Ласковый июльский ветерок перебирал лёгкие юбки, спутывал волосы и мысли. Крепко сжимая в руках корзинку с закусками, Элизабет взглянула на ясное синее небо и зажмурилась от удовольствия. Первое свидание! Ах, как долго она ждала этого. Обратить внимание Родериха на себя было сложно (если не невозможно) – он весь был погружен в музыку и творчество и совсем ничего не замечал вокруг. Но вот, наконец-то, её терпение и труды вознаграждены – Родерих сам (сам!) пригласил её на пикник на берегу озера.

Элизабет была восторженно обеспокоена – она уже потеряла надежду на какое-либо внимание с его стороны. А тут свидание! Её ждал прекрасный вечер тёплого летнего денька, который они с Родерихом проведут вдвоём на пледе под раскидистым дубом. Закрывая глаза, Лиз жмурилась от удовольствия, представляя, как тот попробует приготовленные ею канапе – она всё утро провозилась с закусками. Возможно, их руки соприкоснутся, когда они оба потянутся к соку. Элизабет смущенно отдёрнет руку, но Родерих перехватит её пальцы и притянет к себе...

Зардевшись от этих мыслей, Элизабет нетерпеливо постучала каблучками и открыла глаза, ища взглядом Родериха. Его обволакивающий бархатистый голос вдруг окликнул её сзади, заставляя кожу покрыться мурашками. Резко – настолько, что волосы взлетели и приземлились ей в лицо – Лиз обернулась, даже не пытаясь скрыть счастливой улыбки.

Но она тут же сползла с её лица сама. Родерих был не один. Рядом с ним, как всегда прекрасным и элегантным, торчала угловатая неказисто-высокая растрёпанная и до скрежета зубов знакомая немецкая фигура. У Элизабет даже глаз задергался от одного только вида Гилберта (которого здесь совсем не должно быть!). Но пришлось справляться со своими чувствами – она с такой силой сжала ручку корзинки, что та аж заскрипела, рискуя развалиться.

– Здравствуй, Родерих, – очаровательно улыбнулась она. Перевела взгляд на пруса и процедила сквозь зубы: – И Гил.

Тот встрепенулся, поднял голову и поёжился от убийственного взгляда Элизабет.

– Ух, холодком потянуло.

Не дожидаясь, пока они обменяются любезностями, Родерих зашагал вперёд по тропинке, показывая нужный путь. Гилберт поспешил за ним следом, но Лиз схватила его за ухо, заставляя остановиться и наклониться к ней.

– Какого чёрта ты здесь делаешь? Это свидание, а не дружеские посиделки!

– Ай, больно, Лизхен! Отцепись ты! Родерих сам меня позвал! Я тоже не знал, что ты будешь тут.

Опешив от его слов, Элизабет разжала пальцы, и Гилберт быстрым шагом принялся догонять друга, недовольно потирая покрасневшее ухо.

Всё пропало. Её прекрасное волшебное долгожданное свидание рухнуло, даже не успев зародиться. Мысль о том, что придется провести вечер не только с любимым Родерихом, но и с раздражающим Гилбертом, едва не заставила Лиз развернуться и тут же убежать. Но словно читая её мысли, Родерих вернулся, галантно забрал корзинку и участливо поинтересовался, всё ли в порядке.

– Да, в полном! – пыталась изобразить энтузиазм Элизабет. Теперь деваться некуда, ей придётся шагать с самым прекрасным человеком в мире по левую руку. И с самым ужасным – по правую.

Пока Родерих и Гилберт переговаривались через неё (будто её тут и не было вовсе), Лиз пыталась понять, как вообще сложилась их странная компашка. Нет, конечно, они были друзьями детства – у них попросту выбора не было, приходилось держаться вместе, чтобы дать отпор старшим хулиганам. Но теперь? Что их связывает теперь кроме прошлого?

Нет, Родерих всегда притягивал её. Да и кому бы не понравился интеллигентный утонченный аристократичный музыкант? Да, немного не от мира сего, но это делало его ещё привлекательнее и загадочнее. И тем страннее была его дружба с Гилбертом – вечным несносным хулиганом с манией величия и зашкаливающим нарциссизмом.

Когда из детства они вышли в подростковый период, Элизабет всё же захотелось почувствовать себя настоящей девушкой (а не бойким сорванцом, которым была в детстве). И тогда она старалась держаться ближе к Родериху. Те нежные чувства, которые она к нему испытывала, словно делали её лучше, мягче и женственнее. Влюблённость пошла Элизабет лишь на пользу за эти несколько лет. И она даже в мыслях не возвращалась бы к мелкой драчливой версии себя, если бы не постоянно насмехающийся над ней Гилберт. Он словно нарочно всегда выводил Лиз из себя, нарываясь на удары. Это ужасно её раздражало, ведь такое поведение никак было недопустимо рядом с Родерихом, которому она старалась соответствовать.

Внезапный тычок острым локтем с правой стороны вывел Элизабет из мыслей. Едва сдержавшись, чтобы не прикрикнуть на Гилберта, она обратила всё своё внимание на место, куда они пришли. Небольшой пологий берег спускался под тенью деревьев к чистой прозрачной воде. Идеальное место для несостоявшегося свидания. Горько вздохнув про себя, Элизабет принялась хлопотать, отобрав у Родериха корзинку. И вскоре все трое устроились на пледе с небольшими закусками и стаканами с соком.

Ненадолго повисло неловкое молчание – лишь Гилберт и Лиз обменивались незаметными тычками, пытаясь отвоевать друг у друга чуть больше места на пледе. Родерих первым попробовал сэндвичи, которые приготовила Элизабет, и похвалил её за безупречный вкус. Она невольно зарделась, хоть и знала, что схитрила, использовав любимый бальзамический соус Родериха. Который, к слову, ненавидел Гилберт – он скривился, едва откусив кусок, и отложил сэндвич в сторону.

– Друзья, – вдруг вдохновенно выдохнул Родерих, уставившись затуманенным взором на озеро. Элизабет уже знала этот взгляд – Родериха посетила муза, и нужно срочно записать мелодию. Обычно он всегда носил с собой нотную тетрадь для этого. Но сейчас он резко поднялся и, даже не извинившись, быстрым шагом удалился в сторону своего особняка, что-то бормоча под нос.

Горестно выдохнув, Элизабет проводила взглядом Родериха и обернулась к оставшемуся рядом Гилберту, который пробовал творожный десерт. Приготовленное в единичном экземпляре, это пирожное планировалось разделить между влюбленными Лиз и Родерихом... Но сейчас оно исчезало в ненасытном немецком желудке в пару присестов. У Элизабет даже не осталось сил ругаться – всё, абсолютно всё пошло под откос.

– Знаешь, Лизхен, я даже рад, что мы остались вдвоём...

– Не зови меня так! – сердито оборвала его Элизабет, которая терпеть не могла, когда Гилберт звал её на немецкий манер. Поджав губы, она всё же соизволила повернуться к нему.

Лицо Гилберта оказалось слишком близко. Она могла рассмотреть белёсые ресницы, красноватые отблески заката в глазах и морщинки вокруг глаз, которые раньше не замечала. Его тонкие обветренные губы едва слышно шепнули её имя, и Элизабет отмерла, резко отодвинув ладонью лицо Гилберта от себя.

– Твоя наглая самодовольная морда слишком близко!

Она отодвинулась в сторону, но Гилберт перехватил её руку, которой Лиз отталкивала его лицо. Поднёс её к губам и осторожно – даже нежно – вдруг поцеловал её пальцы. Элизабет оцепенела от вдруг нахлынувшей бури эмоций. Нет, ей не было неприятно. И даже не захотелось его ударить? Но она не ждала такого жеста от Гилберта, хотя легко могла ожидать подобного от Родериха.

Во все глаза глядя на Гила, растерявшего свою самоуверенность, внезапно Элизабет ощутила совсем новые чувства, которым не могла дать определения. Одновременно ей хотелось наказать его за такую наглость, и в то же время чувствовала приятное смущение. И разрываясь в противоречивых чувствах, не в силах что-либо выбрать, Лиз сделала единственное, что смогла, – выдернула свою руку из его ладони.

Гилберт улыбнулся, и всё его угловатое обычно некрасивое лицо вдруг смягчилось и стало очень даже симпатичным. Чувствуя, как горят её щёки и уши, Элизабет подскочила, опрокидывая на плед кувшин с соком, который тут же расплылся ярким рыжим пятном. Гил подорвался следом, пытаясь остановить её. И они оба вдруг замерли, услышав едва уловимые звуки рояля.

Гил осторожно взял её за руку и, прижав палец к губам, указал на заросли шиповника чуть правее от них. Постояв пару мгновений, вслушиваясь в мелодичный вальс, они переглянулись и двинулись к кустам. Гилберт не выпускал руку Лиз, а она вдруг и не была против. Следуя чуть позади него, Элизабет осознала, что это было впервые. Раньше всегда они были наравне – в драках, в битвах, в соревнованиях – они всегда были соперниками, не уступающими друг другу. Но сейчас Гилберт вёл её за собой, невольно прикрывая. И Элизабет вдруг оказалась не прочь подчиниться (быть может, только в этот раз).

Когда звуки мелодии уже были громкими, Гил отвёл рукой последние мешающие обзору ветви и замер на месте. Элизабет с любопытством выглянула из-за его плеча.

– Родерих?! – одновременно удивлённо воскликнули они.

Конечно, только Родерих мог притащить в лес рояль и самозабвенно исполнять вальсы в ближайших кустах. Ему не нужна была аудитория, лишь бы сыграть то, чего желает капризная творческая душа. Вот и сейчас он заметил Элизабет и Гилберта лишь после того, как затихла последняя нота.

– Друзья! Вы не представляете, что я только что сочинил! Подойдите ближе и послушайте.

Переглянувшись, Лиз и Гилберт пробрались сквозь кусты и заняли место рядом с вычурным сияющим белизной роялем, который выглядел совершенно нелепо в лесной чаще. Элизабет, всё ещё несколько смущённая произошедшим на берегу, обошла рояль и заняла место напротив Гилберта. Но тот уже увлёкся насмешками над Родерихом, словно позабыв обо всё остальном.

Но Элизабет запомнила. Ведь глядя на него она теперь совершенно не понимала, что должна чувствовать к вечному раздражающему сопернику, который наедине вдруг почти признался ей в любви.