— Как проходит подготовка к Ночи Костров и Фейерверков? — бодро поинтересовался мужской голос, как только Гермиона поднесла телефон к уху, отвечая на звонок.

— Весело, скорее всего! Джинни с остальными девушками из группы поддержки прыгают на улице и кричат: «Дайте монетку для отличного парня Гая!» Такая глупость, — негромко проворчала Гермиона, пытаясь одной рукой впихнуть на полку просматриваемую секундой раньше книгу.

— Почему ты звучишь так уныло? Тебе не нравится этот праздник? — весело поинтересовался мужчина, а вслед за его вопросами раздался какой-то странный грохот. — Дора, малышка, не подходи к этим ящикам! Твоя неуклюжесть очаровательна, но если она приведет к незапланированному поджогу, то мы вряд ли успеем покинуть дом раньше, чем произойдет взрыв, — немного приглушенно произнес человек на том конце связи. Вопреки произнесенному, его голос звучал весело, словно возможность оказаться в эпицентре взрыва его ни капли не беспокоила. — Если тебе нечем заняться, попроси Бродягу выгулять тебя. Может и с любовницей, тебе-то какое дело? Не ревнуй, малышка, ты же знаешь, что мое сердце принадлежит только тому парню в зеркале! Не забудь завязать шнурки. — Вновь слушая односторонний разговор, Гермиона невольно улыбнулась, представив себе подозрительно щурящуюся Тонкс, которая интересовалась, с кем это беседует ее дядюшка. Как ни удивительно, но Гермионе удалось расслышать в голосе собеседника нотки заботы, ловко скрывающиеся за ехидством и насмешкой. — Итак, девочка! Чем тебя не устраивает Ночь Гая Фокса? — уже гораздо четче и немного дразняще раздалось в динамике.

В итоге Гермиона сама не заметила, как увлеклась рассуждением об уместности данного праздника. Она говорила о том, что большинство британцев уже толком и не знают историческую причину Ночи Гая Фокса, делилась своим мнением о том, что король Яков I действительно имел отношение к заговору, и игнорировала недовольные взгляды мадам Пинс, которая была возмущена тем, что студентка имеет наглость говорить по телефону в библиотеке. Ее собеседник не произнес ни одного возражения, но после окончания ее монолога просто заметил, что люди любят праздники и повод для веселья не может быть лишним. Он очень живо и заразительно рассказывал о карнавалах и парадах, устраиваемых в эту ночь, о том, как сбегал из дома, чтобы принять в них участие. И даже был уверен, что в этом году ему тоже придется убегать через окно, словно ему снова пятнадцать, а родители считают такое времяпрепровождение недостойным. А все потому, что в этот раз его друзья не хотели никуда его пускать из-за недавнего случая с Беллой. Он так ярко говорил о фейерверках и горящих кострах, что Грейнджер поймала себя на желании принять участие во всем этом.

— В конце концов, каждый уважающий себя англичанин должен принять участие в сожжении чучела Гая Фокса! — убежденно заключил мужчина, и твердость, с которой это было произнесено, с легкостью разбивала все весомые аргументы.

— Декабрь уже близко, скоро начнется сессия. Нужно готовиться к экзаменам, а не развлекаться, — все-таки не удержавшись, фыркнула Гермиона и спряталась за стеллажом от библиотекарши.

— Не будь занудой, девочка! Тебе двадцать два — нужно развлекаться, пока повседневные проблемы не загрузили тебя своей скучной рутиной, — немного насмешливо, но достаточно уверенно произнес хриплый голос. — Пообещай мне, что сегодня ты отложишь в сторону все свои книги, возьмешь Джинни под руку, и вы вместе отправитесь в парк и там от души повеселитесь.

— Неужели ты ничем не собираешься мне угрожать? Или воображение тебя подвело на этот раз? — не дождавшись закономерного продолжения, с нескрываемым изумлением спросила Гермиона.

— Никаких угроз, потому что в твоих интересах сегодня развеяться, иначе нам будет совершенно не о чем разговаривать завтра, — с наигранной серьезностью отозвался ее собеседник. Гермиона скептически хмыкнула. У нее было такое ощущение, словно с этим человеком можно было говорить на любую тему, начиная с науки и заканчивая откровенным бредом, вроде рассуждений о том, почему у ежа иголки, а коты называются именно котами.

— В таком случае, я заканчиваю эту беседу и иду за Джинни, — снова доставая первую попавшуюся книгу, с улыбкой заявила Гермиона.

— И я в очередной раз убедился в том, что ты чрезвычайно умна! — весело раздалось в ответ. — А я пойду воровать у Лили печенье. Надеюсь, в этому году мне не достанется сюрприз с острым перцем, хотя это почему-то случается каждый год. Довольно подозрительно! Повеселись, девочка!

***

Ночь Гая Фокса оказалась довольно веселой и запоминающейся. Джинни радовалась тому, что Грейнджер в этом году не заперлась в комнате со своими книгами, Рон, присоединившийся к подругам в парке перед самым началом главного шоу, тоже удивился присутствию Гермионы. К счастью, теперь он не вел себя как придурок и даже напомнил Грейнджер того самого парня, в которого она, как ей тогда казалось, была влюблена. Конечно, Рон по-прежнему оставался грубоват и не слишком следил за языком, но дружелюбия в нем заметно прибавилось. Гермиону даже начало преследовать ощущение, что парень в любой момент попросит помочь с домашним заданием, настолько сильно он напомнил ей об их школьных буднях. Джинни изменения в поведении брата явно не особо волновали, но она не удержалась от вопроса о Гарри, которого в этот раз не было вместе с Роном. Старший Уизли лишь пожал плечами и пробурчал что-то о совместном праздновании с родителями и их друзьями.

В целом, эта Ночь Костров и Фейерверков была одной из лучших в жизни Гермионы. Наблюдая за яркими огнями в небе, за веселящимися вокруг людьми, Грейнджер ощущала давно забытый восторг и легкий трепет. Казалось, что она снова вернулась в детство и впервые приняла участие в традиционном празднике своей страны. И уже не имели значения никакие исторические подтексты и прочие мелочи. Важными были лишь чувства счастья и радости, которые можно разделить со своими друзьями. Позвонив своему незнакомцу на следующий день во время тренировки Джинни, Гермиона первым делом поблагодарила его, и услышала в ответ удивительно мягкое, почти ласковое: «Не за что!»

***

Первые две ноябрьские недели протекали удивительно неторопливо, словно даря студентам шанс надышаться перед началом зачетов и ежедневных стрессов из-за сессии. Но пока казалось, что до декабря еще далеко, и студенты по большей части валяли дурака, а не учились. Все вокруг напевали какую-то прилипчивую песню, слова которой запомнились даже Гермионе. Причем в этой песне даже был довольно глубокий смысл, но Грейнджер сомневалась в том, что кто-то еще обратил на это внимание. Профессора загружали все большим объемом теорий и всевозможных заданий. А Джинни пребывала в скверном расположении духа из-за окончания футбольного сезона и проигрыша той команды, за которую она болела на последней игре.

С каждым днем Гермиона все чаще разговаривала со своим незнакомцем, но при этом у них все равно находились срочные темы, требующие обсуждения во время уроков или в середине ночи, и потому звонки никак не влияли на количество сообщений или на их длину. Гермиона так и не вернулась к вопросу о кличке Бродяги, созвучной с обращением Люпина к своему другу. Она так же не стала рассказывать своему собеседнику о том, что смогла узнать о Доркас Медоуз и о своих выводах относительно личности самого собеседника. Как ни странно, но подбирать осторожные фразы и следить за словами не было необходимости, потому что стоило Гермионе услышать в динамике телефона хриплый мужской голос, как все догадки и гипотезы куда-то исчезали и не появлялись до конца разговора, если не дольше.

— Ну как, готова к бою с чокнутыми фанатками? — бодро произнесла Джинни в один из обеденных перерывов, отрывая Гермиону от написания ответа. Сегодня они рассуждали об оборотнях и других людях, превращающихся в животных. Грейнджер на самом деле не смогла бы внятно объяснить, как их разговор дошел до такого, но подозревала, что все началось с сообщения, в котором ее незнакомец пожаловался на невозможность превратиться в зверя и просто сбежать.

— Не уверена, что поняла тебя, — оторвав взгляд от экрана, нахмурилась Гермиона.

— Во «Флориш и Блоттс» в эту субботу встреча с твоим любимым писателем. Как ты могла забыть? — с притворным ужасом воскликнула Джинни и широко улыбнулась, когда подруга нахмурилась еще больше. — Он этой осенью просто нарасхват! Сначала посетил детскую больницу в сентябре, потом выступление в старшей школе при Оксфорде в конце октября, а теперь вот чтения в книжном магазине. Мы просто обязаны попасть туда хотя бы на этот раз! — позабыв о своем обеде, убежденно провозгласила Уизли.

— Во-первых, в субботу у нас занятия, — нервно покосившись на свой телефон, твердо заговорила Гермиона. — Во-вторых, ты прекрасно знаешь, что я предпочитаю восхищаться творчеством… этого писателя издалека. — После того, как Грейнджер рассекретила личность своего телефонного собеседника, произносить вслух имя любимого современного писателя у нее почему-то никак не получалось. Словно она каждый раз натыкалась на какую-то непреодолимую преграду.

— Я все рассчитала: если мы уйдем во время обеденного перерыва и успеем добежать до метро за три минуты, то опоздаем не больше, чем на пять минут, — явно не собираясь продолжать слушать оправдания Гермионы, нетерпеливо отмахнулась Джинни. — К тому же не смей меня обманывать! Я ведь знаю, что у тебя в телефоне есть его фотографии, и ты читаешь каждые свежие статьи о нем. Разумеется, ты хочешь получить его автограф, просто упрямишься, не желая быть похожей на остальных его фанаток.

— Я поклонница его творчества, а не привлекательной внешности, — недовольно фыркнула Гермиона и вернулась к написанию ответного сообщения.

— Однако то, что он красавчик, ты не отрицаешь! И между прочим, он действительно достаточно умен, — переведя взгляд на свою тарелку, как бы невзначай заметила Джинни. — Полумна показала мне запись его октябрьского выступления в школе. Сначала он почти играючи рассказывал о поэзии, причем так ярко, что мне захотелось попробовать написать стих. А в конце он умудрился рассказать о цикле Карно так, что даже самый последний тупица смог бы понять, что это такое! Понимаешь, к чему я клоню? Это же из области физики! — уже более настойчиво продолжала разглагольствовать Уизли.

Услышав последние слова подруги, Гермиона чуть не выронила телефон. Она, конечно, была убеждена в том, что в ее выводах не может быть ошибки, но до этого самого момента еще существовала возможность того, что вся эта теория окажется в корне неверной. Теперь же альтернативных вариантов не оставалось, потому что Грейнджер искренне сомневалась в том, что мог найтись еще один человек, который связал бы физику и литературу.

— В конце концов, Сириус Блэк, может, и кажется довольно самовлюбленным, но уж точно не похож на Локонса, — тем временем говорила Джинни.

— Он его полнейшая противоположность, — сумрачно пробурчала в ответ Гермиона, скользя взглядом по тексту нового сообщения.

История с Локонсом стала для Гермионы главным разочарованием в двенадцать лет. Этот писатель был довольно популярен около десяти лет назад, но вся его слава закончилась после того, как на полках книжных магазинов появилась первая книга Сириуса Блэка. Сейчас каждый знал о том, что Локонс воровал чужие идеи, целые тексты, и выдавал их за свои творения. Гермионе было почти тринадцать, когда этот факт стал общим достоянием, а Локонс превратился в посмешище. Примерно в то же время она решила сменить жанр фэнтези на научную фантастику и тогда же познакомилась с творчеством Блэка. Она действительно читала все статьи, где он упоминался, у нее были все изданные книги, и Гермиона правда хотела бы посетить хоть одну встречу с этим автором, которые устраивали разные магазины. Но после истории с Локонсом предпочитала разграничивать интерес к творчеству и интерес к самому писателю, боясь снова разочароваться в любимом авторе. Во всяком случае, до этого года Грейнджер точно опасалась именно этого. Теперь же ей вдруг захотелось наконец взглянуть хотя бы издалека не только на любимого автора, но и на человека, с которым она так много общалась в последние дни.

— Я подумаю о субботе! — пообещала Гермиона, когда они с Джинни покидали столовую. Уизли удивленно подняла брови, но тут же радостно заулыбалась и крепко обняла подругу, прежде чем побежать в сторону своей аудитории. Гермиона снова посмотрела на свой телефон и нервно сглотнула, медленно осознавая, на что именно она только что согласилась.

***

Суббота наступила слишком быстро и слишком не к месту. Все утро Гермиона была напряжена до предела и пыталась найти веский предлог, чтобы отказаться от участия в затее Джинни. От нервных размышлений ее отвлекла завязавшаяся с незнакомцем беседа о книгах Лавкрафта. Она решила не делиться с ним планами на вторую часть этого дня и была безумно этому рада, потому что так он хотя бы не будет ожидать этой встречи и даже не предположит, что среди его поклонников может оказаться та самая девушка, с которой он так часто общался. Однако Гермиона не могла перестать думать о том, что ее телефонный собеседник может готовиться к своему выступлению в тот самый момент, когда она набирает ему очередное сообщение.

Как только прозвенел звонок, сообщающий о начале обеденного перерыва, Гермиона покинула кабинет самой первой и почти бегом направилась в сторону выхода, сама толком не зная, чего хочет больше: успеть сбежать от Джинни или как можно скорее оказаться в метро. Она довольно ловко лавировала между студентами, попутно набирая сообщение подруге о том, что движется в сторону выхода. Но в какой-то момент удача отвернулась от Гермионы, и на ее пути возникли верные подпевалы Паркинсон. Они как-то подозрительно-довольно ухмылялись и не позволяли Гермионе пройти, а сама Грейнджер была слишком загружена своими переживаниями по-поводу предстоящего мероприятия и потому не сразу обратила внимание на появление предводительницы этой шайки у себя за спиной. На самом деле Грейнджер даже не сразу поняла, что именно происходит, когда Паркинсон вдруг с притворным сочувствием начала извиняться и, пообещав все исправить, запутала кудри Гермионы настолько сильно, что это наконец-то заставило девушку обратить внимание на то, что происходило именно в этот момент.

А случилось то, что Паркинсон плюнула в волосы Грейнджер жвачку и сделала все, чтобы от нее было невозможно избавиться. Довольная своей выходкой, Паркинсон злобно заулыбалась, а ее подпевалы противно захихикали. Весь ужас произошедшего добирался до сознания Гермионы как-то очень медленно.

— Ах ты сука! Да я тебя на лоскуты порву, тварь, — яростно выкрикнула подбежавшая к четырем девушкам Джинни. Она кинула на пол свою сумку и действительно собралась напасть на Паркинсон с кулаками. Было очевидно, что Уизли оказалась свидетельницей того, что произошло с ее подругой, и это ее не на шутку разозлило. Даже рыжие волосы, казалось, подрагивали от сдерживаемого гнева и вот-вот могли вспыхнуть подобно настоящему пламени. Гермионе пришлось буквально повиснуть на подруге, чтобы не допустить драки. — Срочно в комнату! — все еще кипя от возмущения, резко бросила Джинни, схватила Грейнджер за руку и потащила в сторону общежития. Гермиона едва успела схватить брошенную Джинни сумку. Паркинсон и ее верные подпевалы проводили двух подруг высокомерными взглядами.

Всю дорогу до своей комнаты, Джинни продолжала осыпать Паркинсон всевозможными оскорблениями, и в какой-то момент даже назвала ее лицо обезьяньей задницей. Гермионе хотелось одновременно и разрыдаться, и рассмеяться. Истерика подбиралась все ближе, как и понимание того, что с волосами придется расстаться. Грейнджер представила себя с короткой стрижкой и передернула плечами. Короткие волосы будут завиваться еще больше, а к прозвищу зубрилки прибавится еще и овца. Уж Паркинсон точно не упустит случая так ее назвать, когда в понедельник Гермиона появится в колледже с новой прической. И хотя подобная перспектива представлялась сущим кошмаром, Гермиона неожиданно поняла, что ей на самом деле все равно. В конце концов, это всего лишь волосы, и они отрастут до плеч за ближайший месяц.

— Просто доверься мне, и я все исправлю, — уверенно заявила Джинни, как только они оказались в ее комнате. — Я росла с Фредом и Джорджем, и жвачка в волосах была сущей мелочью в сравнении со многими их шутками. Если я все сделаю правильно, то нам даже ножницы не понадобятся, — убежденно заявила Уизли, уже приступив к поискам того, что ей было нужно.

— Мне кажется, они слишком сильно запутаны, — немного печально заметила Гермиона, пытаясь рассмотреть результаты деятельности Паркинсон в зеркале. — Может, будет проще остричь меня? Волосы — не такая уж и страшная потеря.

— Просто заткнись и делай то, что я скажу, — даже не взглянув в ее сторону, строго произнесла Джинни и этим даже слегка напомнила миссис Уизли. Гермиона решила не сообщать подруге об этом и просто пожала плечами, решив полностью положиться в этом деле на Джинни.

Устранение последствий растянулось до самого вечера. Сначала Джинни заставила Гермиону держать волосы в ледяной воде, для этой цели Уизли даже смогла где-то раздобыть лед. Часть замерзшей жвачки действительно удалось вытащить из волос, но некоторые участки остались слипшимися, и тогда в бой вступило оливковое масло, неизвестно как добытое Джинни в кратчайшие сроки. Скептицизм Гермионы по-поводу такого способа исчез после того, как Уизли избавилась от остатков жвачки и отправила подругу в душ. Весь этот случай только лишний раз напомнил Грейнджер о том, почему же она общалась с этой девушкой, с которой у них почти не было ничего общего. Щемящее чувство благодарности не покидало Гермиону все выходные, хоть она и чувствовала себя немного виновато, ведь из-за всего этого Джинни опять не удалось попасть на встречу с известным автором.

— Я знаю, что твои друзья заботятся о тебе и готовы помочь с чем угодно. И мне стало интересно, что ты делаешь для них? — произнесла Гермиона во время воскресной беседы со своим незнакомцем. Она прогуливалась по магазинам и пыталась придумать, что бы такого подарить Джинни за ее своевременное вмешательство.

— Какой необычный вопрос, — с какой-то незнакомой растерянностью произнес мужчина. Гермиона даже на мгновение засомневалась в том, что это сказал именно тот человек, с которым она все это время общалась. — Видишь ли, девочка, я слишком эгоистичен во всем. Как правило, я больше беру и при этом ничего не отдаю взамен. Не будь мои друзья такими хорошими людьми, какие они есть, то уже давно прекратили бы со мной всякое общение. Но они знают, что без их положительного влияния я давно скатился бы на самое дно, и не готовы жить с таким грузом.

— Звучит очень убедительно, — нахмурившись, сухо отметила Гермиона. Она действительно поверила в его слова на целых пять секунд, пока не вспомнила все, что ей было о нем известно. — Но почему-то в это крайне трудно поверить!

— Что же заставляет тебя сомневаться? — как-то грустно хмыкнув, спросил мужчина.

— Тот факт, что ты являешься крестным отцом Гарри!

— Нам всем было по двадцать, и каждый считал этот случай чем-то естественным.

— Ты устраиваешь для своих друзей вечеринки…

— Во-первых, это может сделать любой дурак. Во-вторых, я люблю вечеринки, и могу найти любой повод, чтобы повеселиться.

— Но ты ведь заботишься о них! Конечно, ты изо всех сил скрываешь это, но если прислушаться к некоторым обрывкам фраз… Гарри и Тонкс живут в твоем доме, ты так же всегда готов разрешить пожить у себя любому своему знакомому. Ты беспокоился о профессоре Люпине и разозлился на его молчание, потому что он не сообщил о том, что с ним все в порядке и тем самым заставил всех вас нервничать еще больше. Ты не позволяешь своим близким поддаваться унынию, когда происходит что-то плохое, и всегда готов поговорить или помолчать, если это необходимо. Я уверена в том, что не перечислила и половины того, что ты делаешь. Но не понимаю, почему ты пытаешь это отрицать или считаешь чем-то незначительным! — Немного разозлившись от того, что на каждое ее предложение он находил какие-то возражения, на одном дыхании произнесла Гермиона, и тоже невольно задалась вопросом, как же ей удалось не задохнуться.

— Забота о ком-то есть высшее проявление эгоизма, — уныло раздалось в ответ, и Гермиона начала подозревать, что с ее собеседником опять что-то приключилось.

— А сейчас ты скажешь, что любовь тоже эгоизм? — нахмурившись, медленно протянула Гермиона, и услышала в ответ громкий вздох, полный печали. — Не расскажешь, почему ты сегодня настроен так пессимистично? — как можно мягче произнесла девушка, невольно сравнивая этот разговор с общением с ребенком или капризным пациентом.

— Это так глупо, девочка! — несколько насмешливо фыркнул мужчина, а затем послышался какой-то звон. — Однажды я разобью эту вазу о чью-нибудь голову! Почему они никак не избавятся от этого уродства?.. — приглушенно ворчал сиплый голос, и Гермиона на время сосредоточилась на рассматривании всевозможных напульсников, не особо вслушиваясь в красноречивые ругательства на том конце связи.

— Любой нормальный человек, прочитав нашу переписку, решил бы, что мы сумасшедшие. Еще один странный разговор уже ничего не испортит, — когда поток ворчания иссяк, с легкой улыбкой заметила Гермиона и выбрала несколько повязок для запястья с названиями тех групп, музыку которых Джинни точно слушала.

— Понимаешь, у меня вчера была вроде как очередная встреча с толпой людишек, — недолго помолчав, издалека начал мужчина, на что Гермиона лишь согласно угукнула, прикусив язык, чтобы случайно не сболтнуть чего-нибудь лишнего. — Лили и еще некоторые мои знакомые настаивают на том, что эти глупые встречи необходимы в первую очередь для меня, чтобы я не забывал о том, как общаться с людьми, которые ничего обо мне не знают. Я, если честно, терпеть не могу эти встречи, потому что обязательно находится кто-нибудь с каверзными вопросиками. И вчера меня в очередной раз спросили о том, почему я все еще одинок, планирую ли я вообще заводить семью и становиться отцом.

— Всем свободным людям задают такие вопросы. Разве ты не должен быть к этому привычен? — сглотнув, немного сипло спросила Гермиона, невольно вспомнив, как часто подобные вопросы встречаются в интервью с ним. Сириус Блэк, как правило, всегда ловко отшучивался или говорил о том, что ищет подходящую инопланетянку.

— Когда слышишь этот вопрос так же часто, как я, то начинаешь подумывать об убийстве всех этих людишек, озабоченных первобытным инстинктом размножения, — наполовину раздосадованно, наполовину насмешливо произнес ее собеседник. Гермиона подумала о том, что у нее тоже возникло бы такое желание, потому что вопросы о замужестве, которые сыпались на нее от ближайших родственников и друзей родителей, раздражали ее ничуть не меньше. — Обычно я не воспринимаю эти вопросы, отвечаю почти машинально и тут же о них забываю. Но в этот раз… Черт, последний раз я так серьезно задумывался о своем будущем перед тем, как сделать предложение Доркас! Мне тогда было тридцать: самый подходящий возраст, как многие считают. А сейчас мне сорок два, у меня есть семья, Гарри, Драко и Дора для меня как родные дети. Но я все равно не могу не думать о том, что своих детей у меня все-таки нет. А если и появятся, то мне будет уже за пятьдесят, когда они пойдут в школу, шестьдесят, когда начнется студенческая пора жизни. Не факт, что я смогу дожить до внуков!.. Боже, какой бред я несу! Кажется, это все-таки кризис среднего возраста. Как уныло!

— Это все действительно звучит весьма печально, — сглотнув, проговорила Гермиона, лихорадочно пытаясь подобрать какие-то слова и понимая, что разговорами тут помочь невозможно. В этот момент она впервые за все время их общения почувствовала ту самую пропасть в двадцать лет, которая разделяла их. Гермиона в свои двадцать два действительно слабо осознавала всю глубину этой ситуации, но смолчать все равно не получилось. — Общеизвестный факт: дети нужны для того, чтобы в первую очередь продолжался род. Но помимо этого инстинкта, генетически заложенного в каждом человеке, дети нужны и для того, чтобы через них передать новому поколению какие-то свои знания, умения, открытия или ценности. С продолжением рода у тебя, конечно, не все сложилось удачно, но зато ты действительно смог передать часть своего опыта, каких-то своих жизненных принципов молодому поколению. Ты ведь принимал участие в воспитании Гарри, Тонкс и Драко, а значит вложил в них что-то от себя. Они так или иначе передадут это что-то своим детям, а те своим. Таким образом, твое влияние все равно будет иметь свои последствия, о каких-то твоих словах или поступках будут помнить, а значит, твоя жизнь не прошла впустую. Ты смог оставить после себя след, и только это должно иметь значение!

На некоторое время воцарилось молчание. Гермиона слышала только негромкое дыхание в динамике, а сама никак не могла вдохнуть полной грудью. Ей казалось, что своими словами она все испортила, и через секунду-другую ее собеседник попросит навсегда забыть о нем и бросит трубку. Но пауза все затягивалась, и ожидания Грейнджер все никак не оправдывались.

— Ты самая поразительная девушка из всех, что мне встречались за последние двенадцать лет! — с нескрываемым восхищением произнес мужчина, окончательно сбивая Гермиону с толку той искренностью, которая звучала в его голосе. — И у тебя действительно нет парня? Да за тобой должны бегать целые толпы поклонников, — настолько убежденно прибавил он, что на миг Гермиона действительно поверила, что ее преследует толпа мальчишек, которых она все это время просто не замечала.

— Я просто терпеливо жду своего храброго рыцаря на железном коне, — на всякий случай оглянувшись по сторонам, с улыбкой отозвалась Грейнджер.

— Что же ты будешь делать, если рыцарь окажется в два раза старше? — немного насмешливо поинтересовался ее собеседник, но в его тоне чувствовался легчайший намек на серьезность.

— Я ведь уже говорила о том, что возраст не имеет значения. К тому же так будет даже лучше, потому что все мои ровесники — глупые мальчишки, которым нужна нянька. А у меня будет настоящий мужчина, и все девчонки лопнут от зависти, подтирая сопли своим парням, — упрямо тряхнув головой, предельно честно заявила Гермиона, удивляясь собственным словам. Для нее стало настоящей загадкой то, где они скрывались от нее все это время, чтобы так предательски вырваться наружу в слишком уж прозрачном намеке.

— Ну к чему такой талантливой принцессе рыцарь, идущий по темной, кривой тропинке, с которой в любую секунду можно рухнуть в пропасть? — с легчайшей ноткой грусти вздохнул мужчина.

— Кто-то же должен крепко держать его за руку, чтобы уберечь от падения, — двинувшись в сторону кассы, пожала плечами Гермиона, почему-то уверенная в том, что ее собеседник каким-то способом смог распознать этот жест.

— Моя умная девочка, кажется, я уже упоминал о том, что легко влюбляюсь, — с негромким смешком, заметил ее собеседник.

— И я бессовестно собираюсь этим воспользоваться! — широко улыбнулась Гермиона, и внезапно ее взгляд замер на разноцветных клубках пряжи.

— Иногда меня всерьез беспокоит вопрос: это общение со мной на тебя так влияет, или ты на самом деле очень плохая девчонка, но притворяешься?

— Ты только что попытался сравнить меня с профессором Люпином? — подняв брови, насмешливо уточнила Гермиона и недовольно прошлась вдоль стеллажа с пряжей, пытаясь убедить себя в том, что посетившая ее идея обречена на провал.

— Ну, он тоже был пай-мальчиком до знакомства со мной и Джеймсом. А потом мы отыскали прячущегося глубоко внутри него хулигана, дали ему гитару и забыли спрятать его обратно. Знала бы ты, скольких девушек он покорил в свое время. Было бы еще лучше, если бы и он об этом знал, но в его жизни есть место лишь одной особе женского пола. Очень взрывоопасной особе, надо сказать, особенно если у нее в руках спички. — На какое-то время он замолчал, словно бы обдумывая собственные слова. Гермиона честно попыталась себе представить ту девушку, которая могла бы нравиться Люпину, и у нее почему-то вырисовывался смутно знакомый образ, который никак не получалось связать с кем-то конкретным. — Мне нравится, когда в тебе просыпается твоя самоуверенность и смелость. Поверь, это делает тебя намного привлекательнее, чем ты есть, и мне не нужно видеть тебя, чтобы знать это наверняка.

— Мои родители сказали бы, что ты дурно на меня влияешь, — невольно улыбнулась Гермиона, чувствуя краску смущения, растекающуюся по щекам.

— Правда? А я ведь даже не приступил к соблазнению. Сочувствую твоим родителям, но поверь, они потеряли тебя навсегда, — весело воскликнул мужчина и с каким-то озорством обратился уже к кому-то другому, не позволив Гермионе как-нибудь ответить на это заявление: — Цветочек, а ты сегодня быстро собралась! Под кайфом? Да за кого ты меня принимаешь? Кто выглядел уныло? Когда такое было, милая, я же самый радостный человек на этой несчастной планете. А с кем я разговариваю? А, ты про телефон! С любовницей, конечно, что за глупый вопрос. Решил, что жизнь достаточно прекрасна, и самое время соблазнять хорошеньких студенток. Обязательно передам! Жду тебя в машине! — Все это было произнесено ярко, быстро и настолько живо, что этой искрящейся энергией легко можно было заразиться даже через телефонную связь. — Лили просила передать тебе свою благодарность. Один пес знает, чего она пыталась добиться. А нам уже пора заканчивать эту великолепную беседу, потому что я обещал Лили подвезти ее к сестре. Джеймс эту дамочку терпеть не может, да и я от нее не в восторге. Но Лили слишком сильно ее любит, так что страдать приходится мне.

— И даже сейчас ты собираешься заявить о том, что не помогаешь своим друзьям? — с нескрываемым раздражением поинтересовалась Гермиона. Тот факт, что все это время он просто поджидал Лили, собирался ей помочь, а по телефону утверждал, что ничего не делает для своих друзей, вызывал легкую досаду.

— Я не думал об этом, как о помощи. Меня попросили, я согласился, потому что могу это сделать. Сущий пустяк! — довольно небрежно отмахнулся мужчина. И Гермиона как-то запоздало поняла, что он действительно вполне мог не замечать того, как много делает для других, считая это сущими пустяками, не стоящих внимания или упоминания. — До связи, моя плохая девчонка!

— Удачи, храбрый сэр рыцарь!

***

— Привет, незнакомка, номер которой записан как девочка! Девочка? Серьезно, что ли? Либо ты околдовала Бродягу, либо его воображение дало сбой, потому что такого проявления гендерного шовинизма я за ним еще никогда не наблюдал, — с какой-то по-истине детской радостью заявил высокий мужской голос, когда Гермиона привычно ответила на звонок.

— Как по мне, лучше уж слышать в свой адрес постоянное «девочка», нежели зваться оленем, — немного растерявшись от такой неожиданности, почти автоматически выдала Гермиона.

Она сидела на трибуне в спортивном зале, снова дожидаясь окончания тренировки группы поддержки, и коротала время, перечитывая учебник химии. Звонок от ее собеседника был чем-то закономерным. Даже Джинни уже перестала обращать внимание на то, что Гермиона не просто с кем-то переписывается, а разговаривает по телефону. Сегодня настроение Гермионы было слишком хорошим, и она очень надеялась на какую-нибудь непринужденную беседу, легкий флирт от ее собеседника, и ее попытки отшутиться, сделав вид, что эти заигрывания не заставляют ее краснеть, а сердце быстрее разгонять по телу кровь. Хорошее настроение создавали ядовито-салатовые волосы Паркинсон, и оранжевые точки на ее лице. От своего нового образа Паркинсон никак не могла избавиться уже три дня, и Гермиона точно знала, что Джинни приложила к этому руку. Если вообще не подключила к этому своих братьев-близнецов. И этим событием отчего-то очень хотелось поделиться с телефонным собеседником. Грейнджер была уверена в том, что незнакомец обязательно оценит эту шалость. Но незнакомый голос, раздавший из динамика, заставил насторожиться.

— Матерь божья, да ты еще и умная! Ладно, мисс, счет один-ноль в твою пользу. Но замечу, что оленем он меня называет не так уж и часто. Во всяком случае, меня радует уже то, что он не называет моего сына Бэмби. А он мог бы, потому что однажды моя жена совершила глупость и оставила Бродягу вместе с Гарри перед телевизором в тот момент, когда там шел этот мультик. Все мы знаем, что обоих Бродяг нельзя подпускать к телевизору! — очень быстро и воодушевленно произнес новый собеседник Гермионы. Теперь ей даже начало казаться, что в отличие от нее, этот человек вообще никогда не дышит. А может, он даже не был человеком. Гермиона могла бы поверить в то, что это инопланетянин, потому что общение с любимым автором, обожающим научную фантастику, научило ее не удивляться всему подряд.

— Вам не кажется, что вашему другу не понравится то, что вы взяли без спроса его телефон? — успела вставить Гермиона перед тем, как услышала еще один поток слов.

— Не беспокойся об этом, я разбил о его голову яйцо, и у нас есть минут десять, пока он будет приводить в порядок свои волосы. Вот честно, иногда в нем просыпается самая настоящая девчонка. Однажды я действительно побрею его налысо, пусть попробует себя в роли скинхеда. К несчастью, я потратил на расшифровку пароля целых две минуты. И с чего вдруг он вспомнил о своем музыкальном образовании? Двенадцать лет он не просто игнорировал существование музыкальных инструментов, а еще и запрятал их в подвал. Признайся, незнакомка, это ты на него так повлияла?

— Сомневаюсь, что разговоры о взаимосвязи философии и математики могут вдохновить на занятия музыкой, — с нескрываемым скептицизмом отозвалась Гермиона. Она помнила о том дне, когда Тонкс заявила, что ее дядюшка достал гитару, но никак не связывала это с собой, потому что считала, что в жизни этого человека каждое мгновение происходит что-то необычное. А значит, повлиять на его деятельность могло что угодно.

— Вы действительно говорили на эту тему? — крайне недоверчиво переспросил мужчина.

— Ну, иногда он жалуется на то, что вы не следите за своей машиной, Гарри съедает все сладкое в доме, а ваша жена пытается его откормить. Но да, в основном мы обсуждаем темы, связанные с наукой. Найти достойного собеседника, который мог бы уследить за мыслью и подобрать достойные аргументы для возражения, не так уж и просто, — предельно честно отозвалась Гермиона, решив не упоминать об остальных деталях, вроде взаимного флирта или откровений.

— Он уже сделал тебе предложение лапы и мотоцикла? — то ли предельно серьезно, то ли с легкой издевкой полюбопытствовал собеседник.

— Ну, я уже планирую свадьбу. Самое главное, чтобы помолвка не сорвалась, — с некоторым вызовом отозвалась Гермиона и тут же прикусила язык, мысленно ругая себя за такую несдержанность.

— Какое счастье, а то я грешным делом уже начал думать, что никогда не смогу отомстить ему, став шафером на его свадьбе. Бродяга умудрился где-то потерять кольца за час до бракосочетания, а от его речи хотелось провалиться сквозь землю. Уж я-то припомню этому кобелю все! Я между прочим, переписываю речь шафера каждый год. Все надеюсь на чудо, и кажется, оно наконец-то свершилось! Скажу Лили, что она может перестать молиться.

— Вы решили позвонить мне только для того, чтобы дать свое оленье благословение? — пребывая в легком шоке от услышанного, изумленно спросила Гермиона.

— Пусть мои рога и копыта помогут тебе в этом непростом деле. Аминь! — торжественно заявил мужчина. Грейнджер так и не поняла, стоит ли ей разозлиться или рассмеяться. — Но вообще-то я звонил совершенно по иному поводу. Мне нужна твоя помощь в вопросе жизни и смерти. Ну, или в защите моей профессиональной чести! Я понятия не имею, как это вообще произошло, но теперь мы просто обязаны установить истину, и я не побоюсь использовать для достижения этой цели все свои возможности и ресурсы. Конечно, взломать телефон Бродяги оказалось не так просто, этот гад знает все мои хакерские уловки. Но я успешно преодолел эту преграду и выяснил, что в последнее время он чаще всего общается именно с тобой, а значит, твое мнение имеет ценность.

— Ближе к делу, мистер Поттер! Десять минут почти истекли, — чувствуя легкую тревогу, поторопила Гермиона. Ей очень хотелось верить, что вопрос жизни и смерти на самом деле не содержит в себе ничего серьезного, но ожидать можно было чего угодно.

— Да какой я тебе мистер Поттер? У меня имя есть! Меня зовут Джеймс, и я не откликаюсь ни на каких мистеров Поттеров. Это напоминает о профессоре МакГонагалл, и мне начинает казаться, что меня опять поймали за натиранием доски воском или заменой сахара в учительской солью, — с совершенно искренним возмущением заявил мистер Поттер. Гермионе подумалось, что любовь к ехидству досталась Гарри явно от отца.

— Хорошо, Джеймс, может вы все-таки зададите свой вопрос? — подняв взгляд к потолку, вздохнула Грейнджер.

— Барабанщик или гитарист? — мгновенно отозвался Джеймс. Понимая, что она об этом пожалеет, Гермиона все-таки попыталась уточнить смысл этого вопроса, а затем выслушала целую историю о споре, разгоревшимся между Люпином и Поттером. Первый считал, что для группы важнее хороший гитарист, второй был за барабанщика. Оба Бродяги придерживались мнения, что самым важным была только хорошая музыка, а Снейп, участие которого в этом деле стало для Грейнджер полнейшей неожиданностью, только назло Поттеру — и потому что он носатая сволочь, как сказал сам Джеймс, — встал на сторону Люпина. Лили поддержала мужа, но только для того, чтобы он от нее отстал. Требовался решающий голос, и Джеймс решил втянуть в это кого-то постороннего.

— Простите, но я совершенно не разбираюсь в музыке, — чувствуя себя немного нелепо, произнесла Гермиона. Страсти, кипящие в жизни людей, о которых она до этого момента только слышала, поражали воображение. Грейнджер радовалась уже тому, что никто не впадал в кому, не терял память, и сюжет любимого сериала ее матери никак не повторялся. А ведь все могло оказаться именно настолько плохо.

— Выскажи субъективное мнение человека, для которого музыка не имеет значения, — ничуть не смутившись, требовательно заявил Джеймс.

— Полагаю, для группы важнее всего взаимопонимание и сплоченность, — немного подумав, несколько равнодушно сообщила Гермиона и бросила взгляд в сторону прыгающей Джинни. Вот уж кто действительно смог бы высказать что-нибудь более внятное по этому поводу. Ответа она так и не услышала, а громкий голос владельца телефона, обещающий обломать Поттеру рога и натравить на него Бродягу, был слышен даже Гермионе.

Телефон, вероятнее всего, куда-то упал, а Гермиона могла слышать перебранку между Поттером и его другом, а так же посторонние шумы. Она, конечно, не могла наблюдать за всем происходящим, но была уверена в том, что мужчины все-таки устроили драку. Затем к их голосам присоединился громкий собачий лай, а следом вмешался строгий женский голос, обладательница которого, судя по всему, расцепила драчунов, заставила их разойтись по разным углам и заткнуться.

— Здравствуй, милая! — спустя какое-то время раздалось из динамика, и Гермиона невольно подскочила на месте, готовая начать оправдываться за все на свете. — Прошу прощения за этих двух идиотов. Но поверь мне, мальчишки не взрослеют ни после сорока, ни после шестидесяти. Иногда мне кажется, что у меня целых пять детей. И единственным самым взрослым среди них является Гарри.

— Ничего страшного, я вас хорошо понимаю, миссис Поттер, — нервно улыбнувшись, несколько смущенно пробормотала Гермиона. И она действительно понимала, потому что очень часто оказывалась в окружении братьев Джинни, и независимо от возраста, все они больше напоминали четырнадцатилетних подростков.

— Ну что ты, можешь звать меня Лили, — ласково возразила женщина. Гермиона послушно согласилась и машинально представилась, ощущая что-то похожее на благоговение. Она слышала о Лили слишком много, и тот факт, что ее незнакомец действительно уважал эту женщину, значил невероятно много. К тому же она была рыжей, и это тоже имело свое влияние. — Очень рада наконец-то узнать о тебе хоть что-то. А то Сириус постоянно секретничает и делает вид, что никем не увлечен. Я бы с удовольствием пообщалась с тобой, и с еще большей радостью встретилась бы, например, во время семейного ужина. Сириус давно не заводил новых знакомств, хотелось бы узнать о тебе немного больше.

— Я бы с радостью, честно. Но у меня скоро сессия, и мне немного не до семейных ужинов. Разве что ближе к Рождеству найдется свободное время, — вежливо отозвалась Гермиона, толком даже не соображая, что именно она обещает.

— Так ты действительно студентка? Ну, хоть в чем-то он не соврал! — с явным весельем отозвалась Лили и негромко рассмеялась, вероятно услышав какой-то комментарий от самого Сириуса. — К сожалению, эту телефонную беседу придется закончить. Мне нужно готовить ужин, а мальчики сейчас займутся уборкой в гостиной. Еще как-нибудь поболтаем, Гермиона!

Какое-то время после окончания звонка Грейнджер все еще ощущала себя какой-то оглушенной. Только что она разговаривала с лучшими друзьями человека, с которым была знакома исключительно по переписке и телефонным звонкам. Она разговаривала с родителями своего нового друга Гарри. И они оба, кажется, остались довольны знакомством с ней. Оба считали, что между ней и их другом романтические отношения, и Гермиона лишь подтвердила их предположения. Ко всему прочему, сегодня она впервые услышала имя своего собеседника от кого-то, кто знал его лично. Всего этого было слишком много для одного дня. А ночью пришло сообщение, которое обещало Гермионе начало пыток.

Думаю, пришло время заняться твоим музыкальным образованием, Девочка!

P.s. а ты умеешь производить впечатление. кажется я влюблен*

***

Ноябрь медленно, но верно подходил к концу. Снега на улицах становилось все больше, ощущался приближающий дух Рождества, но студенты поддавались унынию, потому что со дня на день ожидалось начало зачетов. Профессора как-то притихли, но все знали, что вот-вот разразится буря, которая никого не пощадит. Джинни вела охоту за подарками и выглядела неприлично счастливой, бегая на свидания. Гермиона предполагала, что ее одногруппнику Дину все-таки улыбнулась удача, а потому не лезла к подруге с расспросами, видя, что она пока не готова говорить о своих отношениях. Сама Гермиона оказалась погребена под историей развития рока, информацией о всевозможных рок-группах прошлого века, и под плейлистами, которые каждые три дня собирал для нее ее незнакомец.

В мыслях Гермиона почему-то упорно продолжала называть его именно незнакомцем, и даже перечитывая книги его авторства больше не могла назвать его имя даже мысленно. Они оба продолжали делать вид, что не знают имен друг друга. Но Гермионе казалось, что ее телефонный собеседник прекрасно знает: она догадалась о его личности. Было ли это правдой или результатом пробудившейся в Грейнджер паранойи, понять было сложно. Но учиться разбираться в музыке, точнее в роке прошлого столетия, оказалось крайне увлекательно.

Вскоре прилипчивая песня, которую студенты распевали в первой половину ноября, сменилась новой навязчивой мелодией и текстом из романтических признаний, от которых сходили с ума все девчонки. В какой-то момент Гермионе даже захотелось услышать оригинал, а не напевания своих однокурсников. Однако ее незнакомец постоянно ссылался на то, что ничего не смыслит в современной музыке и отмалчивался, и это выглядело довольно подозрительно, потому что о других современных исполнителях альтернативного рока он говорил довольно охотно. Найти конец, с которого стоило взяться за разгадку этой задачки, оказалось не очень-то легко.

Увидеть истину ей помогла Тонкс, и именно это следовало принять как знак, но Гермиона его успешно проморгала. Тонкс появлялась в колледже все чаще, прикрываясь желанием увидеться с подругами, но и Джинни, и Гермиона довольно быстро заметили, что стоило только профессору Люпину оказаться в зоне видимости Тонкс, как подруги становились ей неинтересны. Тонкс могла прерваться на середине слова и с широкой улыбкой окликнуть Люпина, чтобы потом присоединиться к нему. И наблюдая за их легким общением, Гермиона наконец-то поняла, о какой именно взрывоопасной особе в жизни Люпина говорил ее незнакомец. Так же стало понятно, почему он угрожал Люпину именно свадьбой. Было не ясно только одно: понимают ли эти двое, что между ними на самом деле, или оба, как последние дураки, считают друг друга друзьями?

Так вот, во время одного из таких обедов, когда Люпин еще не был замечен в столовой, Джинни и Тонкс снова болтали о музыке, и речь зашла о той самой песне, которая сейчас пользовалась таким бешеным успехом. Позже Гермиона была уверена в том, что совершила непоправимую глупость, но в тот момент она не смогла удержаться и все-таки поинтересовалась, кто же был исполнителем, а так же автором этой песни. Тонкс посмотрела на нее слегка удивленно, словно не ожидала того, что Грейнджер действительно может спрашивать о музыке с искренним интересном. Затем она стянула с шеи свои наушники и передала их Гермионе, быстро выискивая нужную песню в телефоне. Стоило в наушниках зазвучать низкому, немного хрипловатому голосу, который Грейнджер доводилось слышать слишком часто в последнее время, как все встало на свои места.

Тонкс увлеченно рассказывала о группе «Мародеры», той самой, что пользовалась популярностью больше десяти лет назад. В ноябре они были замечены в каком-то баре, а затем в интернете появилась запись целых двух новых песен, текст которых, разумеется, написал солист группы по прозвищу Бродяга. Из монолога Тонкс Гермиона узнала, что все песни всегда писал именно солист, а музыка значилась за авторством барабанщика по прозвищу Сохатый. Уже в своей комнате Грейнджер выяснила, что еще тремя членами группы были гитаристы Лунатик и некий Хвост, а так же кто-то по прозвищу Ворон, играющий на клавишах.

На фотографиях, сохранившихся со времени славы «Мародеров» все участники группы действительно были настолько хорошо загримированы, что в них можно было бы узнать любого знакомого, если постараться. И у каждого был свой образ, который так или иначе соответствовал прозвищу. Лунатик чем-то напоминал волка, на его гитаре была изображена Луна, а при улыбке он демонстрировал длинные клыки. Сохатый щеголял оленьими рогами и темными очками в пол-лица, в костюме Ворона присутствовали перья, а лицо скрывалось за маской с длинным клювом. Хвост казался самым невзрачным из всех в серебристом плаще, в маске мыши или крысы. В целом Хвост был каким-то зажатым на всех фотографиях, и Гермионе показалось, что он совершенно лишний в этой группе. Но самым ярким и запоминающимся, конечно же, был Бродяга. В его длинные волосы были вплетены разноцветные дреды, на шее висели цепочки, на голове красовался ободок с собачьими ушами, которые действительно выглядели уместно и казались настоящими. Больше всего косметики тоже было на солисте, и Гермиона невольно передернула плечами. Не каждая девчонка осмелилась бы на подобное, но этому мужчине словно было плевать на все. Распахнутый кожаный плащ на голое тело и до неприличия узкие джинсы лишь подтверждали, что его не волнует чужое мнение. Главное, что его все устраивает, а остальное — мелочи, не стоящие его королевского внимания.

Гермиона поймала себя на том, что смотрит на Бродягу слишком долго и, закрыв все вкладки, убежала в уборную, пытаясь избавиться от красноты на лице холодной водой. Солист «Мародеров» выглядел чертовски развратно и самодовольно, в писателе Сириусе Блэке чувствовалось то же самое, стоило взглянуть на фотографии, где он ухмылялся самым уголком губ. Гермиона легко могла поверить в то, что Бродяга и ее любимый писатель один и тот же человек, но все это так же должно было каким-то образом сочетаться с автомехаником, аристократом, бывшим военным и просто с гениальным человеком. Грейнджер казалось, что от такого внутреннего разнообразия можно с легкостью сойти с ума, и это заставляло лишь еще больше проникнуться самыми теплыми чувствами к этому необычному человеку, совершившему за свою жизнь слишком много. Не удивительно, что Доркас Медоуз смогла написать с него целую толпу персонажей. Глядя в потолок и слушая старые песни «Мародеров», Гермиона призналась сама себе в том, что действительно влюбилась в этого человека. И от этого почему-то хотелось радостно улыбаться.