в объятиях. Он истратил всего себя, лишь отдавал другим, получая взамен так мало. Но было бы глупо надеяться, что глава ордена Цзян испытывал к нему какие-то чувства, кроме дружеских, и Лань Хуань был согласен хотя бы на такую близость. Эмоциональный и открытый Ваньинь затрагивал те участки его души, до которых не мог добраться даже Ванцзи, и заставлял хотя бы на время забыть о ранах, оставленных Мэн Яо на его сердце.

— Вэй Ин, — Цзян Чэн вдруг нахмурил брови, не открывая глаз. — А ну вернись, там опасно! У тебя даже меча нет…

Он резко дернул рукой, хватаясь за воздух, и зацепил подол белоснежных одежд Лань Сичэня, который уже собирался уходить.

— Будь рядом, чтобы я мог тебя защитить, — пробормотал он сквозь сон, прижимая к груди кулак с зажатой в нем тканью.

Кошмары были привычным делом для Цзян Чэна, он видел их слишком часто и со временем привык просыпаться посреди ночи в холодном поту. Мрачные картины сгоревшей пристани Лотоса, бледных и холодных тел его родителей и стеклянный взгляд истекающей кровью Яньли мучили его сознание все эти годы. Иногда он видел сны, в которых не успевает спасти Цзинь Лина из лап страшного монстра, и они казались такими реальными, что Цзян Чэн просыпался от собственного крика. Но сегодня ему снился Вэй Ин.

Цзян Чэн бежал сквозь темный лес, спотыкаясь о вылезшие из земли корни и руками отодвигая цепкие ветки. Где-то вдали он слышал голос своего брата, который надрывно звал его по имени. Внезапно впереди показался просвет, и Цзян Чэн выбежал на залитую лунным светом небольшую поляну, окруженную высокими кронами старых деревьях. В самом центре, распятый за руки меж двух деревянных столбов на коленях стоял Вэй Ин. Измученным взглядом он посмотрел на брата и лишь тихо прошептал:

— Ты пришел, — слабая улыбка промелькнула на уставшем лице.

— Я сейчас, — крикнул Цзян Чэн, намереваясь преодолеть всего лишь пару десятков шагов, но внезапно обнаружил, что не может сдвинуться с места. Ноги его оказались будто прибиты к земле, и он с отчаянием посмотрел на Вэй Ина.

Из-за спины его брата показалась длинная черная рука, заканчивающаяся острыми когтями. Она медленно провела по торсу, облачённому в черные одежды, и сжалась вокруг шеи. Рука принадлежала девушке, а точнее существу, принявшему облик молодой девушки в красном широком платье. Ее длинные черные волосы спутались, а абсолютно белые глаза сливались с цветом кожи. Лишь ярко-красная улыбка портила этот белоснежный холст.

Вэй Ин измученно всхлипнул, дернул руками и снова посмотрел на Цзян Чэна. Демон рассмеялся нечеловеческим голосом и резко дернул Вэй Усяня за шею, заставляя запрокинуть голову.

— Это твоя расплата за темный путь, Вэй Ин, — прошипел демон, и эти слова эхом звучали в голове Цзян Чэна. Он лишь растерянно смотрел вперед, не в силах пошевелиться. — Ты готов принять ее?

— Да, — совсем тихо. Вэй Ин зажмурился, и на щеках его появились мокрые дорожки, демон отпустил его, и он обессиленно опустил голову.

Демон громко рассмеялся и впился зубами в тонкую кожу на шее Усяня, алая кровь тут же хлынула из раны, а сам он широко распахнул глаза, содрогаясь от боли. Девушка с рыком вырвала кусок плоти и тут же проглотила, широко улыбаясь.

— Вкусно, — она довольно прикрыла глаза и в несколько движений разорвала ханьфу Вэй Ина, ряды ее острых зубов глубоко пронзили плоть на его предплечье. На этот раз Вэй Усянь вскрикнул и дернулся, но она схватила его за волосы и еще глубже вонзила клыки.

Она раз за разом рвала его плоть, кусала и царапала, обнажая белоснежные кости и разрывая мышцы, а Цзян Чэн смотрел на это в полном оцепенении без возможности помочь или даже закричать.

Темные штаны Вэй Усяня пропитались кровью, из дыры в левом боку торчали ребра, а весь торс покрывала корка запекшейся крови. Он метался в агонии и обезумевшим взглядом смотрел на брата, из пробитых легких вырывались громкие хрипы, и кровь тягучими струйками стекала с его подбородка. Демон сидел рядом и облизывал длинные пальцы, жадно причмокивая.

Цзян Чэн был поражен ужасом, но не мог ни отвернуться, ни прекратить этот кошмар. Вэй Ин захлебывался кровью и беззвучно плакал, но не пытался сопротивляться. Ни разу он не попросил остановиться, не позвал на помощь и не увернулся от острых зубов. Он будто просил и просил еще, упивался болью, кричал, но не от этих ран… Истинная боль затаилась внутри Вэй Усяня и была в тысячи раз ужаснее, чем эта пытка.

Цзян Чэн проснулся в слезах от ярких лучей солнца, довольно высоко поднявшегося над горизонтом. Голова была слегка тяжелой после вчерашнего вечера, но это совершенно не беспокоило Ваньина. Он детально вспоминал сегодняшний сон, и лицо его резко помрачнело. Это ощущалось так реально, что он еще чувствовал запах крови и слышал обессиленные крики Вэй Ина. Цзян Чэн дотронулся до места над золотым ядром, где сейчас ощущал легкое жжение. Могло ли оно быть причиной такого сна?

Цзян Ваньинь с трудом приподнялся на локтях и осмотрелся. Его одежда была аккуратно сложен и лежала рядом с кроватью, здесь же стояли его сапоги. На столике стояла чаша со свежими фруктами, тарелка с маньтоу и два закрытых крышками горшочка. Лань Сичэня и след простыл. Цзян уже достаточно протрезвел во время их разговора, поэтому помнил его довольно детально, как и взгляд печальных темных глаз, а затем красивую мелодию гуциня, на середине которой он внезапно заснул.

Он поднялся с кровати и успел надеть один сапог, когда услышал, как в коридоре открылась соседняя дверь. Не выпуская из рук второй сапог, Цзян Чэн быстрым шагом вышел из комнаты, почти сталкиваясь лбами с Вэй Ином. Старейшина громко ахнул и отшатнулся, рассматривая шиди с ног до головы. Растрепавшиеся после сна волосы, мятая одежда и единственный надетый сапог вызвали у Вэй Усяня неописуемый восторг, и он широко улыбнулся, но тут же получил вторым сапогом в грудь и был грубо запихнут в комнату до того, как он успел разбудить всю Нечистую Юдоль своим громким смехом.

— Ай! — Вэй Ин приземлился на пол и потер ушибленную поясницу. — Ну чего ты так сразу!

— Заткнись! — Цзян Чэн теперь заметил, что на Вэй Ине была надета белоснежная нижняя рубашка ордена Гусу Лань и его привычные черные штаны. На фоне идеальной белизны ткани красно-синие метки и следы от зубов на его шее сразу же бросались в глаза. Ваньинь округлил глаза и ткнул пальцем. — Ну и мерзость!

— Чего? — Вэй Ин дотронулся до своей шеи и зашипел от внезапной боли на местах укусов. — А, так ты об этом… Сам ты мерзость! Если завидуешь, так сдерживай свои эмоции!

— Да чему тут завидовать… — Цзян Чэн возмущенно хватал воздух.

— Только не говори мне, что ты подобным не занимался, — Вэй Ин лукаво улыбнулся, но тут же поменялся в лице. — Цзян Чэн, неужели за тринадцать лет, пока меня не было, ты так ни с кем и не…

— Заткнись! — он снял второй сапог и отправил его вслед первому. — На мне был Цзинь Лин и целый орден, пока ты скитался неизвестно где!

— Да если бы я был жив, разве это помогло бы избавить тебя от девственности с твоими-то стандартами! В Юньмэне столько красавиц, а ты от каждой воротишь нос! Или же ты… — Вэй Ин закрыл рот ладонью и выпучил глаза. — Или тебя интересуют совсем не красавицы?

— Вэй Усянь! — крикнул Ваньинь. — Если уж заделался обрезанным рукавом, так не приписывай остальных туда же!

— Ну почему ты такой узколобый! — Вэй Усянь растянулся на полу, подперев голову рукой. — Даже Цзинь Лин перестал так меня называть…

— Он еще глупый мальчишка, не смей морочить ему голову своим бесстыдством!

— Цзинь Лин далеко не глуп, даже не смотря на юный возраст, — Вэй Ин выпрямился и серьезно посмотрел на Цзян Чэна. — Я десятки раз видел его в бою, он силен, хоть порой ему и не хватает сосредоточенности. Но их совместные походы с Лань Юанем точно идут ему на пользу, потому что я вижу, как он все чаще берет под контроль свои духовные силы и направляет их в нужное русло. Перестань постоянно искать в нем недостатки, он же ждет твоего одобрения!

Цзян Чэн нахмурился и посмотрел на Вэй Усяня. Признавать его правоту было словно лезвием по коже, но Ваньинь и сам давно понимал, что часто перегибает палку. Цзинь Лин ни разу не пожаловался ему с момент восхождения на трон, не говорил, что ему страшно, плохо или больно, бросая лишь рядовые фразы «Все хорошо» и «Я справлюсь». Но кто как не Цзян Чэн знал, каково это — взвалить на себя целый орден и спасти его от разрухи. Вот только в отличие от него у Цзинь Лина были друзья и дядя, на поддержку и понимание которых он мог бы рассчитывать.

— Ты растил его с самого детства, разве может быть для него кто-то ближе? — Усянь поправил съехавшую рубашку. — А-Лин так много держит внутри себя, что это отравляет его. Я рад, что они с Сычжуем сблизились, потому что он научился доверять хотя бы частичку своих чувств кому-то. Но все же… попробуй хоть иногда быть теплее к нему. Я знаю, что твои родители не были щедры на проявление чувств, но не лишай А-Лина ощущения семьи.

Цзян Чэн замер, выражение злости на его лице сменилось растерянностью. Отрицать правду в словах Вэй Ина означало выставлять себя слепцом и упрямым бараном. Цзян Чэн знал, как больно ощущать холод от тех, чья кровь течет в твоих венах, но упрямо обрекал Цзинь Лина на такую же судьбу. Он и не помнил, когда в последний раз говорил племяннику слова поддержки или обнимал его в моменты трудностей. Постоянные упреки, удары и пинки — вот все наследие, доставшееся ему от дяди, который теперь был всей его семьей. Цзян Чэн не удержал скатившуюся по щеке слезу, и Вэй Ин подскочил, но застыл в паре шагов от брата.

— Прости, что сказал это… — он виновато опустил взгляд. — Мне не стоило вспоминать дядюшку Цзян и мадам Юй.

— Нам пора начать собираться, дела ордена не будут ждать, — Цзян Чэн провел ладонью по щеке и сменил тему. — Ты голоден?

— Ага, — просиял Вэй Ин.

— Садись за стол, я подогрею воду для чая.

Вэй Ин, уставший от пресной еды в Облачных Глубинах, за обе щеки уплетал рис и вкуснейшее мясо в карамели, прикрывая глаза от наслаждения. Цзян Чэн смотрел на Старейшину Илин, измазанного в соусе и без зазрения совести запихивающего рис в рот прямо руками, и не мог сдержать улыбки. Никакой спешки, никаких проблем и отчетов, Вэй Ин снова рядом, шутит и вспоминает истории из прошлого. Как жаль, что это лишь мгновение, которое совсем скоро закончится, и Цзян Чэн в полном одиночестве вернется в пристань Лотоса. Это осознание накрыло его так внезапно, что он отложил палочки и поменялся в лице. Вэй Ин теперь принадлежит ордену Гусу Лань, конечно же он не поедет в Юньмэнь. В голове Ваньина снова всплыли ужасные картины из ночного кошмара.

— Ты чего? — Вэй Ин проглотил кусок маньтоу и с волнением посмотрел на брата.

— Ты помнишь, что было в эти тринадцать лет? Где ты был?

— Э-э, — Вэй Ин отвел взгляд и почесал подбородок. — Ну-у, просто был мертвым…

— Твоя душа не отвечала на расспрос… Я думал, что ты выжил и просто прячешься где-то, — Цзян Чэн сделал глоток зеленого чая.

— Я все помню, — Вэй Усянь тяжело вздохнул и сжал руки в кулаки, на лице его мелькнула вспышка страха. — Я не говорил об этом даже с Лань Чжанем, потому что он точно начнет опять винить себя во всем. Душу, познавшую темный путь, не ждет ничего хорошего после смерти, это я могу сказать тебе точно. Остальное я правда хотел бы забыть и больше не вспоминать в красках.

— Прости, — Цзян Чэн еще слышал крик Вэй Ина из его сна в голове. Звал ли он его так же, когда умирал на горе Луаньцзан?

— О, — Вэй Ин подвинул тарелку с маньтоу ближе к брату. — Тебе не за что извиняться, меня многие об этом спрашивали. Лучше попробуй эти булочки, совсем как в пристани Лотоса!

— Вэй Ин, — Цзян Чэн покорно укусил мягкую булку и отметил, что та была действительно вкусной, и, немного помедлив, произнес. — Твой меч все еще хранится у меня, ты придешь забрать его?

Вэй Усянь поднял настороженный взгляд на Цзян Ваньина и натянуто улыбнулся.

— Я? Вернуться в пристань Лотоса?

— Но не думай, что я отдам тебе Суйбянь, пока ты не сразишься со мной, — быстро добавил глава ордена Цзян. — Никакой флейты, только мечи.

— Цзян Чэн, — Вэй Усянь наивно нахмурил брови. — Ты же знаешь, что я в любом случае проиграю. Твое золотое ядро намного сильнее моего, и без Чэньцин у меня мало шансов против тебя.

— Это будет тренировочный бой, мы не будем сражаться до крови… В конце концов, твои навыки никуда не делись, а я могу драться вполсилы.

— Меч, который мне дали в Облачных Глубинах, и правда никуда не годится… Что же, я принимаю твое предложение. Я прибуду в пристань Лотоса как только закончу с делами в Гусу, — Вэй Ин широко улыбнулся и засунул в рот кусочек курицы.

После завтрака Вэй Ин вернулся в свою комнату, чтобы одеться, и Цзян Чэн тоже принялся приводить себя в порядок. Он расчесывал длинные волосы перед зеркалом и смущенно вспоминал яркие метки на шее Вэй Ина. Это было возмутительно, пошло и грязно… но так волновало какие-то потаенные уголки сердца Ваньина. Каково это — в порыве страсти срывать одежду с партнера, слушать его вздохи и стоны, целовать горячую кожу, губами исследовать чужое тело, смотреть как он выгибается, навстречу ласкам… Он? Цзян Чэн дернулся, едва не вырвав себе клок волос. Чертов Вэй Усянь! Похотливый демон! Наверняка это его темная аура так влияла на мысли Цзян Чэна. Кто еще «он»? Однажды глава ордена Цзян найдет себе красивую, умную и послушную жену… А если и не найдет, то черт с ней! Он и один прекрасно справляется.

Цзян Чэн не думал, что собственные мысли могли его так разозлить. Он кое-как закончил убирать волосы в прическу и, прихватив меч, вышел из комнаты. В коридоре его уже ждал Вэй Усянь, и они вместе двинулись в сторону главных ворот Нечистой Юдоли, обсуждая недавние события их орденов.

Когда они преодолели каменные тропинки вдоль тренировочных полигонов, и впереди показались створки огромных ворот, Цзян Чэн заметил знакомую фигуру в белоснежном одеянии, стоящую к нему спиной. Лента с узором облаков мирно покачивалась в темной копне волос, и Ваньин закатил глаза, вспомнив, как сорвал ее вчера со лба главы ордена Гусу Лань. К сожалению, Цзян Чэн знал, какое значение имела лобная лента в этом ордене, и от того ему хотелось ударить самого себя. Глава ордена Цзян напился до чертиков и осквернил священный предмет Цзэу-цзюня, позор на его голову. Стоило ему извиниться? Или лучше сослаться на потерянную от алкоголя память? Чем ближе они подходили к разговаривавшему с Не Хуайсаном и Цзинь Лином Лань Сичэню, тем сильнее Цзян Чэн мечтал провалиться под землю прямо здесь.

— Доброе утро, Цзян-Сюн, Вэй-сюн, — заметивший подошедших, помахал сложенным веером Хуайсан.

— Дядя! — Цзинь Лин неуверенно смотрел на Цзян Ваньина, ожидая очередного упрека или укора.

— Глава ордена Цзян, господин Вэй, — Лань Сичэнь обернулся и склонил голову в поклоне.

Вэй Ин и Цзян Чэн ответили вежливым жестом, и Цзян Чэн смущенно отвел взгляд на Цзинь Лина, стоящего с идеально ровной спиной и приподнятым подбородком. За последние несколько месяцев он и правда изменился, даже внешне будто возмужал и повзрослел. Он теперь был наравне с его дядей, но в еще юношеском взгляде читалось опасение и… надежда? Как часто Цзян Чэн хвалил своего племянника за успехи? И был ли хоть один их совместный день, когда Цзинь Лин не вытирал тайно слезы, в очередной раз получив нагоняй от дяди. Он и правда все время бродил один и не мог завести друзей до появления в его жизни улыбчивого Лань Сычжуя. Что это за детство, в котором он не знал ни родительской любви, ни признания дяди, ни протянутой другом руки. Цзян Чэн стоял, будто облитый ледяной водой, пока Не Хуайсан и Вэй Ин обменивались шутками о вчерашнем вечере.

Цзинь Лин стоял в стороне и смотрел как Лань Сичэнь не сводил глаз с его застывшего в оцеплении дяди, искренне не понимая, что вообще произошло вчера вечером и почему Цзян Чэн появился вдруг в компании Вэй Усяня? Неужели его дяди наконец-то помирились? Жулань хотел бы задать им этот вопрос, но боялся гнева главы ордена Цзян, поэтому лишь неуверенно смотрел на них со стороны. Внезапно подошедший со спины к Вэй Ину Лань Чжань прервал бурные разговоры.

— Мы можем ехать, — тихий, ничего не выражающий голос и такое же заскучавшее лицо. Цзян Чэн поморщился, глядя как рука Ванцзи скользнула на талию Вэй Ина.

— Как жаль, что все так быстро закончилось, — расстроено произнес Хуайсан. — Это был действительно радостный день, я так счастлив, что вы все посетили меня., — он вежливо поклонился, выставив руки. — Надеюсь, что мы еще не раз встретимся, чтобы выпить вместе и вспомнить былые времена.

— Спасибо за теплый прием, — Цзинь Лин вежливо поклонился, и остальные повторили жест за ним.

— А-Лин, — позвал его Вэй Ин, когда Не Хуайсан вместе с братьями Лань отправился к запряженному двумя белоснежными лошадьми экипажу. — Будет минутка?

Цзинь Лин нахмурил брови, но подошел ближе, глядя то на старшего дядю, то на Вэй Усяня.

— Я знаю, что безмерно виноват перед тобой, и мне очень жаль, что я пропустил такие важные годы твоей жизни, но, — Вэй Ин запнулся, опустив взгляд. — Я плохой дядя, просто ужасный, но я бы хотел тоже участвовать в твоей жизни, потому что я очень переживаю за тебя и… ты мне очень дорог.

Цзян Чэн едва не уронил челюсть, а у Цзинь Лина подкосились ноги, отчего он отошел на пару шагов назад, вытаращив глаза. Вэй Усянь широко улыбнулся и достал из-за пазухи черную матовую коробочку и протянул ее Жуланю. Тот, не сумев скрыть дрожь в пальцах, принял подарок и открыл крышку.

— Я сделал его сам из горного хрусталя и аметиста, которые нашел в пещере под заброшенным храмом в Гусу. Камни впитали в себя светлую энергию этого места, и я заметил, что хрусталь отпугивает темных существ, а если рядом будет опасность, или кто-то попытается навести на тебя проклятье и причинить вред, то фиолетовый аметист станет красным. Я проверял его не раз во время ночной охоты, он никогда не подводил, поэтому я решил сделать тебе подарок, который задолжал еще четырнадцать лет назад, — Вэй Усянь закончил речь и сцепил руки за спиной, с ожиданием глядя на племянника.

Цзинь Лин, не скрывая удивления, достал из коробочки браслет, состоящий из чередующихся крупных прозрачных и фиолетовых бусин. Камни искрились под ярким солнцем, а свисающая с замочка в форме цветка лотоса фиолетовая кисточка покачивалась на ветру.

— Хотя я и не принадлежу больше к ордену Цзян, я подумал, что фиолетовый аметист будет напоминать тебе о твоих дядях, когда ты будешь далеко от нас, — скромно добавил Вэй Ин. — И оберегать, пока нас нет рядом.

Цзян Чэн помог застегнуть украшение на тонком запястье юноши и посмотрел на Вэй Усяня. Он все еще стоял в стороне, ожидая реакции Цзинь Лина.

— С-спасибо, — молодой глава ордена Цзинь заметно покраснел, не решаясь поднять взгляд и рассматривал переливающиеся минералы. — Дядя.

Вэй Усянь резко изменился в лице, широко открыв рот, и в мгновение налетел на Цзян Чэна и А-Лина, повиснув на них в объятии. Цзян Чэн улыбнулся, положив руку на спину Вэй Ина, и столкнулся с мягким и грустным взглядом Лань Сичэня, который стоял рядом со своим братом. Он улыбался, спрятав руки в широких рукавах, и глава ордена Цзян невольно замер, смотря на его прекрасную точеную фигуру на фоне пышно цветущего куста розовой сакуры, облаченную в белоснежные одежды. Цзян Ваньин никогда не думал, что сердце может разрываться не только от боли, но и от счастья. Счастья вновь обрести семью и не чувствовать себя больше преданным и покинутым. Когда Вэй Ин наконец отстранился, Цзинь Лин шмыгнул носом и быстро вытер слезы с лица, но тут же вздрогнул, ощутив, как рука Цзян Чэна обхватила его за плечо и притянула ближе. У Жуланя уже не осталось сил удивляться за это утро, и он со страхом посмотрел дяде в глаза, ожидая то ли наказания, то ли удара.

— Нам пора, А-Лин. Лошади ждут у ворот, — Цзинь Лин открыл рот, но слова испарились словно утренняя роса. Он с самого детства не слышал этот мягкий и добрый тон от своего дяди, и потому сейчас смог лишь кивнуть и позволить увести себя, кинув растерянное «До встречи» Вэй Усяню.

Цзян Чэн задержался у ворот и в последний раз посмотрел на Сичэня, и тот слабо кивнул ему в знак прощания. Вэй Ин стоял у дороги и весело махал вслед, сжатой в кулаке Чэньцин. Цзян Чэн улыбнулся и поднял ладонь в ответ, а затем развернул коня и, поравнявшись с Цзинь Лином, легкой рысью пустился вскачь.

Попрощавшись с Не Хуайсаном, Вэй Ин последним забрался в экипаж, и кучер ударил лошадей, покидая ворота Нечистой Юдоли.