«Сердце твоё двулико

Сверху оно набито

Мягкой травой

A снизу каменное-каменное дно»

Агата Кристи — Черная луна

Ходила легенда, что если сложить длину волос всех Дельфинов, то можно обернуть Дом поперек. Считалось также, что их слёзы сладкие на вкус, а мягкий неторопливый голос может усыпить на несколько дней. Говорили ещё, что никто не знает Дом так плохо, как Дельфины, и, тем не менее, никто не договаривается с ним лучше. Эликсиры молодости, заговоры от прыщей и проклятия с обратной целью, кулоны на удачу, кольца, придающие силу, пояса, придающие скорость, разнообразные плетения и нашивки — вот за чем к ним обращались. Одних целителей ценили больше других. Самым почитаемым был Змий, а самым загадочным — Филин.

В комнате у Дельфинов было сумрачно, шторы задернуты. Пахло ароматическими палочками, жасминовым чаем и немного гербарием. Она отличалась от Фараоньей «гробницы» и обстановкой: не было куч грязной одежды, обуви. Кроватей тоже не было. Их металлические скелеты стояли вертикально вдоль стенки и использовались в качестве вешалок: бесчисленное количество фенек, охранных амулетов, ярких платков, бус и браслетов покрывали их густо, будто шерсть. Матрасы, подушки и одеяла были накиданы в большие лежбища. На них, переплетая конечности, складывая длинноволосые головы друг другу на плечи и колени, куря и плетя украшения лежали Дельфины. Как части одного многоногого многоголового существа.

Стоило Клыку привыкнуть к сумрачному освещению и разглядеть всё это, как он понял, почему его направили сюда. Именно так должна была выглядеть комната, в которой творят колдовство.

— Приве-е-ет, — протянул какой-то светловолосый парень и вскинул руку, унизанную бренчащими браслетами. — Меня подводят мои глаза, или сам Фараон забрёл в наши владения?

Он говорил нараспев, не торопясь, как говорили все Дельфины. Ещё несколько человек, увлечённые — Клыку не показалось, действительно увлечённые кальяном — подняли головы. Ворвавшийся в комнату новенький их заинтересовал.

— Извините, — сказал Клык, — А можно поговорить с Филином?

— С Филином? — удивлённо поднял брови парень, а потом обернулся и позвал: — Филин, это к тебе.

 — Как бишь тебя? — спросил другой.

— Клык.

— Какой-то Клык, — закончил светловолосый. — Фараоний малолетка.

— «Какой-то Клык»? — послышалось из-за тумбочки тихо, с усмешкой, — Чувак, из-за таких, как ты, о нас и ходит это мнение.

— Что за мнение?

— Что мы только о себе и говорим, и ничем больше не интересуемся. Ты правда ничего не слышал про Вестника Войны?

— Не люблю политику, — сморщившись, протянул светловолосый. — И войну особенно. Я пацифист.

Из угла послышался хриплый смех и еле различимое:

— Соловей, это «похуист».

— Я бы попросил, — цыкнул Соловей, — Как не стыдно, тебе, Филин, так выражаться при детях?

Клык, попавший в центр чужой беседы, нетерпеливо комкал пальцами край рубашки и пытался разглядеть, кто из кучи длинных рук и ног в углу — его знакомый Филин.

— А что, у Фараонов теперь свой военный предводитель? — спросил кто-то. Клык уже не различал голоса.

— У Фараонов только их вшивый Комиссаришко, — голос из-за тумбочки. — Клык за нас.

— Так ты же сказал, что он Фараон.

— Официально — да.

— И? что?

— А ничего. Новости надо слушать. Я тебе кто, радио?

Клык поёжился и пробормотал:

— Вообще-то, я сам за себя. И за справедливость.

В ответ ему раздалось несколько смешков, да ещё хриплое: «Ну это пока».

Потом от лежбища в углу отделился человеческий силуэт и направился в его сторону. По деревянным бусам до самого ремня джинс, по волосам — самые короткие в стае, всего до носа — Клык узнал Филина.

— Чувак, надо в коридор, пока эти старухи… — он пристально посмотрел на Соловья. Тот примирительно вскинул ладони.

— Всё, всё, никакого перемывания костей.

— Вот-вот.

Он хлопнул Клыка по плечу и потянул к двери так, что Клык сперва чуть не упал. Кто-то засмеялся сзади:

— Филин, не угробь ребёнка.

— Ему четырнадцать, какой он ребёнок, — с укором ответил Филин, и они вышли за дверь.

Свет резанул глаза. Привыкший к темноте Филин прищурился и потёр лицо.

— Надо мне чаще на улицу. А то ужас.

Его странная манера речи с первой встречи никуда не делась.

— Чего тебе?

Клык попытался собраться с мыслями. Впечатление от мистических фигур Дельфинов в темноте, дурманящего запаха и дыма не покидало его.

— Прикольно у нас, да? — просёк, в чём дело, Филин. — Атмосфера.

— Только накурено очень. Голова кружится.

— А ты разве не курильщик?

— Совсем немного, — ответил Клык.

— Эт хорошо. Жизнь долгая, если немного.

Клык наконец вспомнил, за чем пришел, и даже смог сформулировать мысли:

— Филин, мне нужна твоя помощь. Мне сказали, что среди Дельфинов ты самый сильный, а мне как раз что-то такое, типа колдовское надо.

— «Типа колдовское»? — улыбнулся Филин. — Забавно… А что я самый сильный, это чьи слова?

— Да так, Жука одного поймал.

— Вот, мелкие… Даже не Змий. Я. Приятно… А тебе что нужно-то, если поточнее?

Клык ответил не сразу. Не привыкший к таким вещам, он перебарывал собственный скептицизм.

— Ловец снов, — сказал он наконец, чувствуя, что чуть меньше себя уважает за то, что сказал это серьезно. — Чтоб кошмары не мучали.

— Всего-то? Ловец снов — это просто, — ответил Филин. Клык обрадовался.

— Мне чем раньше, тем лучше. Если… Если он правда работает.

— Обидно. Мои — всегда работающие.

Филин пошарился в кармане брюк и выудил оттуда мятую бумажку. В другом кармане нашелся огрызок синего карандаша. Наслюнявив кончик, он проговорил:

— Фараонам дверь к моему колдовству — не дверь, а стена. Мы враги, вообще-то. Но ты — особый случай, так что один раз можно и исключение. Везунчик.

Он приготовился записывать.

— Сейчас максимально подробно. О чём кошмары?

Клык растерялся.

— Я не знаю. Не спрашивал.

 Филин нахмурился.

— Так ты не для себя?

— А это важно?

— Ещё как! — воскликнул обычно спокойный Филин. — Кому попало нельзя, я ж тебе только что… Ай, ладно. Говори, кому.

— Другу.

По лицу Филина Клык понял, что такого ответа недостаточно. Вздохнув, он признался:

— Спичке.

— Кому-кому? Ты сумасшедший? Нет, Спичке сразу нет! Откуда такая мысль вообще? — Филин так всполошился, что Клыку стало одновременно обидно и интересно, что там за история ходит вокруг Спички.

— Почему ему нельзя?

— Дурак совсем что-ли? Из-за защитника его!

— Какого защитника?

— Ну здравствуйте… Твои проблемы, что ты не в теме.

— А почему ты не расскажешь? Почему здесь вообще все молчат?

— Потому что ещё по земле походить хочу, вот почему! — всплеснул руками Филин, а потом вдруг неожиданно завыл и схватившись за ноги, как будто их пронзила боль, осел на пол.

— Ты меня… Я аж… Опять… А-а-а, в общем, кыш отсюда. Быстро. Конец разговора.

Он постучался в комнату. Секунду спустя в коридор выглянул Соловей. Посмотрел на застывшего Клыка. Посмотрел вниз — на сморщившегося от боли Филина. Хмыкнул:

— Опять сам себя проклял. Совсем не бережётся.

 И помог ему, хромая, уйти в пахнущую дымом темноту.

— Погодите, что случилось? — вдогонку спросил Клык, но дверь захлопнулась прямо перед его носом.

***

Когда Клык нашёл Спичку (для этого пришлось выйти на улицу), тот сразу принюхался и удивлённо спросил:

— Ты что, был у Дельфинов? Зачем?

Клык сел к нему на лавку, под толстый ветвистый дуб, и устало вытянул ноги.

— Хотел попросить кое-что. Не знаешь, почему Филин так странно себя ведёт?

Спичка любопытно присмотрелся к нему. Стало понятно, что он пытается догадаться, зачем Клыку понадобился Филин.

— Почему ты думаешь, что я тебе отвечу?

— Раньше же отвечал, — слегка смутился Клык. Он почему-то ожидал, что Спичка всегда будет отвечать на его вопросы.

— Ну… Допустим. А что ты имеешь в виду?

— Он говорит как-то неправильно. Так не разговаривают. Я думал, может особенность у него такая, тут же все немного… того.

Клык замолчал.

— А почему передумал? — спросил Спичка.

— Да вот не знаю, может мне показалось… Он сегодня что-то говорил, не помню уже… А потом у него вдруг ноги заболели. Сильно. Пришёл Соловей, помог ему, и сказал, что он типа сам себя проклял. Это ерунда, конечно, ты не думай, что я верю…

— Это не ерунда! — воскликнул Спичка. — Сам себя? Хах, такого давно не было. Он, должно быть, переволновался, если перестал следить за речью. Интересно… А что он сказал?

— Да говорю же, не помню. Что-то про то, что жить ещё хочет.

— Ага… — Спичка задумался, глядя вверх, на желтеющую крону дерева. Он сидел так минуты две. Клык уже подумал, что он думает о своём и давно выкинул Филина из головы, но вдруг Спичка спросил:

— А он не говорил, что ещё землю потоптать охота? Или походить по белу свету? Что-то такое.

— Да, кажется так и сказал, — удивлённо протянул Клык, — А ты как догадался?

Спичка загадочно улыбнулся, но не ответил на вопрос.

— Ты мне лучше скажи, — попросил он, — Чем это ты напугал Филина, что он за жизнь спохватился?

— Я ничего такого не говорил.

— Правда? А что же он тогда?

— Не знаю. Нервные все здесь какие-то.

Спичка пожал плечами.

Он выглядел хорошо. Сегодня кошмаров почти не было. Но Клык всё равно был настороже. Кошмары — это такая штука, с которой никогда не можешь быть уверенным.

Странно всё-таки, что Филин отказал ему с ловцом снов. Обидно — ведь если Клыку согласился помочь, то почему бы не согласиться помочь и его другу? Спичка ведь не «кто попало».

— Можно вопрос? — спросил Клык. Спичка, наблюдающий за пчелой, повернулся к нему.

— М?

— О чём тебе обычно снятся сны?

— Интересный вопрос… Да много, о чем. Сегодня вот снилось, что на дворе зима, и снега навалило по самую крышу, так что мы вырыли туннели и ходим по ним как по коридорам, а окна используем как двери. Как муравьи или кроты.

— Ого… — Клык ожидал не такого ответа, но это правда было интересно. — Мне обычно снится херня какая-нибудь.

Он поворошил ботинком первые сухие листья под лавкой и, как бы невзначай, уточнил вопрос:

— А кошмары? Кошмары о чем снятся?

— Тебе зачем? — напрягся Спичка.

— Просто интересно.

Спичка посмотрел на него внимательно-внимательно, и так проницательно, что Клыку показалось, будто он сделан из стекла, и Спичка сейчас видит всё, из чего он состоит: все его мысли, чувства, тайны, страхи, и даже остаётся место для посторонних вещей, вроде двора позади него. Это было невозможно терпеть, так что он сдался:

— Я хотел попросить тебе ловец снов. Слышал, кто-то говорил, что они помогают.

Тело снова стало обычным. Не стеклянным.

— Не надо было, — покачал головой Спичка. — Мне не нужен ловец.

— А что тогда? Может какой-нибудь талисман или травку успокоительную? Нельзя же вот так постоянно…

— Мне можно.

Клык хотел возразить, но все слова звучали как-то невыразительно. Это же было просто неправильно! Мучиться из-за кошмаров почти каждую ночь, плакать, не высыпаться, а днём игнорировать это, как будто ничего и не было. Это жестоко по отношению к самому себе. И остальные жители дома как будто не понимают. Когда Клык спросил у Кнопки — одного из Мышей — что делать с кошмарами, тот предложил ему затычки для ушей, чтоб не просыпаться по ночам из-за чужих стонов. Но Мышей Клык знал плохо, они могли быть и придурками, а о Филине, почему-то, был лучшего мнения.

— Он, кстати, не согласился, — сказал зачем-то Клык. — Филин. Я думал, он поможет, а он, как только узнал, что это для тебя, сразу отказался.

— Я догадался, — кивнул Спичка. — Это его и взволновало.

— Потому что ты Фараон?

— Не-ет, — улыбнулся Спичка. — Если бы дело было только в этом, он бы тебя просто послал куда подальше.

— А почему тогда?

Спичка вздохнул.

— Я устал отвечать на твои вопросы. Давай остановимся на том, что меня тут сторонятся все, кроме тебя. Хотя я бы и тебе советовал. Но ты же не послушаешься.

 — Я хочу понять, почему тебя сторонятся, — упрямо произнес Клык.

— Зачем тебе это? — спросил Спичка с такой снисходительной интонацией, будто Клык сморозил глупость.

— Потому что я ничего не понимаю.

— Я вот знаю, почему меня сторонятся, и тоже ничего не понимаю. Тут дело не в этом. Никто ничего не понимает, в этом человеческая сущность.

— Спичка, — надулся Клык.

— Что? — насмешливо улыбнулся Спичка. — Вот так вот и есть. Мне жаль.

— Ничего тебе не жаль. Я помочь хочу, а ты меня отталкиваешь. Шутишь ещё.

— Ты обиделся что ли?

— Может и обиделся.

— На шутку? А ещё говоришь, что другие нервные.

— Да хрен с тобой, — махнул рукой Клык и встал с лавки.

— Ты куда? — забеспокоился Спичка. — Правда обиделся? Клык!

Клык не реагировал. Улыбка сползла с лица Спички. Он тоже вскочил на ноги.

— Я же не нарочно! Куда ты пошёл? Ну извини. Подожди меня!

— Не надо за мной идти, — буркнул Клык, обернувшись. — Я хочу побыть один.

— Почему?

— Не почему. Здесь не любят вопросы, забыл?

— Что ты истеришь?

Клык замер на месте, обернулся и ледяным спокойным тоном ответил:

— Я не истерю. У меня адекватная реакция на то, что мир вокруг сошёл с ума. Ваши правила идиотские, тайны, мистика в которую вы свято верите — это всё бред. Сильные бьют слабых, беспомощным не собираются помогать, а как только хочешь вмешаться, тебе плюют в лицо. «У нас так принято» — что принято, игнорировать других?

Он снова отвернулся и пошел ещё быстрее.

— Клык, — дрожащим голосом позвал Спичка. — Я же… Давай поговорим. Постой…

Но Клык не обернулся и не вернулся к нему. Ему было слышно, что его не пытаются догнать, но даже если бы пытались, он умел неплохо бегать.

***

Вернулся в Дом он только к ужину. Коридоры встретили его непривычной пустотой, как будто кто-то взял и запер всех жителей Дома в одном месте. Клык прошёлся по коридору, прислушиваясь к звукам, и уловил шум где-то этажом выше.

Он сперва хотел пойти в комнату и впервые насладиться тишиной и пустотой, но любопытство взяло своё: Клык направился в сторону лестницы. Голоса становились отчётливее с каждой ступенькой. Он вдруг осознал, что все жители дома не собирались вместе даже в столовой. Всегда кто-то приходил раньше, кто-то спал, кто-то опаздывал.

От большого скопления людей в коридоре образовалась пробка. Ребята стояли на цыпочках, сидели, прислонялись к стене и висли друг на друге, разглядывая что-то впереди. Клык подошёл ближе, подпрыгнул, но даже так он был ниже большинства впередистоящих.

— Можно пройти? Что там? — спросил он, протискиваясь между людьми, пролезая в самую глубь. Кто-то больно толкнул его локтем, не заметив. Потом наступили на ногу. В толпе было тесно и ничего не видно. Двигаться стало затруднительно. Клык попытался вернуться назад, но соседние тела стискивали его и не давали сдвинуться с места. Он вдруг со страхом подумал, что если они все решат пойти вперёд, то его просто уронят на пол и затопчут ногами.

— Эй! — стараясь не паниковать, громко сказал он. — Можно? Можно пройти? Выпустите меня!

Человек справа отошёл вбок, и Клык полетел вперёд, врезавшись в чью-то спину. Парень впереди него обернулся и шикнул.

— Мне и так ничего не слышно, — сердито сказал он.

Клык рассердился и хотел уже пнуть кого-нибудь, чтобы на него обратили внимание и помогли выйти, как вдруг услышал то, что с таким рвением все пытались расслышать. Мальчишеский голос, до ужаса знакомый, вещал что-то громко и выразительно, как диктор с трибуны. Слов слышно не было, но спустя несколько секунд Клык узнал его обладателя.

Он похлопал по плечу мальчика слева от себя.

— Что там творится? Это Спичка? — спросил он.

Мальчик не глядя кивнул, а потом повернулся и охнул, увидев Клыка. Верзила впереди, который просил быть потише, снова обернулся, чтобы начать ругаться, но завис, заметив его.

Каким-то немыслимым образом толпа начала расступаться впереди и смыкаться сзади, толкая Клыка вперёд. Будто он был своеобразным Моисеем. Голос Спички начал приближаться.

— Меня долго не было, — услышал Клык, — Но мне приятно то, как вы меня ждали.

Это был его голос, но совсем не его слова, не та интонация, совершенно другая громкость и скорость речи. Как будто кто-то чужой говорил голосом Спички. Клыку стало жутко.

Толпа выплюнула его на пустой клочок пола в центре. В голове сама собой возникла ассоциация с гладиаторскими боями.

Клык встал, отряхнулся и огляделся. Воздух снова поступал в лёгкие, его не толкали, не прижимались, и это было хорошо.

Прямо перед ним стоял Спичка с ухмылкой и недобрым желтым блеском в глазах.

Это было плохо. Очень плохо.