Рукам твоим, таким жестоким,

Я поклонялся, как гильотине,

Ты в ранг искусства возводил пороки

И рисовал ножами слов картины.

      Этот дом выделялся среди прочих не только своим необычайным строением, но и переливающейся вокруг него особой аурой. Тесное сплетение чёрного и белого на фасаде здания, омрачающее первое о нём впечатление. Витиеватые узоры, ласкающие взгляд, что способен узреть эту таинственную игру, этот волшебный танец — завораживающий и гипнотизирующий, как змея, поднявшаяся на хвост и раскрывшая капюшон. Один антураж давал понять, что любой, сунувшийся сюда со злым намерением, очень быстро либо сбежит, либо погибнет, угнетённый этой силой. Мужчина медленно и неторопливо перешёл через дорогу, отворил ворота, а затем двинулся к входной двери. Трель звонка пронеслась внутри, затем раздались шаги, и на пороге возник высокий плечистый человек. При виде гостя он побледнел, отшатнулся, широко распахнув глаза.

     — Господин, — ошарашенно прошептал он, не зная, то ли бежать, то ли склониться перед владыкой.

     Мужчина кивнул в ответ на своеобразное приветствие, и улыбка на его тёмных губах сочилась холодным ядом торжества.

     — Позволишь войти?

     Хозяин дома отошёл в сторону, позволяя ему пройти внутрь. Будто живая тень тот скользнул через порог и окинул чуть брезгливым взглядом прихожую. Всё здесь было таким человеческим, простым и спокойным, что как-то даже оскорбляло все его ожидания. Он являлся в этот мир в последнее время слишком часто, но цель того стоила, ради этой цели Господин чернокнижников готов был пренебрегать всеми правилами и запретами, ломая любые преграды. И любых людей. Найтгест повёл плечами, расстегнул брошь и скинул на локтевой сгиб свой тяжёлый плащ. Сапоги из чёрной кожи с железными каблуком и мыском глухо и опасно постукивали по деревянному полу, когда он шёл в гостиную и с любопытством оглядывался по сторонам. Там он заметил Рафаэля. Так вот где он жил. Вот где вырос. Вот что держит его в этом мире. Из кухни донёсся взволнованный женский голос:

     — Рафаэль, милый, кто там?

     — Андреа, дорогая, подойди, будь добра, — упавшим голосом попросил глава семьи, наблюдая за тем, как гость по-хозяйски усаживается в кресло и закидывает ногу на ногу.

     Женщина выпорхнула к ним, поправляя на себе атласную пижамную рубашку. Босые ноги беззвучно сделали шаг-другой к центру гостиной. Серые глаза широко распахнулись, когда она разглядела гостя: среди всех он выглядел таким чужеродным, точно тлеющий уголь посреди званого обеда.

     — Гилберт, — выдохнула она, качнувшись и ухватившись за руку мужа. — Как… что ты…

     — Ты знаешь, зачем я здесь, Андреа, — насладившись произведённым эффектом, спокойно улыбнулся чернокнижник, переводя цепкий взгляд с одного на другого. — Где он?

     — Не здесь, — жёстко и холодно встрял Рафаэль, сделав небольшой шаг вперёд и одним плечом заслонив собой жену. — И не придёт.

     — В самом деле? — голос чернокнижника был почти ласковым, как карамельная патока. Слушая его, хотелось расслабиться и позабыть обо всём, закрыть глаза. Улыбка не покидала его губ. — Я знаю, как заставить его явиться сюда.

     — Мам? Пап? Кто это? — внезапно раздавшийся с лестницы оклик заставил всех вздрогнуть и обернуться.

     Высокий юноша с белыми как снег волосами, зачёсанными назад, внимательно и встревоженно оглядывал их, замерев на ступенях. Сколько он там уже стоит, слушая их, было непонятно.

     — Это Сэто? — Найтгест закинул руку на спинку кресла и полуобернувшись, заинтересованно осмотрел парня. Вот кого он любил. Вот кто стоял у него на пути. — Славный юноша, способный.

     — А ты кто вообще такой, патлатый? — огрызнулся младший Акио, гневно сощурившись. Он ощерился, как молодой глупый волчонок, не понимая ещё, что огромный охотничий пёс перед ним не боится крохотных клыков.

     — Гилберт Найтгест, — словно бы не заметив грубости, произнёс гость, поднимаясь из кресла и плавно двигаясь в сторону лестницы. Одна ступень. Вторая. Сэто будто окоченел, во все глаза глядя на приближающегося мужчину, и увидел, как в аметистовых радужках зажглось неистовое яростное пламя. — Из него вышел бы неплохой ясновидящий, не находите? Если бы, конечно, не маленький нюанс.

     Губы мужчины скривились в усмешке. Он посмотрел Сэто в глаза, затем протянул руку, коснулся его макушки и встрепал ему волосы. Старшие Акио шумно выдохнули, до того задержав дыхание. Медленно обернувшись на них, Гилберт едва слышно ухмыльнулся, не убирая руку с головы юноши. А затем заговорил, и голос его ощущался как ледяная сталь, прошивающая тело насквозь.

     — Позвони своему защитнику, Сэто. Пусть узнает, как всё плачевно. — Губы его чувственно изгибались, а взгляд стал колючим, острым. — Скажи, что мы его ждём с вожделением.

     Первым отреагировал Рафаэль: он метнулся к выходу, надеясь урвать немного времени, чтобы успеть предупредить старшего сына. А Найтгест опустил руку с ярко сияющим кольцом. Тени взревели и взметнулись в торжественном танце, услужливо распахиваясь перед своим истинным Повелителем. Он шагнул сквозь них и уже глядел прямо в глаза Андреа, чувствуя её дыхание на собственной коже. Стилет, что преподнёс ему Господин жрецов, лёг в ладонь неудобно и неохотно, но мужчину то не волновало. Сейчас он напомнит о былой боли, заставит расплатиться и сделать так, как ему будет угодно. Женщина не успела даже всхлипнуть, а металлическое лезвие уже рассекло её трахею; и вновь мрак взвился, открывая врата. Хозяин дома уже заводил машину, но всё пошло наперекосяк с того самого момента, когда Господин чернокнижников появился напротив их жилища. Тени рванули Рафаэля за ноги, распахнув двери машины и утаскивая его обратно в прихожую. Он сопротивлялся до последнего яростно, цепляясь пальцами за траву, за ступени, за порог. Но что его магия могла против такого могущественного противника? Она просто таяла рядом с ним, рассыпаясь на тысячи тёмных песчинок. Железный каблук с размаху опустился на его пальцы, ломая, заставляя отпустить выступ. Мороки подхватили его, притиснув к стене, вынуждая смотреть в глаза Найтгесту. Жестокие холодные глаза.

     — Вы отняли у меня кое-что очень важное, — почти шёпотом пояснил он, приближаясь и с видимым блаженством слизывая кровь со стилета. Это не было игрой на публику: вампир желал почерпнуть силы из других. — Увели у меня из-под носа Артемиса. И я получу его себе.

     Рафаэль расхохотался, запрокинув назад голову и содрогаясь всем телом.

     — Тебе его не заполучить, Гилберт, — отсмеявшись, улыбнулся мужчина, без страха готовый встретить свою погибель. — И не получить над ним власть.

     — Ты будешь наблюдать за этим из Долины, — осклабился чернокнижник, и вновь стилет собрал кровавую дань, пусть и кричал от негодования в чужих руках.

     Тело медленно сползло по стене. Найтгест проводил это безучастным взглядом, улыбнулся и вернулся в дом, даже не став запирать двери или пытаться скрыть следы. Пусть он видит его силу. Пусть знает, чем всё может закончиться. Ради него Господин чернокнижников покажет свою истинную мощь. Сэто до сих пор стоял на лестнице. Для него всё произошло за считанные секунды. Вот странный визитёр стоял рядом с ним, а затем в мановение ока оказался подле Андреа. Что-то сверкнуло, и женщина упала на пол, уставив в потолок шокированный взгляд. Ещё некоторое время она вздрагивала, цеплялась руками за собственную перечёркнутую шею, и её хрипы, бульканье отзывались в сердце юноши. Его мать ещё пыталась дышать, когда в коридоре раздались идентичные звуки, а темноволосый убийца вернулся в гостиную.

     — Ты ещё не позвонил ему? — участливо поинтересовался Гилберт, усаживаясь в кресле с прежней вальяжностью и комфортом. — Давай же.

     Сэто и сам не понимал, почему стал набирать номер брата, почему вообще повиновался этому монстру, но сделать что-либо против его воли не было никаких сил. Найтгест внимательно наблюдал за тем, как белокурый подносит телефон к уху, не сводя перепуганных глаз с замершего тела матери. Гудок. Снова. И снова. Каждый из них отмерял пять ударов истерично стучащегося сердца младшего Акио.

     — Алло? Кто это? — услышал чернокнижник сиплый спросонья голос своего избранника.

     — Артемис, Арти!.. — почти панически воскликнул Сэто, а затем его язык прилип к нёбу, вдруг не способный двигаться. Немного погодя он продолжил: — Прошу тебя, помоги!

     — В чём дело? Что случилось? — с говорившего будто сорвали пелену сна. Раздался резкий скрип кровати.

     — Я не знаю! — Сэто почти шипел от того, как его душила чужая мощная воля. — Он явился к нам, родители были так напуганы… боги, я не знаю, что происходит! Пожалуйста, Артемис!

     Найтгест заставил его прервать разговор, а сам с затаённым нетерпением наблюдал за мальчишкой. Для него Сэто Акио в самом деле был всего лишь мальчуганом, едва вышедшим из-под стола. А вот его брат… дрожь предвкушения прошлась по спине чернокнижника, поползла вверх, сводя судорогой челюсти.

❃ ❃ ❃ 

     Он помнил их первую встречу столь же ясно, как если бы она была вчера. Для него прошедшие семь лет в самом деле пролетели как один день. Помнил субтильного юношу, посмевшему указать ему, Господину чернокнижников, что делать! Уже тогда он лучился силами и завораживал, а спустя почти год научился скрывать собственный свет. Это заинтересовало Найтгеста, увлекло, но не более чем как головоломка на пять минут. Но вот его взгляд… прежде Гилберт не видел, чтобы на него так смотрели. С вызовом, дерзостью, ухмылкой и безбожным соблазном. И порой вспоминалось ему упоительное чувство, обуздавшее его в момент, когда души их будто соприкоснулись друг с другом. Именно оно столь возбудило его интерес, не желая стираться из памяти с ходом лет. Мальчик был хорош собой, но уж больно бесцеремонным оказался, как ему указали после. В то время Найтгест погряз в политике, которая интересовала его мало. С куда большим удовольствием он бы занялся войной. Это у него получалось куда лучше. Иные говорили, что он ещё хуже собственного отца и развалит их фракцию куда быстрее своими замашками. А затем стали пропадать чернокнижники, которых он отправлял в мир изгнанников, чтобы не мельтешили перед глазами и занимались делом. Приходили похоронки, и это выводило из себя. Как они умудрялись гибнуть в мире простых смертных?! Гилберт не просто злился, он был в бешенстве.

     Его верный советник, этот седой лис Акио, как бы невзначай указал ему виновника произошедшего. Его внук, щеголоватый и скорый на язык юноша, встал не на ту сторону, выбрал не того лидера. И ох как чертовски ловко он расправлялся с ними, даже будучи ограниченным в силах. Найтгесту довелось полюбоваться его работой, и это зрелище завораживало. Как естественны его движения и слова, как меняется от раза к разу его походка, повадки, как легко он подстраивается под каждую жертву. Пластичный, гибкий, точно мягкая глина, он, должно быть, и сам не осознавал собственных сил. Потерять его было бы ужасным упущением.

     — Я хочу его, — спокойно оповестил Гилберт Господина жрецов, когда они закончили наблюдать и вернулись в свой родной мир.

     — Прости? — мужчина с прохладным любопытством обернулся к нему и приподнял бровь. Как же они были похожи! Но нет, юный Акио был живым, ярким, звонким, а его дед — спокойным и ледяным, как земли, которыми он правил.

     — Я хочу его, — повторил чернокнижник. — Хочу, чтобы он был моим от и до. Чтобы он делал всё то же самое для меня. Чтобы подчинился мне.

     — Думаешь, он захочет тебя? — расплылся жрец в свирепом оскале, и его серые глаза заблестели искрами какой-то неистовой силы. Он издал звук, отдалённо напоминающий смех, но скорее похожий на обвал снежного кома с горы. — Ты не можешь управиться со своими людьми и землями, а претендуешь на покорность Акио?

     — Ты подчиняешься мне, — сквозь зубы произнёс чернокнижник, и клыки его проступили ещё больше, а в зрачках полыхнули алые блики.

     — Потому что я дал клятву быть на стороне Господина чернокнижников, коим ты, если помнишь, и являешься. Но он не станет служить сопливому мальчишке, который не может взять себя в руки и заняться делом, а не хобби. Ха, да он в два счёта приведёт здесь всё в порядок, если Акира добьётся своего. И ты не сможешь встать у него на пути, не сможешь защититься от его когтей. — Жрец резал словами, как ножом, безошибочно находя слабые места в защите своего подопечного. Он знал, что боль и гнев подскажут ему, что делать. А затем добавил, и голос его был наполнен спокойным торжеством: — Акио не выберет ЭТО вместо своей семьи.

     — Что? — это прозвучало так холодно и ёмко, что жрец внутренне возликовал, но внешне ничем не выдал собственное состояние.

     — Его семья куда более ценна, чем ты со своими бесполезными солдатиками и картами, Гилберт, — припечатал Артемис Акио I, расправив плечи. — Ради своего любимого брата он делает то, что ему скажет Акира. И, даже если ты ему не дашь выбор и уволочёшь сюда, он найдёт способ сбежать и защитить его. Ты ничего с этим не поделаешь.

     — Это мы ещё увидим, — в слепой ярости воскликнул Гилберт и, стремительно развернувшись, рванулся в собственный кабинет.

     Жрец смотрел ему вслед с улыбкой, полной мрачного удовлетворения. Этим мальчиком было просто управлять, но он ещё не понимал, что натворил и как выпустил марионетку из собственных рук. Дела союза пошли на лад слишком стремительно: засидевшиеся чернокнижники радостно и охотно приняли новые указания, и через несколько дней после их выхода уже разлетелись по всему материку, как стая ворон. Письма и доклады столь стремительно перелетали с места на место, что прочесть их все казалось невозможным, но Найтгест справлялся играючи, почти беспечно пробегаясь по ним глазами и успевая писать ответы. Его секретарь сбился с ног, замки стояли на ушах, а Господин отвечал на это ухмылкой победителя. Другим Повелителям придётся попотеть, чтобы подняться с ними на один уровень. Хлипкие границы влияния вдруг рванулись вперёд, оттолкнув всех прочих, закипела торговля, и Господин жрецов несколько заволновался. Когда он говорил «Приведёт здесь всё в порядок», он имел ввиду, что ему самому придётся куда меньше переделывать и исправлять. Теперь же он не знал, на чём сосредоточить собственное внимание и куда глядеть в определённый момент. Казалось, Гилберт успевал быть повсюду: наладил снова расшатывающиеся отношения с оборотнями, встряхнул некромантов и демонологов, зажал носы болотникам, откинул гоблинов, мелькнул перед эльфами, заставив их понервничать. В тавернах шепотков только и было что о всё растущей мощи чернокнижников, рудокопы и старатели теперь поглядывали на них, как на куда более перспективных покупателей и хозяев, чем на элементалистов. Те же в свою очередь могли лишь кусать губы от злости и лихорадочно придумывать ответ на такие нахальные действия. А, пока они размышляли и собирались делать ход, Найтгест снова давал о себе знать.

     Так, решив послать людей на Изумрудные острова, Повелитель элементалистов получил неутешительную весть от гонцов: чернокнижники уже опередили их и предложили выгодный контракт по добыче драгоценных камней для их амулетов и колец. А когда попытались возобновить работу на одной из отдалённых шахт, натолкнулись на гарнизон, защищённый некромантами, сломали об него все зубы и ушли ни с чем. Стальная хватка Найтгеста, сомкнувшаяся на континенте, начинала даже пугать, и что-то подсказывало Господину жрецов, что на этом его подопечный не остановится.

     — Что ты творишь, глупец? — резко вопросил он, когда без стука ворвался в кабинет Гилберта поздним зимним вечером. — Ты нарушишь всё равновесие!

     — М-м? — мужчина даже не поднял на него взгляда, пялясь в крупный кристалл, что повис перед ним в воздухе.

     Артемис уже хотел высказать собственную ярость, но закрыл рот, вглядываясь в образ, что передавал кристалл. Его внук куда-то шёл через людской поток, оглядываясь по сторонам с внимательной осторожностью.

     — Что ты делаешь? — тщательно контролируя злость, поинтересовался Акио, подходя к креслу для гостей и опускаясь в него.

     — Я? — неохотно отозвался Гилберт, мельком глянул на жреца, затем снова сосредоточился на фаворите. — Как думаешь, слишком жестоко посылать повинных к нему?

     — Что?! — Акио был даже не удивлён, а ошарашен, и это единственное слово билось в его мыслях, как перепуганная птица в клетке. С той лишь разницей, что он вовсе не испугался, а пришёл в жуткую ярость.

     — Ну да, — чернокнижник пожал плечами, жадно вглядываясь в силуэт. — Студенты семнадцатого года обучения на днях всем составом не явились на экзамен. Видите ли, господин Кито им не по душе. Вот я и послал их загладить вину. И убить Артемиса.

     Челюсть жреца медленно поползла вниз и со щелчком встала на место. Теперь он и сам глядел в кристалл, стараясь ничего не упустить: юный Акио, передёрнув плечами, стремительно нырнул в переулок, кажется, почувствовав преследование. А затем вдруг вздрогнул, вскинул перед собой руки, когда к нему со всех сторон метнулись тени. Возможно, он не видел, но они были вполне реальны, вещественны и опасны, хотя студентам академии всё ещё не слишком хорошо удавалось управлять ими. Один из них умудрился защёлкнуть на шее Артемиса ошейник, сковывающий магические силы. Какая ярость исказила лицо юноши в это мгновение: он дико оскалился, и стилет в его руке возник будто сам собой. Тонкий светлый клинок мелькал, ведомый искусной рукой. Несколько раз его ранили: сначала в плечо, пробив его насквозь, а затем в бедро, после — прочертив полосу по всей длине спины. Но тот, как будто не чувствуя того, продолжал сражаться до безумия яростно. Пока одна его рука разила, второй он отбивал атаки, умудряясь хватать тени и отталкивать прочь. В первые минуты он выглядел сосредоточенным, а затем вдруг заухмылялся, движения его перестали быть скованными, но стали текучими, плавными, точно как в танце для одного. И он умудрялся завлекать в него, утягивать каждого, до кого мог дотянуться, пусть и не был в силах разглядеть их.

     — Отзови их! — закричал жрец, рванувшись вперёд и схватив Гилберта за плечо. — Он убьёт их всех!

     — Конечно убьёт, — безразлично пожал плечами Найтгест, чьи глаза, однако, пылали от возбуждения. — Ты видел, как заживает на нём всё? Его невозможно убить. Только истощить и попытаться заставить выдохнуться. Несколько дней назад он бился почти пять часов. По нему попало не меньше сотни атак, а он убил одной единственной. Может, ему надоедает и он заканчивает всё таким способом? Хм…

     — Гилберт, немедленно отзови их, — повторил Акио, встряхнув чернокнижника, а затем влепил ему смачную оплеуху, поняв, что иначе образумить одержимого мужчину не получится. — Ты погубишь этих детей!

     Господин чернокнижников смерил его яростным взглядом, затем откинулся на спинку кресла и прикрыл на несколько мгновений глаза. Он отдавал приказ. Кристалл замерцал, а затем тени отхлынули прочь от Артемиса, и ошейник с него исчез. Он озирался по сторонам со злостью и даже с досадой. Затем вдруг усмехнулся, поднёс к губам стилет и слизнул с него кровь, зажмурившись. А после выпрямился и что-то произнёс, поморщился и повёл плечом. Скинул с себя рубашку, и жрец, не веря собственным глазам, наблюдал за тем, как стремительно зарастают на нём раны. Будто кто-то профессионально исцелил его. Но Повелитель жрецов готов был дать голову на отсечение, чтобы доказать, что у его внука весьма посредственные способности к магии лекарей. Кто мог сотворить подобное в мире смертных? Найтгест жадно наблюдал за тем, как Охотник достаёт из рюкзака упаковку влажных салфеток и стирает с кожи кровь, как затем вытаскивает другую рубашку и неспешно накидывает на себя, словно ничего необычного не произошло.

     — Я хочу его, — почти одними губами прошептал чернокнижник, и жрец содрогнулся всем телом, разглядев алчный блеск аметистовых глаз.

❃ ❃ ❃ 

     Раздавшийся визг шин за стенами дома заставил мужчину медленно повернуть голову к входной двери. Свет в доме давно погас: Найтгест увеличивал собственное могущество, готовый сломить фаворита здесь и сейчас. Его брат стоял спиной к нему и беззвучно сотрясался, понимая, что настала его очередь. Раздались торопливые лёгкие шаги, и Гилберт невольно поразился: ему пришлось напрячь слух, чтобы различить их.

     — Отец? — послышался взволнованный голос из коридора. Вновь шаги, а затем звук, пронзивший самую суть. То ли стон, то ли рык, вырвавшийся, казалось, из самой души уязвлённого существа. — Сэто!

     Юноша дёрнулся, чтобы отозваться, но стилет принял очередную жертву, задрожав в руках Гилберта. Брюнет толкнул его на пол, а сам сделал два шага назад, желая пронаблюдать за концом этой части истории Охотника. Ворвавшись в ту же секунду, он сорвал перегородки с полозьев, а затем перевёл взгляд на Сэто. В темноте юноша явно видел неважно — принялся светить экраном телефона, и чернокнижник теснее укутался тенями. Юноша рухнул на колени, начал ощупывать шею брата, а затем лихорадочно зашептал: «Держись». Окровавленные скользкие пальцы не удержали телефон, который сразу упал к самым ногам Найтгеста. Экран хлипкого устройства был сдавлен тяжёлым каблуком, и оно, жалобно треснув, погасло. Чернокнижник упивался эмоциями юноши: гримаса гнева исказила его красивое лицо, а в золотистых глазах зажглись искры. Охотник рванулся вперёд, только вот для Найтгеста он был слаб. Слишком слаб и медленен, чтобы причинить вред. Чернокнижник лишь переместился за его спину, а затем ударил ногой в лопатки, заставив распластаться на влажном от крови полу. Он надавил на позвонки, но словно обезумевший юноша оттолкнулся всеми конечностями от пола, и Гилберт едва не потерял равновесие, вовремя уйдя в тени. Акио рванулся в ту сторону, но поймал руками лишь воздух. Эта игра в кошки-мышки могла продолжаться долго, и не ровён час как Охотник научится, приноровится. Не то чтобы у Господина чернокнижников были причины для волнения, но он не любил напрягаться из-за таких маловажных, на его взгляд, вещей. Он ухватил юношу за волосы, упёршись коленом в его спину, чуть выше, чем над поясницей. Стилет в его пальцах нагрелся, кажется, кричал от негодования, когда оказался рядом с шеей своего хозяина. Да, Акио его хорошо выдрессировал, подарив свою собственную волю, однако же этого было мало, чтобы противостоять Гилберту. Мужчина почти нежно провёл лезвием по его шее, наблюдая за тем, как медленно истончается жизнь избранника. А потом рядом полыхнуло. Такой могучей воли Найтгесту прежде не доводилось ощущать, и на мгновение он даже растерялся, чтобы затем скрыться за куполом теней от неё и тем самым отгородить и Артемиса. Юноша засипел, выгнулся, хватаясь за шею. Гилберту хотелось видеть его лицо в эти мгновения, но он не стал мягко разворачивать свою жертву. Нет, он с размаху ударил носком ботинка по рёбрам Акио, заставив его перевернуться. Бледный, немного испуганный, но ярость его была сильней. Бледные губы беззвучно зашевелились, произнося слова проклятия и обещания:

     — Я доберусь до тебя.

     Чернокнижник ухмыльнулся и придавил его растерзанную шею стопой, наблюдая за тем, как в его глазах меркнет свет. Если бы чужая воля вдруг не проломила щит, возможно, история Артемиса Акио закончилась бы в крохотной читальной комнате, залитой кровью его брата. Яркая пронзительная боль в голове мужчины вышибла его сознание на несколько долгих и мучительных секунд. Он отшатнулся, схватился за виски и замер, сжав губы в тонкую линию.

     — Глупый мальчишка, — зазвучал в его голове чужой голос, поразив своей мощью. — Я сломаю тебя одной мыслью, если только пожелаю. Не смей вредить моему подопечному.

     А затем давление пропало, и чернокнижник вдруг понял, что взмок от напряжения. Волосы прилипли ко лбу, вискам и шее, и это ощущение совершенно не понравилось мужчине. Вампиры прекрасно контролируют все процессы в своём теле, и эта неожиданная человеческая реакция неприятно удивила кровопийцу. Он опустил взгляд на Артемиса, на то, как стала затягиваться страшная рана на бледной шее. Похоже, у этого юноши был хороший друг в ином плане существования. Нельзя было дать ему проснуться, очнуться и снова продолжить бессмысленный поединок. Чернокнижник присел рядом с юношей на корточки и коснулся его груди раскрытой ладонью. Печать изгнанника на его душе пылала, изламываясь под неудержимым искренним порывом юноши вернуться в родной мир. Сломать её окончательно на его душе не составило труда, тем более когда она так охотно поддалась. Освобождённого от оков юношу чернокнижник поднял на руки, а затем распахнул грани портала.

❃ ❃ ❃ 

     В силу своих обязанностей господин Найтгест проводил множество времени не только в собственном кабинете, но и в лаборатории. Она разительно отличалась от той, что находилась в Белом замке, и предназначалась не для целительства, а наоборот, против него. Столько рас, столько фракцией, и к каждой нужно найти свой подход. Это одно из обязательств Господина — изыскать средства и защиту против всего остального мира. Это походило на игру на выживание, на игру с ненулевой суммой. Шпионы выуживали информацию по всему миру и в то же время пытались сделать так, чтобы противник не смог узнать ничего о них самих. Алхимики за определённую плату занимались сбором компонентов для смесей на вражеской территории, но всегда был риск, что их или убьют, что не столь плачевно, или же перекупят вместе со всеми сведениями. Поэтому первое, что сделал Господин чернокнижников, когда взялся за подданных — сильно сократил их количество. Те, кто не носил магические кольца и не давал клятвы, немедленно были либо призваны и вынуждены поклясться на собственной душе в верности нынешнему Повелителю, либо извещены о том, что в их услугах уже не нуждаются. Последних оказалось больше едва не вдвое, но это мало разочаровало Гилберта, сделавшего ставку не на количество, а на качество. Охотник дал ему ценный урок: «Если твоих людей может победить мальчишка-изгнанник, учившийся исключительно самостоятельно, то грош им цена». И даже то, что он Акио, не смягчало их судьбу. У Найтгеста были большие планы на этого юношу.

     Уложив его на койку, чернокнижник мягким движением убрал с измождённого лица пряди белоснежных волос. Тот даже во сне наморщил слегка вздёрнутый нос, нахмурил брови, попытавшись сбежать от чужих прикосновений. «О нет, мой милый, ты будешь ко мне ластиться», — с ухмылкой подумал мужчина, пробежавшись пальцами по шее Акио и на миг задержав их на сонной артерии. Там не осталось и следа от смертельного удара, только тонкая затягивающаяся белая полоска шрама. Как сильно было желание склониться к ней, провести языком, погрузить клыки в сосуды и испить сладчайший нектар жизни.

     Бросив плащ в кресло возле койки, мужчина отошёл к окну и поглядел на привычный пейзаж. Торная дорога уводила прочь через холмистые леса, пестрящие всеми оттенками зелёного и бурого. Отсюда они были видны из-за высокой зубчатой стены, по которой лениво бродили часовые. В бойницах то и дело мелькали фигуры и сонные лица неторопливых стражей. После шума людского мира тишина Чёрного замка на сердце Господина чернокнижников ложилась бальзамом. И вместе с тем здесь царили иные звуки: мысли каждого гостя и жителя этой цитадели касались Повелителя, он слышал биение тысяч сердец. Прежде, когда он лишь принял правление, это сводило его с ума, вынуждая бежать среди ночи прочь, в холодные горы драконов. Теперь же он наслаждался этой своеобразной мелодией, жалея лишь о том, что не все могут её услышать и понять. А со временем научился закрываться от этого шума, прислушиваясь к нему лишь в крайнем случае. Но ярче прочих слышал лишь одного. Того самого, ради которого готов был перевернуть весь мир. Мальчишка, поразивший его мёртвое сердце с первого взгляда. Сейчас этот юноша был в его власти, и Найтгест желал сделать её полной. Во что бы то ни стало. Думать о том, что он может принадлежать кому-то ещё, было невыносимо, и яростная злость пробуждалась в самом средоточии души, причиняя острую боль. Его нужно сломать.

     Гилберт вздохнул и, задёрнув шторы, отвернулся от окна. Светлячки мгновенно выпорхнули к потолку, освещая лабораторию. Чернокнижник прошёл к койке и мягко завязал глаза Акио шёлковой лентой, которой обычно подхватывал собственные волосы. Незачем ему видеть сразу всю обстановку — пусть это станет для него сюрпризом. Найтгест собирался его сломать, но так, чтобы это обязательно ему понравилось и он попросил повторить. Повинуясь воле Господина, с потолка упали цепи, в которых обычно мужчина держал живые ценные экземпляры. «Пусть почувствует себя в западне. Пусть».

❃ ❃ ❃ 

     — Очнись.

     Ледяной поток воды ударил откуда-то сверху, вызывая острые судороги в окоченевшем, непослушном теле. Воздух неохотно проникал в грудь и осторожно выходил из неё с хрипами. Шея болела беспощадно, горло саднило, и он не видел ничего, кроме тонкой полоски: ткань, закрывавшая глаза, прилегала неплотно.

     — Если бы не увидел воочию, никогда бы не подумал, что возможно, — голос у говорившего человека был приятный: глубокий, низкий, но совершенно ледяной и бесстрастный. И при этом Охотник не мог отделаться от ощущения, что уже прежде слышал его. — Что ж, так даже лучше. Ты великолепно послужишь мне.

     — Чёрта с два, — ухмыльнулся Акио, силясь двинуться, но обнаружил себя крепко закованным. Знакомая ситуация. — Слушай, а ты часом не работаешь с другим плохим парнем, который тоже любит заковывать и завязывать глаза, чтобы провести допрос? А то стиль весьма и весьма похож.

     — Какой же ты болтливый, — пленник в красках представил, как собеседник поморщился. — Никогда бы не подумал.

     Повязка легко соскользнула с глаз, открывая взгляду богато обустроенный не то кабинет, не то лабораторию. Здесь был и письменный стол, впрочем, порядком пустоватый, и стеллажи, наполненные различными пробирками и склянками. Рядом на тумбе лежало несколько странных на вид инструментов. Один из них смутно походил на скальпель, вот только лезвие его было загнуто подобно тому, как изгибается линия косы. Небольшие острые ножницы ехидно и холодно поблескивали в свете странных шаров, что кружились под потолком. Они были похожи на мыльные пузыри, только стеклянные, а внутри них переливалось нечто газообразное, излучая тёплый золотистый свет. Парили шарики совершенно самостоятельно, окидывая своим мягким сиянием всё помещение, но тени так и танцевали вокруг, завораживая взгляд. Не сразу Артемис понял, что одна из них более чем жива. Он топнул вперёд, и стук стальной подбойки сапог раздался по всему помещению; зашелестела тяжёлая ткань чёрного плаща. Дыхание юноши замерло в груди, а сердце торопливо заколотилось. Он смотрел в аметистовые глаза и не мог вымолвить ни слова: болтливость улетучилась в трубу, оставив за собой горькую пустоту. Загадочный незнакомец, появляющийся из ниоткуда и исчезающий без следа, но оставляющий душу метаться в томительном ожидании новой встречи. Мужчина, которым он бредил, сгорая от желания оказаться к нему как можно ближе, тот, чей смутный образ преследовал много лет, являясь во снах и заставляя сгорать от необъяснимого чувства вины. Сколько ночей он просыпался, мучимый воспоминаниями о страннике, сбито дыша и не находя в себе силы забыть о нём? Артемис помнил мимолётные и вежливые его прикосновения, все до единого, и память о них возвращалась в самые неподходящие моменты: например, стоило Микаэлису взять любовника за руку, как Акио с дрожью ждал холодное прикосновение чужих губ к тыльной стороне ладони. Тот, кто пробудил жгучую страсть, неудержимое стремление попасть в родной мир.

     — Ну вот мы и увиделись вновь, — лицо мужчины тронула тень улыбки, взгляд смягчился на несколько мгновений, но затем вновь зажалил, заискрил. — Охотник, я полагаю?

     — Верно, — кивнул юноша, даже не думая отлынивать от ответа. — Меня зовут Артемис Акио II.

     — Гилберт Найтгест, к вашим услугам, — чинно и по всем приличиям отозвался темноволосый, и, если бы не цепи, что сковывали мученика, это напоминало бы светский разговор. Мужчина вздохнул, окинул свою жертву взглядом, точно прикидывал, что же с ним делать. — Итак, ты не будешь отметать тот факт, что это именно ты убивал моих людей?

     — Не буду, — снова качнул головой Артемис, смотря ему прямо в глаза. Что-то сейчас будет?

     — Ты выполнял задания элементалиста-изгнанника, — продолжал Гилберт, остановившись напротив пленника на расстоянии вытянутой руки, рассматривая почти рассеянно, точно не понимал, что он здесь забыл. — Так получилось, что с элементалистами у нас натянутые отношения, и поэтому его палки в наших колёсах не стали новостью. Но ты… — ровно очерченные тёмные брови слегка дрогнули и чуть сдвинулись к тонкой переносице. — Это было неожиданно, когда я узнал, кто стоит за убийствами, даже усомнился в чистоте донесений. Акио, юноша, явившийся на свет в изгнании, уничтожающий моих подчинённых, как мясник скот. Будто они никогда и не были обученными магами и воинами, легко и без особых загвоздок. Я думал, что всё это глупая шутка, нелепые выпады моих дипломатических оппонентов. — Мужчина вновь нахмурился, качнул головой и сделал ещё один шаг так, что Артемис мог ощутить отголосок его дыхания на собственной груди, и это чувство было самым лучшим в его жизни. Очередной вздох сорвался с неестественно тёмных губ. — Вот как мы с тобой поступим, Охотник. По твоей вине погибло множество моих подчинённых. Несколько жизней ты уже заплатил. Но этого слишком мало, чтобы восстановить баланс, пошатнувшийся из-за тебя.

     — Я убивал не только чернокнижников, — ощетинился альбинос; боль, отступившая от удивления, вернулась сторицей, перед глазами возникли неподвижные тела семьи, и ярость заклокотала в груди. — Других было куда больше!

     — Неужели? — мужчина с издёвкой приподнял бровь, улыбнувшись. — И сколько же, по-твоему?

     — Рильят был элементалистом! — воскликнул Охотник, сжимая цепи и едва не рыча. — И многие другие.

     — Только он и был, — мягко и терпеливо поправил юношу чернокнижник, а затем протянул руку и вдруг коснулся его груди. Кажется, всё существо Акио взвыло от восторга, но злость перевешивала. — Ты угодил в ловушку обмана, и я тебя в том не виню. Твой бывший начальник был весьма настойчив в том, чтобы науськать тебя на нас и, полагаю, не гнушался изменять сведения, впоследствии попадающие к тебе.

     — Но я собственными глазами видел их ауры, — заставил себя возразить Артемис, прислушиваясь к ощущению его ладони на своей груди. — Они отличались.

     — Ещё скажи, что они не были похожи между собой, — едва слышно ухмыльнулся чернокнижник, поднимая на Артемиса прямой цепкий взгляд. — Наши условности тоже ввели тебя в заблуждение. Так получилось, что мы вынуждены менять не только собственные имена, когда посещаем подобные места. Обмануть взгляд необученного юноши не так уж и сложно. В этом есть и моя ошибка, согласен. Но ты стольких убил. Неужели ты не хочешь загладить свою вину?

     — С какой это стати? — в Акио взыграла гордость, хотя общество такого мужчины для него и было как для клирика молитвенный экстаз.

     Во взгляде Найтгеста мелькнуло что-то странное, можно сказать, жгучее. Губы его вновь дрогнули в улыбке. Он скользнул к окну и распахнул шторы так, чтобы скованный цепями юноша мог всё видеть, и в это мгновение дыхание у него спёрло.

     — Мне сказали, чего ты желаешь. — Альбинос не особо слышал, что он говорит, просто вглядывался в пейзаж и не мог поверить, что это не бред воспалённого сознания. — И вот, ты здесь. Ты клялся, что сделаешь что угодно, лишь бы вновь быть здесь. Зов этих мест звучит в твоей душе, не давая покоя. И я позволю тебе находиться здесь, вот только за всё надо платить. Мои условия таковы: ты будешь следовать за мной всегда, куда бы я ни пошёл. Выполнять даже малейшее желание. Я скажу убить — и ты исполняешь, пожелаю, чтобы ты был в моей постели — и ты будешь.

     — Не перегибай палку. Ты ничем не лучше Акиры, — хмыкнул гордец, приподняв подбородок. Чернокнижник убрал руку и чуть сощурился, будто прикидывая, всерьёз он это говорит или нет. Но в этот раз Артемис даже не думал шутить. — Я ни за что не буду повиноваться тебе. Придётся сделать что-то из ряда вон, чтобы я подчинялся.

     — Я уже думал об этом. И у меня есть всё необходимое.

     Мужчина повернулся к тумбе и взял изогнутый скальпель, чтобы затем подойти к пленнику почти вплотную. Окинув его оценивающим взглядом, он чуть поморщился, затем мягко повёл рукой. Тени кинулись к Акио изо всех углов, подхватывая и поднимая в воздух, цепи разомкнулись, и руки безжизненными плетьми упали вниз, тут же мучительно заныв от жуткой боли. Артемис чувствовал себя так, будто лежал на удобнейшей кровати и не мог пошевелиться, глядя на склонившегося над ним мужчину.

     — Ты навсегда запомнишь, кто твой господин. Эта память останется с тобой до конца жизни, — тихо прошептал он, поднося лезвие к бледному испуганному лицу. Оно жадно и размеренно пульсировало, источая холод.

     Ни дёрнуться, ни возразить не получилось. Воздух стал таким густым, что, казалось, мысли тонули в нём, а вот боль была невыносимой, неразбавленной и безумной. Она скользнула леской от глаза по правой щеке вниз, кровь хлынула, заливая лицо и рот; крик застыл в горле. Мужчина склонился ниже, чуть щурясь, сосредоточенный на своей работе. Нижнее веко и щека были распороты вместе с верхней губой до самого основания левой челюсти, и кровь утекала, не желая останавливаться. «Где же ты, чёртов хранитель?!» — истеричная и шустрая мысль не настигла адресата, Гилберт же чуть улыбнулся и отстранился.

     — Это не летально, не беспокойся, — утешил Охотника чернокнижник, а затем его тень поднялась с пола, оживая, и мужчина легко и играючи откромсал от неё кусок, пусть и испытал от этого нестерпимую боль, пронзившую самую душу. Эта рана обещала кровоточить ещё долгие годы. — Вот так. Сейчас станет легче.

     Это была его первая ложь, которая врезалась Артемису в память на всю жизнь.

     — У меня уйдёт на это подношение много сил, так что сделай всё возможное, чтобы не обмануть мои ожидания, милый, — выдохнул Найтгест.

     Клочок тени улёгся на разодранное лицо, холодный и живой, слегка пульсирующий, будто бьющееся сердце. Он ввинчивался в кожу и мясо, стягивал мышцы, но не облегчал муки, а лишь усиливал их, прорезая новые дыры в коже. В том, что Охотник считал своим достоянием и козырем в любой игре. Теперь метка Найтгеста была на нём, как тавро на скоте или марка на особо ценном товаре. Кровотечение не останавливалось, слабость туманом подкатывала к голове, а Гилберт едва заметно улыбался, глядя на мученика. Затем склонился ниже и принялся слизывать кровь с его кожи, распуская толпы мурашек по и без того дрожащему телу. Жадно и порывисто, дыхание его подёрнулось неясным хрипом, а уже через пару секунд Артемис различил острые клыки, выступающие над ровными белыми зубами. Апатия поглощала ярость, непреодолимое желание вцепиться пальцами в шею мужчины, сжать до хруста. Но тело не повиновалось, более не принадлежало ему и не подчинялось.

❃ ❃ ❃ 

     Тьма сковывала меня ещё не меньше нескольких недель, и большую часть времени я пребывал в лихорадочном забытье. А в остальном… Открывал глаза, ловил взгляд аметистов, прислушивался к глубокому голосу и вновь проваливался в сон. Щека причиняла жуткую боль, скорее вызывая больше ненависти, чем подчиняя непосредственному хозяину чёрного шрама. Как я злился на него! За то, что погубил мою семью, за то, что посмел назваться моим господином, за то, что оставил эту уродливую метку, за то, что обернул всё это так. Даже теперь, порой, вспоминая всё произошедшее, я трясусь от слепой ярости и не могу простить. Гилберт действовал резко, уверенно и без оглядки, в каком-то смысле даже правильно, однако я винил его за это. За шрам, за ненависть, за холод.

     Должно быть, он думал, что я буду таким же, как и подвластные ему тени: покорным, безропотным и послушным. Что же, мы оба «не на того напали» и слишком поздно сделали из этого выводы. В то время им двигала туманная ярь и, пожалуй, он не до конца понимал, чего же хочет. Я же следовал за собственной гордостью, которую лелеял слишком долго, считая растоптанной и неприкосновенной одновременно. Можно сказать, тогда мы ненавидели друг друга за то, что не понимали, и не могли уступить друг другу никакими способами. Чтобы я? Да вдруг пошёл на попятный только из-за того, что слабее стократ своего противника? Ни за что! Он не хотел уступать потому, что был сильнее, старше, вроде как даже мудрее. Идиоты. Оба.

  ❃ ❃ ❃

     Временами Артемис приходил в сознание в полном одиночестве в выхоложенной комнате и брёл изучать окрестности. Надо сказать, в первые дни таких блужданий он не мог не то что выйти из замка, а даже найти обратную дорогу: столь огромен и изменчив он был. Вот, кажется, идёшь по мало освещённому коридору, а в следующее мгновение оказываешься в открытой галерее, продуваемой всеми ветрами. И тут же обнаруживаешь себя в пустом мрачном зале, предназначение которого совершенно неясно. Особенно жуткими были тени, которые таились в каждом углу: в хоть сколь-нибудь заметной трещинке, складках тяжёлых штор, грубой канве гобеленов, изгибах барельефов, украшавших все потолки, а редкие статуи и вовсе казались живыми от неторопливого танца мрака. Чувство внимательного пристального взгляда не исчезало ни на одно мгновение, от него крутило желудок и бросало в холодный пот.

     И тишина. Гулкая, зыбкая, поглощающая все звуки. Преследовала попятам подобно хищнику, готовому настигнуть добычу. Пробуждаясь от болезненного кошмара, он слышал вдалеке голоса, шаги, отголоски разговоров, но, выходя из спальни, везде обнаруживал лишь пустой замок. Будто никого, кроме него, в нём никогда и не было. Лишь один раз Акио удалось встретить девушку, плотно укутанную в чёрную мантию. Он окликнул её, поинтересовался, где здесь выход, но она заметалась, взглядом бегая по сторонам, а затем и вовсе растаяла тёмной дымкой, оставив Охотника тихо обмирать от ужаса.

     В тот же вечер он дождался Гилберта. Чернокнижник явился глубоко в ночи, тихо прикрыл за собой дверь и явно удивился, обнаружив фаворита бодрствующим, и замер на пару мгновений.

     — Здесь так пусто. — Артемис не знал, как начать разговор. На каждое мимолётное движение губа и щека отзывались яростной болью, и он мог лишь объясняться жестами или короткими фразами. Однако в этот раз не хватило сил смолчать. — Где все?

     — Почему тебя это волнует? — вопросом на вопрос ответил чернокнижник, скидывая со своих плеч тяжёлый плащ и переводя на юношу немигающий взгляд.

     — Я ничего не знаю! — возмутился тот с жаром, подрываясь с постели и приближаясь к мужчине. Он внимательно, но с прохладой оглядел в ответ. — И такое чувство, что при моём приближении все разбегаются.

     — Так и есть, — не став увиливать, спокойно согласился Найтгест, щепетильно расстёгивая пуговицы на своих манжетах, чтобы освободить запястья от тугого захвата. — Если желаешь, я оставлю тебе схему замка.

     — Не нужна мне твоя схема! — рявкнул альбинос, клокоча от гнева и не обращая на боль в ране никакого внимания. — Можешь засунуть её себе в!..

     Не успел он договорить или понять, что происходит, как ледяные пальцы обхватили его шею. Чернокнижник смотрел всё так же безразлично, но возле зрачков, казалось, плясало чёрное пламя.

     — Помни, кто твой хозяин, мальчик, — безмятежно произнёс он, не разжимая руку и не давая тому выдавить и звука.

     Прежде это бы, несомненно, возбудило и скорее рассмешило Артемиса. Но теперь были лишь ярость и негодование. Всё, на что его хватило — плюнуть в сторону собственного мучителя. Он никогда не опускался до подобных унижений, ценя призрачное понятие «чести», как своей, так и чужой, но в тот момент хотелось лишь доказать хоть что-то, попытаться заставить Гилберта оттаять и перестать изображать из себя властелина всего и вся. Охотник желал разозлить его, увидеть, что эта глыба льда жива, а не имитирует человека. Результат ему не понравился совершенно. Резкая боль скрутила всё тело, когда тени метнулись с пола к нему, распиная в воздухе и растягивая, подобно дыбе.

     — Ты забываешься, — на полутонах и чёрство произнёс Гилберт, даже не глянув на след плевка, оставшийся на его плече. Пальцы его разжались, отпуская горло, альбинос жадно задышал, мелко содрогаясь и пытаясь вырваться, но мрак держал крепко. — И, пожалуй, стоит тебя наказать, чтобы более такого не случалось. Небольшое недопонимание между нами, не так ли?

     — Иди ты, — снова рыкнул юноша, стиснув зубы. — Тоже нашёлся мне.

     Чернокнижник подался вперёд, властно впиваясь в бледные губы, и на грубый поцелуй Артемис отозвался яростными укусами, хоть ранение и молило о пощаде, начало кровить. Не всхлипнул, не вскрикнул, когда рука Найтгеста, объятая чёрным пламенем, вдруг оказалась внутри его живота. Он был даже шокирован. Ни крови, ни разорванной дыры, но он чувствовал, как пальцы мучителя стискивают органы. Но ощущение долго не продлилось, оборвалось слишком резко, заставив Акио засипеть. Крупная дрожь колотила юношу, и, пожалуй, не будь он сейчас в подвешенном состоянии, уже бы валялся на полу, скуля от боли и сворачиваясь калачиком. Как марионетка на нитях, он держался лишь только благодаря пальцам, они же не давали ему воспротивиться и защититься. «Сделай же что-нибудь, чего застыл!» — орал он мысленно, силясь пошевелиться. Силы просыпались медленно и боязливо, затем закипели. Теперь не было смысла сдерживать их, обрабатывать, чтобы никто не обнаружил их применение. Но очищение, долженствующее развеять чужие силы, не сработало и опало крупинками серебристой пыли на пол. Чернокнижник только ухмыльнулся, приподняв бровь и наблюдая за потугами фаворита.

     — Либо ты великолепно смел, либо совсем идиот, — едва слышно прошептал он и вздохнул, затем повёл ладонью с тускло искрящимся кольцом. Тени пришли в движение. — Ты никогда не сможешь стать сильнее меня, милый.

     Во рту был стойкий вкус крови и желчи, глаза слезились от остаточной боли, а злость всё крепла. Слишком часто Акио слышал подобную фразу, слишком много раз его тыкали носом в его патологическую неуклюжесть в магии. Но он в свою очередь не забывал напоминать «силачам», что это не главное. Теперь же у него не было возможности даже элементарно врезать. Прохладная кровать приняла безвольное тело в свои объятия ехидно и легко, и Найтгест навис над ним. Странная, почти мечтательная улыбка коснулась его неживого лица, но даже это не могло смягчить Охотника теперь. Он было рванулся вперёд, чтобы ударить лбом в нос, но мрак сгустился, нажимая на грудь и удерживая на месте. Не переставая улыбаться своим мыслям, чернокнижник склонился, и прохладное дыхание огладило шею, а губы, коснувшиеся кожи, скорее разозлили, чем доставили удовольствие, и Акио закрыл глаза, кусая губы и хмурясь от слепой ярости. Поцелуи не приносили никакого наслаждения, лишь раздражали, и, похоже, чернокнижник это великолепно понимал. Мягкие касания сменились жёсткими, почти грубыми, а затем обожгли болью, и Охотник, не ожидавший подобного, распахнул глаза, боясь пошевелиться. Чёрные локоны щекотали кожу, но не могли отвлечь от весьма странного ощущения, которым его наградил мужчина. Он укусил! И ладно, если бы ограничился лишь этим, смяв кожу. Он прокусил её вместе с некоторыми сосудами. Несколько горячих капель крови сбежало от его жадных губ, пощекотав шею, но вампир стремительно собрал их самым кончиком языка. От места укуса по телу прокатилась волна ненормального жара, заставив заёрзать под мужчиной, попытаться осознать болезненное возбуждение, завязавшееся в паху тугим узлом. Гилберт улыбался, и губы его наконец-то казались не тёмными и мёртвыми, украшенные кровью. Артемису не понравился этот вид, и он отвернул голову в сторону, закрыл глаза, плотно сжимая губы.

     — Твоё тело подчиняется мне, — возле самого уха раздался бархатный голос Найтгеста.

     Несколько лет назад Артемис бы многое отдал ради того, чтобы ощутить его касания и ласку, его близость. Собственно, будет ложью, если сказать, что ему было неприятно, потому как какая-то часть его желала с безумием и жаром всего этого, вопила от предвкушения. Не этого ли он ждал столько лет? Не эти ли мысли будоражили его тело ночами? Гордое упрямство не позволяло признать собственную слабость и зависимость от этого мужчины. Где-то на периферии сознания плясали воспоминания о том, что юноша втирал самому себе очень долго, и он не мог отделаться от стойкого ощущения, что предаст Микаэлиса, если покажет, как ему нравится. И тем более опутанный тенями, с унизительной меткой на лице, вовсе не желал признавать победу Найтгеста.

     — Да, — выдохнул Охотник после некоторых секунд тишины, приоткрывая глаза, но не переводя взгляда. — Но разум не подчинится тебе.

     — Увидим, — бархатно рассмеялся чернокнижник, наблюдая за метаниями фаворита и, казалось бы, прослеживая каждое из них с куда большим пониманием, чем мог бы сам фаворит. Все мысли этого строптивого создания были перед чернокнижником как на ладони. По крайней мере ему так казалось.

     Мягким и властным движением он перевернул Акио на живот, прошёлся ладонями по телу, освобождая от одежды. Всеми силами юноша пытался абстрагироваться от этих ощущений, вцепился зубами в простыни, когда плоть мужчины проникла в него после непродолжительной и слишком уж «дежурной» подготовки. «Это не моя боль, — судорожно твердил про себя он, стискивая ткань пальцами и пытаясь перебороть собственное тело. — Она не принадлежит мне, её нет». Помогало, действовало, хотя, быть может, это он привык и подстроился под размашистые, сильные движения. Тяжёлая патока удовольствия стремилась по венам, накатывая подобно тягучей волне, удушающе сладкой и жаркой. Распятый наслаждением и тенями, Акио не мог и звука из себя выдавить, мечтая лишь о том, чтобы затяжной кошмар наконец закончился. И если для этого нужно стать подстилкой, то так тому и быть. Гилберт не останавливался, не прекращал истязать горе-любовника ни на мгновение, то и дело зарываясь лицом в бледную шею и награждая очередным пылким укусом.

     Тело больше не принадлежало юноше, скуля от удовольствия, и, вновь предавая, отдавалось на растерзание чернокнижнику — такому неутомимому и безжалостному. О, он знал толк в наслаждении, умел его получать и отдавать, не скупясь и проявляя неслыханную щедрость. Невольно в тумане экстаза всплыла мысль: если бы Артемис встретил его раньше, то сделал бы всё возможное, лишь бы Гилберт стал его постоянным любовником. Артемис не мог не таять и не размякать под его уверенными ладонями. Гилберт огладил грудь, рёбра, талию, опускаясь ниже и намечая маршрут на спине жёсткими поцелуями, вбирая в себя кожу и оставляя пылающие метки засосов. Каждая из них так и вопила о принадлежности этому своенравному мужчине. Судорога оргазма прошлась по паху жаркой истомой, заставляя кончить, пока Найтгест врубался в податливое тело с неумолимой и безустанной жаркой страстью.

     Акио помнил, что молил его остановиться, не мог более выносить сладчайшую экзекуцию. Казалось, даже рыдал, не имея ни малейшей возможности отстраниться и сбежать от него, скованный покорным слугой-мраком. Этот мужчина сделал то, чего не мог никто другой. Он показал Охотнику, что такое настоящее удовольствие и страсть, что он никогда на самом деле не знал о них ровным счётом ничего. Напуганное этим фактом сознание быстро нашло выход из сложившейся ситуации и сбежало прочь, оставив безвольное тело в горячей постели со своим мучителем. Надо отдать ему должное: едва почуяв, что любовник совсем обмяк и перестал подавать хоть какие-то признаки жизни, Гилберт отстранился и прекратил сладостную пытку, хотя мог бы продолжать её ещё очень долго. И, более того, хотел этого, страстно желал укутывать юношу собственным страстным огнём, дарить ему удовольствие, с которым прежде этот мальчик не сталкивался. Все его прежние похождения будут казаться ему жалким фарсом, фальшивкой, и Гилберт знал, что откроет ему глаза. Научит любить долгие, полные жаркого томления ночи, ненавидеть рассветы, проведённые в одиночестве. Чернокнижник слизнул каплю пряной крови юного Акио. Она пела от сил, что таились в нём, была горьковато сладкой от пережитых им испытаний, от боли и ненависти. Этот коктейль пьянил вампира, привязывал лучше всех проклятий. Взяв тонкое запястье в руки, Найтгест потянул носом запах — у самой кожи, где ближе всего пролегали вены. Пульсация в них была бешеной и манящей, так и молила о том, чтобы её наконец подчинили. Распалённое тело дрожало от малейшего прикосновения сквозняка или же простыней, до того блаженно прохладных, теперь же пропитавшихся испариной и семенем. Сквозь покров болезненного забытья Артемис слышал неразборчивый шёпот мужчины совсем рядом с собой, чувствовал, как его укутывает благостная прохлада. Чернокнижник уложил Акио на чистую половину кровати, замер, любуясь даже теперь непокорным выражением лица. О, он ценил таких, но всегда ломал под себя без особых усилий и собирался сделать то же самое теперь. Вот только не подозревая, что и его самого можно сломить. Да кто бы смог проделать это с самим Господином чернокнижников?

❃ ❃ ❃

     И вновь потекли привычные уже дни. Акио приходил в себя в полном одиночестве и хромая бродил по замку, пытаясь раскрыть его секреты и понять, что же он ещё прячет. Но вечером неизменно являлся Гилберт. И, благо, если он был занят работой, а не обрушивал на тушку фаворита водопад собственной ненасытной страсти. Это могло длиться часами, лишая разума и вновь заставляя умолять о пощаде, могло затянуться и на всю ночь, если Охотник не мог забыться и ускользнуть. Он всегда был хорошим и прилежным учеником и быстро понял, что его вопли и угрозы ничего не значат и не несут в себе никакого смысла, только ослабляя. Казалось, Гилберт даже не предпринимал попыток слушать любовника, наоборот, он оказался удивительно глух к ярости, словно никогда и не был знаком с таким словом, как «нет». Иначе говоря, чернокнижник относился к протестам с простоватым пренебрежением, так и сквозившем в нём. «Откуда звук?» — читал Акио на его насмешливом лице. В этом всём была и положительная сторона: очень быстро Артемис научился вовсе не издавать звуков и сохранять безмолвие даже тогда, когда удовольствие, даримое ему, становилось совсем уж жгучим. Гилберт не сразу понял, что, пытаясь чего-либо добиться от этого юноши, он получал строго противоположный результат. Так было всегда и, пожалуй, выходило само по себе, без особого участия Акио. Словно какой-то блок вырастал в сознании, не позволяя поступать так, как угодно кому-то другому. Чернокнижнику лишь предстояло узнать, что где на Артемиса сядешь — там и слезешь. Уроки же, которые любезно подготовила юноше жизнь, ещё лишь намечались в далёкой зыбкой перспективе.

     Если сказать, что всё было совершенно невыносимо, это будет наглой и жуткой ложью. Тюрьма, в которую Артемис угодил, оказалась не такой уж и дурной. Бесконечные переходы замка хранили в себе множество тайн, и к каждой из них он теперь мог прикоснуться без страха, заглянуть в каждый секрет и впитать его в себя. Только на то, чтобы обойти полностью все наземные этажи этой громадины, даже скорее оббежать, не заглядывая особо в комнаты, у него ушло несколько месяцев. Конечно, если учитывать то, что большую часть времени он проводил, пытаясь унять боль в зарастающем рубце. Но однажды почти в ночи ему улыбнулась удача. Давно он не видел такого её широкого оскала, а потому поспешил воспользоваться шансом. Библиотека. Миллионы книг на высоких стеллажах, образующих лабиринты, так и перешёптывались между собой, маня и завлекая. У Артемиса не было ни малейшего понятия о том, какая система каталогов здесь. Более того, за всё время своего блуждания по храму знаний, он не встретил даже намёка на библиотекаря или журнал, долженствующий объяснять, куда и где свернуть так, чтобы найти нужную книгу. Искать что-то самому и вовсе представлялось безумной затеей. Но в тот момент у него не было особой цели. Схватив первое, что попалось под руку, Артемис уселся прямо там, на каменном полу, жадно вглядываясь в уже столь знакомые ему символы.

     Впервые встретившись с ними, Акио выдвинул теорию, что каждый из них отвечает за определённый звук, как в европейских языках, но оказался горько разочарован. Затем была идея о том, что они обозначают не просто звук, но целое слово, законченное и несущее в себе смысл. Это оказалось куда как ближе. Пытаясь читать книгу, полученную от Рильята в качестве трофея, Артемис понял ещё одну любопытную вещь. Да, в самом деле, каждый определённый символ обозначает слово или же вовсе фразу, но, ко всему прочему, просто взять и написать или же прочитать их не представляется возможным. Если бы подобный экземпляр попал в руки человека, достаточно упорного и эрудированного, он бы быстро подобрал ключ к этой тайне. Поэтому хронисты и писцы прибегли к небольшой хитрости: прочесть написанное мог лишь тот, чей разум был достаточно силён, чья воля была равна их собственной. Из исторических книг Охотник узнал, что со временем это вызвало кучу неудобств, ведь Повелители не могли написать указ своим подчинённым и рассчитывать на то, что они хоть что-то поймут. Почесав репы, мудрецы пришли к решению, что надо подстраиваться под массы, ведь на них всё, собственно, и строится. Таким образом, когда писались книги для детей, приходилось в разы ограничивать собственные силы. И, соответственно, сосредотачиваться, чтобы послать тайное письмо равному. Но, слава богам, ему попалась в руки самая обыкновенная летопись, как следствие, доступная для прочтения каждому, в ком есть хоть крупица сил. А здесь такими были все подряд через одного. Возможно, не самый захватывающий жанр, который только мог попасться ему в руки, но он всё ещё не знал об этом мире ровным счётом ничего. Поэтому жадно хватался абсолютно за всё, что только попадалось под руку. В какой-то момент Артемис открыл книгу, которая оказалась ему вовсе не по зубам: знаки плясали перед глазами, не желая собираться в единое целое, а улавливались лишь мелкие осколки, вызвавшие только острую головную боль.

     И вот именно тогда-то Артемис порадовался тому, что у него под рукой есть кое-кто более могущественный. Правда, он свято верил, что это Акио сидит у него под ладонью, но тогда это сути дела не мешало. Отыскать Гилберта в замке оказалось не так уж и просто, тем более что в переходах, как и всегда, оказалось пустынно, а потому спрашивать дорогу было не сподручно. Да и как бы он это сделал? «Извините, вы не подскажете, как найти Гилберта Найтгеста?» Тогда это звучало для Артемиса уморительно и глупо, ведь он ещё не понимал, в чьи руки на самом деле угодил. Ну, подумаешь, чернокнижник. С кем не бывает? И с трудом, со скрипом, он вспомнил то, чему его когда-то учил Тори. Точнее, то, чему он был вынужден экстренно научиться сам с лёгкой руки некроманта. Сосредоточив разум и расслабив тело, Охотник заставил беспорядочные мысли угомониться и встать в строй, затем начать потихоньку испаряться вовсе, пока не остался лишь ясный образ мужчины. Тогда и только тогда он ощутил терпкий сандаловый запах с мускусными нотками, тут же закрепив его на периферии сознания, запомнив теперь уже на всю жизнь.

     Его тянуло вверх по бесконечным лестницам. Одна из них, винтовая, огибающая странного вида башенку, и вовсе казалась смертельной пыткой. Складывалось ощущение, что топаешь на месте в зацикленном кадре, что ничего вокруг не меняется. Только пульс стал совсем бешеным, в боку нестерпимо закололо, про свежую рану и вовсе не хотелось думать. Но отпускать из рук книгу Артемис не собирался, бережно прижимая её к собственной груди, пока сползал по стене на ступени, пытаясь вернуть дыхание в норму. Перед глазами прыгали сотни ярких пятен, совершенно ослепляя и не давая ни на чём сосредоточиться, хотя следовало бы. Подобрав под себя конечности и медленно поднявшись, юноша поплёлся дальше и через два пролёта обнаружил, что не дотерпел всего-то ничего. Слева от него оказалась настежь распахнутая дверь, открывающая вид на широкий коридор с высоким арочным потолком. Витражные окна по правую сторону на закате, должно быть, являли собой совершенно великолепное зрелище, но в тот момент уже стемнело, и теперь можно было лишь угадывать смутные узоры. Знакомые шары со светящимся газом внутри парили на высоте нескольких метров вдоль стен, но всё равно посередине прохода лежала тропинка мрака, ютясь на тяжёлой ковровой дорожке, укрывающей пол. Коридор упирался в глубокую нишу, и сначала Охотнику показалось, что там кто-то есть. Но в конце концов различил портрет мужчины в полный рост: белая рубашка с пышным воротником-жабо и дутыми рукавами смотрелась на нём почти неуместно, да и весь его вид говорил о том, что он вовсе не желает носить подобную чепуху; чёрный жилет с гобеленовыми вставками был небрежно расстёгнут, являя мелкие жемчужные пуговицы, пойманные петельками; в сапоги для верховой езды со множеством заклёпок были заправлены строгие брюки. Мужчина опирался на высокую трость с весьма скучающим видом, уставив взгляд в такие дали, что Артемису бы, например, понадобился бинокль, чтобы разглядеть их. Пшенично-золотистые волосы едва заметно вились, отпущенные до плеч. Темноглазый, решительный, без какого-либо намёка на эмоции, он напоминал кого-то, но вот кого — Акио так и не смог понять. Вокруг ниши шли лестницы, после сливаясь в одну и подводя почти вплотную к тяжёлой двустворчатой дубовой двери. И притолока, и боковые стенки, и поперечные балки были украшены кропотливым изысканным плетевидным рельефом. «Да кто ты такой?» — только и подумал Акио, рассеянно рассматривая дверные кольца, что застряли в зубастых драконьих пастях. Глаза их едва заметно сияли в полумгле рубинами, будто следили за каждым, кто приближался к святая святых. А возможно, именно так всё и было. Не став даже стучаться, он взялся за кольцо и потянул его на себя, поморщившись от того, как искры прошили руку от пальцев до самого плеча, отчего она сперва онемела, затем стала теплеть, но отпускать её юноша даже не думал. Работа на Акиру научила Артемиса знакомиться и не с такими предметами. Сейчас он был уверен, что его аура просканирована до последней трещины, все мысли как на ладони, и не торопился идти дальше. Левая половина лица тоже начала медленно неметь, но, наконец, двери поддались, и он шагнул внутрь.

     Что ж, примерно такое и ожидаешь увидеть, когда преодолеваешь бессчётные ступени. Письменный стол-секретер, стоя чуть в углу, справа, отчасти отгораживал от всех вошедших его владельца и хозяина, что сейчас склонился над каким-то свитком, запустив в чёрные кудри бледные пальцы. Господское кресло с высокой мягкой спинкой так и манило посидеть в нём, поёрзать и устроиться с максимальным комфортом. Широкое, с массивными подлокотниками, будто бы на звериных лапах, одним словом — мечта. Прямо справа, возле двери, высокий комод на тонких ножках поддерживал бюст молодой девушки, которую скульптор запечатлел с вдохновлённой улыбкой на губах. В углу подле него ютился цветочный горшок, из которого всеми силами явно пытался выбраться любопытный цветок. Пышные длинные листы с алыми прожилками топорщились во все стороны, и среди них мягко пульсировал алый крупный бутон с множеством мелких лепестков. Слева от рабочего стола на некотором расстоянии спиной друг к другу стояло два застеклённых шкафа, казалось, готовых треснуть по швам от количества свитков и писем, что в них были впихнуты, похоже, совершенно хаотическим образом. Ко всему прочему, они служили перегородкой, частично скрывая от взгляда алхимическую лабораторию. По крайней мере, именно на неё и походил вытянутый овальный столик. Несколько склянок забавно фыркали, выпуская чёрный дым, и тот зависал над ними в нескольких дюймах, причудливо танцуя и изгибаясь, рождая новые формы одну за другой. Возле окна слева, едва не треща от нагрузки, вытянулся приземистый стол, забросанный кучей бумаг. Видимо, к ним не прикасались уже очень и очень давно, если не считать едва заметно колышущихся тяжёлых штор глубокого бордового оттенка, подобранных серебристыми кистями. Помявшись с пару мгновений, Артемис прикрыл за собой дверь и двинулся к пустующим глубоким креслам для посетителей, осторожно и с недоверием ступив на ворсистый ковёр. Такой бы в спальне положить, а не в кабинете. Мужчина даже не поднял на посетителя взгляд, пока тот не оторвал одно из кресел от пола и не поставил рядом с ним, тут же и опустившись на мягкое сидение.

     — В чём дело? — без особого интереса вопросил Гилберт, отрываясь от письма и поднимая несколько усталый взгляд.

     — Что здесь написано? — без прелюдий поинтересовался Артемис, опустив на его работу книгу и открыв на первой же странице.

     — Милый, если ты не заметил, я немного занят, — снисходительно подметил Найтгест, но выпрямился в кресле и перевёл на Артемиса полный любопытства взгляд. Выждав для уверенности пару мгновений, он едва слышно вздохнул, потянулся, пробежавшись пальцами по странице и небрежно изучив её. — Эту книгу о тенях написали давно, несколько тысяч лет назад. Тебе пока не стоит знакомиться с ней.

     — Прочитай, — уже более настойчиво произнёс юноша, чуть подавшись вперёд в кресле, жадно вглядываясь в строчки, но был вынужден прекратить пытку. Воспоминания о том, как он попытался прочитать ту самую базальтовую книгу, ещё были чересчур свежи, равно как и последствия этого необдуманного поступка. — Или ты не можешь?

     — Могу, — фыркнул мужчина, а затем закрыл книгу и уткнулся в письмо, вооружившись острым пером. — И я уже сказал тебе: для тебя это слишком тяжкое испытание.

     Поджав губы, Артемис наблюдал за тем, как Найтгест выводит символы на чёрном пергаменте. Они слабо вспыхивали, едва различимо шипели, а затем замирали белоснежными тонкими линиями. Смысл их был неясен, и это начинало раздражать лишь больше. Выждав ещё пару мгновений в надежде, что мужчина обратит на него внимание и отвлечётся от писанины, Акио наклонился вперёд и, опёршись локтями на стол, принялся разглядывать его содержимое. Открытая чернильница интересовала особенно, а потому, ничуть не сомневаясь, Охотник протянул руку и щёлкнул её по горлышку, переворачивая. Жидкость тут же радостно выплеснулась на свиток, а Гилберт с шумным вдохом попытался выхватить его и книгу из-под потока, но не успел. Его яростный взгляд стал лучшим комплиментом, и нарушитель спокойствия расплылся в улыбке, пусть то и отозвалось болью.

     — И что ты мне предлагаешь начать читать? — продолжая прерванный разговор, поинтересовался Артемис.

     — Свод этикета, — суховато проговорил Гилберт, с каким-то почти что отчаянием рассматривая бесповоротно испорченный документ. — Неужели же так сложно было подождать несколько минут?

     — Надо было предупредить, — пожал плечами Артемис, наблюдая за тем, как все те места свитка, которых коснулись чернила, едва не плавятся, окрашиваясь белым. — Как это работает? Особый отбеливатель? А если им твой плащ полить, что случится?

     — Для начала я сломаю тебе пальцы, — начал перечислять Гилберт, комкая лист и небрежным жестом откидывая его в сторону. Тот жалобно зашуршал на полу и истлел. — Потом заставлю его чистить. И, может быть, после этого займусь твоим обучением.

     — Тогда, может быть, сделаем вид, что всё это ты уже сделал и приступим к последнему пункту?

     Найтгест принялся массировать пальцами свои виски, прикрыв глаза. Что-то подсказывало Артемису, что отказать ему чернокнижник не посмеет. И это делало его таким неприлично счастливым где-то глубоко внутри. Там, где хранилось прекрасное знание, что ради него сделают абсолютно всё, стоит только намекнуть и сделать вид, что он нуждается в этом. При этом Гилберт прикидывался, что не желает об этом даже слышать, но Акио знал: для него Найтгест сделает что угодно. С едва различимым вздохом мужчина уложил руки на стол ладонями вверх и сосредоточился. Охотник ждал с замиранием сердца. Тёмная дымка обволокла пальцы, кольцо запульсировало глубоким светом, пронзающим саму душу. И с глухим стуком на его руки опустился тяжёлый фолиант. Его тёмная кожаная обложка с вытравленным названием «История» так и манила прикоснуться, проверить, какова она на ощупь. Артемис слушал и не смел дышать, вглядываясь в лицо темноволосого.

     «Из единого дыхания сосредоточенной мысли родилось Сердце, и это считают началом нашего мира, — глубокий голос заполнил всё вокруг, не давая сосредоточиться ни на чём более. — И билось оно иначе, чем в любой груди, мерно, без спешки и спокойно. Мы истлеем, наши дети уйдут в землю, и их далёкие потомки расстанутся с жизнью, прежде чем оно начнёт биться хоть сколь-нибудь быстрее. Ускорит темп на пару ударов, а затем вновь успокоится, как человек, внезапно взволнованный и нашедший умиротворение в то же мгновение. Не в один день или год сформировалась тонкая оболочка. Шли года, века, тысячелетия, прежде чем сквозь тонкую почву проклюнулся первый росток, ознаменовавший начало жизни. Он рос неторопливо, не видя смысла спешить куда-либо, ибо он был единственным — гордым, гибким и несломимым. Кому надо было вырывать его из земли? Кто бы вдруг подумал прерывать жизнь столь величественного существа? Рядом взошёл другой цветок, третий, десятый, и вот уже они охватили все острова, континенты, пещеры и горы. Континент содрогался, менялся, и прошло много лет, прежде чем первое животное, несуразное и незаметное, сделало свой первый вздох. Великие леса Вальхорея — напоминание о том, какими чудными местами мог бы похвастаться наш мир. Просто представьте себе безграничные зелёные пустыни, лишённые всякой суеты и спешки смертных. Они тянулись вверх, к тёплым солнечным лучам и ласковому свету трёх Лун, простирали свои ветви с восторгом, достойным неразумных детей. Обжигались, рассыпались и вновь стремились вверх, пока не создали то, без чего жить не мог бы никто: живительный воздух и сладкое дыхание жизни.

     Разливались реки, рождались горы и разверзались моря, Сердце мира билось. Они явились из мглы бездонных пещер, щурясь на свет и скалясь на всё вокруг. Их стаи вцеплялись друг в друга, разрывая на части в порыве завладеть территориями. Безумный дикий вой — песня, посвящённая безразличным королевам ночных небес, стон, дерущий самую душу животной тоской и страхом. Он звенел в подлеске, сотрясал своды гор и тревожил водную гладь. Их дикая ярость не сменялась ничем другим ещё долгое время, и всё чаще грызня между стаями напоминала своей расчётливостью и вдумчивостью войну. До сих пор в нас осталось что-то от них: их необузданное свободолюбие течёт и в нашей крови, будоража в яркие лунные ночи неразличимым зовом. Это напоминание о том, кем мы были и кем становимся, теряя голову и уступая место инстинктам. Животные. Звери.

     Откуда они явились? Пробили себе пути-коридоры между мирами, может, спасаясь от чего-то, может, заблудившись в переменчивом пространстве. Разве то важно, когда именно они положили начало тому миру, что мы знаем? Стаи разрастались, территории их приобретали чёткие границы, имевшие весомое значение, что тогда, что сейчас. Время не прошло для них незаметно. Поднялись с четырёх лап на две, разум обострился, далеко уйдя от первородных инстинктов, вынуждающих лишь искать пищу и пару для продолжения рода. Именно тогда, когда появился элементарный зародыш дипломатии, и произошло это».

     Артемис рядом с мужчиной вытянулся в струну, жадно вслушиваясь в его размеренный голос с нетерпением и внимательностью. Своими словами Гилберт будто ткал картины, рождая их, казалось, в самой голове юноши. Магия рухнула, когда в двери постучали. Они оба вздрогнули, растерянно переглянулись, точно могли ответить на не произнесённый вслух вопрос.

     — Войдите, — спокойно и с прохладными интонациями повелел Найтгест.

     Дверь тут же распахнулась, и в кабинет широким шагом зашёл мужчина, но замер на некотором расстоянии, аккурат на ковре. Что ж, фраза «вызвать на ковёр» тут, видимо, воспринималась буквально. Короткий ёжик русых волос забавно топорщился, перечёркнутый четырьмя рваными красноватыми полосами шрамов, спускающимися даже на лицо до самого подбородка. Правая его ноздря отсутствовала совершенно, собственно, как и глаз с той стороны. Закутанный в чёрный плащ, застёгнутый под самое горло, он мало напоминал живого человека. Гилберт выпрямился, откинувшись на спинку своего кресла, вопросительно изломил бровь, не говоря ни слова.

     — Господин, твари вышли из-под контроля, разодрали нескольких наших людей. Что прикажете делать?

     Судя по скучающему выражению лица Господина, он бы, скорее всего, приказал мужчине повеситься на собственных кишках.

     — Что вы уже делали? — со вздохом уточнил Гилберт, поднимаясь со своего места и явно собираясь уйти. Акио же схватил его за локоть, не желая оставаться в одиночестве. — Что?

     — Я пойду с тобой, — упрямо поджал губы Охотник, вставая следом. Уцелевшая бровь посетителя выразительно приподнялась.

     Подумав с мгновение, чернокнижник кивнул, а затем перевёл взгляд на подчинённого, и тот вновь вытянулся по стойке смирно.

     — Транквилизирующие заклятья и зелья оказались бесполезны, Господин, — отрапортовал он, едва ладонь ко лбу козырьком не приложив. — Мы использовали все концентрации и виды, но не достигли желаемого результата.

     — Что ж, поглядим, что я смогу сделать, — задумчиво кивнул мужчина, а сам двинулся на выход из кабинета, махнув любовнику, чтобы шёл за ним.

     Самому себе Артемис признался, что ужасно волновался, пока они шли по замку вслед за Гилбертом. Второй мужчина на ходу передавал сводки, рассказывая о ситуации и потерях, а вот юноше выпал шанс погреть ушки и одновременно понять одну прелюбопытную вещь. Гилберт, похоже, был далеко не последним в их иерархии, ведь к нему обращались с невероятным уважением. И, видимо, его боялись, опасаясь подхалимничать в открытую. «Боже, да кто же ты?» — едва не с ужасом подумал Акио, глядя на прямую спину своего мужчины. Не то чтобы он полагал, будто у него есть на чернокнижника какие-то права, но раз уж он что-то предъявляет на Артемиса, то почему бы не ответить тем же?

     Путь от кабинета был незабываемо долгим, утомительным, и даже стало любопытно: неужели же они так прогуливаются по каждому поводу и нет ли способа как-то сократить путь? Меж тем, полностью погрузиться в мысли Артемису мешал низкий гулкий голос мужчины со шрамом.

     — Два часа назад, Господин, — гудел он на весь коридор, почти что маршируя вслед за Найтгестом, — твари будто с ума посходили, начали кидаться друг на друга, на дрессировщиков. Мантикоры задрали нескольких своих детёнышей. Номера 798 и 799, Господин. Остальных нам удалось обезопасить, но через пятнадцать минут и они стали драться. Их удалось разбросать по отдельным пещерам, но вы сами понимаете: на всех их просто не хватило.

     — А драконы? — перебил его Гилберт, торопливо спускаясь по очередной лестнице. Перед ними показались массивные распахнутые двери, ведущие на улицу. Артемиса так и подмывало сделать вид, что он отстал, вырваться туда, но обнаружил стальную хватку на собственном плече быстрей, чем мысль о побеге оформилась окончательно. — Нам сюда.

     Ему оставалось лишь вздохнуть и нырнуть вслед за чернокнижниками в неприметную дверку, за которой начинался узкий коридор. В нём едва ли могли разминуться два человека. Под самым потолком, ярдах в пяти от пола, парили светящиеся шары, разгоняющие сырой мрак. Несколько тёмных лестниц попадались по бокам, уводя вниз, в совсем уж непроглядную тьму, а оттого юноша инстинктивно старался держаться поближе к Найтгесту. В этой мгле виделись смутные тени, наделённые пылающими глазами; где-то звучно капала вода. И время от времени казалось, что слышен гулкий стук, столь редкий, что эхо шагов перебивало его звук, но оставалось неизгладимое ощущение. Будто невидимая волна проходилась в воздухе, заставляя мелко содрогнуться не только стены, но и внутренние органы. Он словно шёл над логовом огромного спящего зверя, вслушивался и ощущал его спокойное дыхание, полное необъяснимого умиротворения, которое не дано постичь смертным. Это ощущение настолько заворожило Охотника, что он не сразу осознал: они покинули замок. Лёгкий холод прошёлся по щекам нежным прикосновением, Акио вздрогнул и запрокинул голову.

     Чёрные пики скал терялись в вышине, в белизне облаков и снежных шапок, но агрессивно тянулись к тёмно-сапфировым небесам, силясь царапнуть их. В их вершинах смутно виделись огромные крылатые тени, пускающие алые всполохи искр. Ни звука не доносилось из холодных высот, но Артемис напряжённо прислушивался, надеясь уловить хоть робкий отголосок. Естественно, ничего у него не получилось, но расстройство быстро отошло на второй план. Сам он был одет совершенно точно не по погоде: лёгкая рубашка, замшевые брюки, стискивающие ноги и бёдра так, что и сесть без муки — невозможно, да тканевые сапоги, в которых только по апартаментам ходить, и то, только перед Повелителем, который любил любоваться юношей. У чернокнижников же были плотные тяжёлые и тёплые плащи, на которые он теперь поглядывал с завистью. От холода щека разболелась совсем отвратительно, перед глазами заплясали мерзкие пятна. Заметив промедление фаворита, Гилберт замер, затем приблизился и накинул подол своего свободного плаща ему на плечи, и юноша поспешил прильнуть к его телу, прячась от резких порывов ветра, спускающегося с гор к замку. Они приближались к подножию скал не слишком быстро, но всё-таки процесс двигался, но у Акио всё равно отмёрзли ноги. Не было даже желания пялиться по сторонам и жадно вдыхать упоительно чистый воздух.

     Возможно, именно поэтому он так и не смог уловить момент, когда земля стала уходить медленно вниз. Дневной свет мерк постепенно, почти неощутимо, сменяясь пляшущим огнём факелов и мерцающим блеском газовых светляков. Артемис вздрогнул, когда один из них вдруг промелькнул перед самым носом, а затем воспарил к потолку. Рассеянно оглядевшись по сторонам, Охотник уткнулся взглядом в высокие ворота, огораживающие широкий проход от пещер, где непосредственно трудились дрессировщики. Гилберт поднял руку с кольцом и осторожно коснулся замка́. Тот коротко взвизгнул, как счастливый щенок, и немедленно отворился, позволяя им пройти внутрь. Первым прошёл гонец, затем — Акио под суровым и пристальным взглядом Гилберта, и только после этого — сам Найтгест. Ворота мгновенно сомкнулись, и замо́к с холодным щелчком встал на место. Это был огромный грот, больше напоминающий целый подземный город. Сталактиты и сталагмиты образовывали естественные стены, отделяя один зал от другого; подземные родники и озёра служили непосредственным источником воды, которая здесь была куда необходимее воздуха. Поить зверей, иметь под рукой способ потушить огонь, если магия не справляется, создание настоек — всё это было неотъемлемой частью жизни дрессировщиков. Уже тогда Акио пропитался к ним глубоким уважением и испытал нездоровый интерес к их подопечным. Но сейчас слаженный механизм напоминал дурдом на выезде: чернокнижники носились туда-сюда, выкрикивали ругательства и команды, зачастую объединяя их виртуозно и вполне органично. Тут и там вспыхивали искры энергии, щиты пылали, отгораживая часть, где перебирались и готовились бумаги и отчёты от той, где шло непосредственное общение с тварями. Хаос царил даже излишний, превращая опасных магов в перепуганных кур, к которым внезапно забрела куница. Но, завидев Господина, они немедленно угомонились и прекратили имитацию бурной деятельности.

     — Ну? — прохладно сквозь зубы поинтересовался вампир, натягивая на руки перчатки и сверху на них кольца.

     — Всё очень плохо, — выпалил, видимо, глава балагана, встрёпанный мужичок с мышиного цвета волосами. Тощий, несуразный, он походил на общипанного петуха в этом курятнике. — Драконы тоже сорвались. А ведь мы считали их разумными!

     — Они все такие, — со вздохом отозвался Найтгест, а затем двинулся сквозь подчинённых к барьерам.

     Впервые Артемису довелось увидеть Господина чернокнижников в деле, и он не был уверен в том, понравилось ему это зрелище или нет. Тени заметались вокруг, а затем вдруг хлынули к своему хозяину, оставляя целую пещеру голой и пустой, точно рисунок неумелого художника. Остались лишь тени тех, кто наблюдал за плавным движением рук Найтгеста, но и они трепетали, готовые сорваться прочь при первом повелительном мановении пальцев мужчины. Акио чувствовал себя так, словно его вот-вот разденут догола на жутком холоде, а потому стиснул зубы, крепко зажмурился, призывая к собственным силам. Среди прочих он не источал мрак, а наоборот, отталкивал его, как мусор, как пыль. Сразу стало легче, и юноша улыбнулся, с восстановившимся спокойствием поглядел на происходящее. В защитном куполе неохотно появилась прореха, и Найтгест немедленно скользнул внутрь, тут же оставшись наедине с взбешёнными тварями. Первые несколько мгновений ничего не происходило и казалось, будто чернокнижник просто стоит. Они явились из нескольких проходов пещер разом, напоминая не то львов, не то ещё что-то. Могучие кошачьи туловища были покрыты рыжей жёсткой даже на взгляд шерстью, гривы отчасти скрывали львиные морды с пастями, полными острых ядовитых клыков, идущих в несколько рядов. Кожистые крылья взрослой особи в размахе были не меньше трёх метров. Угрожающе раскрытые, они меж тем выполняли ещё одну функцию — скрывали самый опасный атрибут этих восхитительных тварей. Скорпионий чёрный хвост опасно покачивался над спиной у каждой из дюжины мантикор, готовый разить врага. Теперь они не пытались драться между собой, нацелившись на глупую жертву, решившую заглянуть к ним на чай. Лицо Гилберта оставалось непроницаемым, жестоким, холодным, лишённым всяких эмоций. В отличие от его обыкновенного хладнокровия, было в этой неподвижности ещё что-то. Ярость. Острая, как клинок, ледяная и жгучая. Смотреть на него было страшно, но Охотник не отводил взгляда. Неужели один чернокнижник способен справиться со стаей взбесившихся мантикор? А если в этих пещерах кроются ещё твари? В груди Акио затеплилась робкая надежда: если Найтгест умрёт, будет ли у него шанс на свободу? Шрам вспыхнул от боли, и юноша невольно прикрыл его ладонью, сложившись пополам, а затем медленно сев на пол. «Даже не надейся, милый», — зазвучал в его голове голос чернокнижника, столь сладкий и манящий, что в паху заныло от желания услышать его поближе, над самым ухом.

     — Пошёл ты, — одними губами отозвался Артемис, упрямо вскидывая голову.

     Повязки пропитались кровью, стекающей по подбородку и щедро капающей на холодные камни, но это мало волновало юношу. Он чувствовал, что сейчас увидит то, ради чего так стремился сюда. Увидит, на что способны его вроде бы как соотечественники, на что был бы способен он сам, не сбеги его мать в другой мир.

     Мантикоры, стремительные и смертоносные, рванулись вперёд, способные одним ударом лапы переломить хребет человеку. Вот только Найтгест не был человеком даже на восьмую часть своей крови. Руки его резко взметнулись ладонями вверх, будто он что-то поднимал с пола, и вокруг мужчины вспыхнуло чёрное алчное пламя. Под его ногами зазияла самая настоящая бездна, но он и не думал в неё падать. В ушах зазвенело, хотелось немедленно закрыть их ладонями, чтобы не слышать душераздирающих воплей, исходящих из этого омута. Твари замерли, кто где был, припали к земле, прижав к голове уши. Они не понимали, что делать, растерялись и, кажется, переглядывались, решая, как поступить, что делать с этой мощной ментальной атакой. Многие чернокнижники отворачивались, кто-то осел на каменный пол, кто-то закричал, некоторые сохраняли спокойствие. Боль истязала разум Акио, но он не отводил взгляда, хоть глаза и слезились. Юноша видел, что каждый язык антрацитового пламени живой, обладает собственной волей, но почему-то подчиняется Найтгесту, танцует так, как будет угодно ему. Мантикоры отошли от первого изумления, зарычали в единой тональности, вскинув мохнатые головы, а затем кинулись вперёд. Плавные, будто танцующие движения чернокнижника гипнотизировали, заставляли смотреть только на него. Вот, уклонился от одной, небрежно шаркнув железным носком ботинка по полу. Вновь отклонился и сделал прочерк сапогом, и снова, и снова. Подол его плаща метался, кольцо своим сиянием оставляло блеклый след в самом воздухе. Нестерпимо, невыносимо было смотреть на этот танец и не пожелать стать в нём партнёром, довершать каждое движение и считывать его. А затем пещеры содрогнулись столь сильно, что эта дрожь отдалась во всём теле, и те, кто ещё не распластался по полу, незамедлительно это сделали, попадав с ног. Словно само Сердце мира забилось в конвульсиях, и земля собралась расколоться надвое. Когда сводящий с ума шум утих, а конечности перестали трястись, Артемис медленно поднял голову, тяжело и шумно дыша да то и дело сглатывая собственную кровь. Пыль оседала медленно и неохотно, так и норовя забить глотку, попасть в глаза, и ещё некоторое время слышались тут и там кашель, проклятия и вопросы: «Что за чертовщина?» Посреди пещеры вздыбились высокие гладкие стены, отражающие всё до отвращения ярко. Грани зеркал появились будто из ниоткуда, выросли лабиринтом, и из него не доносилось ни звука, звенящая тишина повисла густой вязкой слизью. Постепенно чернокнижники поднимались, вслед за ними и Акио, чувствовавший странную тревогу. Она мгновенно улетучилась, когда из лабиринта явился Найтгест.

     Белоснежная рубашка пропиталась кровью, с плаща капало, но он держался, на удивление, ровно.

     — Пошлите за Лоренцо Минором, — отдал он приказ, а затем двинулся прямой наводкой к Артемису, не сводя с него жёсткого ледяного взгляда. — Цел?

     Помедлив, Охотник кивнул, затем неуверенно коснулся собственной щеки. Боль преследовала его всегда, равно как и кровь, но теперь её было слишком много. Неуютно поёжившись, Артемис обхватил себя за плечи и огляделся по сторонам, лишь бы не смотреть на чернокнижника. Но его взгляд он чувствовал всем своим существом и без малого тревожился.

     — Испугался? — расплылся в хищной улыбке вампир, приближаясь почти вплотную, огладив шёпотом ухо фаворита. — Меня или за меня?

     — Я бы обрадовался, если бы тебя разодрали на клочки, — ощерился Акио, попытавшись отпрянуть, но обнаружил крепкую хватку на талии и заколебался. — Слишком много сил разом, вот и всё.

     — Это? Мелочи, — небрежно отозвался Найтгест, прослеживая губами судорожно бьющуюся жилку на шее альбиноса. Так и хотелось вцепиться в неё, истязать, но не здесь, когда многие могут стать свидетелями умопомрачительной близости. Он ограничился лишь тем, что собрал капли подсохшей крови с любимой кожи, не давая вырваться.

     — И тем не менее ты попросил вызвать ещё кого-то, — поддел его юноша, упираясь ладонями в окровавленную грудь и изумляясь её ледяному холоду. Ощущение оказалось отвратительным, захотелось немедленно отмыть руки горячей водой.

     Губы вампира дрогнули, он замер и поднял предупреждающий взгляд на любовника. И тот победоносно ухмыльнулся, сощурившись, затем воспользовавшись заминкой, чтобы вывернуться из цепких объятий. Найтгест проводил это с молчаливым неодобрением и крайне философским отношением: этому дикому зверьку некуда бежать, негде искать спасения от чернокнижника. Только если у него самого. Раздался щелчок кнута, столь звонкий и громкий, что все разом поморщились, повернув головы на звук. Сквозь ворота прошёл высокий мужчина в меховом манто на голое тело. Кожаные штаны, будто сделанные из множества разномастных лоскутов, держались только на честном слове. Высокие сапоги угрожающе стучали по камню. Привлекло Артемиса вовсе не это. Столько металла в ушах он не видел ни у одного подростка в мире, где вырос. И задался логичным вопросом: как это всё держится и почему ещё не отвалилось? Длинные серьги и кольца мелодично перезванивались между собой при каждом шаге, но звук этот не был надоедливым, скорее даже приятным и будоражащим. Длинный кнут в руке мужчины слушался каждой его мысли и не нуждался в том, чтобы его направляла рука. Хлестнув и заставив обратить на себя внимание, он свернулся кольцом столь быстро, что никто и не уловил этого движения.

     — Что за беда такая, раз меня вырывают из постели в самый неподходящий момент? Я получил свободный день для того ли, чтобы нестись сюда тридцатью порталами из земель дроу? — вальяжно поинтересовался мужчина, тряхнув длинными каштановыми волосами и окидывая всех цепким взглядом. От него не укрылся даже Артемис, тихо стоявший за плечом Найтгеста. — Ба, какие люди! Сам Господин чернокнижников здесь. С чем же вы не смогли управиться, господин Найтгест?

     Он фиглярствовал и ухмылялся, склонившись в низком поклоне, раскинув руки в стороны и выставив вперёд ногу, почти присев на пятку другой. Гилберт лишь приподнял бровь на это выступление, и Лоренцо немедленно выпрямился, затем подошёл и от души пожал протянутую бледную кисть.

     — Ты явился в необходимый момент, — прохладно кивнул Гилберт, указав на лабиринт. — Ваши питомцы взбесились. Не хочу даже думать о драконах.

     — Два момента, Гил, не беспокойся, — махнул рукой, унизанной перстнями, Минор. Но потом нахмурился. — Мантикоры?

      — Живы твои любимицы. — Вампир скривил губы и расправил рубашку вместе с плащом, продемонстрировав насквозь пробитое плечо. Мышцы судорожно сокращались и расслаблялись, но кровь уже не текла, взятая под контроль мёртвой частью Найтгеста. — Достала одна таки.

     — Наверное, Лэйти, — с гордой улыбкой вздохнул дрессировщик. — Такая, с пышной гривой, в ней ещё красные шерстинки, да?

     — Мне было не до того, чтобы пялиться на её холку, — ледяным тоном намекнул мужчина.

     — Хорошо-хорошо, пойду туда, — Минор лениво похрустел спиной, шеей, зачем-то пальцами ног и кистями рук. — Дашь мне маяк?

     — Я пойду, — внезапно встрял Артемис, стремительно обойдя чернокнижника до того, как он успеет его схватить или остановить. — Я смогу провести по лабиринту к ним.

     Он шагал быстро и уверенно, не оглядываясь и чувствуя на себе сотни недоумённых и насмешливых взглядов. Но теперь ему было так глубоко плевать. Юноша желал поглядеть на тварей вблизи и на то, как с ними будет справляться взбалмошный дрессировщик, показавшийся ему удивительно симпатичным. Замер Артемис только у входа в лабиринт, коснувшись его грани и оперевшись на неё.

     — Это ещё что такое? — вполголоса поинтересовался Лоренцо у чернокнижника.

     — Мой… хм, Акио. Артемис младший, — скупо представил своего фаворита Найтгест, сверля взглядом напряжённую спину. — Будь внимателен. Если с ним что-то случится…

     Лоренцо расхохотался, а затем двинулся к лабиринту, расслабленно и неторопливо, постукивая себя рукоятью кнута по бедру.

     — Ну что, лисёнок, готов посмотреть на страшных больших кошек? — панибратски закинул руку на плечо Акио дрессировщик. И на мгновение заледенел от ответного взгляда.

     — Ещё один такой жест, и я сломаю тебе челюсть, — спокойно предупредил Артемис, скидывая его руку с собственного плеча, и сделал первый шаг в лабиринт, — в трёх местах.

     Лоренцо помедлил. Так смотрят те, кто убивал не единожды и даже не дважды. Те, кто глотнул крови, и знают, какова цена жизни. Дрессировщик пригляделся к его ауре. Мальчишке было от силы двадцать шесть лет. Да он был совсем ещё ребёнком по их меркам, даже не добравшимся до первого совершеннолетия! Но аура его пестрила горечью потерь, с которыми знаком не каждый обитатель их мира. Он был намного старше, чем казался на первый взгляд. Акио шёл впереди слишком уверенно, огибая все повороты и тупики, и вскоре Лоренцо понял, что тот идёт с закрытыми глазами, даже не натыкаясь на зеркальные стены. А у самого чернокнижника слегка рябило в глазах от тысячи и тысячи отражений, которые окружали их, и пришлось приложить немало сил, чтобы среди них не затерять настоящую фигуру Охотника. Затем тот вдруг замер и медленно поднял руку, указывая в проход справа от себя:

     — Они там. Две особи.

     Дрессировщик с пониманием кивнул и медленно, на ощупь, двинулся вдоль стеклянной стены, с недоумением глянув на юношу. Тот выглядел совершенно невозмутимым, даже не думал открывать глаза, только бровью повёл, почувствовав на себе взгляд. А затем развернулся и первым двинулся в проход:

     — Как ты собрался их утихомирить?

     — Они послушаются меня, — без тени самодовольства и хвастовста произнёс мужчина, и у Артемиса не было ни единого основания не верить ему.

     Отчего-то этот мужчина вызывал у него спокойное доверие в отличие от тех, что он уже успел повстречать. Даже Гилберта он воспринимал как сильного противника и никак иначе. Две самки — а Охотник был уверен, что это именно самки, а не самцы — вывалились в один с ними коридор ещё более злыми, чем были. Ловушка Найтгеста их сильно потрепала: одна самка хромала на переднюю лапу, у другой в окровавленной морде застряли осколки.

     — Мрэл, Риот, что это за безобразие? — внезапно возмущённым голосом вопросил Лоренцо, строго глядя на тварей. Те перестали рычать, навострили уши. — Да-да, я вас спрашиваю! Какого чёрта вы творите? Стоило мне отойти на день, и вы тут же отбились от рук? Мы же договаривались, что вы будете себя хорошо вести.

     — А кто из них кто? — вставил вопрос Артемис, внимательно приглядываясь к мантикорам, склонил голову на бок, повторяя жест одной из них. Она заинтересованно заворчала, махнула хвостом. Юноша тряхнул головой, не сводя с неё взгляда. Лоренцо наблюдал за этим, широко распахнув глаза.

     — Эта, — он указал на прихрамывавшую, — Риот. А та, с располосованной мордой — Мрэл. Я удушу Гилберта, он же сказал, что с ними всё в порядке!

     — Вы близко знакомы?

     Акио медленно двинулся вперёд. Выбранная им тварь предупреждающе зарычала, а он оскалился в ответ в дикой улыбке, чуть склонился, будто собирался бежать с низкого старта. Потом вдруг рванулся вперёд и обхватил морду огромной кошки ладонями, чтобы затем ни с того ни с сего поцеловать в нос и обнять за шею. Тварь взрыкнула, вытаращилась на неразумного противника и подняла лапу. Лоренцо одновременно с тем вскинул руку с кнутом, но расслабился, увидев, как мантикора уложила лапу на плечо юноше, а затем, повалив на камни, стала вылизывать его лицо, напрочь срывая повязки. Мрэл поглядела на это с любопытством, потрусила к ним, заходя с другой стороны, чтобы затем присоединиться к акту умывания. «Он сумасшедший», — с ухмылкой подумал дрессировщик, глядя на то, как искренне веселится Акио, отмахиваясь от огромных шершавых языков. На его памяти к подобному методу прибегал только он сам и то не всегда, искренне опасаясь за собственную шкуру. Миноры, конечно, славились своей выносливостью и регенерацией, однако даже они не в силах были справиться с теми ранениями, которые вполне могли нанести мантикоры. Вот только он проводил с этими существами почти всё своё свободное время, знал повадки каждой, в то время как юноша, похоже, впервые их увидел. Наконец, тот смог сесть, привалился спиной к мощной груди Риот и поднял смешливый взгляд на дрессировщика. Лицо его было изуродовано странным чёрным шрамом, и Лоренцо невольно вздрогнул, разглядев, как под кровавой пеленой лениво ворочается живая тень. Сомневаться в том, кому она принадлежит, не приходилось.

     — Почему ты так сделал? — поинтересовался чернокнижник, протягивая Артемису руку и помогая ему встать.

     — Их что-то сильно напугало, — просто объяснил Акио, отряхиваясь и по привычке касаясь щеки. Мантикоры слизали кровь и коросту, но теперь шрам нестерпимо щипал, и он не знал, хорошо это или плохо. — Когда кто-то напуган или растерян, вполне стоит его обнять. Мне этого, по крайней мере, сильно не хватало временами. — Он пожал плечами и уже смелее зарылся пальцами в гривы. Твари тёрлись рядом с ним, как огромные ласковые кошки, а не предназначенные для войны средства. — Мне просто… что-то так подсказало. Я знал, что стоит делать. Когда я в прошлый раз столкнулся с таким львёнком, то едва унёс ноги, хотя, наверное, стоило приручить.

     Лоренцо поглядел на него с сомнением, выразительно приподняв бровь и всем своим видом намекая на то, что подозревает собеседника в наглом вранье. Артемис улыбнулся и развёл руками в стороны, чтобы затем двинуться дальше по коридору. Минору этот юноша казался всё более интересным и даже привлекательным, но надо быть идиотом, чтобы пытаться отбить любовника у самого Найтгеста. Никакая дружба не спасёт от его ревности.

     — Мы с Гилом учились вместе, — ответил наконец на вопрос чернокнижник, к собственному удивлению, стараясь держаться поближе к юноше. Его аура рассеивала всё то, что нагонял зеркальный лабиринт. И если до того он чувствовал смятение, собственную беззащитность и ничтожность, то теперь вновь был в полном порядке. Странный этот Акио. — Хорошее было время, весёлое.

     — И что весёлого может быть в этом зануде-деспоте? — ворчливо поинтересовался Артемис, вновь держа глаза закрытыми: так было легче ориентироваться в пространстве, которое напрочь подрывало одно из основных чувств. На зрение Акио всегда полагался с особой осторожностью, а потому отрёкся от него в эти мгновения без сожаления.

     — Тогда он был просто весёлым парнишкой, который сидел со мной за одной партой и так же не любил некоторые занятия, как и мы все. Никто же из нас не знал, что именно он тот самый Найтгест, который через пару сотен лет займёт пост Господина чернокнижников. Пф-ф, да в Академии на тот момент училось ещё не меньше пяти Найтгестов, и это только тут, под боком Чёрного замка. Кто же знал, что им станет это кудрявое безобразие?

     Артемис слегка кашлянул в кулак, скрывая улыбку. Этот конкретный чернокнижник совсем не испытывал священного трепета. Вот только он сам чувствовал себя совсем неуютно. Что же, где-то в глубине души он понимал, что примерно так всё и обстоит. Теперь и повелительные замашки, и силы, и действия — всё это складывалось в ясную картину. Акио понял, почему не смог ему противостоять, хотя в первое время и утешал себя тем, что просто не был готов к встрече. «Зато теперь я знаю. И буду готов, когда понадобится», — про себя ухмыльнулся юноша, наблюдая за тем, как Лоренцо укрощает остальных мантикор. Пара ласковых слов, сказанных мягким тоном, пара угрожающих рыков — и верные «питомицы» уже вились вокруг, заискивающе заглядывая в глаза.

     — А почему здесь нет самцов? — полюбопытствовал Охотник, внимательно окидывая взглядом всю стаю.

     — Так их на передовую отправляют, как только подрастут. Сейчас здесь всего пять детёнышей-самцов. Через пару месяцев можем их отправить в атаку. Если хочешь, познакомлю с ними. А самки лучше годятся для защиты — свою территорию они оберегают только так. Думаю, они смогут утихомирить своих мелких. Идём, надо проверить других тварей.

     — Драконы? — с замиранием сердца и надеждой поинтересовался Артемис, чувствуя себя в окружении мантикор, как ни странно, уютно.

     — С ними нужен другой подход, — покачал головой Лоренцо, следуя на выход. — Это же не те драконы, которые могут менять обличье, а те, кто заперт исключительно в этом. Разум у них, конечно, есть, но он несколько… хм, урезанный. Если они поддались панике так же, как и остальные, то придётся туго.

     Той же ночью Акио поглядел и на то, как успокаивают крылатых огнедышащих ящеров; и на то, как загоняют троглодитов в их норы, чтобы не мешались под ногами; и на то, как Лоренцо сражается с вожаком минотавров, чтобы убедить остальных в своей способности защитить от мнимой угрозы. Дрессировщик впечатлил юного Акио настолько, что он пожелал ознакомиться с этим искусством. Драконы — огромные свирепые твари — поддались уговорам и вернулись в свои гнездовья. И, благо, их было всего пятеро, а не больше, иначе бы непременно пришлось говорить несколько дней. Казалось, что, чем их больше рядом, тем умнее они становятся. Общались могучие создания исключительно мысленно, и Артемису позволили послушать их голоса, раскрыв разум. Помимо Лоренцо с ними беседовал и Гилберт, а потому это объединение прошло безболезненно и быстро. Сперва Акио потерялся в водовороте чужих мыслей, а затем внимал с немым восторгом, кажется, готовый слушать вечно. Минотавры, менее разумные, чем мантикоры, забились в глубины пещер, уйдя так далеко, что даже Артемис не сразу почувствовал их. За глаза его уже прозвали ищейкой его величества, но он делал вид, что не замечает того. «Пусть себе смеются, сколько влезет, — безразлично думал он, шагая по каменным коридорам. — А когда я приду за ними, смешно будет уже мне». Лоренцо без умолку болтал с Гилбертом, по большей части засыпая его вопросами, а тот угрюмо молчал, и лишь при виде Акио лицо его светлело. Но на некоторые вопросы он отвечал, а иногда отпускал собственные комментарии по поводу рассказов. Минор был очень способным чернокнижником, да и его семья всегда оставалась лояльной к правящей династии, заслужив своё доверие ещё при Сириусе IV, который приходился нынешнему Господину дедом. Словом, прошло уже несколько тысяч лет с тех пор, как Миноры получили в награду артефакт за верность повелителю. Возможно, всё дело было в том, что они неплохо сажали оборотней на короткий поводок и знали, как управиться с этими дикими и необузданными созданиями. Во времена последней войны между ними и чернокнижниками, по крайней мере, это было весьма полезным умением. Но всё это Артемис узнал лишь из книг, ибо после того, как последний троглодит (особь из уродливых и крайне тупых тварей, способных задавить лишь числом и похожих на осклизкие гибриды рыбы и ящерицы, ползающие на шести кривых лапах, расположенных по бокам от тела) оказался в загоне, Гилберт не позволил любовнику удалиться на экскурсию по вернувшим спокойствие пещерам.

     — Но Лоренцо, — начал было юноша, просяще уставившись на Найтгеста.

     — Мы уходим, — непререкаемым тоном заявил Господин чернокнижников, уложив ладонь на плечо Охотнику.

     — Да ладно тебе, Гил, я за ним пригляжу. Посмотрит на молодых мантикор, и приведу его к тебе.

     — Мы идём в спальню. Немедленно, — отчеканил мужчина, окинув спевшихся охламонов ледяным взглядом. Но всё же смягчился, когда увидел рассерженное лицо Артемиса. — Потом. Но не сегодня. Уже снова близится ночь.

     Артемис недовольно поджал губы, чтобы сдержать судорожный зевок. За всей захватывающей беготнёй он и не заметил, как прошли почти целые сутки, но теперь зверская усталость снова накинулась на него, и он сонно потёр глаза. Поглядев на это, Лоренцо рассмеялся, запрокинув голову, отчего его серьги весело зазвенели в тон смеху. Это был не обидный гогот и даже не ехидство — добрый, обнадёживающий смех. Тогда Охотник ещё не подозревал, что нашёл друга в лице одного из самых кровожадных чернокнижников, но в то же время и не знал, на что способен Лоренцо Минор.

❃ ❃ ❃

      — Ну что? — поинтересовался Гилберт, когда они добрались до его покоев и уже разлеглись в постели. Акио поднял на него сонный, мало что понимающий взгляд. — Доволен?

     — Да, — лицо юноши тронула улыбка, и чернокнижник лишь качнул головой, отказываясь понимать это существо. — Было весело. Я хоть развлёкся.

     — Можешь посещать их, когда захочешь, — повелительно и благодушно кивнул Гилберт, обнимая фаворита за плечи и притискивая к себе.

     В этот раз Акио не сопротивлялся и, как только голова его коснулась плеча чернокнижника, погрузился в спокойный сон. А вот сам вампир так и не сомкнул глаз, раздумывая над тем, как оградить несмышлёныша от такого опасного человека, как его школьный друг Лоренцо.

Хозяин снов моих голодных,

Ты сам когда-то был их частью,

Ты скрылся средь вод холодных,

Не дав понять, что значит счастье.