В первый раз он почувствовал эту странную, появившуюся из ниоткуда боль посреди ночи, всего через несколько минут, как охранник, проверяющий отсек, в котором его держали, прошел, бренча ключами, мимо его камеры. Затаив дыхание, он лежал на неудобной жесткой койке не шевелясь, лишь бы тот не решил вновь заглянуть к нему проверить, спит он или нет. Сжимая в руке ложку, своеобразное орудие свободы, к которой он стремился уже несколько месяцев, он молился всем существующим богам, чтобы тот ничего не заподозрил, и не открыл дверь в самый неподходящий момент, раскрыв его тайну.

И не смог сдержать облегченного вздоха, когда услышал за дверью, в конце коридора, заскрежетала решетка, и охранник, выключив свет, вышел, оставляя его наедине с его единственной целью. 

Переждав еще минуту, ну так, на всякий случай, Джон практически скатился с койки к углу, где четко выделялась, приставленная наспех, и потому не совсем ровно, одна из частей обивки, скрывающая за собой уже довольно приличную дыру в бетоне.

Глупый план, даже отчаянный, но у него просто не осталось выбора. В этих опостылевших четырех стенах, с этой непробиваемой дверью, да маленьким, перекрытым решеткой, окошком под самым потолком, просто не нашлось никакого другого выхода, кроме этого. Идти напролом, в буквальном смысле пробить стену, чтобы наконец выбраться из этого кошмара… Может, это и безнадежно, но попробовать стоит. Иначе свободу не вернуть.

Можно кричать, пока сорванные голосовые связки не перестанут даже хрипеть, его все равно никто не услышит, не поверит, не поймет. Можно попытаться достичь свободы через убийство каждого, кто встанет у него на пути, пойти по головам, лишь бы выбраться отсюда, его все равно в итоге могут поймать, ведь наверняка ждут чего-то подобного от человека, который хладнокровно убил всю свою семью. Если бы они знали правду... Потому выход оставался один. Только один план, который действительно мог завершиться успехом, вернуть ему долгожданную свободу. Если постараться, не поддаваться отчаянию, не сдаваться, все может получиться.

С этими мыслями Джон, крепче перехватив заметно стертую с одной стороны ложку, замахнулся для нового удара по бетонной стене, и тут же с тихим шипением упал на пол от внезапно пронзившей грудь боли. Первые несколько секунд он даже дышать не мог, словно… кто-то ударил его поддых? Бред, это просто невозможно. Он здесь один, никого нет рядом, и быть не может. Но боль действительно была, он отчетливо чувствовал ее, а задрав тюремную рубашку, увидел разливающийся на коже синяк словно от крепкого удара кулаком.

— И что это может быть? — пробормотал Фолл себе под нос, осторожно касаясь постепенно темнеющего пятна на груди краем ложки. Заметно полегчало. Ах да, она же холодная… «Нужно как можно скорее выбираться из этого места, пока не поздно, — прислонившись к стене, подумал он. — Потому что, кажется, я начинаю сходить с ума».

Уже совсем скоро он забыл об этой странной боли, отбивая все новые осколки от бетонной стены, и содрав по неосторожности кожу на пальце, боль от которой привела его в чувство, заставляя сосредоточиться уже только на одной цели.

А проснувшись утром от удара дубинкой по железной двери, он не обнаружил и синяка, еще ночью расцветшего на груди, и окончательно убедился в том, что это ему только приснилось.

***

Как он и ожидал, прием в тюрьме был более чем радушным. «Стражи порядка» так и излучали дружелюбие к нему, новичку, а заключенные, в частности, его сосед по камере, едва ли не сгорали от нетерпения познакомиться с ним поближе. В чем, впрочем, Форс отказал и первым, и вторым. Весь день он вел себя на редкость прилично, не давая охранникам ни одного повода придраться к нему и применить свои «жезлы правосудия» к его печени и почкам, и держался подальше от остальных, не проявляя желания знакомиться ни с ворами, ни с убийцами, ни даже с жестокими насильниками. Все шло более-менее спокойно, и ему даже начало казаться, что эти два года, что ему предстояло здесь находиться, могут пройти без особых осложнений, пока его сосед, миловидный верзила по имени Стэн, не решил после отбоя показать ему, кто в этой камере настоящий хозяин. Сразу Райан старательно прикидывался смиренным дурачком, который конечно же понимает, кто тут царь и бог, и не будет лезть на рожон, но кто же знал, что безобидно брошенное напоследок «Боже, храни местную королеву» так может его взбесить? Режим подчиняющегося идиота пришлось выключить, когда очень ранимый и явно оскорбленный сосед попытался вывести его из равновесия ударом в диафрагму. И почти получилось ведь. Но нажитый армейский и военный опыт не позволили ему сдаться без боя, и уже совсем скоро его соперник лежал поверженный на полу, обещая отомстить и доказать, что главный тут все-таки он.

Презрительно фыркнув, Форс прилег на кушетку и прикрыл глаза, с полнейшим безразличием слушая, как его сокамерник, отплевываясь от крови, забирается на свое место, все еще бурча о том, с каким удовольствием будет ломать ему кости вместе со своими друзьями, и даже умудрился задремать, как почувствовал неприятное жжение в среднем пальце правой руки. Недоуменно нахмурившись, Райан открыл глаза, поднося к лицу ладонь, и заметил небольшую царапину.

«Наверное, о зубы нашей королевы подрал», — пронеслось в его голове равнодушно, и он вновь задремал.

А утром, снова без особого желания ввязываясь в драку со своим соседом, даже не заметил, что царапина неожиданно исчезла.

***

Новый приступ боли скрутил его, когда охранник, молодой и не такой уж и плохой человек по имени Фрэнк, вел его на завтрак. Он, в отличие от других, никакой агрессии к Фоллу не проявлял, не насмехался, как другие, и даже не так уж сильно и боялся. Наоборот, иногда он мог завести с ним разговор ни о чем, позволял задержаться во дворе на несколько минут, и вообще относился к нему чуточку теплее и сочувственней, чем все вокруг.

Вот и сейчас, когда Джон, дернувшись словно от удара, едва не упал посреди коридора, мужчина мгновенно подхватил его, позволяя удержаться на ногах, и спросил, не скрывая тревоги:

— Что такое, тебе плохо?

— Нет, просто больно, — только с Фрэнком Джон позволял себе говорить, подсознательно чувствуя, что без надобности этот человек не станет ему вредить, и может даже пригодиться в будущем, если план с дырой в стене окончится провалом. Для остальных он оставался молчаливым Джонни, опасным и жестоким убийцей собственной семьи, которого стоит опасаться и обходить стороной.

— Дай посмотреть, — охранник осторожно отвел руки подростка в сторону, задирая подол рубашки, и удивленно присвистнул. — Если не ошибаюсь, это удар коленом. Туго придется тебе и твоему соулмейту, если тот не даст отпор.

— Что? — Фолл только успел заметить новый, опять появившийся из ниоткуда синяк уже на животе, как почувствовал боль, но теперь в переносице.

— Точно, это проверенный прием, — усмехнувшись, Фрэнк практически волоком потащил юношу в столовую, где, усадив за ближайший стол, приложил к носу сдавленно ругающегося подростка стакан с водой. — Сразу ногой в живот, потом в лицо… Тише, не дергайся, сейчас полегчает.

Холод от посуды действительно помог, и через несколько минут Джон смог вновь дышать и видеть, хоть и не совсем четко.

— Что это было? — тихо спросил он.

— Твоего соулмейта сейчас побили, — ответил мужчина с едва заметной, сочувствующей улыбкой. — Видно, он не любитель спокойной жизни, раз влез в драку с самого утра.

— Соулмейт? — Фолл бросил на охранника удивленный взгляд, и услышал новую усмешку.

— Соулмейт, — повторил тот. — Человек, твоя вторая половинка, предназначенная тебе самой судьбой. Странно, что ты не слышал об этом раньше. Обычно связь проявляется в тринадцать лет. Ты чувствовал такое раньше?

— Нет, только вчера ночью, — Фолл с недоумением смотрел на синяк, пытаясь осознать, обманывают его сейчас или нет. Хотя, как можно было так незаметно его ударить, чтобы сейчас обмануть?

И все-таки… Неужели это действительно правда?

— Значит, все это время он был слишком далеко. Пока вы находитесь, скажем, в других городах или странах, связь будет практически незаметной. А теперь он рядом, и ты можешь чувствовать его боль. Может, он даже находится сейчас в этой же тюрьме, и его бьет один из моих напарников за непослушание, — Фрэнк вновь усмехнулся, но почти сразу помрачнел и вздохнул. — А если нет… Тебе будет тяжело, так же, как и ему. Потому что вы не сможете защитить друг друга, и будете вынуждены чувствовать боль каждый раз, когда кто-то из вас пострадает, пока… если вы не встретитесь.

Сочувственно улыбнувшись, мужчина пододвинул поднос с завтраком, без слов намекая, что им нужно поторопиться.

Уже вечером он при очередном обходе сообщил, что никто сегодня из заключенных и охранников ни с кем не дрался, и потому не сможет помочь ему хотя бы увидеться со своим соулмейтом и попросить себя беречь, чтобы не было больно им обоим.

И этой же ночью у Джона Фолла появилась еще одна цель вернуть себе назад свободу, которой его так жестоко лишили. Он должен выбраться отсюда, вернуться к маме… И найти его.

Да, ради них двоих стоит постараться.