Ханджи уже пару недель наблюдала за Леви и все больше хмурилась при взгляде на его лицо. Он вел себя странно и был непохож на себя. Утром его тошнило, и он не мог ничего есть, постоянно терял нить разговора, замирал, глядя прямо перед собой и о чем-то напряженно думая. К обеду же он приходил в крайне возбужденное состояние: нарочито громко смеялся, глупо шутил и каламбурил, подмигивал подчиненным и вел себя, как кадет, впервые отведавший спирта. К ночи он становился тихим, низко опускал голову и вздрагивал от каждого шороха или стука. Он сильно похудел, круги под глазами стали темнее. В углах рта залегли складки. Леви никогда не пылал здоровьем, но сейчас он выглядел даже хуже, чем в день смерти Эрвина. Откровенно говоря, он казался тяжело больным. Последние несколько дней Ханджи заметила, что Леви стал ронять вещи. Казалось, у него просто нет сил удержать что-то в руках.

Она велела ему посетить лазарет при казармах, но он был в своем «дневном» настроении и со смехом отмахнулся от нее. Даже прямой приказ не вызвал у него ничего, кроме смеха. Последние три или четыре дня, однако, он заметно сдал, и нарочитая веселость пропала и сменилась мрачной задумчивостью. Он двигался медленно, будто ему стало тяжело ходить. Она видела, что он старается держать лицо и не показывать своей слабости, но ему становится все труднее это делать.

Днем после тренировки в кабинет к Ханджи зашла Микаса. Рядовые очень редко обращались к командору напрямую, а Микаса и вовсе избегала лишних разговоров. А теперь она стояла перед Ханджи, и по ее виду было понятно, что разговор ожидается серьезный. Ханджи отодвинула в сторону бумаги и потерла переносицу, приподняв очки.

— Что тебе, Микаса?

Микаса помялась немного, поправила красный шарф на шее и негромко сказала:

— Капитан упал на тренировке. Он запретил мне вам говорить, но думаю, вы должны знать.

— Упал?!

Капитан Леви не падает на тренировках. Надо быть Женоподобным титаном, чтобы его уронить.

— Да. — Микаса немного помолчала, Ханджи ждала. — Я была далеко и не разобрала, что случилось, но по-моему, он не справился с УПМ и врезался в дерево. И упал.

Ханджи откинулась на спинку стула и нервно постучала пальцами по столу.

— И где он сейчас?

— Мне кажется, он выбил плечо. Я отвела его в лазарет.

— Давно надо было его туда затащить… — буркнула Ханджи, поднимаясь из-за стола. — Надеюсь, он еще там.

Микаса хмыкнула.

— Похоже, он сейчас и двигается с трудом.

— Да, это верно, но я не думала, что до такого дойдет.

Они вышли на улицу и двинулись через двор в сторону лазарета. Небо затянуло серыми тучами, сыпало белой крошкой.

— Холод собачий, — проворчала Ханджи.

Микаса не ответила. Она уткнулась носом в шарф и спрятала руки в рукава.

— Надо себе тоже шарф добыть, а то вымру тут на морозе скоро; в жизни не было так холодно! Ответь что-нибудь, а то я как со стеной говорю.

— Вы знаете, что с ним происходит? — спросила Микаса.

Ханджи вздохнула.

— Тоже заметила, да?

— Трудно не заметить.

— Не знаю… Может, из-за Эрвина, ты же знаешь, они… Все равно не понимаю! Я его спрашивала, но он или отмахивается, или говорит, что я все равно ему не поверю, хотя после того, что мы нашли в подвале Эрена, мне кажется, я во что угодно поверю, раз уж существует океан, а за океаном живут люди, что угодно может быть…

Она толкнула дверь, и они вошли в теплое помещение лазарета. Очки тут же запотели, и она сдвинула их на лоб. Леви сидел на кровати, рядом с ним крутилась молодая девушка — помощница лекаря.

— Командор! — воскликнула она, увидев Ханджи. — Хоть вы ему скажите!

— Отвали.

Леви слез с кровати и плотнее запахнул куртку.

— В чем дело? — спросила Ханджи.

— Просто ушибся. — Он посмотрел на Микасу. — Я же просил ей не говорить.

— Она выше по званию, — не моргнув глазом, ответила Микаса.

Вмешалась помощница:

— Мы вправили ему плечо, но он не дает себя осмотреть. А мне кажется…

— Я сказал: отвали.

Он двинулся к выходу, Ханджи устремилась за ним, на ходу пообещав потом его все-таки пригнать для полного осмотра и лечения.

— Леви, стой! — Ханджи нагнала его. Микаса также шла за ним. — Если ты мне не объяснишь, какого хрена с тобой происходит, и не позволишь нам тебе помочь, станешь первым после Шадиса, кто покинул разведку живым. Я тебе обещаю, я тебя в три дня сделаю гражданским, будешь где-нибудь за северной стеной чаёк выращивать, а к титанам я тебя на пушечный выстрел не подпущу!

— Вряд ли у меня есть эти три дня, — сказал он так тихо, что Ханджи едва расслышала. Он посмотрел на нее и добавил: — Все нормально со мной. И хватит за мной ходить, мне няньки не нужны.

Он двинулся к казарме, Ханджи и Микаса стояли, глядя ему вслед.

— Слушай, Микаса, присмотри за ним.

— Он же сказал…

— Чихала я на то, что он сказал. Не говори ему ничего, но присматривай — тихонько: ест ли, спит ли, может, сам с собой разговаривает…

— Я не хочу…

— Ты сама сказала, что я выше по званию, а приказы не обсуждаются.