У воробья спросили:

— Ты кто?

— Орёль.

— А почему такой маленький?

— Пиль, куриль, болель.

     Па́ссиса Найтгест. Равно много и мало я мог бы рассказать об этом странном существе, умевшем находиться в тени и вместе с тем делать кучу таких вещей, какие бы я и наедине с собой делать опасался, не то что на широкой публике. Если бы мне раньше сказали, что я смогу подружиться с чернокнижником, что буду находить весёлые нотки в своём заключении, я бы ужасно разозлился. Но это достигшее апогея недоразумение всегда умудрялось меня развеселить и помочь взглянуть на всё с другой стороны. Порой я жалею, что его жизнь сложилась именно так, а не иначе, но всё равно не могу не смеяться, когда слышу это имя и вспоминаю всё, что с ним связано.

     Что я ещё могу сказать? Пассиса Найтгест. Найтгест Пассиса. Эти слова как только ни звучали: и ругательством, и нарицательным, и даже самым настоящим проклятием. Для меня это имя стало синонимом невезения, недотёпистости, особого громоотвода для всех неприятностей, какие только могли возникнуть у человека. Но помимо прочего для меня оно всегда означало преданность и безотчётное доверие, какое не найти в наше время.

     Итак, Пассиса.

❃ ❃ ❃ 

     Возвращение из земель Первородной волны оказалось не таким триумфальным, как Артемис себе представлял. Более того, оно оказалось совершенно ужасным и выбило почву у него из-под ног надолго. Стоило ему переступить порог кабинета Гилберта и попытаться напустить на свою уставшую физиономию гордый вид, как Господин чернокнижников немедленно накинулся на него с такой руганью, какую Акио не слышал ни в одном из баров. Найтгест сокрушался так, что стекло дрожало и готовилось вылететь прочь. Дело было даже не в том, что его секретарь посмел прийти в спальню и потребовать отречения от фаворита, после чего почти месяц просидел в темнице.

     — Откуда в твоей голове вообще появилась мысль убить главу дома?! — рявкнул чернокнижник, единым движением пригвождая Акио к стене тенями. — Ты хоть понимаешь вообще, что ты сделал?!

     — Ты сам мне сказал, что кто угодно на мой выбор! — попытался защититься юноша, абсолютно ошарашенный таким поворотом событий. Он надеялся, что выведение из строя такой важной фигуры порадует чернокнижника, что это окажется ценным подарком. Но вышло в корне наоборот.

     — Ты хоть знаешь, сколько писем я уже получил? — прошипел Гилберт, хлопнув ладонью по приличной стопке, едва ли не падающей с края стола под собственным весом. — Твоё легкомыслие может стоить нам гигантского куска земель или, что хуже, войны. И слава Тьме, что у тебя хватило ума не нападать после выпадения снега.

     Артемису было обидно до дрожи, до крика, до слёз. Он глядел на Гилберта и чувствовал, как всё то, что он хотел высказать, утопает в пучине горькой обиды и яростной злости.

     — Уходи, пока я не убил тебя, — бросил Гилберт, махнув рукой и позволив теням отпустить Охотника. Он неловко опустился на ноги и помялся в дверях, неуверенный в том, что всё это не дурацкая шутка. — Чтоб глаза мои тебя не видели ближайшие несколько дней, понятно?

     — Иди к дьяволу, — тихо шепнул Акио и поспешил прочь.

     Он не был так зол на любовника уже очень давно, а теперь и вовсе не знал, куда деться. Он не понимал, что же сделал не так, что именно так взбесило Гилберта, где же его ошибка. Ведь следов не осталось, да и свидетелей не было, а, значит, убийство формально считалось чистым, учитывая, что Элир не рассказывал о встрече с Акио никому, кроме покойных капитанов. Да и Люук смог сделать их возвращение как можно более незаметным и быстрым, несмотря на то, какой крюк пришлось сделать, завернув на границу к эльфам. Раздосадованный, уставший, полный злости, непонимания и обиды, он решил переночевать в библиотеке. В конце концов, там всегда имелось несколько свободных диванчиков и кресел, если правильно искать. Невольно печатая шаг и сжимая руки в кулаки, Акио зашёл в хранилище знаний, особо не беспокоясь о том, что кого-то может встретить: ночь опустилась на Чёрный замок, да и выпавший снег позволил многим жителям цитадели расслабиться и отправиться на все четыре стороны. Излюбленным местом Артемиса в библиотеке был дальний юго-западный угол, где складывали испорченные книги или же самое невостребованное в этом мире — художественную литературу. Акио не знал, с чем это связано, однако же поэзию здесь не ценили и считали едва ли не глупейшей тратой бумаги. Соответственно, здесь редко кого можно было увидеть, и в этот раз небольшой зал показался Артемису совершенно пустым. Бросив с рычанием сумку на диван, он плюхнулся рядом и вытянул ноги, уставившись в потолок. Погружённый в собственные мысли, он не сразу различил напряжённое дыхание рядом с собой, а, когда заметил, едва не подскочил и повернул голову. Физиономия была до боли знакомой и сперва страшно напугала его, заставив отпрянуть и вжаться в спинку диванчика. Обладатель тускло сверкающих аметистовых глаз повторил движение, прижимая к груди раскрытую книгу. Беспорядочные чёрные кудри в мягких лучах светляка казались растрёпанными, будто в них часто запускали пальцы.

     — Что ты здесь делаешь? — придушенно просипел Акио, на все сто процентов уверенный, что Гилберт сейчас заседает в собственном кабинете и, несомненно, готовит особо изощрённое наказание для фаворита.

     — Дяденька, только не бейте, — не менее испуганно прошептала тень, и только сейчас Охотник понял, что оказался обманут собственным воспалённым разумом.

     Юноша был похож на Господина чернокнижников, но всё же им не являлся. Несуразно тощий с едва ли не серой кожей, он забился в угол дивана, глядя на Артемиса, как на худшее зло в этом мире: с ужасом и вместе с тем печальной покорностью готовый принять любое решение судьбы. Он был высок, но одежда на нём висела мешком, придавая нескладный вид юнца. Акио окинул его уже более спокойным, но всё ещё удивлённым взглядом:

     — Ты кто такой?

     — Пассиса, — робко произнёс тот, и Охотник не был уверен, ругнулся тот или всё-таки представился. — Пассиса Найтгест.

     — И что? — не понял Акио. Собеседник выглядел так, словно его имя должно было что-то объяснить.

     — Ты… Артемис, это же я, — чуть ли не с ужасом произнесла странная пародия на Господина чернокнижников.

     — Мы знакомы? — с лёгким недоверием поинтересовался Акио, почему-то уверенный, что над ним изволили шутить.

     Юноша присмотрелся повнимательнее, сощурился, потом вздрогнул и широко распахнул глаза, став напоминать большеглазую сову:

     — А ты кто такой?

     — Артемис Акио, — невозмутимо представился тот, понимая, что эта игра начинает ему немного надоедать. — Второй.

     — А-а, — с облегчением протянул Пассиса, расслабляясь и переставая зажиматься. — Мы не встречались раньше, но я о тебе наслышан.

     — В последнее время я слишком часто слышу эти слова, — пробурчал Артемис, затем пригляделся к книге в руках юноши. Это был один из малоизвестных приключенческих романов, который Охотник прочитал не так давно от скуки. В нём шло повествование о жизни на другом полушарии мира, куда главные герои попали во время шторма. Акио не вдохновился, но запомнил. Поймав взгляд, Пассиса густо покраснел и постарался прикрыть название, опустив глаза. — Ого. Не часто здесь такое читают.

     — Я просто… ну, глазам давал отдохнуть, — пробормотал юноша, снова прижав к себе книгу, точно её могли отобрать в любой момент.

     — Да ладно, я сам люблю такие книги, — успокоил его Охотник, растягивая губы в улыбке и лишь внимательнее приглядываясь к случайному знакомому. — Ты брат Гилберта, да?

     Пассиса печально кивнул и уткнулся в пыльные страницы, закрывшись от Акио талмудом, как стеной. Но всё же недостаточно хорошо знал его, раз предпринял такую попытку спрятаться. Артемис заглянул поверх корешка, лукаво ухмыляясь:

     — Как-то ты не рад такому родству. У меня вот тоже есть такие в семье, что хоть стреляйся.

     — Гилберт хороший, — внезапно зло бросил Найтгест, подняв на Акио взгляд, — и ты это знаешь.

     — У меня есть серьёзные сомнения по этому поводу, — фыркнул Охотник, поднимаясь с дивана и отходя к ближайшему стеллажу с книгами.

     Пассиса посмотрел ему вслед весьма выразительно, но ничего не сказал, вернувшись к чтению, которое покамест занимало его куда сильнее, чем хамоватый Акио. Взяв книгу с многообещающим названием «За гранью жизни», он вернулся на прежнее место и стал неторопливо перелистывать страницы, особо не вглядываясь в текст. Яркое любопытство не позволяло сосредоточиться на словах, разожжённое странным мальчишкой по правую руку.

     — Хороший, значит, — задумчиво проговорил Акио, скосив взгляд на младшего Найтгеста. — Заинтриговал.

     — А что тебя не устраивает, а? — в считанные секунды от робкого недоразумения не осталось и следа: чернокнижник воззрился на него с искренним возмущением. — Думаешь, я не знаю своего брата?

     — Думаю, он не ломал тебе кости за малейший проступок.

     — Не ломал, — уклончиво отозвался Пассиса, всё же закрывая книгу и поднимая осторожный взгляд на Охотника. — А ты слишком вызывающе себя ведёшь и постоянно кидаешь ему вызов.

     — Так и будет. Вот ещё, меняться из-за какого-то придурка, — ухмыльнулся тот, гордо тряхнув головой.

     — Вот и ответ, — лаконично и тихо отрезал юноша, уставившись куда-то мимо собеседника, словно сквозь него. — В итоге, два придурка.

     — Что ты сказал? — недобро сощурился Артемис, и Найтгест едва не икнул от испуга, потому как слишком похожим на своего деда тот стал в эти мгновения. Но всё же нашёл в себе силы возразить ему.

     — Я сказал, что таким образом у нас двое придурков. Меняться не хотите, а в конечном счёте страдаете от этого, — осторожно продолжил Пассиса, на всякий случай стараясь отодвинуться подальше от Акио, не зная, что же можно ждать в следующее мгновение.

     — А ты у нас великий психолог значит? — свёл всё к шутке Артемис, приподняв бровь. — Почему ты здесь сидишь один?

     — Я сидел здесь один, — поправил его чернокнижник не без недовольства. — Что тебе от меня надо?

     — Я мало с кем общаюсь. Ты ведь не против моей компании?

     Если бы вечно скорбное лицо Пассисы могло выражать сарказм, Артемис бы его наверняка увидел.

     — Не против, — обречённо выдохнул Найтгест, поняв, что от настырного Охотника всё равно не сможет избавиться.

     — Я тебя раньше не видел за восемь лет, вот ни разу не натыкался, — подметил Акио, расслабленно растекаясь по дивану и закидывая руки за голову. — А ведь ты брат Господина. Должен быть на виду.

     — Должен? — Охотнику почудилась странная ироничная нотка в этом вопросе, но он пропустил её мимо ушей, кивнул. — Нет, спасибо. Я предпочитаю побыть в одиночестве, чем жить, как мой брат.

     — А чем ты занимаешься? — не переставал засыпать вопросами Акио, постепенно выковыривая Пассису из скорлупы со свойственным ему непосредственным любопытством. — Наверняка же что-нибудь делаешь интересное.

     — Читаю, — мрачно буркнул юноша, как бы намекая, что это ему доставляет куда больше удовольствия, чем разговор. — Иногда Гилберт просит меня подменить его, но это случается, хвала Тьме, не часто. Учусь.

     — До сих пор? — брови Акио удивлённо приподнялись, он окинул чернокнижника взглядом, пытаясь угадать, сколько же ему лет. — Ты ведь не сильно младше Гилберта.

     — На пятьдесят лет, — кивнул Пассиса, губы его слегка дрогнули. — Мне нравится в академии.

     — Покажешь? — глаза альбиноса алчно засверкали.

     — Сейчас ночь. Она закрыта, — попытался отмазаться юноша, но Акио уже схватил его за руку и, сдёрнув с дивана, потащил вон из библиотеки. — Увядание и тлен, куда ты идёшь?!

     Акио ухмылялся широко и довольно, придерживая на плече сумку и прислушиваясь к сдавленным чертыханиям идущего чуть позади чернокнижника. Но стоило им начать спускаться по лестнице, как Пассиса вдруг запнулся о собственный плащ, после о ковёр и свою же ногу, чтобы затем кубарем свалиться вместе с Акио вниз, собрав несколько ступеней.

     — Ох, — только и прошептал придавленный Охотником Пассиса, медленно выползая из-под него. — Извини.

     — Да ладно, — Акио потёр ушибленные колени, локти, бока, тряхнул головой. — С кем не бывает?

     Ему пришлось убедиться, что и в прочем Пассиса оказался не слишком ловок, даже скорее удручающе противоположно. Но это вовсе не портило впечатление Охотнику, наоборот, в его глазах младший Найтгест приобретал странное очарование, когда в очередной раз спотыкался и едва ли не летел кувырком, когда умудрялся сшибить декоративные доспехи и тем самым погнуть или вовсе сломать их, затем пробормотав: «Я не специально». Время заспешило, и дни полетели до забавного незаметно, пока Пассиса знакомил Акио с академией Чёрных страниц, с лёгкостью выдавая ему секреты потайных переходов и мест, о которых большинство студентов даже не подозревает. В перерывах между этими своеобразными лекциями Охотник предпочитал тихо отсыпаться в библиотеке, не рискуя являться в апартаменты Гилберта, а то и вовсе забывая, что они вообще существуют. В один из таких дней, как и было оговорено заранее, Артемис явился в академию, а Пассиса благородно пропускал занятия по фехтованию. Он говорил, что не хотел бы ранить других, и Акио полагал, что дело вовсе не в его мастерстве. Внутренний колокол пробил начало лекции, и Найтгест повёл Артемиса в северное крыло академии. Иногда казалось, что она вовсе не уступает в размерах и сложности коридоров Чёрному замку, рядом с которым располагалась. На деле прежде это была тюрьма и экспериментальная лаборатория, но затем наступили куда более благоприятные времена для чернокнижников, и дворец пыток отдали под размещение храма знаний. «Но, как ты понимаешь, для некоторых это остаётся местом тяжелейшего заключения», — мрачно пошутил Пассиса после этого рассказа, когда они стояли в подвале, в самом его сердце, где сохранились остатки камер с тяжёлыми решётками. Юмор у младшего Найтгеста был чёрным и иногда даже злым, но он редко позволял ему показаться на свет, по большей части отмалчиваясь, если такая возможность была. И всё же, иногда его шутки казались Артемису больше состоящими из горькой правды, чем сама истина.

     Слепленная будто из разных материалов множеством людей, академия казалась настоящим кубиком Рубика, но понять, что и как складывается, было ещё сложнее. Выстроенная наподобие огромной шестиконечной звезды, она высоко почиталась чернокнижниками и по праву считалась основой всего. Чтобы добраться до нужной аудитории, внутри с переплетениями коридоров могла потребоваться карта и несколько десятков напоминаний в каждом углу. Любой студент обучался тридцать семь лет, а затем вполне мог продолжить учиться либо там же, либо в элитной академии Диллеана подле Инферно. Но Чёрные страницы всё равно оставались неизменным элементом жизни чернокнижников. Не редко случалось так, что выпускной курс оказывался представлен не более чем пятью людьми: кто погибал, кто отказывался, кто уходил в другую фракцию, кого просто напросто отстраняли.

     Студенческий состав упорно держался на тысяче людей, изредка начиная предательски колебаться от большего к меньшему и обратно. Подготовительного курса здесь не было: дети уже приходили способными и читать, и писать, а некоторые и вовсе были во много раз старше тех, кого по возрасту отправляли на обучение, сохраняя семейную традицию. Те же, кто волею судьбы умел и знал больше, всё равно были вынуждены учиться вместе с остальными. Программу для таких студентов преподаватели вводили отдельно, либо разрабатывая её с нуля, либо используя нечто из прошлого опыта. Первые шесть лет охватывали то, что звалось наукой, но это лишь громкое название. История, краеведение, обязательным так же являлся древний эльфийский язык, на котором много тысячелетий никто не говорил, но на его основании плелись формулы высших заклятий и алхимических снадобий. Затем уже подросшие студенты с грузом миллионов лет в головах брались за так называемое военное дело. Фехтование, верховая езда и основы дрессировки и выживания были мелочью по сравнению с тонкостями стратегии, тактики, логистики и изучением подводных камней других фракций. Ещё детьми будущих чернокнижников гоняли по настоящим полям сражений, пусть даже и в тылу. И тут-то начинали давать более сложные вещи: алхимию и ле́карство, всегда шедшие рука об руку. «Если ты не можешь на колене соорудить полевой госпиталь и элементарно помочь раненым в отсутствие целителя — грош тебе цена», — всегда жёстко говорил один из профессоров, приводя студентов в лазарет, никогда не пустовавший. Он и сам повидал не мало крови, знал, какова цена жизни и сколько усилий надо приложить, чтобы вытащить воина с того света.

     Уже после этого девушки и юноши приступали к изучению тонкой материи магии. Первый год они только узнавали, с чем могут соприкоснуться, а потом уже избирали свой путь. Кто-то углублялся в магию, способную причинить величайший ущерб, иными словами — боевую; некоторые предпочитали сделать упор в познании сути теней, и такие чернокнижники особенно ценились в тылу врага, способные собственной волей свершить многое; прочие же вполне могли столкнуться с проблемой некромантии и демонологии. Такие студенты мгновенно переводились в частные академии при замках некромантов или в глубинах Нижнего мира, где связь с исчадиями ада была куда крепче.

     И, наконец, приходило время для настоящего испытания юных умов. Политика и экономика нависали над ними, как сам рок, обещая долгие бессонные ночи страстной, но, к сожалению и в основном, односторонней любви. Не все воспринимали эти предметы в штыки, а некоторые и вовсе находили в них собственное призвание. Вместе с тем начинался период, когда студенты заседали в библиотеках, чтобы собрать не просто курсовую или диплом, а собственную книгу с глубоким изучением отдельной темы.

     Только после этого выпускники, прошедшие через огонь и воду заключительных экзаменов, могли считаться чернокнижниками со всеми полагающимися привилегиями и обязанностями. Многие на этом не останавливались и продолжали обучение, либо в Чёрных страницах, либо в академии Диллеана, углубляя свои знания и оттачивая способности в той или иной ветви. Так или иначе, все они приносили клятву верности Господину чернокнижников, бывшую вовсе не пустым набором громких слов. Каждый из них связывал себя заклятьем на крови, отрезая все пути к отступлению. Не зря ходило выражение: «Предательство — смерть», которое некоторые рисковали проверить на собственной шкуре и найти подтверждение. А потому, пытаясь убить правителя или переметнуться на другую сторону, несчастный, как правило, умирал на месте.

     И прежде Акио сталкивался с тем, что зовётся детской жестокостью, но надеялся, что не увидит это снова. Пассиса был весьма умён, пусть и выбирал показаться глупцом, недалёким простачком, и то, что он до сих пор торчал в студентах, являлось поводом для всевозможных пересудов, сплетен и даже мелкой мести. Однокурсники юноши вечно находили возможность испортить, как это называется, всю малину. Не то чтобы жизнь младшего Найтгеста можно было бы назвать малиной, однако нападки других никогда её не скрашивали. Их можно было бы назвать и невинными детскими шутками, и самой настоящей травлей, однако же совсем переходить границы студенты опасались. Пассиса никогда не бегал жаловаться на происходящее, а вот у его брата всюду были глаза. И чёрт его знает, как он отреагирует, если произойдёт что-то из ряда вон. Но сейчас коридоры пустовали, а из аудиторий доносился равномерный гул голосов, успокаивающий и вместе с тем вызывающий любопытство. Именно поэтому пронёсшийся впереди смех заставил Акио вздрогнуть. На одном из широких подоконников с ногами сидели двое, уткнувшись в свитки. Они одновременно подняли головы, переглянулись.

     — Глянь, кто идёт, — произнёс один другому.

     — Пиши, Руру́ка.

     — Рисуй, Ро́ккэн.

     Акио приподнял бровь и, не удержавшись, приблизился к парочке, и Пассиса, как на поводке, последовал за ним, не став ничего говорить.

     — Прогуливаете? — поинтересовался Охотник, прислонившись плечом к стене рядом с занятым подоконником.

     — Ага, — отозвался тот, которого назвали Рурукой, поднимая каштановую голову с ярким рыжим отливом и как-то слишком уж внимательно поглядев на Акио, чтобы затем уткнуться в свиток, на котором торопливо застрочил что-то. — А ты? Тоже прогуливаешь, да?

     — Так я не студент, — пожал плечами Артемис, приглядываясь к свитку второго.

     Перепачканные пальцы держали кусочек плотного угля, под которым медленно начинала вырисовываться человеческая фигура. Парнишки выглядели весьма похожими: Роккэн был совсем уж субтильным и невысоким, в то время как Рурука — повыше и покрепче. Хитрые взгляды были бы совершенно идентичными, но Роккэн обладал тёмно-карими глазами, а его, несомненно, брат — светлыми, почти серыми с золотистыми крапинками.

     — Ты-то понятно, — махнул рукой Рурука, ехидно покосившись на молчаливого Найтгеста, замершего рядом с Акио. — А вот он — да.

     — Я Артемис, — Охотник протянул руку для знакомства, — Акио.

     — Это Роккэн, мой брат, я Рурука Миррор, — охотно пожал его ладонь юноша, затем пихнув под бок рисующего брата. — Приятно познакомиться.

     — Пассиса, — попробовал улыбнуться чернокнижник.

     — Будь здоров, — серьёзно кивнул Роккэн, пожимая руку Акио, пока тот не начал сотрясаться в совсем уж неприличном гоготе.

     Младший Найтгест густо покраснел и опустил взгляд, замявшись и не зная, как объясниться. Братья переглянулись, несколько запутавшись от такой странной реакции. Закончив смеяться, Артемис хлопнул Найтгеста по плечу, отчего тот сильно перекосился на одну сторону, едва не присев:

     — Его зовут так. Пассиса Найтгест.

     — Сочувствую? — ухмыльнулся Рурука, спрыгивая с подоконника и останавливаясь напротив Пассисы.

     Артемис не смог подавить очередной взрыв смеха, и тот понёсся по коридору, отражаясь эхом. Сконфуженный Найтгест обменялся с братьями рукопожатием, хотел уже напомнить Акио, что они собирались идти дальше и не планировали это знакомство, когда распахнувшаяся неподалёку с грохотом дверь заставила всю четвёрку вздрогнуть и повернуть головы. Профессор теней Ки́то слыл нервным и тяжёлым на руку человеком, неспособным на милосердие, особенно к студентам, прогуливающим его занятия. Встрёпанный седой мужчина быстро нашёл взглядом источник шума, мигом взвившись:

     — Мирроры! Какого дьявола?!

     — Текаем, парни! — закричал Рурука, хватая сумку и первым срываясь в противоположную от старика сторону.

     Его брат незамедлительно последовал совету, едва не снеся с ног Артемиса. К его удивлению младший Найтгест припустил за ними следом с изрядной резвостью, не оставив Охотнику выбора. Он пусть и не был студентом, но пошёл на поводу у собственных инстинктов и рванулся за горемычной троицей.

     — А это что за фрукт? — на ходу поинтересовался он у весело хохочущих братьев, то и дело оглядываясь назад.

     — Ки́то! — выдохнул Роккэн, перемахивая через перила на этаж ниже. — Ты беги, а не болтай. Он ради прогульщиков и про лекцию забудет.

     Лишь когда они пробежали несколько этажей и оказались в другом крыле, Мирроры остановились, чтобы отдышаться. Акио привалился к стене, держась за бок и пытаясь вернуть сердцебиение в норму. Пассиса, чудом ни разу не упавший и не прервавший процессию, съехал на пол, застонав.

     — Если будешь здесь учиться, — отдуваясь, начал Роккэн, улыбаясь во всю ширь лица, — либо никогда не ходи к Кито, либо будь на каждой лекции, несмотря ни на что: будь то война, потоп, пожар, роды, незапланированная поездка в другой мир.

     — Ни за что не делай, как мы, — поддакнул Рурука, закидывая руку брату на плечо. — Иначе — жди беды.

     — Отбитые, — буркнул Акио, собрался уже было подойти, но осознал, что намертво прилип к стене.

     Тени окутали их разом, а явившийся, как троглодит из норы, Кито победоносно затряс кулаками:

     — Попались, голубчики! Теперь-то вас, наконец, исключат!

     Братья переглянулись и засияли улыбками. Похоже, это была одна из самых лучших новостей за последнее время.

     — Только не это, — простонал Пассиса откуда-то снизу, лицо которого, в противовес Миррорам, выражало искреннюю скорбь и едва ли не ужас. — Профессор, пожалуйста!

     — Никаких исключений, Найтгест! — взревел Кито, брызжа слюной.

     Акио повёл плечом и стёр им с щеки каплю, едва сдержав собственное отвращение.

     — Подождите вы, — пробурчал он, привлекая к себе внимание негодующего старика. Он, похоже, только сейчас увидел Акио и несказанно этому удивился. — Зачем отчислять? Разве они вашу лекцию пропустили? Пусть другие профессора с этим разбираются, а не вы.

     — А вы кто вообще, юноша? Я вас в первый раз вижу, — тут же с полуоборота завёлся Кито, гневно сощурившись. — Только поступили, а уже попали в дурную компанию?

     — Я не студент, — спокойно парировал Акио, не поведя и ухом на эту грубость. — Даже не чернокнижник, если вам угодно.

     — И что вы, в таком случае, здесь забыли? Немедленно к ректору! Нет, к Господину! Это проникновение!

     «Да уж, будет мне проникновение за такое, — мрачно ухмыльнулся про себя Охотник, но ничем не выдал ни собственный страх, ни триумф. — Весьма глубокое». Всю дорогу пожилой ворчун не переставал сокрушаться по поводу того, что студенты совсем стыд потеряли, раз позволяют себе подобное и заводят связи с убийцами и лазутчиками. Роккэн и Рурука были в настоящем восторге от перспективы быть исключёнными самим Господином, судя по их счастливым лицам. Пассиса же смотрел на них и Артемиса с откровенным осуждением, но Охотник делал вид, что не замечает этого. В конце концов, по его мнению ситуация была под контролем, пусть и выглядело всё так, что летит к чертям.

     — Господин, это возмутительно! — с порога начал Кито, даже не постучавшись. Тени втолкнули за ним всех четверых и только тут отпустили. — Я даже не знаю, с чего начать.

     — Возможно, следовало постучаться и назваться, — невозмутимо отбрил его Гилберт, не подняв головы от свитка. — Что сегодня? Внеплановое исключение лишнего десятка студентов за возможное отсутствие на лекции?

     — Диверсия! — проорал Кито, воздев палец к потолку столь убедительно, что и братья, и Артемис посмотрели туда в надежде увидеть злостных нарушителей. — Эти трое связались с лазутчиком! Они в сговоре!

     — И лазутчик, конечно же, бесстыжий Акио, подосланный нам элементалистами, — всё тем же тоном поддакнул Найтгест, продолжая поскрипывать пером и следя за его движениями.

     — Вы не поверите, насколько вы правы, о, Повелитель, — не выдержал и прыснул Артемис.

     Вот тут-то Гилберт и поднял голову, с непониманием окинул взглядом компанию. Отложив перо, брюнет откинулся на спинку кресла и, скрестив руки на груди, ухмыльнулся:

     — Мне уже любопытно. Ваши мысли, Кито?

     — Значит, всё было так, — тут же зажёгся старик, принимаясь торопливо ходить по кабинету из стороны в сторону. Найтгест наблюдал за ним, как сытый хищник за бегающей перед носом дичью, прикидывая, наброситься или нет. — Этот коварный прохиндей проник в академию, чтобы подобраться поближе к вашему брату, полагая, что это отличный рычаг давления на вас. — Легковерный Пассиса уставился на Артемиса во все глаза, едва не начав обвинительную речь, но Акио шкодливо подмигнул ему, и младший Найтгест просиял улыбкой, поняв, к чему всё идёт. — А так же связался с главными нарушителями в святая святых, в академии, с этими проклятыми Миррорами. Каждый знает, что хуже студентов не сыскать! Они с удовольствием развалят всю фракцию просто потому, что им скучно! И они вынашивали зловредные планы по вашему свержению, да, несомненно.

     — Довольно, — единственным словом прервал его обличительный монолог Господин чернокнижников, приподняв руку с кольцом. — Я услышал достаточно.

     — Тогда нужно немедленно исключить их, а этого белобрысого бросить в темницу. Или в саму Пустоту!

     — С этим… альбиносом, — выделив это слово особенно и скосив взгляд на ухмыляющегося Охотника, выдохнул мужчина, затем провёл по лицу ладонью, не то подбирая слова, не то прикидывая, кого первым выбросить из окна кабинета, — позвольте мне выяснить отношения самому. У меня есть для него несколько слов.

     — Ласковых? — бросил шпильку Акио, ехидно приподняв бровь и не беспокоясь о собственной безопасности при студентах, профессоре и Пассисе.

     — О, не сомневайся, мой опасный смутьян, самых ласковых, какие ты только слышал, — с каменной физиономией кивнул чернокнижник, а затем неохотно поднялся из кресла и вышел из-за стола. Стоило ему подойти к Миррорам, как те притихли и перестали перешёптываться между собой. — Как вас зовут?

     — Роккэн.

     — Рурука.

     Гилберт поморщился, как от зубной боли, и на его лице так и читалось: «Ну за что мне это всё?», а потому вампир перевёл взгляд на брата, и тот стыдливо опустил голову, никак уверенный в том, что его прямо сейчас заставят встать в угол. Или что там ещё суровые Повелители делают с собственными провинившимися братьями? Но чародей лишь уложил ладонь на его плечо, а затем кивнул на двери, то ли сказав ему что-то на мысленном уровне, то ли этого было достаточно для Пассисы, чтобы всё объяснить. Юноша резко развернулся, собрался уже было выйти из кабинета, но зацепился ногой за ногу Гилберта, немедленно распластавшись на полу и едва не утащив за собой всех остальных, взмахнув руками. Вампир покосился на распростёртое тело с невозмутимой благосклонностью, кажется, считая, сколько тому понадобится попыток, чтобы подняться и выбраться в коридор. Впрочем, единственным падением и столкновением с косяком двери всё ограничилось, и чернокнижник вздохнул с облегчением, потерев переносицу двумя пальцами.

     — Кито, идите в академию к своим студентам, если они ещё не убежали, — ласковым, едва ли не отеческим тоном проговорил Найтгест, растянув губы в улыбке и посмотрев на профессора весьма убедительно. — Мне нужно потолковать с этими баламутами, с глазу на глаз.

     — Но вы же отчислите их? — едва не проскулил старик, делая шаг к двери.

     — Ещё немного, и я позабочусь о том, чтобы вы больше не читали лекции в «святая святых», — зло рыкнул вампир, и Кито и след простыл. Вдохнув побольше воздуха, он прошёлся туда-сюда по кабинету, затем резко остановился и посмотрел прямо на Артемиса. — Акио!

     — Найтгест? — приподнял бровь юноша, ухмыляясь во всю ширь лица.

     — Какого дьявола? — прошипел мужчина, явно из последних сил сдерживая собственный яростный крик. — Кого ты вообще сюда затащил? Что ты вообще делал?!

     — Ну, я гулял, — начал Охотник, загибая пальцы и бесстыже улыбаясь. Глядя на то, как Гилберт бесится, едва не плюясь ядом, он чувствовал, как становится вдруг так смешно и сладко одновременно, хотелось немедленно поцеловать его и посмотреть на то, как он остывает. — Пассиса водил меня везде и всё рассказывал. Ты же не снизойдёшь до прогулки со мной, разве что до кровати. А с ним хоть поговорить удалось. Знаешь ли, весьма приятно, когда тебя не пытаются заткнуть чем-то нелицеприятным.

     Вампир укусил себя за губу, зажевав вместе с ней все ругательства, что в эти мгновения готовились вырваться наружу. Этот чёртов Акио так выводил его из себя, что никаких сил не оставалось после подобных разговоров с ним. Едва получив первое письмо с гневными обещаниями разнести всю фракцию чернокнижников в пух и прах от нового главы дома Первородной волны, Гилберт приготовился к известию о смерти фаворита. И иногда в голове мелькала мысль: «Уж лучше бы умер, не то убью собственноручно!» Как ему вообще могло прийти в голову нанести такой удар за смерть нескольких дипломатов? Когда он только появился на пороге с синяками под глазами, но такой счастливый, Гилберт едва в самом деле не удавил его. Уже потом, лёжа ночью в постели в одиночестве, он вспомнил его взгляд полный обиды и непонимания, постепенно перерастающими в дикую злость. А теперь он спровоцировал самого безумного из профессоров академии на подобную вспышку. И стоит, улыбается, понимая, что не виноват и наказывать его, по сути, не за что. Его дерзкие слова ранили и вместе с тем напоминали Найтгесту о том, где он сам провинился, и кого на самом деле сейчас надо тыкать в это носом.

     — Гулял, значит, — сквозь зубы процедил вампир, медленно надвигаясь на альбиноса, но тот и не думал пятиться или защищаться.

     — Саботаж, все дела, — гордо ухмыльнулся тот, запрокидывая назад голову и смотря прямо в лицо чернокнижника.

     — Я тебе такой саботаж покажу, что мало не покажется, — почти нежно прошептал мужчина, запуская пальцы в белоснежные волосы на затылке юноши и притягивая его к себе ближе. — Ты мог бы и дойти до комнаты. Сам.

     — Зачем это? — глумливая ухмылочка выводила Гилберта из себя особенно, но он любил и её тоже. — Да я скорее мучиться буду, чем доставлю тебе такое удовольствие.

     Раздавшийся чуть в стороне шелест заставил их отвлечься друг от друга и попытаться найти источник шума. Мирроры расселись на диване, и столик, предназначенный для старых свитков, оказался плотно ими оккупирован. Когда только успели его освободить и сразу же занять — непонятно. Оба склонились над ним: Роккэн, похоже, опять рисовал, а его брат сосредоточенно строчил на свитке.

     — Что за, — удивлённо выдохнул Гилберт, пытаясь прикинуть, когда мальчишки перетащили стол и что они вообще делают.

     — Да вы продолжайте, не отвлекайтесь, — сосредоточенно проговорил Роккэн, окидывая их взглядом, затем склонил голову в одну сторону, в другую, потом вновь уткнулся в свой лист.

     — Угу, — буркнул его брат, чуть высунув кончик языка, а затем тихо забормотал себе под нос: — «…чем доставлю тебе такое удовольствие». Ага. Дальше?

     — Вы что делаете, малявки? — Найтгест даже толком возмутиться на смог, в три широких шага подойдя к ним и забрав у Роккэна лист. Брови его медленно поползли вверх, и он показал эскиз фавориту. — Ты кого подцепил, Акио?

     Охотник близоруко сощурился, тоже подошёл и вгляделся в угольные линии, бывшие наброском произошедшей сцены. Губы его дрогнули в ухмылке:

     — Кстати, у тебя же вроде придворный художник ушёл, да?

     — Артемис, нет, — поняв, к чему тот клонит, качнул головой Найтгест.

     — Артемис, да, — ухмыльнулся тот, поиграв бровями, а затем обернулся к братьям. — Эй, парнишки, подработка интересует?

     — На самого Гилберта Найтгеста? — глаза Роккэна округлились, он переводил взгляд с одного на другого. — Спрашиваешь ещё! Да я такое нарисую!..

     — Именно что! — попытался хоть как-то обратить необратимое вампир. На лице его читался ужас. — Не нужен мне никакой художник!

     — Картинная галерея говорит об обратном. — Акио обвинительно ткнул ему в грудь пальцем. — Да девяносто процентов населения Ифарэ не знает, как выглядит Господин чернокнижников! И многие из них — твои подданные. Да портретов твоего деда всюду натыкано больше, чем он за свою жизнь полезных дел сделал. А ты чего мнёшься, как прыщавая старшеклассница?

     — Рурука, ты это записал? — едва ли не благоговейным шёпотом поинтересовался его брат.

     — Ага, — выдохнул парень, округлив глаза на примолкших любовников. — Надеюсь, меня не заставят это съесть.

     — А ну дай сюда, — прорычал Найтгест, но мальчишка резво спрыгнул с дивана, прижимая свиток к груди, как родное детище. — Ты!

     — Рурука, — напомнил ему Миррор, широко улыбаясь. — Неужели так тяжело запомнить?

     Вампир зарычал и хлопнул себя по лицу ладонью, не зная, куда теперь деваться. Артемис довольно ухмыльнулся и подмигнул Миррорам:

     — Вы не обращайте внимания, он будет рад увидеть ваши работы. Просто делает вид, что он злой и страшный серый волк. Да, милый?

     — О да, любовь моя, — осклабился вампир, ярко продемонстрировав собственные клыки. — С вами двумя я закончу позже. Освободите помещение.

     — Даже одним глазом посмотреть нельзя? — заканючили те, пытаясь сделать жалобные физиономии.

     — Ещё слово — только одним глазом на двоих и будете глядеть, — пообещал Гилберт, и Мирроров как ни бывало. Он медленно обернулся к Артемису. — Какого дьявола?!

     — Что, хочешь сказать, тебе не нужен совместный портрет? — Акио потянулся к нему медленно и сладко, улыбаясь до того одуряюще нежно, что не верилось, будто он — тот самый непокорный юноша, потрепавший нервы Господину чернокнижников.

     Найтгест шумно выдохнул и сгрёб его в объятия, прижав к груди и впившись в губы поцелуем. Если смотреть на ситуацию именно так, если подумать о совместном портрете, то вполне можно и вытерпеть мелких нахалов. В конце концов, одного портрета ведь будет достаточно, не так ли?

❃ ❃ ❃ 

     Если бы Гилберт Найтгест обладал даром предвидения и наверняка знал наперёд, чем для него обернётся знакомство Охотника с Пассисой и братьями Миррорами, он бы трижды подумал перед тем, как отправить его прочь, а затем согласиться на безумную авантюру принятия на службу придворного художника и, в дополнение к нему, летописца. Тем более что дело своё, как оказалось, мальчишки знали неплохо, и попытки выпихнуть их прочь под предлогом того, что они ничего не могут, проваливались с треском раз за разом. Стоило же Гилберту открыть рот на эту тему, как эти «двое из ларца», немедленно демонстрировали ему плоды собственной работы: то новый эскиз готовый стать полноценной картиной с минуты на минуту, то с точностью до запятой записанные события замка. Естественно, ни о какой академии и речи больше не шло. Куда там! Эти двое явились со скорбными лицами к ректору и в голос заявили, что Господин де забрал их к себе на трудную службу, и они теперь глаз не смыкают, несчастные и обеделённые. Эти стенания директор долго слушать не стал и на радостях мгновенно отпустил их, сказав, что работа пойдёт братьям на пользу. Ко всему прочему, они стали делить кабинет с Лихнисом, тем самым отбивая всякое желание заглядывать туда, даже если за весьма важными документами. Но делать это всё же приходилось время от времени, если вдруг вспоминалась мелкая деталь, которую можешь сделать, понятное дело, только сам. Каково же было удивление Найтгеста, когда, зайдя в кабинет своего секретаря, он увидел всю честную компанию в сборе. Артемис гордо восседал за столом Лихниса, закинув ноги на стол с таким видом, как если бы он был владыкой всего и вся. Роккэн и Рурука расселись по своим местам, посмеиваясь над чем-то, понятное дело, занятые до ужаса. Пассиса же явно пытался читать, не прислушиваясь к происходящему.

     — В чём дело? — несколько удивлённо поинтересовался Гилберт, окидывая маленький кабинетик взглядом и пытаясь найти Лихниса, которого, естественно, не нашёл. — Что вы здесь забыли, Пассиса, Артемис?

     — А, я позирую, — пожал плечами Акио, покачивая ступнёй и отправляя в рот какой-то орешек. — Давай, присоединяйся. Как раз говорили о том, что пора бы тебя запечатлеть на холсте. Или на чём там ещё это делают?

     — С тобой всё понятно. Но ты-то куда? — с понятной долей осуждения поинтересовался чернокнижник у Пассисы.

     Тот осторожно выглянул из-за книги, прикусил губу, взгляд его забегал туда-сюда.

     — Я… я…

     — Мы его позвали, — подсказал Роккэн. — Не могли же мы позволить нашему мальчику покрываться пылью в академии.

     — Вашему мальчику? — уточнил Гилберт с нажимом, кинув на придворного художника весьма красноречивый взгляд. — И никакой пыли на нём нет — сам подписался на это. Не то чтобы от большого ума, конечно, но это его личная дилемма.

     — Ну вот, Роккэн, а ты говорил, что я плохой старший брат, — фыркнул Рурука, лизнув кончик пера, затем макнув его в чернильницу и продолжив торопливо строчить. — Смотри и радуйся.

     — Надеюсь, ты теперь не станешь думать, что ты хороший старший брат? Да я лучше барана в семью возьму, — не без достоинства отозвался младший Миррор.

     — А мне даже выбора не дали — сразу барана сунули!

     — Услада для моих ушей, — с наслаждением вздохнул Акио, отсалютовав Гилберту бокалом вина. — Я эти истории не устаю слушать.

     — Надо полагать, ночью ты занимаешь тем же самым? — прохладно отозвался Найтгест, плавно приподняв бровь.

     — А что, вы нас к себе приглашаете? — обе хитрые морды показались над рабочим бардаком. — Мы и вам расскажем, если хотите.

     — Конечно, загляните на досуге. Мне любопытно, кто из нас больше нового узнает, — кивнул вампир, очаровательно улыбнувшись притихшим и слегка покрасневшим братьям, чтобы затем окинуть кабинет задумчивым взглядом.

     — Так что ты искал? — со вздохом поинтересовался Акио, спуская ноги со стола и поднимаясь, несмотря на полный гнева испепеляющий взгляд художника. — Лихнис почему-то решил отойти, видимо, пообедать. Так что я здесь за главного. Ну и Пассиса подсказывает, если что.

     — Из головы вылетело, — проворчал мужчина, помяв переносицу двумя пальцами. Помолчав немного, он снова обвёл кабинет глазами. — Какой-то мелкий отчёт по дипломатии на востоке. Тьма, за какой же месяц?

     — Этот? — Пассиса осторожно протянул брату плотно свёрнутый и мелко исписанный внутри и снаружи свиток.

     Проглядев первые строки, чернокнижник удовлетворённо кивнул, на что его брат просиял улыбкой, подорвался было принести другой, но тяжёлый талмуд незамедлительно вывалился из его рук, упав углом аккурат на ногу Гилберту. Всё бы ничего, но следом полетел и сам неуклюжий вампир, едва не сбив мужчину на пол.

     — Спокойней, Пассиса, — вымученно улыбнулся чернокнижник, помогая тому подняться и вернуться на диван. Пристыженный юноша, красный до корней волос, опустил голову, занавесившись волосами. — Не тоскуй, непоседа. Что ты хотел?

     — Там был ещё один отчёт, который Лихнис хотел тебе передать, — пробубнил Найтгест младший, подбирая книгу и пытаясь найти нужную страницу. — Он почему-то задерживает его уже который день.

     — Большой поток документов, — отмахнулся вампир, пройдя к столу секретаря и окидывая его взглядом. Там царил идеальный порядок, который явно нарушала бутылка вина, трубка и тарелка с солёными орешками. — Где он?

     Пассиса махнул рукой, и бледный дымок, мало напоминающий густые тени Господина чернокнижников, протянул прозрачные щупальца к тонкой стопке документов, перевязанной лентой. Гилберт чуть нахмурился и взял её в руки, мельком проглядел. «Странно. Я ждал эти вести уже несколько недель. Почему они до сих пор здесь?» — пронеслось в голове мужчины, и он, более не сказав ни слова, вышел вон. Четвёрка переглянулась.

     — Может, стоит ему как-то намекнуть? — поинтересовался Рурука, откладывая в сторону перо и почёсывая кончик носа ногтем. — Это же измена. Как думаешь, Пассиса?

     — Формально — нет, — задумчиво отозвался юноша, покусывая губы и перестав листать книгу. — Эти донесения не влияют на положение фракции. И если не через Лихниса, то как-нибудь ещё попадут к Гилберту. Это лишь вопрос времени.

     — Так или иначе, это намеренное удержание информации, — в кои-то веки подал голос Артемис, снова устраиваясь на секретарском месте и перекатывая между пальцами солёное угощение. — Сейчас это маловажные отчёты, а потом он не передаст бумагу о передвижениях врага. Но если Гилберт не считает это важным, то это его проблемы.

     — Это проблемы фракции! — вспылил Пассиса, с осуждением посмотрев на Охотника. Но лицо того оставалось скучающе пренебрежительным. — Как ты можешь так попустительски к этому относиться?

     — Я не чернокнижник, — спокойно напомнил Акио, отпивая из бокала. — Я гость.

     — Ты его фаворит, — глумливо заметил Роккэн, стирая с пальцев уголь. — Тебе не важно, что с ним станет?

     — Если бы меня это беспокоило, Лихнис бы уже кормил червей, — пожал плечами Артемис, уставив взгляд в потолок. — Да и я по себе знаю, что Гилберт не беспомощный мальчик и сможет справиться с такой напастью.

     — А если у Лихниса есть сообщники? — упорствовал Пассиса, уже захлопнув книгу и не пытаясь делать вид, что занят изучением нового. — Это ведь наверняка так. Пытаться свергнуть Повелителя в одиночку — сущее безумие! Он не из тех, кому это по силам.

     — Артемису Первому это было по силам, — задумчиво проговорил Рурука, припоминая любимые лекции истории. — Но ты прав, Ис, секретарь не из той породы.

     Охотник навострил уши и уставился на Миррора с искренним любопытством. Заметив этот взгляд, летописец удивлённо приподнял брови:

     — Ты не знал разве? В книгах и во всеуслышание об этом, конечно, стараются не говорить, но все знают, что Серый принц собственноручно убил Сириуса Найтгеста после того, как Третья война чернокнижников и оборотней кончилась. — Роккэн застонал и накрылся книгой, затыкая уши: если брата заносило, заставить его умолкнуть никто не мог. — Всё свалили на Тореса Пожирателя. А что, хороший ход — он свихнулся после убийства Лорда Фера и того, как господин Акио забрал часть его души. Всё равно не смог бы ничего сказать в свою защиту, да и его ненавидели все, кому только не лень. Более того, Артемис был приближённым Сириуса, говорили, что он станет его мужем. На него никто бы не посмел косо смотреть, особенно тогда, когда он уже подмял под себя страну, — Руруку по-настоящему понесло: он говорил с жаром, активно жестикулируя и почти не моргая, приобретя вид даже безумный. — Но все знают, что это красивая ложь, не больше. Этот Акио всегда проявлял нездоровую жажду власти и, более того, великолепно справлялся с управлением жрецами после смерти собственной матери. Александра не желала допускать его к правлению и отослала сюда, в Чёрный замок, чтобы Сириус выбил из него эту дурь. Куда там! Если бы она знала, чем всё обернётся, наверное, ни за что бы не отпустила от себя сына. Но я всегда считал, что, если бы не он, чернокнижники бы давно загнулись, равно как и жрецы. Лучшего правителя было не найти в те времена. Он воспитал несколько поколений жрецов и чернокнижников, именно благодаря ему Гилберт сейчас имеет такую силу. Правда…

     Он запнулся, кажется, только в это мгновение увидев Артемиса и поняв, про чьего родственника распинается. Доскональное знание истории подсказывало ему и не раз подтверждало на практике: события идут по крупной спирали, повторяя прошлое. И теперь, озвучив всё это, он невольно начал опасаться. Сообразив, почему Миррор затих, Акио весело расхохотался:

     — Не бойся, меня не интересует мировое господство. Расскажи ещё.

     — Нет, — осадил их Пассиса, внезапно став ужасно серьёзным. — Нельзя. Он и так сказал слишком много. Господин запретил распространяться на эту тему при Артемисе.

     — Если только захочу, я это у тебя из головы вырву, — опасно сощурился Охотник, не терпевший препятствий на своём пути к истине.

     — Попробуй, — улыбнулся Найтгест, расслабленно откинувшись на спинку дивана и с вызовом посмотрев на альбиноса.

     Тот гордо ухмыльнулся, полагая, что слабый во всём Пассиса не сможет противостоять ему, сосредоточился и устремился к желанному сознанию. Оно так соблазнительно пылало знаниями, что противиться не хотелось. Акио рванулся к этому маяку, и нестерпимая боль пронзила его голову. Он схватился за виски, застонал, попытался отстраниться, но Пассиса надавил, наступая на него и выглядя всё таким же расслабленным. Юноша с искренним интересом наблюдал за тем, как Охотник сползает на пол, скрючившись. Он стонал и сипел, отплёвываясь от крови, что обильно заструилась из носа. Решив, что урок был достаточным для заносчивого Акио, Пассиса замкнул собственный разум, вернул на место щиты, служившие не столько защитой для него, сколько от него. Братья Мирроры переводили ошарашенные взгляды с одного на другого — даже они почувствовали отголоски мощной псионической волны.

     — Ты нападаешь неожиданно — это твоё единственное преимущество, — пояснил Пассиса, уже вернувшись к книге. Он вновь выглядел тихой, хрупкой статуэткой, случайно оказавшейся в жестоком мире беспощадных сил. — Ты умеешь взвешивать силы и слабости противников, Артемис, но тягаться со мной в ментальном плане тебе рано. Извини. Боль пройдёт через пару часов.

     Акио медленно поднял голову, не в силах поверить, что эта затюканная немочь повергла его на колени, не приложив к этому ни капли усилий. Голова раскалывалась пуще, чем после вторжений Акиры. «А ведь ему я худо-бедно научился сопротивляться», — подумал он, отирая с лица кровь и пытаясь подняться на нестерпимо дрожащие ноги. К горлу подкатил ком тошноты, и он прижал ладонь ко рту, подавляя его.

     — А наш мальчик не так уж и прост, — в полной тишине прошептал Роккэн, глядя на трясущегося и осунувшегося за несколько секунд Артемиса. — Пассиса, напомни мне тебя не злить.

     — А? — юноша вскинул голову, огляделся и виновато заулыбался, покрывшись румянцем. — Пустяки, забудьте.

     — Вот он сейчас сказал, а мы память потеряем, — с наигранным ужасом воскликнул Рурука, складывая руки в защитном жесте. — Пощади, о, великий испепелитель мозгов!

     — Ну вас, — рассмеялся Пассиса, чуть лукаво сощурившись. — Одних моих слов будет маловато. Вот если бы я хотел…

     — Расхоти обратно, — буркнул Роккэн, передёрнув плечами. — Я бы не хотел вас забывать.

     — Тихо вы. Идёт, — прервал их шутки Акио, насторожившись, как охотничий пёс. Он забрал свои пожитки со стола и устроился рядом с Пассисой. — Так вот, иду я за ним по пятам, час пик, ну, это когда много народа на улице и в транспорте.

     Вошедший Лихнис поглядел на него с ненавистью, сжал зубы и прошёл к своему месту, возвращаясь к работе. Он терпеть не мог Акио, и с каждым днём его неприязнь становилась всё сильнее. Едва только услышав, как он рассказывает об очередной расправе над чернокнижником, секретарь едва не вскипел. «Да как ты смеешь!» — так и читалось на его лице.

     — У них же у всех одна походка, я долго за этим наблюдал, — как ни в чём ни бывало продолжал Артемис. — Так что отличить их от обычных людей можно было, даже если они скрывали собственные ауры. Да и запах от них исходил совершенно другой. Собственно, они не пытались прятаться до поры, пока сюда не пришли вести о том, что кто-то охотится на чернокнижников.

     — Да, тебя уже за глаза Охотником назвали, — поддакнул Рурука, конспектируя рассказ для прояснения того, что творилось с несчастными посланниками.

     — Я не против, мне подходит. Можно сказать, угадали моё имя заранее, — кивнул Акио, налив себе ещё вина.

     — То есть? — Пассиса с любопытством покосился на него.

     — Как вам объяснить, — пробормотал юноша, встрепав собственные волосы. — В общем, в одном из пантеонов есть богиня охоты Артемида, но в том языке фактически читается, как Артемис. Словом, кто бы меня так ни назвал, не прогадал, я бы пожал ему руку.

     — Ты ему уже член пожал и хватит с тебя, — неприлично гоготнул Рурука, затем прокашлялся и уткнулся обратно в свиток. — Гилберт неплохо придумывает прозвища.

     — Но нас он почему-то зовёт только мудаками, — деланно печально вздохнул Роккэн. — Разве мы так плохи?

     Со стороны младшего Найтгеста раздался звук, отдалённо напомнивший то ли сдавленный смех, то ли всхлип. Поняв, что его услышали, он окончательно спрятался за книгой, старательно делая вид, что его здесь вовсе нет. В иной ситуации Акио бы попробовал прочесть его мысли, ведь это был способ узнать побольше о Гилберте, но голова раскалывалась на части, а воспоминания были слишком свежи для такого безумия.

     — Что смешного? — ворчливо поинтересовался Рурука, искренне не любивший не понимать шуток и смех без объяснимых причин. Либо он сразу чувствовал себя идиотом, либо, что смеются над ним. — Эй, пацан!

     — Ничего, ничего, — Пассиса сделал как можно более честные глаза. — Сами поймёте когда-нибудь.

     Мирроры и Акио переглянулись, сигнализируя друг другу бровями:

     — Свихнулся?

     — Наверное.

     — Надо докопаться до истины!

     Едва удержав очередной смешок, Найтгест прикинулся, что не слышит их мыслей, а, раз уж он загородил своё лицо книгой, значит, и не видит этой своеобразной азбуки глухонемых. Как Гилберт чувствовал каждую тень в нескольких милях от себя, так и его брат невольно мог услышать чужие мысли, особенно яркие, если только окружающие не скрывали их. Тогда бы ему приходилось обращать внимание, сосредотачиваться, но он редко когда это делал, вдоволь «насладившись» бесконечными потоками чужого сознания в детстве, когда ещё не мог контролировать собственные способности. Со временем он научился не обращать на них внимание, приглушать, защищать себя от этого безмолвного гомона. Да и к тому же, он был не тем человеком, что стал бы подслушивать.

     — Так что там с тем чернокнижником? — напомнил Роккэн, возвращаясь к наброску портрета.

     — Точно! — спохватился Акио, мигом воодушевившись. — И я уже понимаю — надо загонять на мою территорию. К каждому был нужен определённый подход. Так, например…

     — Может, ты уже перестанешь? — взорвался Лихнис, перестав яростно шуршать бумагами и хлопнув по столу ладонью. — Попробовал бы так перед Господином заливаться, живо бы головы лишился.

     — Ты удивишься, мой милый друг, но он не раз слышал эти истории. И, более того, сам попросил меня всё рассказать Руруке, чтобы подобная ситуация более не повторилась, — отмахнулся Акио, уже открыв рот, чтобы продолжить, но секретарь кинулся на него ястребом, в два счёта выскочив из-за стола и, сократив между ними расстояние, схватил юношу за грудки. Охотник медленно приподнял бровь, глядя в искажённое яростью лицо. — Мне повторить это ещё раз?

     Тьма под шрамом Артемиса опасно шевельнулась, развернув щупальца и начав растекаться по сосудам. Но Лихниса подобным было не испугать, по крайней мере, в таком состоянии.

     — Идём к Господину, — с жаром выпалил он, потащив Акио за собой.

     Тот не сопротивлялся, про себя ухмыльнувшись — лишний раз насолить этому мальчугану было для него сродни награде. Они вышли в короткий тёмный коридор и шагнули за дверь, которая вывела их к лестницам, ведущим к кабинету Гилберта. Портрет Сириуса Найтгеста встал на место, и Лихнис, пыхтя, затопал по ступеням, полный стремления предоставить доказательства измены Повелителю. Он решительно постучал и открыл двери. Перед столом Гилберта стоял ещё один чернокнижник: сапоги его и плащ, покрытые пылью, выдавали в нём гонца, только явившегося в замок. Найтгест кинул на вошедших быстрый взгляд и приподнял руку, чтобы дождались своей очереди.

     — Итак? — поторопил доносчика вампир.

     — Собственно, это всё, Господин. Остальные группы продолжают сбор сведений, но наша всё прочесала, благо, страна маленькая. Мы полностью уверены, что нашли их базу, но не можем пробраться внутрь незамеченными.

     — Артемис, подойди, — торопливо бросил Найтгест, поманив к себе фаворита. — Эта задача по тебе.

     — В чём дело? — быстро отреагировал Охотник, стряхивая с себя Лихниса и приближаясь.

     — Изгнанники снова зашевелились, — объяснил мужчина, перебирая документы, взятые недавно из кабинета секретаря. — Я дал миссию своим людям следить за ними и отыскивать очаги бунта. Один из них был найден, и тебе следует быть там.

     — Понял, сделаю, — предельно серьёзно кивнул Охотник, мигом потеряв и дурашливый вид, и излишнюю самоуверенность. — Мне нужно что-нибудь знать?

     — Ты и так всё знаешь лучше нашего, — без капли сарказма и лести отозвался Гилберт, протянув ему несколько документов. — Учти, там может быть твой бывший начальник, так что — ушки на макушке.

     — Есть, — Акио по-военному отсалютовал ему, тут же начиная читать документ. — Хм. Похоже, они сменили дислокацию после тех стычек?

     — Именно. Они не идиоты, так что сейчас тонким слоем повсюду, а не в одном-двух местах.

     — Господин, это нелепо! — взвизгнул Лихнис, и присутствующие повернули к нему головы, только теперь вспомнив о его существовании. — Он передаст им всю информацию и предаст вас!

     — Лихнис, ты начинаешь меня злить, — мрачно предупредил Найтгест, нахмурившись и поджав губы. — Ты сомневаешься в логичности моих слов? Или в том, что Акио способен сделать это лучше иных?

     — Но он работал на них! А теперь рассказывает об этом этим идиотам Миррорам. У них языки без костей, они тут же это разнесут по всему миру, опозорив фракцию.

     — Довольно! — рявкнул Найтгест, указав на дверь. — Я всё сказал, и это не обсуждается. Ещё одно слово, и я отдам тебя Пустоте. Вон из моего кабинета, пока я не вышел из себя окончательно.

     Мальчишка горько поджал губы, кинул полный ненависти взгляд на Артемиса и поплёлся к выходу.

     — Гилберт, это в Германии, — вдруг тихо прошептал Артемис, чем-то страшно поражённый. — Ты… позволяешь мне вернуться в тот мир? Это только для миссии? Или… или ты…

     Найтгест посмотрел на него странно и задумчиво, глаза его наполнились мрачной суровой дымкой. Лихнис замер у дверей, жадно ловя каждый звук, а Охотник с дрожью ожидал решение любовника.

     — Если ты успешно выполнишь задание, — тщательно подбирая слова, медленно заговорил Гилберт, переплетя пальцы и глядя поверх них на юношу, — ты можешь и дальше являться туда. Но если я узнаю, что ты хотя бы одной ногой оказался в Японии или подле своих знакомых, знай — я убью их. А тебя будет ждать жестокое наказание. То же самое случится, если ты будешь пытаться связаться с ними. Ты всё понял?

     — Да, Господин, — одними губами прошептал Артемис, поникнув, а затем поднял голову. — Но как?..

     — Возьми это, — прервал его Найтгест, протянув футляр. — Здесь всё, что тебе нужно. Посоветуйся с Пассисой, он объяснит. Ступай в комнату, он сам подойдёт. Мне нужно с ним потолковать. Все свободны.

     Чернокнижники и Акио выветрились из кабинета, но Лихнис не упустил возможность напоследок в спину Артемису прошептать: «Предатель!»

     — Тебе следует сказать это своему отражению, — достаточно громко произнёс Охотник, не оборачиваясь. — Я всё знаю.

     Только в апартаментах он решился открыть футляр, обнаружив там кольцо с золотистым топазом и свиток с мало знакомым ему заклятьем, при одном взгляде на которое у него начинала пуще прежнего болеть голова. Непонимание росло в геометрической прогрессии, но он начал торопливые сборы, дрожа от предвкушения вновь оказаться в том мире, взглянуть на него, побыть там. Когда сумка оказалась собрана, а он сам оделся, в комнату скользнул Пассиса. На лбу его медленно зрел очередной синяк, а сам он выглядел потерянным и не слишком уверенным в происходящем.

     — Давай свиток, — пробормотал он и требовательно протянул руку. Получив же заклятье, он задумчиво нахмурился. — А теперь постарайся расслабиться, потому что мне нужно научить этому заклинанию твой разум. Обещаю, больно не будет, но ничего комфортного — тоже.

     Акио кивнул и склонился, позволив Пассисе взять себя за голову. Найтгест вдохнул поглубже и закрыл глаза. Сперва Артемис почувствовал, что его сознания касается чужое, и ощущение это было странным, почти неприятным, но юноша был мастером своего дела и вправду не причинил ни толики боли, не влез в память Акио, хотя мог это сделать. То, что он делал, противоречило всем законам об обучении мага фракции, но Акио таковым не являлся, а потому на это Господин велел закрыть глаза. Пассиса за считанные секунды смог внушить сознанию Артемиса знание о перемещении между мирами, столь аккуратно и почти ласково, что ничего не нарушил, вежливо потеснив другую информацию. Наконец, он убрал руки и тяжело вздохнул, потерев собственные виски:

     — Тьма, как же сложно учить латентных магов.

     — Как ты меня назвал? — опешил Охотник, вытаращив на него глаза.

     — Латентный маг, — устало пояснил юноша, тяжело опустившись в кресло. — Это люди, у которых есть способности ко всему, но они закопаны столь глубоко, что не могут проявиться ярко, как у тех, кто обладает даром к одной или двум стихиям. Их обучение — трудоёмкий и долгий процесс, который некоторые предпочитают избегать.

     — Знаешь, звучит так себе, — пробурчал Акио, не став объяснять, что в мире, где он вырос, слово «латентный» обычно фигурировало в другом сочетании.

     Найтгест улыбнулся уголком губ:

     — Латентных магов незаслуженно притесняют и высмеивают. Немногие знают истинную ценность таких людей. Ну, достаточно. Тебе пора, а потому слушай меня внимательно, постарайся ничего не упустить. В том мире сейчас находится несколько наших людей, но я не думаю, что тебе стоит с ними пересекаться, равно как и с представителями других фракций. Если сможешь, как и раньше, скрывать собственную ауру — отлично, нет — ничего не поделаешь. Насколько я знаю, почти в каждой стране ты можешь обменять наше золото на нужную валюту, поэтому Гил просил передать тебе это, — убедившись, что юноша крепко держит кошель с деньгами, Пассиса продолжил, стараясь ничего не упустить, а потому страшно тараторил и говорил тихо, неуверенный в себе: — Мне нужно будет сбегать к казначею и выяснить, где и каким образом проходит обмен и возможен ли он в обратную сторону, так что по прибытии жди от меня сообщение. Что-то ещё было, — юноша напряжённо нахмурился, помассировал виски, затем вскинул голову. — Я буду приглядывать за Лихнисом, мне не нравится то, что он делает. А теперь — иди. И удачи.

     Акио кивнул и надел кольцо на палец, тут же ощутив, как его собственные силы возрастают. Подобные амулеты служили катализаторами для магов, помогали легче сосредотачиваться и использовать заклятья. В голове стояла ясная картина: матрица заклятья с начальной точкой отправления, отрезком пути и конечным пунктом. Повинуясь инстинктам, Охотник стал чертить грани портала, с дрожью ощущая, как поддаётся ему материя пространства, распахиваясь навстречу.

     — Лёгкой охоты, Артемис, — прошептал Пассиса, наблюдая за тем, как юноша открывает двери и растворяется в них тёмной дымкой, постепенно становящейся белоснежной, затем — алой. — Да пребудет с тобой благословение Хозяина леса.

     Медленно поднявшись из кресла, Пассиса поплёлся вон из спальни брата, чтобы затем присоединиться к Миррорам, плотно оккупировавшим кабинет Лихниса. Они жарко обсуждали услышанные истории Артемиса, перебивая друг друга чуть не на каждом слове, говоря в один голос и не переставая поддевать. Улыбнувшись этой странно привычной картине, Найтгест тихо уселся на прежнем месте и закопался в книгу, стараясь не взывать к богам, чтобы те присмотрели за неугомонным Охотником. Случись с ним что, Гилберт разнесёт все миры по кусочкам, а этого юноше хотелось в последнюю очередь.

     Щебет птиц, их полузабытые голоса, воздух, отдалённо пропитанный бензином, шелест машин и неугомонный людской гомон — всё, что Артемис оставил позади за восемь лет, окутало его со всех сторон. Он стоял на окраине площади, едва заметно покачиваясь после тяжёлого перемещения, выпившего все силы. Кольцо на пальце жглось, кожа была опалена пространством между мирами, и безумно хотелось окунуться в ледяную воду, смыть с себя жар и нетерпение. Точно дикий зверь он оглядывался по сторонам, силясь пережить суматоху мира смертных, ударившую по нему нестерпимым вихрем. Немцы неслись мимо него сплошным потоком, не обращая внимание на странно одетого человека. Их говор раздражал слух множеством незнакомых слов, неспособных выместить из его головы голоса чернокнижников, плотно осевшие в его памяти. Блеклые ауры вновь, как в старые добрые времена, бросались в глаза, распаляя любопытство. Охотник вдохнул воздух чужого мира раз, другой, привыкая к нему заново, сделал первый шаг через толпу. Она обтекала его, как вода волнорез, не задевая и не тревожа. Вечернее время гулкой и шумной темнотой окутывало город, зажигались огни в окнах, и неоновые вывески так и пестрили, тихо гудя. Не зная, где находится, он просто шёл, куда глаза глядят, приглядываясь к простым лицам, к их душам. Походка его постепенно приобретала уверенность, тени напитывали силами, отдаваясь в его власть и позволяя найти приют даже так далеко от настоящего дома.

     Очередная охота началась.